Н. Лесков. Маланья - голова баранья
Собр.соч. в 5 тт. т. 5. М. "Правда" 1981 OCR А.Бахарев
(Сказка)
В одном глухом и отдаленном от городов месте была большая гора,
поросшая дремучим лесом. У подошвы горы текла река, и тут стояло селение,
где жили зажиточные рыболовы и хлебопашцы. От этого селенья шла через лес
дорожка в другую деревню, а на этой дорожке в стороне на полянке стояла
избушка, в которой жила бедная женщина по имени Маланья, а по прозванию
"Голова баранья". Так прозвали ее потому, что считали ее глупою, а глупою ее
почитали за то, что она о других больше, чем о себе, думала. Если, бывало,
кто-нибудь попросит о таком, что нельзя сделать без того чтобы лишить себя
каких-нибудь выгод, то такому человеку говорили:
- Оставь меня в покое; мне это не выгодно - вон там на пригорке живет
Маланья-голова баранья: она не разбирает, чтоб ей выгодно и чтоб невыгодно,-
ее и попроси,- она, небось, сделает.
И человек шел на пригорок и просил у Маланьи, и если она могла ему
сделать, о чем он просил,- то она делала, а если не могла, то приветит, да
приласкает и добрым словом утешит,- скажет:
- Потерпи,- Христос терпел и нам велел.
У Маланьи избушка была крошечная, так что только можно было повернуться
около печечки, а жили здесь с нею сухорукий мальчик Ерашка, да безногая
девочка Живулечка сидела на хромом стуличке.
Оба они были не родня Маланье-голове бараньей, а чужие,- родных их
разбойники в лесу закололи, а их бросили; поселяне их нашли и стали судить -
кому бы их взять? Никому не хотелось брать безрукого да безногую,- никогда
от них никакой пользы не дождешься, а Маланья услыхала и говорит:
- Это вы правду, добрые мужички, говорите: без рук, без ног ничего не
обработаешь, а пить-есть надобно: давайте мне Ерашку с Живулечкой.
Случается, что мне одной есть нечего - тогда нам втроем веселей терпеть
будет.
Мужички захохотали.
- Беззаботная,- говорят,- Маланья,- прямая ты голова баранья,- и отдали
ей и Ерашку, и девочку Живулечку.
А Маланья их привела и оставила у себя жить.
Живут часом с квасом, а порою с водою. Маланья ночь не спит: то богатым
бабам пряжу прядет, то мужикам вязенки из шерсти вяжет, и мучицы, и соль
заработает, и хворосту по лесу наберет - печку затопит и хлеба спечет, и
сама поест, и Ерашку с Живулечкой покормит.
Сошлись перед вечером у колодца домовитые бабы и спрашивают Маланью:
- Как ты, Маланья-голова баранья, с ребятишками прокуратничаешь?
- А все хорошо, слава Богу,- отвечает Маланья.
- Чем же хорошо? ведь они у тебя бессчастные!
- А тем, бабоньки, и хорошо, что они бессчастные,- что на их долю
немного нужно. Если бы они были посчастливее да позадачливей,- мне бы не
послужить ими Господу Богу, а как они плохие да бездомные, что я им ни
доспею - все это для них лучше того, как если бы я их не приняла да об них
не подумала.
Покивали бабы головами и говорят:
- А ты еще вперед-то подумала ли: что с ними будет?
- Нет,- говорит Маланья: - я об этом не думала.
- Да как же так можно? Надо всегда о переду думать!
А Маланья отвечает:
- Что пользы думать о том, чего знать невозможно, даст Бог день - даст
и пищу на день, а ночью нам всем есть покой на печечке.
- И то правда,- сказали бабы,- они - плохие,- может быть, и умрут скоро
на твое счастье! А Маланья руками замотала.
- Что вы! что вы! - говорит,- зачем смерть звать: я ее к себе на порог
не хочу - пусть она за дверьми присохнет.
