Кузмин Михаил Алексеевич - Путешествие сера Джона Фирфакса по Турции и другим замечательным странам

div>

  

   Насъ продали очень знатному молодому человѣку, приближенному султана, холостому, хотя и имѣвшему свой большой домъ, но проводившему большую часть времени во дворцѣ. Онъ былъ богатъ, у него было много слугъ, лошадей, драгоцѣнной посуды и платьевъ, но все хозяйство было запущено, такъ какъ во всемъ домѣ не было ни одного пожилого человѣка и самымъ старшимъ оказался негръ Баабамъ. Когда хозяинъ оставался по вечерамъ дома, у него собирались друзья, и это было пѣн³е, танцы, шутки, разсказы, сласти и фрукты, флейты и арфы до самой зари. Онъ былъ султанскимъ кафешенкомъ, былъ высокъ, строенъ, съ орлинымъ носомъ и надменными глазами, лѣтъ ему было около 18-и и звали его Алишаръ.

   Хотя мы были невольниками, но имѣли достаточную свободу выходить со двора и много незанятаго времени, чѣмъ другъ мой Жакъ нѣсколько злоупотреблялъ. Хозяинъ обращался просто и милостиво и нерѣдко бесѣдовалъ со мною, когда встрѣчалъ меня въ саду за работой. Такъ прошло мѣсяца три.

   Жакъ все бѣгалъ по ночамъ въ греческ³е и армянск³е кварталы, по утрамъ вставалъ сердитый, не разъ переваривалъ и недожаривалъ кушанья и даже сталъ не совсѣмъ чистъ на руку. Алишаръ не наказывалъ моего товарища, если не считать, что однажды онъ запустилъ ему въ голову соусникомъ, такъ какъ Жакъ положилъ соли вмѣсто сахара въ сладкое блюдо. Вообще, съ нѣкоторыхъ поръ характеръ нашего хозяина началъ портиться: султанск³й любимецъ сдѣлался задумчивъ, раздражителенъ, часто сидѣлъ дома и не только не созывалъ гостей, но даже отказывалъ тѣмъ, которые приходили сами. Челядь шепталась, что господину грозитъ опала и, можетъ быть, казнь. Мнѣ было его очень жалко и я старался при встрѣчахъ взглядами и словами высказывать ему сочувств³е, преданность и любовь. Но Алишаръ не замѣчалъ моихъ старан³й и рѣдко заговаривалъ со мною. Однажды на закатѣ, когда я тащилъ на спинѣ вѣтки яблонь, которыя я срѣзалъ, чтобъ деревья не глохли,- меня окликнулъ хозяинъ, сказавъ: "долго ты работаешь сегодня, другъ".

   - Да, сегодня много дѣла, господинъ,- отвѣчалъ я.

   Помолчавъ, онъ спросилъ: "ты любилъ когда-нибудь въ своей жизни?"

   Смущенный неожиданностью вопроса, я медлилъ съ отвѣтомъ, межъ тѣмъ какъ Алишаръ, казалось, забылъ про меня и спокойно проводилъ по дорожкѣ сорванною вѣткой, глядя въ землю. Тогда я сказалъ: "по правдѣ сказать, я никого не любилъ, господинъ; на родинѣ у меня остался другъ, но я его давно не видалъ".

   Хозяинъ продолжалъ: ",а что бы ты сдѣлалъ, если бы тотъ, кого ты любилъ больше жизни, больше бѣлаго свѣта, наплевалъ бы на тебя, бросилъ, забылъ,- такъ что оправдались бы слова поэта:

  

   "Стали губъ твоихъ гранаты злѣе зла!

   Стрѣлы глазъ твоихъ - пернаты - злѣе зла!"

  

   - Я бы убилъ того человѣка, или самъ на себя наложилъ бы руки,- отвѣчалъ я, не задумываясь. Алишаръ долгое время стоялъ безмолвенъ, наконецъ, произнесъ: "Ты говоришь, какъ мужчина другъ мой", и далъ мнѣ знакъ рукою, чтобы я продолжалъ свой путь.

   Ночью я услышалъ близъ сторожки легк³е шаги и лай собакъ, тотчасъ же смолкш³й. Выглянувъ въ дверное оконце, я при лунѣ безошибочно узналъ хозяина, который поспѣшно шелъ по направлен³ю къ выходной калиткѣ. Не знаю, чѣмъ руководствуясь, я накинулъ платье и пошелъ вслѣдъ за Алишаромъ, стараясь держаться въ тѣни.

   Отомкнувъ замокъ и выйдя на узкую улицу, султанск³й кафешенкъ пошелъ изъ переулка въ переулокъ, съ площади на площадь, будто не руководимый опредѣленнымъ намѣрен³емъ. Меня онъ не замѣчалъ, такъ какъ я все время былъ вдали, скрываемый тѣнью домовъ.

   Наконецъ, мы вышли къ морю. Я остановился, не желая выступить на пространство, освѣщенное луною, и смотрѣлъ изъ-за угла, что будетъ дальше. Алишаръ, пошатываясь, подошелъ къ лодкѣ, отвязалъ ее, вздохнулъ медленно веслами и сталъ удаляться отъ берега. Выждавъ, пока лодка отъѣхала на достаточное разстоян³е, я быстро добѣжалъ до берега, ножомъ перерѣзалъ канатъ другого челна, и, стараясь не шумѣть при греблѣ, сталъ подвигаться, не теряя изъ виду господина и даже все приближаясь къ нему. Къ моему удивлен³ю первая лодка остановилась, хозяинъ, ясно видный при лунѣ, поднялъ руки къ небу, громко вскричалъ и, скользнувъ внизъ, съ плескомъ скрылся въ волнахъ. Не подъѣзжая еще къ самому мѣсту, я бросился въ воду и, быстро догнавъ вынырнувшаго юношу, ухватилъ его и, держа одной рукою, другою усиленно загребъ къ лодкѣ. Съ трудомъ вытащивъ лишившагося чувствъ хозяина, я закуталъ его плащемъ и спѣшно устремилъ свой челнъ къ берегу.

   Очевидно, Алишаръ пробылъ въ водѣ не очень долго, потому что еще не доѣзжая до суши, онъ открылъ глаза и слабо простоналъ. Положивъ юношу на песокъ, я долго растиралъ его, чтобы вернуть окончательно ему сознан³е. Наконецъ, онъ прошепталъ: - "Кто это? Зачѣмъ опять вызвали меня къ жизни?" - Черезъ нѣкоторое время онъ поднялся съ моею помощью и, опираясь на мою руку, медленно направился къ дому.

