Карнаухова Ирина Валерьяновна - Русские Богатыри (былины)

Вольга Всеславьевич

---

  Ранним утром, ранним солнышком собрался Вольга брать данных подати с городов торговых Гурчевца да Ореховца.

  Села дружина на добрых коней, на каурых жеребчиков и в путь отправилась. Выехали молодцы в чистое поле, в широкое раздолье и услышали в поле пахаря. Пашет пахарь, посвистывает, лемехи по камешкам почиркивают. Будто пахарь где-то рядышком соху ведёт.

  Едут молодцы к пахарю, едут день до вечера, а не могут до него доскакать. Слышно, как пахарь посвистывает, слышно, как сошка поскрипывает, как лемешки почиркивают, а самого пахаря и глазом не видать.

  Едут молодцы другой день до вечера, так же всё пахарь посвистывает, сошенька поскрипывает, лемешки почиркивают, а пахаря нет как нет.

  Третий день идёт к вечеру, тут только молодцы до пахаря доехали. Пашет пахарь, понукивает, на кобылку свою погукивает. Борозды кладёт как рвы глубокие, из земли дубы вывёртывает, камни-валуны в сторону отбрасывает. Только кудри у пахаря качаются, шёлком по плечам рассыпаются.

  А кобылка у пахаря немудрая, а соха у него кленовая, гужи шелковые. Подивился на него Вольга, поклонился учтиво:

  - Здравствуй, добрый человек, в поле трудничек!

  - Здоров будь, Вольга Всеславьевич! Куда путь держишь?

  - Еду в города Гурчевец да Ореховец - собирать с торговых людей дани-подати.

  - Эх, Вольга Всеславьевич, в тех городах живут всё разбойники, дерут шкуру с бедного пахаря, собирают за проезд по дорогам пошлины. Я поехал туда соли купить, закупил соли три мешка, каждый мешок сто пудов, положил на кобылку серую и домой к себе направился. Окружили меня люди торговые, стали брать с меня подорожные денежки. Чем я больше даю, тем им больше хочется. Рассердился я, разгневался, заплатил им шелковою плёткою. Ну, который стоял, тот сидит, а который сидел, тот лежит.

  Удивился Вольга, поклонился пахарю:

  - Ай же ты, славный пахарь, могучий богатырь, поезжай ты со мной за товарища.

  - Что ж, поеду, Вольга Всеславьевич, надо им наказ дать - других мужиков не обижать.

  Снял пахарь с сохи гужи шелковые, распряг кобылку серую, сел на неё верхом и в путь отправился.

  Проскакали молодцы полпути. Говорит пахарь Вольге Всеславьевичу:

  - Ох, неладное дело мы сделали, в борозде соху оставили. Ты пошли молодцов-дружинников, чтобы сошку из борозды выдернули, землю бы с неё вытряхнули, положили бы соху под ракитовый куст.

  Послал Вольга трёх дружинников.

  Вертят сошку они и так и сяк, а не могут сошку от земли поднять.

  Послал Вольга десять витязей. Вертят сошку они в двадцать рук, а не могут с места содрать.

  Тут поехал Вольга со всей дружиной. Тридцать человек без еди ного облепили сошку со всех сторон, понатужились, по колена в землю ушли, а сошку и на волос не сдвинули.

  Слез с кобылки тут пахарь сам, взялся за сошку одной рукой. из земли её выдернул, из лемешков землю вытряхнул. Лемехи травой вычистил.

  Дело сделали и поехали богатыри дальше путём-дорогою.

  Вот подъехали они под Гурчевец да Ореховец. А там люди торговые хитрые как увидели пахаря, подсекли брёвна дубовые на мосту через речку Ореховец.

  Чуть взошла дружина на мост, подломились брёвна дубовые, стали молодцы в реке тонуть, стала гибнуть дружина храбрая, стали кони, люди на дно идти.

  Рассердились Вольга с Микулой, разгневались, хлестнули своих добрых коней, в один скок реку перепрыгнули. Соскочили на тот бережок, да и начали злодеев чествовать.

  Пахарь плетью бьёт, приговаривает:

  - Эх вы, жадные люди торговые! Мужики города хлебом кормят, мёдом поят, а вы соли им жалеете!

  Вольга палицей жалует за дружинников, за богатырских коней. Стали люди гурчевецкие каяться:

  - Вы простите нас за злодейство, за хитрости. Берите с нас дани-подати, и пускай едут пахари за солью, никто с них гроша не потребует.

  Взял Вольга с них дани-подати за двенадцать лет, и поехали богатыри домой.

  Спрашивает пахаря Вольга Всеславьевич:

  - Ты скажи мне, русский богатырь, как зовуг тебя, величают по отчеству?

  - Поезжай ко мне, Вольга Всеславьевич, на мои крестьянский двор, так узнаешь, как меня люди чествуют.