Домовитые бабы распотешились и рассмеялись:
- Ну, Маланья,- говорят,- голова баранья,- да какая же ты удалая да
смешная: саму смерть у порога засушить хочет.
Пошла Маланья к Ерашке с Живулечкой - понесла им водицы напиться дать и
ее согреть в горшке, да головенки вымыть у припечка, а бабы стоят у
колодца,- вслед ей смотрят и пересмеиваются. А к ним из лесу выходит старый
старичок, на две клюки опирается.
- Бабоньки,- говорит,- кто у вас тут есть на селе жив человек, что
пущает к себе неимущего путника?
А бабы ему отвечают:
- А ты чей человек и как тебя звать по отчеству?
Старик отвечает:
- Странник я света божьего, и имя мне Живая Душа на костыльках;
приустал в пути да уснуть хочу
- Мы не знаем тебя,- отвечали бабы,- и пустить к себе без мужиков не
смеем, а мужики у нас строгие да грозные - придут, заругают нас.
- Что же, вы, видно, своих мужиков больше Бога боитесь. Бог-то, ведь,
велел принять и покормить неимущего.
Бабы отвечают:
- И то правда твоя, странничек: Божье слово помним, а человеческого
боимся.
Живая Душа покачала головой и говорит:
- А ведь это, бабоньки, по худу быть - так бы ведь вовсе не надобно.
Пойду к самим мужикам: у них попрошусь.
Пошел к мужикам, и мужики его не пустили.
- Кто тебя знает,- сказали,- может быть, ты слабым прикинулся и сам
разузнать хочешь, где у нас дорогое добро лежит, да ворам открыть, а может
быть, у тебя на теле прыщи да вереды, а у нас избы чистые и полы стланные -
иди-ка по тропиночке в гору, там есть бедная избушка - в ней живет
Маланья-голова баранья, она всех пущает и тебя пустит.
- Спасибо вам, добрые хозяева,- отвечал старичок Живая Душа и пошел к
Маланье.
А Маланья увидела его из окна и послала безрукого Ерашку, чтобы звать
его ужинать.
Ерашка добежал к старику и кричит:
- Иди-ко-сь, дедко: тетушка Маланья наварила горшок снытки, сольцой
посолила, зовет тебя ужинать.
Старик Живая Душа погладил Ерашку по голове.
- И то,- говорит:- к вам иду. Другие-то не пускают.
И только влез в избу,- тесно стало и сесть не чем, а Маланья говорит:
- Садись, дедушка, со ребятками ешь, а я постою Сел дедко и поужинал, и
заговорил по-учтивому и по-ласковому.
- Спасибо,- говорит,- тебе, что не спросила, откуда я и как меня звать
по имени, а посадила хлеба есть. Я теперь пойду в лес - у тебя тесно - всем
нам лечь негде.
- Что ты! что ты! Живая Душа божия! В лесу медведи и волки ходят -
разве я тебя ночью туда выпущу! Всем место будет. Вот Ерашка на печку, а
Живулечка за печку, а ты тут протянись, где простор опростается, а мне мое
место найдется.
- Ну, будь по-твоему, - сказал старик, а сам думает "Где же это ей-то
самой место будет?"
Лег, покрылся своей ветошью, да и уснул с одного вздоха от усталости, а
после третьих петухов проснулся - и видит Маланья стоит на ногах и прядет
кудель, которая у нее на колочек под потолком приткнута,
Посмотрел на нее старик одним глазком и говорит:
- Да ведь это ты, тетка, должно быть, и не ложилась.
А Маланья отвечает:
- Да мне, Живая Душа, и не хотелося.
Старик покачал головой и говорит:
- Ну-ну-ну! Водил, водил меня Господь долго по свету; думал я, что
позабыл он меня и покинул, а он привел меня в отрадное место и сподобил
узреть любовь чистую. Скажи теперь мне за то в одно слово, что у тебя есть в
желании - и тебе то у Бога и выпрошу.