   Никто, казалось, не замѣтилъ нашего отсутств³я и мы, никого не будя, тихо прошли въ комнату господина, гдѣ я его переодѣлъ въ сухое платье, натеръ виномъ и покрылъ теплымъ мѣхомъ. Юноша во все время не проронилъ ни слова, только, когда я собрался уходить, онъ обвилъ мою шею руками и сказалъ: "Я этого не забуду, другъ мой".

   Я былъ увѣренъ, что только легкая простуда можетъ быть послѣдств³емъ ночного путешеств³я, и не имѣлъ никакихъ опасен³й, когда узналъ, что нашъ хозяинъ вызванъ султаномъ на слѣдующее утро.

   О печальномъ случаѣ я никому не сказалъ, но былъ разсѣянъ и съ нетерпѣн³емъ ждалъ возвращен³я Алишара, который очень долго задержался во дворцѣ. Но раньше еще, чѣмъ вернуться молодому господину, къ нашимъ воротамъ привели трехъ бѣлоснѣжныхъ коней въ полной серебряной сбруѣ и шесть черныхъ рабовъ несли кедровые ящики за золоченыя ручки. Это были подарки султана, помирившагося со своимъ кафешенкомъ.

   Лицо Алишара, ѣхавшаго въ пышной одеждѣ на черной кобылѣ, почти скрытой подъ золотымъ чапракомъ, с³яло, какъ луна въ полнолуньѣ, а надменные глаза глядѣли еще надменнѣе, чѣмъ прежде.

   Я отъ души поздравилъ юношу съ возвращеннымъ благополуч³емъ; ночное приключен³е казалось мнѣ сномъ, но хозяинъ, очевидно; не забылъ вчерашней прогулки, потому что, подозвавъ меня и поцѣловавъ при всѣхъ, онъ сказалъ громко: "Помни, что я - твой должникъ".

   Черезъ нѣсколько дней къ намъ должны были собраться друзья и родственники Алишара, чтобы праздновать его возвращен³е къ блестящей судьбѣ. Мы съ Жакомъ рѣшили сдѣлать какой-нибудь неожиданный подарокъ господину, насколько давали намъ возможность наши силы и скромное положен³е. А именно: я задумалъ устроить грядку тюльпановъ такъ, чтобы цвѣты ея составляли начертан³е начальной буквы имени Алишара, а Жакъ хотѣлъ изготовить, съ помощью главнаго повара, бывшаго съ нимъ въ дружбѣ, какой-то диковинный пирогъ. Намъ оставался только вечеръ и ночь, чтобы привести въ исполнен³е свои замыслы, такъ что мы не ложились спать, все время работая: я - разсаживая съ фонаремъ пестрые цвѣты по только что вскопанной грядкѣ, Жакъ въ бѣлой курткѣ хлопоча у пылающей печки,- и далеко по двору и по саду разносился запахъ сладкихъ пряностей.

   Когда Алишаръ съ гостями вышелъ на плоскую крышу, онъ остановился въ изумлен³и и восторгѣ: тамъ, гдѣ вчера былъ простой зеленый лугъ, теперь виднѣлась пестрая нѣжная буква, каждый завитокъ которой былъ разнаго цвѣта и ласкалъ глаза своею прелестью.

   Призвавъ меня наверхъ, господинъ поцѣловался со мною, снялъ перстень съ пальца и давая его, сказалъ: - "Послѣ пира ты узнаешь мою благодарность". Вечеромъ Жакъ надѣлъ голубые шальвары, желтую куртку, голубой съ бѣлымъ тюрбанъ, тщательно вымылся и, взявъ въ руки золоченую палочку, пошелъ къ дому въ сопровожден³и шести поварятъ, высоко державшихъ блюдо съ пестрымъ павлиномъ. Когда птица изъ тонкаго позолоченнаго тѣста была поставлена передъ Алишаромъ, Жакъ, послѣ обычныхъ привѣтств³й, ударилъ въ нее палочкой, и хрупк³е осколки обнаружили внутри диковинной дичи чудно построенный изъ марципановъ домъ, точно изображавш³й жилище нашего господина. Окна изъ розовыхъ леденцовъ блестѣли при свѣчахъ, а два ручья зеленаго и алаго сиропа сбѣгали непрерывно, сливаясь въ слоеномъ бассейнѣ. Жакъ отворилъ главную дверь, откуда вылетѣла уже живая на этотъ разъ птица, неся въ клювѣ большое сверкающее яйцо на зеленой лентѣ; поднявшись надъ сладкимъ дворцомъ, она уронила свою ношу, и рухнувш³й миндальный куполъ выпустилъ двадцать канареекъ, по числу гостей, каждая съ круглымъ яичкомъ въ клювѣ на розовыхъ и желтыхъ ленточкахъ. Будто танцуя какой-то сложный танецъ, или какъ солдаты при разводѣ, розовыя полетѣли къ сидящимъ налѣво, желтыя - направо, и, сложивъ передъ каждымъ изъ обѣдающихъ по пирожку въ видѣ круглаго цвѣтка, что прежде приняли мы за яички, - вспорхнули на приготовленный обручъ надъ столомъ и тамъ согласно запѣли.

   Хозяинъ и гости нѣсколько минутъ молчали, словно околдованные, наконецъ, господинъ вскричалъ:- "Отпускаю, отпускаю на волю! Вы не рабы мнѣ больше, а товарищи. Дайте имъ лучшее изъ моихъ платьевъ, и пусть садятся трапезовать и веселиться съ нами!"

   Мы поцѣловали руку Алишару, переодѣлись въ дорог³я одежды и праздновали всю ночь снова зас³явшую звѣзду султанскаго кафешенка, но на слѣдующее утро, переговоривъ между собою, мы попросили господина позволен³я остаться при немъ, чтобы, будучи уже свободными, продолжать свои прежн³я занят³я по доброй волѣ. Хозяинъ былъ, повидимому, тронутъ нашею привязанностью и щедро одарилъ насъ. Я нашелъ случай послать письмо въ Портсмутъ, а мой товарищъ, научившись стряпнѣ, пекъ пирожки, которые я носилъ въ городъ на продажу въ свободное время.

   Я не былъ слишкомъ огорченъ, долго не получая отвѣта отъ мистера Фая, такъ какъ дѣйствительно привыкъ къ господину, притомъ же въ это время случилось одно событ³е, приковавшее меня крѣпко къ Стамбулу и толкнувшее меня впослѣдств³и къ дальнѣйшимъ скитаньямъ.

  

  

   Однажды, когда я стоялъ со своимъ лоткомъ на перекресткѣ двухъ узкихъ улицъ, я увидѣлъ, какъ вдругъ вся толпа хлынула въ боковой переулокъ, будто стремясь къ какому-то диковинному зрѣлищу. Мальчишки кричали, убѣгая за уголъ, женщины, забравъ грудныхъ младенцевъ, спѣшили туда-же, купцы вышли на порогъ своихъ лавокъ и погонщики тщетно били ревущихъ ословъ. Изъ переулка-же доносилось щелканье бичемъ и крики: - Дорогу, дорогу! - Меня прижали къ стѣнѣ, и я не могъ двинуться ни взадъ, ни впередъ, пока людской потокъ снова не вернулся къ мѣсту, гдѣ я стоялъ.

   Всѣ бѣжали за бѣлою лошадью въ зеленомъ чапракѣ, на которой ..сидѣла женщина въ турецкой одеждѣ, но съ незакрытымъ лицомъ. Рыж³е волосы, заплетенныя въ мелк³я косички, спускались изъ-подъ оранжеваго тюрбана съ павлиньимъ перомъ, губы были плотно сжаты, лицо - безъ кровинки, рука крѣпко сжимала поводья, а узк³е сапфирные глаза глядѣли прямо, будто не замѣчая шумной толпы. Лошадь медленно ступала, высоко подымая ноги, а четыре негра впереди расчищали путь, щелкая красными бича,ми и крича: - "Дорогу, дорогу!"

   Женщина сидѣла неподвижно, будто истуканъ, даже широк³й плащъ, скрывавш³й ея плечи, густо-син³й съ желтыми разводами, не шевелился.

   Въ общей суматохѣ меня сильно толкнули, такъ что я упалъ на свой лотокъ, заботясь только, чтобы самому не быть раздавленнымъ, какъ мои пирожки. Когда я поднялся, потирая бока, на улицѣ уже никого не было, и только издали раздавались крики и щелканье бича.

   Въ находившейся неподалеку знакомой лавкѣ я узналъ, что эта дама - жена богатаго греческаго банкира, ссужавшаго нерѣдко султана большими суммами. Тамъ же я спросилъ, гдѣ живетъ прекрасная гречанка и какъ ее зовутъ.

   Конечно, первой моей заботой было отыскать ея домъ, что удалось мнѣ не сразу и не безъ труда. Это жилище было окружено со всѣхъ сторонъ высокою каменною стѣною, изъ за которой выступали вѣтви густыхъ деревъ, такъ что не было видно ни оконъ, ни дверей дома, расположеннаго внутри. Обойдя вокругъ стѣнъ съ одной улицы и съ другой (домъ стоялъ на углу), я могъ замѣтить только заколоченныя наглухо ворота и небольшую калитку, тоже закрытую накрѣпко.

   И съ тѣхъ поръ каждый разъ, что я выходилъ въ городъ, я попадалъ въ эту глухую улицу, гдѣ никто не могъ купить моихъ пирожковъ, но никогда не встрѣчалъ греческой госпожи. Не встрѣчалъ я ея и на другихъ улицахъ Стамбула. Свои чувства и дѣйств³я я тщательно скрывалъ отъ Жака и отъ Алишара, который относился ко мнѣ съ истинной дружественностью. Ходя усердно каждый день около знакомаго огражден³я, я замѣтилъ въ одномъ углу карнизъ посреди стѣны, надъ которымъ свѣшивалась толстая дубовая вѣтка. Это навело меня на мысль проникнуть въ замкнутый садъ этимъ путемъ, что не трудно было привести въ исполнен³е. Вставъ на карнизъ, я ухватился за вѣтку и поднялся на каменную ограду, откуда спустился по стволу на траву. Садъ былъ не такъ густъ и великъ, какъ казался снаружи, но около стѣны было темно, сыро и журчалъ гдѣ то невидный ручей; въ отдален³и, на солнечной лужайкѣ, виднѣлось уже крыло какого-то здан³я.

   Осторожно подползя по густой травѣ къ росписному окну жилища, я притаился, услышавъ звуки гитары. Окно распахнулось и женск³й голосъ запѣлъ; слова пѣсни были турецкими, такъ что я понялъ ихъ смыслъ, хотя, признаться, его тамъ было не много. Насколько я помню, приблизительно было въ такомъ родѣ:

  

   Солнце зашло - милый пришелъ,

   Солнце взошло - милый ушелъ.

   Солнце взойдетъ - милый уйдетъ,

   Солнце зайдетъ - милый придетъ.

  

   Небо блѣднѣетъ - сердца бьются,

   Небо алѣетъ - слезы льются.

   Небо заалѣетъ - слезы польются,

   Небо поблѣднѣетъ - сердца забьются.

  

   Когда пѣсня смолкла, я поднялся на ципочки и взглянулъ въ покой, который оказался. пустымъ. Я перелѣзъ черезъ подоконникъ и очутился въ комнатѣ, поразившей меня своею обстановкой. Вдоль стѣнъ стояли высок³е сундуки, покрытые коврами, высокая конторка помѣщалась у окна, а въ углу висѣло нѣсколько изображен³й святыхъ, потемнѣвшихъ отъ древности, съ большой зеленой лампадой передъ ними. Несмотря на полдень, въ домѣ было темно и прохладно, пахло кипарисовымъ деревомъ, ладаномъ - и почему-то - анисомъ.

   Я просидѣлъ не двигаясь часа три, какъ вдругъ коверъ, закрывавш³й дверь въ сосѣднюю комнату, распахнулся, и я увидѣлъ гречанку; она открыла длинный ларь и начала перебирать как³я то ткани, не замѣчая меня, но мой невольный вздохъ и скрипъ сундука, на которомъ я пошевелился - привлекъ ея вниман³е. Быстро захлопнувъ крышку ларя, она вскочила, уронивъ съ колѣнъ вынутыя матер³и. Прижавъ руку къ сердцу, женщина долго молчала, наконецъ произнесла: "кто ты? зачѣмъ ты здѣсь? ты - воръ? пошелъ вонъ". Я подошелъ къ ней и хотѣлъ взять ее за руку, но гречанка, отступивъ, прошептала: "не трогай меня, а то я закричу! Чего тебѣ нужно?" Тогда я объяснилъ ей все: какъ я ее увидѣлъ въ первый разъ, не могъ найти покоя, пока не достигъ того, чтобъ говорить съ нею, видѣть ее. Прищуривъ сафирные глаза, зеленоватые отъ свѣта лампады, дама промолчала, потомъ тихо спросила: "ты - садовникъ, что живетъ у султанскаго кафешенка?"