А Маланья говорит-
- Что мне недостает? я и так всегда радостна, а желаю только, чтобы
смерть моего порога не переступала, а если придет, так чтобы за дверью
присохла.
Старик отвечает:
- Что ж, - так и будет.
Ушел старик, а смерть вот же тут и жалует; наряжена богатой казачкой в
парчовом шугае с золотою пикою, юбка штофная, на боку стальная коса на
золотой цепочке, чеканной на манер мертвых костей человеческих, вся рожа
накрашена, черные зубы во рту белым платочком заслоняет и в избу просится.
- Покажи,- говорит,- мне детушек-голубятушек, я им принесла по медовому
груздочку и по точеному яблочку.
А Маланья как взглянула на нее, так и признала ее, что это смерть,-
вскричала ей:
- Хорошо им со мной и без яблочек, а тебя бы лучше не было, и присохни
ты на одном месте.
Та и присохла и не может оторвать ног от того места, где пристала, а
Маланья ее сухим хворостом заслонила, чтобы не видать ее было.
И славно бы дело сделалось, да пошли от селения ужасные стоны и слезы:
сильный слабого теснит и бьет без милости, и нет на злодея в жестоком сердце
его никакой угрозы, и как были люди жестоки, то стали еще жесточе того, и
приходят к Маланье всякий день столько несчастных, сколько она во всю свою
жизнь не видала, и она уже не может помогать им, и слышит, как они плачут и
смерть кличут: "Смертюшка-матушка, где ты завеялась! зачем мир покинула!
приди, укрой нас от злодеев наших немилостивых - без тебя они зазнались без
памяти!"
Тут Маланья ума хватилась.
- Это я,- говорит,- дура, все лихо наделала, захотела поправлять дела
Божии - чему быть, а чему не быть сотворенному. И завяла смерть, а заслонена
у меня кучкой хвороста.
- Ах, спусти ее, матушка, умилосердися! Ведь вот уже сто лет у нас ни
одних похорон не было, и обессердечили люди жестокие, а мы состарелись,
измаялись. Спусти ее и их убрать от больших грехов, и нас - от страдания.
И пошла Маланья, развалила хворост, а смерть-то так уж не румяною
казачкой глядит, а как паутиночка, и коса у ней вся заржавела.
- Иди, куда тебя Бог послал! - сказала Маланья смерти: и та колыхнулась
и поплыла к селу паутинкою по сжатому полю, и послышался вскоре погребальный
звон, и перекрестились бедняки и встрепенулись богатые мужики.
- Мы, было, думали,- она навсегда кончилась, а вот она, как змея, из
хворосту выскочила. Нельзя век лютовать и властвовать.
А убогие крестились и сами в гробы ложились.
- Устали,- говорят,- наши косточки - насилу дождались земли горсточки.
И обошла смерть все село за лесом и убрала все, что было нужно убрать,-
а с другими вместе и Ерашку, и Живулечку, потому что было уже и безрукому, и
безногой более чем по сту лет, а Маланья осталась жить и все живет, как
прежде жила, и все то же делает, что и прежде делала, и все те умерли, кто
звал ее "Маланьей-головой бараньей", и сама она это имя позабыла. И как
смерть обойдет весь свет да придет к ней и спросит:
- Как тебя звать?
Она старается вспомнить и никак вспомнить не может и говорит:
- Не знаю - верно, мое имя переменилося. Смерть стала вопрошать; "как
имя этой женщине?" А ей в ответ и упал с неба белый, как снег, чистый
камень, как сердце обточенный, и на нем огнистым золотом горит имя:
"Любовь".
Увидела это смерть и сказала:
- Ты не моя,- нет твоего имени в моем приказе: любовь не умирает: ты
доживешь до тех пор, когда правда и милосердие встретятся, и волк ляжет с
ягненком и не обидит его.
Прокуратить - проказничать, отлынивать от работы.