   - Да, это именно - я,- отвѣтилъ я, нѣсколько удивленный.

   - Ты очень самонадѣянъ, юноша, какъ я посмотрю,- продолжала она, не то ласково, не то презрительно усмѣхаясь. У нея былъ ясный и сухой голосъ, болѣе похож³й на гобой, чѣмъ на звукъ человѣческой рѣчи. Я подумалъ, что она намекаетъ на мое рабство, и разсказалъ ей, кто я и кто мои родители. Она подняла брови и медленно процѣдила: ,можетъ быть, я тебѣ и вѣрю*.

   Въ это время въ комнату вбѣжала маленькая собачка и залаяла на меня; гречанка взяла ее на руки, лаская, и спокойно замѣтила, взглянувъ въ окно: ,Вотъ идетъ мой мужъ. Тебѣ отъ меня больше ничего не нужно? Если Андрей застанетъ тебя здѣсь, онъ убьетъ насъ обоихъ безъ разговоровъ*. Собаченка все лаяла и ворчала, такъ что госпожа выбросила ее за окно въ садъ и, подойдя ко мнѣ, сама взяла меня за руку и тихо сказала: "Спрячься въ сундукъ, я закрою его не плотно и наброшу легкую шаль вмѣсто ковра, чтобъ ты не задохся. Потомъ я тебя выпущу, когда настанетъ время. Самъ не смѣй выходить. Мнѣ нужно тебѣ сказать кое-что".

   Едва успѣлъ я залѣзть въ больш³й сундукъ по совѣту дамы, какъ вошли Андрей, и собачка, тотчасъ принявшаяся лаять, обнюхивая всѣ углы.

   - Что съ нею?- спросилъ грекъ.

   - Я не знаю, жара ее безпокоитъ; собака мнѣ надоѣла - отвѣтила госпожа.

   - Вотъ какъ?- произнесъ мужъ и заговорилъ по гречески.

   Долго они говорили, будто ссорясь, наконецъ Стефан³я (такъ грекъ назвалъ жену) заплакала и ушла, а мужъ сталъ къ конторкѣ, зажегъ свѣчку въ мѣдномъ шандалѣ и принялся писать, кашляя и кряхтя. У меня заболѣли всѣ члены отъ лежан³я въ согнутомъ положен³и и я боялся заснуть, чтобы не выдать себя храпомъ и не проспать прихода гречанки. Наконецъ, старикъ задулъ свѣчу и, вѣроятно, сталъ молиться, такъ какъ до меня долго доносились какое-то бормотан³е и шорохъ изъ того угла, гдѣ висѣла лампада. Потомъ все смолкло и начали пищать крысы: у меня было сильное искушен³е вылѣзти, не дожидаясь госпожи Стефан³и, и отправиться домой, но слово, данное женщинѣ, удержало меня отъ этого шага. Не знаю, сколько времени я пролежалъ такимъ образомъ, пока сквозь щель, закрытую только легкою тканью, я не увидѣлъ, что въ комнату вошла гречанка съ тонкой свѣчей въ рукахъ. Я ждалъ, что она подойдетъ къ сундуку и выпуститъ меня, но она, очевидно, не собиралась этаго дѣлать, потому что, поставивъ свѣчу на конторку, направилась въ уголъ, гдѣ недавно вздыхалъ ея супругъ. Повременивъ нѣкоторое время, я сталъ ее звать: "Госпожа Стефан³я! госпожа Стефан³я!" Не получая никакого отвѣта на мои восклицан³я, я приподнялъ крышку, и, высунувъ голову, осмотрѣлся. Стефан³я съ распущенными волосами, покрывшими ея плечи, какъ рыж³й плащъ, стояла на колѣняхъ передъ иконами, заломивъ руки и шевеля беззвучно губами; меня она, казалось, не замѣтила, не отводя сафирныхъ стоячихъ глазъ отъ темнаго лика... Тогда я окончательно вылѣзъ и, подождавъ нѣсколько минутъ, снова обратился къ молящейся: ,госпожа Стефан³я, вы мнѣ желали сказать что-то?" Но и на это гречанка не отвѣтила, только повела, не оборачиваясь, на меня глазами. Она была очень блѣдна, пожалуй, блѣднѣе, чѣмъ когда я встрѣтилъ ее въ первый разъ. Видя, что на всѣ мои зовы Стефан³я не обращаетъ никакого вниман³я, я подошелъ къ ней и коснулся ея плеча, тихо сказавъ: "прощайте, я ухожу, скоро разсвѣтъ". Гречанка вскочила и зашептала: "кто это? кто это? не кричи такъ!"

   - Это я, Джонъ, и я говорю совсѣмъ тихо. Я ухожу, вы мнѣ скажете по~ томъ то, что хотѣли сказать.

   Но дама только дико озиралась и вдругъ громко крикнула: "кровь, кровь!", причемъ такъ выгнулась, что я съ трудомъ ее удержалъ за тал³ю. Видя ея состоян³е, я усадилъ ее на сундукъ и, растирая похолодѣвш³я руки, началъ ее успокаивать: "никакой крови нѣтъ, я сейчасъ уйду, потому что скоро утро, а вы идите спать, чтобы васъ не хватились. Если вамъ нужно мнѣ сказать что-нибудь, я приду въ другой разъ, а теперь пойду, какъ вы сами пѣли вчера:

  

   Солнце взойдетъ - милый уйдетъ".

  

   Я хотѣлъ направить мысли Стефан³и къ болѣе веселымъ предметамъ упоминан³емъ пѣсеньки, но, очевидно, ошибся въ расчетѣ, такъ какъ Гречанка, еще болѣе поблѣднѣвъ, прижала палецъ къ губамъ и строго проговорила: "ты не долженъ повторять этой пѣсни: она - не на каждый день и принесетъ тебѣ зло. Забудь ее".

   - Развѣ это - волшебная пѣсня?

   - Да, она имѣетъ силу призывать издалека влюбленныхъ, даже если они умерли, они не смогутъ противиться заклят³ю.

   - Вотъ и отлично; когда мнѣ будетъ грустно, я спою эту пѣсню и кто-нибудь придетъ ко мнѣ.

   Стефан³я схватила меня за горло руками и потащила къ иконамъ, хрипло говоря: "клянись, клянись Господомъ ²исусомъ, Пречистою Его Матерью и Михаиломъ Архангеломъ, что ты забудешь все, что слышалъ, все, что видѣлъ, дорогу ко мнѣ, меня - все забудешь".

   Я освободилъ свою шею изъ ея пальцевъ и сказалъ: "я могу обѣщать вамъ, что не буду повторять пѣсни, не буду никому разсказывать о происшедшемъ, не буду искать встрѣчи съ вами, если такъ нужно, но, подумайте сами, какъ я могу забыть, имѣя память?"

   Но гречанка твердила, стуча зубами и вся дрожа: "нѣтъ, клянись, клянись!" Въ это время свѣча, догорѣвъ, затрещала, и этотъ слабый звукъ такъ потрясъ взволнованную даму, что она съ громкимъ воплемъ бросилась изъ комнаты; зацѣпивъ рыжимъ локономъ за мѣдную обшивку ларя, она закричала: "пусти меня, пусти меня!" и, рванувшись, оборвала тонк³й волосъ и скрылась за двернымъ ковромъ. Я быстро вылѣзъ изъ окна и также помчался къ стѣнѣ сада, гдѣ не скоро нашелъ дерево, по которому я попалъ сюда.

   Можно себѣ представить, въ какомъ состоян³и вернулся я домой и провелъ первыя недѣли послѣ посѣщен³я Стефан³я. Только что я немного оправился и пришелъ въ себя, какъ однажды вечеромъ меня вызвала въ садъ неизвѣстная женщина съ письмомъ. Письмо было какъ разъ отъ жены банкира и въ немъ говорилось что, навѣрное, я не исполнилъ обѣщан³я и пѣлъ заклинательную пѣснь, потому что Стефан³я не знаетъ покоя ни днемъ, ни ночью, томится желан³емъ меня видѣть и умоляетъ придти къ ней сегодня, такъ какъ мужъ ея отправился до утра въ Скутари. Я зналъ отлично, что никогда не говорилъ магическаго заклятья и приписалъ желан³е Стефан³и видѣть меня ея любви ко мнѣ и сумасбродной фантаз³и. На мой вопросъ, здорова ли госпожа, служанка отвѣтила, что госпожа Стефан³я вполнѣ здорова и ждетъ меня съ нетерпѣн³емъ.

   Вечеромъ я былъ въ домѣ, или вѣрнѣе въ саду прекрасной гречанки, которая приняла меня подъ открытымъ небомъ, будто пренебрегая опасностями. Прислуживала намъ та же старуха, что приносила мнѣ письмо; мы пили и ѣли до сыта; Стефан³я была весела, какъ я не предположилъ бы, что она даже можетъ быть: играла, пѣла, смѣялась и шутила, но ни разу меня не поцѣловала и не обняла.

   Наконецъ, расшалившись, она предложила мнѣ поцѣловать ее, но съ тѣмъ услов³емъ, что я позволю себя привязать къ дереву, тогда она подойдетъ ко мнѣ близко и я ее поцѣлую. Когда я согласился и гречанка крѣпкой веревкой привязала меня къ дубу, она вмѣсто того, чтобы приблизиться ко мнѣ, отбѣжала и смѣясь сказала, что сейчасъ придетъ ея мужъ, господинъ Андрей. Я просилъ ее прекратить шутки и исполнить обѣщан³е или, отвязавъ меня, отпустить домой, но вскорѣ убѣдился, что Стефан³я вовсе не шутила, такъ какъ старуха, посланная госпожей, привела стараго бородатаго грека и удалилась. Гречанка, указывая на меня, заговорила: "благородный супругъ, смотри теперь, какъ я вѣрна тебѣ: вотъ юноша, хотѣвш³й тебя обезчестить; я предаю его тебѣ, убей его, убей! возьми свой ножъ!" И она вложила въ руку старика длинный кинжалъ, но грекъ, схвативъ оруж³е, закричалъ на жену: "подлая колдунья! ты думаешь, я не знаю, что все это значитъ? ты заманиваешь для проклятаго колдовства юношей, пользуешься ихъ молодостью и хочешь, чтобъ я проливалъ ихъ кровь?!. твоя прольется, твоя прольется!" Онъ бросился за нею съ ножемъ, она отъ него, и такъ они бѣгали вокругъ дерева, какъ одержимые. Стефан³я не переставала осыпать мужа ругательствами, перечисляя, сколько разъ она измѣняла. Потомъ, не останавливая бѣга, какъ изступленная, она начала срывать съ себя одежды и наконецъ остановилась, съ распущенными волосами, до пояса голая, раскинувъ руки, вся вытянувшись и замеревъ. - "Ну бей, бей" - прокричала она.

   Старикъ ударилъ ножомъ въ руку, плечо и спину, но ножъ будто разрѣзалъ воздухъ или скользилъ по мрамору: ни кровинки не вытекло изъ нанесенныхъ ранъ. Тогда грекъ завизжалъ: "постой же, колдунья", и всадилъ ей ножъ прямо въ грудь, откуда чернымъ потокомъ хлынула кровь; кровь хлынула теперь и изъ прежнихъ поранен³й, и женщина рухнула на землю, раскинувъ руки, какъ распятая.

   Мнѣ наконецъ удалось перегрызть мою веревку и броситься къ мѣсту битвы. Грекъ, забывш³й, казалось обо мнѣ, бросилъ ножъ и убѣжалъ, а я наклонился надъ Стефан³ей; ея глаза синѣли при лунѣ, какъ два глубокой воды сафира, а кровь все текла изъ ранъ. Меня она не узнала, только молвила коснѣющимъ языкомъ: - "Солнце взойдетъ - милый уйдетъ. Послѣ смерти!.. Послѣ смерти"!.. Тутъ она умерла, а глаза остались открытыми, только потухшими. Гонимый неописуемымъ страхомъ, я бросился бѣжать и не знаю, какъ достигъ дома. Я заболѣлъ сильной горячкою и долго пролежалъ, послѣ чего Алишаръ предложилъ мнѣ проѣхать въ Дамаскъ. Во-первыхъ онъ хотѣлъ дать поручен³е въ этотъ городъ, во-вторыхъ считалъ для меня полезнымъ уѣхать изъ Стамбула, гдѣ я пережилъ столько волнен³й. Хозяинъ далъ мнѣ достаточно денегъ, самъ купилъ ковровъ и послалъ вмѣстѣ со мною повара Жака, чтобы мы съ нимъ не разставались и въ дальнѣйшихъ скитан³яхъ.

  

  

   Алишаръ самъ проводилъ насъ до корабля и, не безъ слезъ простившись, сказалъ намъ, чтобы въ случаѣ нужды мы обратились къ его друзьямъ въ Дамаскѣ и возвращались къ нему, если захотимъ. Хотя я былъ достаточно бодръ, чтобы отправиться въ путь, но какая то болѣзненная тоска точила мнѣ душу, такъ что даже шутки Жака меня не веселили. Я цѣлыми днями молча лежалъ на палубѣ, не ѣлъ, не спалъ, а когда засыпалъ, то былъ мучимъ тревожными и страшными снами. То мнѣ видѣлся г. де Базанкуръ, убитый мною, то мертвая Стефан³я, то блѣдный и печальный Эдмондъ Пэджъ, который бродилъ по берегу неспокойнаго моря и тоскливо взиралъ на меня. Я кричалъ, просыпался, звалъ Жака, который меня успокаивалъ, пока я снова не вскакивалъ въ смертельномъ страхѣ. Наконецъ, я ослабѣлъ до такой степени, что меня перенесли внизъ, гдѣ я лежалъ пластомъ въ странномъ жару. Только передъ самымъ Бейрутомъ горячка меня оставила и я снова вышелъ на палубу, поддерживаемый вѣрнымъ Жакомъ. .Моя голова была какъ выпотрошенная, тупо пустая, но во всемъ тѣлѣ, черезъ усталость болѣзни, чувствовались новыя рождающ³яся силы. И странно, что жизнь въ Портсмутѣ я гораздо лучше помнилъ, чѣмъ Смирну и особенно Константинополь, отъ пребыван³я въ которомъ у меня оставались лишь смутныя и тревожащ³я воспоминан³я. Жакъ мало говорилъ со мною о Стамбулѣ, изрѣдка только упоминая имя Алишара, которое яснѣе всего другого жило въ моей памяти.

   Я едва держался на ногахъ, когда пришлось спускаться въ лодку, чтобы переправиться на берегъ. Жакъ меня поддерживалъ и бережно доставилъ въ гостиницу, гдѣ покинулъ меня въ маленькой грязноватой комнатѣ, самъ уйдя узнавать, когда отправится караванъ въ Дамаскъ, такъ какъ я желалъ скорѣе пуститься въ дальнѣйшую дорогу, а ѣхать однимъ было бы и дорого, и опасно. Мнѣ было скучно.и страшно такъ долго ждать товарища, и я, придвинувъ какой-то пустой ящикъ, находивш³йся въ горницѣ, поднялся на него и сталъ смотрѣть въ узкое окно на небо, гдѣ летали стаями голуби. Не знаю точно, сколько прошло времени въ этомъ занят³и, какъ вдругъ меня вызвалъ изъ моего размышлен³я грубый мужской голосъ, сказавш³й по англ³йски: ,простите, я ошибся дверью'. Я такъ быстро обернулся, что чуть не свалился со своего ящика. Въ дверяхъ стоялъ высок³й бородатый чело, вѣкъ въ широкой шляпѣ и европейскомъ платьѣ, загорѣлый, съ орлинымъ носомъ и большимъ шрамомъ черезъ правую щеку. За поясомъ у него было два пистолета, а въ рукѣ хлыстъ. Давно не слыхавъ родной рѣчи, я былъ такъ пораженъ, что нѣкоторое время стоялъ безъ словъ, равно какъ и неожиданный посѣтитель. Наконецъ, я вымолвилъ: "какъ, вы - англичанинъ?"

   - Къ вашимъ услугамъ,- отвѣчалъ незнакомецъ, прикоснувшись слегка къ полямъ шляпы.

   - Я тоже изъ Англ³и. Не были ли вы случайно въ Портсмутѣ и не знавали ли тамъ мистера Фай и Эдмонда Пэджъ, женатаго на Кэтти Гумбертъ?

   - Въ Порстмутѣ я былъ не такъ давно, но съ указаными вами джентльменами знакомымъ не имѣю чести быть.

   - Какъ жалко! это - мой дядя и лучш³й другъ.

   Гость пожалъ плечами и, помолчавъ, сказалъ:

   - Вы возвращаетесь въ Англ³ю?

   - Нѣтъ, я отправляюсь въ Дамаскъ.

   - Я тоже еще не думаю ѣхать домой. Спокойной ночи. Джэкъ Брайтъ,- произнесъ соотечественникъ, протягивая мнѣ широкую волосатую руку.

   - Джонъ Фирфаксъ, сэръ,- отвѣтилъ я, пожимая его холодные толстые пальцы. Въ корридорѣ стоялъ хозяинъ гостинницы, еврей, и смотрѣлъ_на наше прощан³е съ выражен³емъ неизъяснимаго ужаса. Замѣтивъ мой изумленный взглядъ, Брайтъ обернулся, хлыстнулъ изо всей силы гостинника по лицу и ушелъ, что-то бормоча подъ носъ. Напрасно я разспрашивалъ пострадавшаго, чѣмъ онъ заслужилъ подобное обращен³е: онъ только качалъ головою, держась за щеку. Наконецъ, нѣсколько успокоившись, онъ прошепталъ: "вы знакомы съ мистеромъ Брайтомъ, и еще спрашиваете, чѣмъ заслуживаютъ отъ него удары"?

   - Я его совсѣмъ не знаю: въ первый разъ вижу.

   Лицо хозяина изобразило полнѣйш³й страхъ и недоумѣнье: "Какъ, вы незнакомы съ Джэкомъ Брайтомъ и онъ жалъ вамъ руку? тогда спѣшите уѣхать, скорѣе, скорѣе!"

   - Мы все равно сегодня ѣдемъ, но мнѣ хотѣлось бы, знать въ какой связи находится нашъ отъѣздъ съ визитомъ этого джентльмена?

   Но отъ еврея больше ничего нельзя было добиться, онъ только всплескивалъ руками и тотчасъ побѣжалъ за ворота смотрѣть, не возвращается ли Жакъ. Тотъ очень скоро пришелъ, устроивъ все, что было нужно, на наши разсказы о незнакомомъ англичанинѣ не обратилъ вниман³я, расплатился въ гостиницѣ и сталъ меня торопить отъѣздомъ.

   Караванъ былъ не особенно великъ, но имѣлъ то преимущество, что всѣ путники направлялись въ Дамаскъ. Всю трудную дорогу мы сдѣлали безъ усил³й и безъ особыхъ приключен³й. Спустившись съ Ливана въ долину рѣки Литани, мы взяли направлен³е между Антиливаномъ и Гермономъ и покинули горы, только подступивъ почти къ самому Дамаску, расположенному въ цвѣтущемъ саду, орошаемомъ сотнею ручьевъ и рѣчекъ. Зрѣлище свѣтлой, холодной Барады, текущей съ Антиливана, садовъ, мечетей, мельницъ, городскихъ стѣнъ съ башнями, безчисленныхъ рынковъ, живой толпы - было особенно привлекательно послѣ сир³йской пустыни.

   Мы остановились вмѣстѣ съ нашими спутниками въ базарной гостинницѣ; Жакъ пошелъ узнавать у начальника ковроваго рынка, гдѣ бы намъ снять помѣщен³е для торговли, я же отправился исполнять поручен³е Алишара. Найдя не безъ труда стараго шейха, которому было написано послан³е кафешенка, я передалъ письмо, взглянувъ на которое старикъ поцѣловалъ восковую печать и сталъ мнѣ выражать особенную почтительность. Какъ выяснилось, все поручен³е нашего добраго господина заключалось въ просьбѣ оказывать намъ всяческое содѣйств³е въ незнакомомъ городѣ и даже ссужать въ трудныя минуты деньгами, которыя онъ, Алишаръ, клялся отдавать шейху за насъ.

   Такимъ образомъ мы легко водворились въ полутемной, узенькой лавкѣ, гдѣ и заторговали, на первыхъ порахъ не особенно успѣшно. Оттого ли, что насъ никто не зналъ, оттого ли, что мы были не мусульмане, но къ намъ рѣдко кто заглядывалъ, хотя Жакъ все время стоялъ у порога, веселыми шутками зазывая покупателей и бранясь съ сосѣдями. Тѣмъ болѣе насъ удивило, что насъ стала очень часто посѣщать какая то пожилая женщина, скромнаго вида, все торговавшая самые дорог³е ковры, говорила она всегда съ Жакомъ, смотрѣла же на меня. Это было предметомъ нашихъ шутокъ и всяк³й разъ, когда Жакъ ее издали замѣчалъ идущей, онъ говорилъ: "вотъ идетъ ваша возлюбленная!" - Скорѣй ваша, чѣмъ моя!- отвѣчалъ я, заранѣе вытаскивая лучш³й товаръ.

   Однажды она привела съ собою даму, всю закутанную въ плотное покрывало, которую рекомендовала намъ, какъ свою госпожу. Разглядѣть новую посѣтительницу не было никакой возможности, можно было только замѣтить, что она была довольно полна, черноглаза и не особенно молода. Голоса ея мы тоже не слыхали, такъ какъ всѣ переговоры она вела черезъ служанку, которой шептала свои отвѣты на ухо.

   Отобравъ товару на значительную сумму, госпожа удалилась, сказавъ что за покупками она пришлетъ человѣка, съ которымъ я войду въ ея домъ, чтобы получить деньги.

   Подъ вечеръ пришла та же пожилая особа, за который я и понесъ тяжелый тюкъ. По дорогѣ она много разсуждала о томъ, насколько скромность украшаетъ юношество и разсказала нѣсколько случаевъ, гдѣ эта добродѣтель сдѣлала счастье молодымъ людямъ. Я соглашался со своей собесѣдницей и далъ понять намекомъ, что я и себя причисляю къ этой рѣдкой въ наше время породѣ, скромныхъ и молчаливыхъ юношей. "Я это замѣтила съ перваго взгляда; о у Фатьбы опытный глазъ на это, Госпожа тоже зорка: она опредѣляетъ красоту, а я - стыдливость и вѣрность!" - Если занят³е вашей госпожи болѣе пр³ятно, то ваше безусловно болѣе почтенно,- замѣтилъ я.

   - Ахъ, любовь, не опирающаяся на добродѣтель, не долговѣчна!

   Въ такихъ разговорахъ мы достигли дома, гдѣ жила Дамасская дама. Изъ болтовни старухи я узналъ, что это - богатая вдова по имени Ноза, потерявшая перваго мужа лѣтъ семь тому назадъ и вышедшая такъ неудачно второй разъ за безупречнаго молодого человѣка, что его пришлось прогнать изъ дому за кутежи и непристойныя шашни.

   Я думаю, что все видѣнное мною въ домѣ госпожи Нозы, было не болѣе, какъ обдуманное испытан³е моей скромности. Иначе я не могу себѣ объяснить зачѣмъ меня съ коврами привели прямо въ большую комнату съ бассейномъ, гдѣ купалось семь или восемь совершенно раздѣтыхъ женщинъ.

   При моемъ появлен³и, онѣ всполошились, закричали, съ визгомъ бросились всѣ въ бассейнъ, отчего вода сразу выступила на полъ, и уже оттуда осыпали старую Фатьму упреками, наполовину притворными, потому что онѣ вмѣстѣ съ тѣмъ смѣялись, толкались, хлопали другъ друга по голымъ спинамъ, и брызгали на меня водой. Особенно голосила самая толстая, которая, не помѣстившись въ бассейнъ, только уткнула лицо въ своихъ подругъ и болтала ногами, причемъ вся спина, ноги и проч³я части тѣла были совершенно открыты. Моя спутница зашептала мнѣ: "закрой глаза, закрой глаза!"- и тащила меня за рукавъ дальше. Я былъ оглушенъ столь неожиданнымъ зрѣлищемъ и далъ себя увести изъ зала, откуда смѣхъ, плескъ и визгъ раздались съ удвоенною силою.

   Комнаты черезъ три мы остановились въ небольшомъ покоѣ, гдѣ Фатьма оставила меня ждать госпожи. Ноза явилась въ болѣе прозрачномъ покрывалѣ, такъ что я могъ ее разсмотрѣть: ей было лѣтъ 40, болѣе полна, чѣмъ казалась раньше, особенно въ бедрахъ, лицо было не безъ пр³ятности, но нѣсколько обрюзгшее, длинный прямой носъ, круглые глаза, маленьк³й ротъ бантикомъ, сросш³яся брови и широкотолстый подбородокъ. Голосъ у нея былъ неожиданно тонк³й, что меня разсмѣшило, когда я услышалъ его впервые. Принявъ отъ меня товары, тщательно ихъ провѣривъ и сосчитавъ, она спросила:- кажется, эта безразсудная Фатьма тебя ввела въ женскую купальню?

   - Я ничего не замѣтилъ,- отвѣтилъ я, опуская глаза.

   - Скромность, конечно, похвальна, но такъ ты, пожалуй, скажешь, что ты и меня не видалъ.

   - Когда я васъ увидѣлъ, я забылъ все, что было раньше.

   - Каковъ мальчикъ?- онъ уже умѣетъ льстить!- воскликнула Ноза смѣясь, но, повидимому, мои слова понравились ей. На прощанье она дала мнѣ кошелекъ, гдѣ я нашелъ, придя домой, десять золотыхъ и перстень съ большимъ топазомъ.

   Намъ стало очевидно, что пожилая вдова неравнодушна ко мнѣ, и всѣ эти посѣщен³я Фатьмы и мое путешеств³е въ домъ госпожи Нозы,- не болѣе какъ довольно обычныя предислов³я къ еще болѣе обычпой развязкѣ. Но я дѣлалъ видъ, будто ничего не понимаю, притворяясь цѣломудреннымъ и глуповатымъ, что мнѣ было очень не трудно дѣлать, такъ какъ я былъ весьма равнодушенъ къ увядшимъ прелестямъ почтенной дамы. Между тѣмъ я съ Жакомъ составили совершенно опредѣленный планъ дѣйств³й, который не подвергая испытан³ю мое нерасположен³е къ госпожѣ Нозѣ, доставилъ бы намъ забавное и невинное развлечен³е.

   Дѣйствительно, нѣжность и настойчивость влюбленной вдовы все усиливались, но я подъ разными предлогами уклонялся отъ страстныхъ ласкъ; когда же, наконецъ, Ноза особенно усиленно потребовала, чтобы я открылъ настоящую причину моей холодности, я будто въ нерѣшительности молвилъ: - не подумайте, госпожа, чтобы я былъ неблагодаренъ, не достаточно цѣнилъ ваше доброе ко мнѣ расположен³е, но дѣло въ томъ, что я крайне суевѣренъ и обладая нѣкоторыми познан³ями въ маг³и, не могу начать никакого важнаго дѣла безъ благопр³ятныхъ указан³й на этотъ счетъ.

   Едва поспѣлъ я произнести эти слова, какъ моя возлюбленная загорѣлась неудержимымъ желан³ямъ испытать мои таинственныя знан³я. Такъ какъ мы съ Жакомъ этого именно и ждали, то у насъ было давно уже условлено, какъ поступать въ такомъ случаѣ. Послѣ долгихъ отказовъ, я согласился вызвать духа для госпожи Нозы и назначилъ вечеръ, когда ей къ намъ придти. Все было устроено въ комнатѣ, какъ мы видѣли у настоящихъ прорицателей въ Константинополѣ. Роль духа, разумѣется, исполнялъ мой товарищъ, котораго было трудно узнать черезъ сѣрный дымъ, дѣлающ³й мертвеннымъ самое цвѣтущее лицо. Даму оставили мы одною въ темной комнатѣ, причемъ я стадъ громко и нараспѣвъ декламировать начало Вергил³евской Энеиды, которая, какъ извѣстно, начинается такъ:

  

  

   Ноза слушала, трепеща, вся закутанная въ темный плащъ; потомъ я зажегъ сѣру и черезъ отдернутую занавѣску появился Жакъ въ странномъ нарядѣ изъ пестрыхъ тканей. По обычаю заклинателей я самъ говорилъ съ тѣнью, а госпожа только дрожала въ углу. Я спрашивалъ громко и властно, духъ же отвѣтствовалъ глухимъ, загробнымъ голосомъ. Изъ нашего д³алога выяснилось, что Ноза найдетъ свое счастье только въ бракѣ со мною, что она должна подарить мнѣ часть своего состоян³я и что добрые ген³и ей благопр³ятны. Затѣмъ раздался сильный ударъ грома, не знаю, какъ произведенный Жакомъ, и тѣмъ исчезла во вновь наступившей темнотѣ.

   Когда снова зажгли свѣчи, дама лежала на полу безъ сознан³я, потрясенная всѣмъ, что видѣла. Когда я привелъ ее въ чувство, она обвила мою шею руками и сквозь смѣхъ и слезы прошептала мнѣ: "видишь, какъ правдиво говорятъ духи?"

   - Духи могутъ и ошибаться,- сказалъ я уклончиво. Но вдова, обнимая меня, твердила, что она свято вѣритъ въ гадан³е и все исполнитъ, что ей вѣщалъ духъ. Мнѣ было немного совѣстно обманывать довѣрчивую женщину, но я не могъ отступить отъ разъ намеченнаго пути, думая, что открыт³емъ нашего плутовства я бы еще болѣе огорчилъ и оскорбилъ бѣдную Нозу. И мнѣ оставалось только до конца вести затѣянную игру, что я исполнилъ не совсѣмъ охотно. Когда, отдавъ мнѣ обѣщанную часть состоян³я, госпожа отпраздновала свадьбу со мною и мы остались одни въ горницѣ, вдова раздѣлась и подозвала меня къ себѣ, но я оставался, не двигаясь, у входа. Тогда супруга спросила:

   - Что же вы не подойдете ко мнѣ, супругъ мой? Развѣ я не стала вашей женою?

   - Это совершено вѣрно, что вы стали моею женой, госпожа, но я сегодня за ужиномъ ѣлъ лукъ и не осмѣливаюсь оскорбить васъ своимъ дыхан³емъ. Не вставая съ ложа, она продолжала: - Конечно, это не благоразумно, мой другъ, что вы ѣли сегодня лукъ, но нужно ли стыдиться своей подруги? Подойдите ко мнѣ, и ваше дыхан³е станетъ для меня пр³ятнѣе мускуса, такъ какъ я люблю васъ отъ всего сердца, повѣрьте.

   Не двигаясь отъ стѣны, я отвѣчалъ медленно и спокойно: "и потомъ я скажу вамъ, госпожа, что я боленъ, совсѣмъ боленъ и не могу войти къ вам". Тогда Ноза, будто понявъ мое притворство, вскочила съ кровати, вся голая, и подбѣжала ко мнѣ. У нея были очень отвислыя груди, большой живой, широк³й, низк³й тазъ и коротк³я ноги. Она меня схватила за рукавъ, немилосердно тряся, при чемъ ароматное масло стекало съ ея локтей на полъ. Я, высвободивъ свою руку, спросилъ: "я сказалъ, что я боленъ, чего вы желаете отъ меня?"

   Приблизивъ ко мнѣ свое толстое лицо, Ноза зашептала въ сильномъ волнен³и: "ты боленъ? да? такъ что же ты не сказалъ этого раньше? развѣ твои духи не знали этого - можно было бы отложить свадьбу!" - Я боюсь, что тогда пришлось бы отложить свадьбу очень на долго, очень на долго,- сказалъ я многозначительно.

   Тогда моя супруга, будто прочитавъ мои мысли, вдругъ разразилась неистовою бранью, какъ потокъ, прорвавш³й плотину, она осыпала меня горьчайшими