  Подъехали богатыри к полю. Вытащил пахарь сошеньку, распахал широкое полюшко, засеял золотым зерном...Ещё заря горит, а у пахаря поле колосом шумит. Тёмная ночь идёт - пахарь хлеб жнёт. Утром вымолотил, к полудню вывеял, к обеду муки намолол, пироги завёл. К вечеру созвал народ на почестей пир.

  Стали люди пироги есть, брагу пить да пахаря похваливать:

  Ай спасибо тебе, Микула Селянинович!

---

  Высоки на Руси Святые горы, глубоки их ущелья, страшны пропасти; Не растут там ни берёзка, ни дуб, ни сосна, ни зелёная трава. Там и волк не пробежит, орёл не пролетит, - муравью и тому поживиться на голых скалах нечем.

  Только богатырь Святогор разъезжает между утёсов на своём могучем коне. Через пропасти конь перескакивает, через ущелья перепрыгивает, с горы на гору переступает.

Ездит старый по Святым горам.
Тут колеблется мать сыра земля,
Осыпаются камни в пропасти,
Выливаются быстры реченьки.

  Ростом богатырь Святогор выше тёмного леса, головой облака подпирает, скачет по горам - горы под ним шатаются, в реку заедет - вся вода из реки выплеснется. Ездит он сутки, другие, третьи ,- остановится, раскинет шатёр - ляжет, выспится, и снова по горам его конь бредёт.

  Скучно Святогору-богатырю, тоскливо старому: в горах не с кем слова перемолвить, не с кем силой помериться.

  Поехать бы ему на Русь, погулять бы с другими богатырями, побиться с врагами, растрясти бы силу, да вот беда: не держит его земля, только каменные утёсы святогорские под его тяжестью не рушатся, не падают, только их хребты не трещат под копытами его коня богатырского.

  Тяжко Святогору от своей силы, носит он ее как трудное бремя. Рад бы половину силы отдать, да некому. Рад бы самый тяжкий труд справить, да труда по плечу не находится. За что рукой ни возьмётся - всё в крошки рассыплется, в блин расплющится.

  Стал бы он леса корчевать, да для него леса - что луговая трава Стал бы он горы ворочать, да это никому не надобно...

  Так и ездит он один по Святым горам, голову от тоски ниже гнёт...

  - Эх, найти бы мне земную тягу, я бы в небо кольцо вбил, привязал к кольцу цепь железную; притянул бы небо к земле, повернул бы землю краем вверх, небо с землёй смешал - поистратил бы немного силушки!

  Да где её - тягу - найти!

  Едет раз Святогор по долине между утёсов, и вдруг-впереди живой человек идёт!

  Идёт невзрачный мужичок, лаптями притоптывает, на плече несёт перемётную суму.

  Обрадовался Святогор: будет с кем словом перемолвиться, - стал мужичка догонять.

  Тот идёт себе, не спешит, а Святогоров конь во всю силу скачет, да догнать мужика не может. Идёт мужичок, не торопится, сумочку с плеча на плечо перебрасывает. Скачет Святогор во всю прыть-всё прохожий впереди! Едет шагом - всё не догнать!

  Закричал ему Святогор:

  - Эй, прохожий молодец, подожди меня! Остановился мужичок, сложил свою сумочку наземь. Подскакал Святогор, поздоровался и спрашивает:

  - Что это у тебя за ноша в этой сумочке?

  - А ты возьми мою сумочку, перекинь через плечо да и пробеги с ней но полю.

  Рассмеялся Святогор так, что горы затряслись; хотел сумочку плёткой поддеть, а сумочка не сдвинулась, стал копьём толкать - не шелохнётся, пробовал пальцем поднять-не поднимается...

  Слез Святогор с коня, взял правой рукой сумочку - на волос не сдвинул. Ухватил богатырь сумочку двумя руками, рванул изо всей силы - только до колен поднял. Глядь - а сам по колено в землю ушёл, по лицу не пот, а кровь течёт, сердце замерло...

  Бросил Святогор сумочку, на землю упал,- по горам-долам гул пошёл.

  Еле отдышался богатырь

  - Ты скажи мне, что у тебя в сумочке положено? Скажи, научи, я о таком чуде не слыхал. Сила у меня непомерная, а я такой песчинки поднять не могу!

  - Почему не сказать - скажу: в моей маленькой сумочке вся тяга земная лежит.

  Опустил Спятогор голову:

  - Вот что значит тяга земная. А кто ты сам и как зовут тебя, прохожий человек?

  - Пахарь я, Микула Селянинович

  - Вижу я, добрый человек, любит тебя мать сыра земля! Может, ты мне про судьбу мою расскажешь? Тяжко мне одному по горам скакать, не могу я больше так на свете жить.

  - Поезжай, богатырь, до Северных гор. У тех гор стоит железная кузница. В той кузнице кузнец всем судьбу куёт, у него и про свою судьбу узнаешь.

  Вскинул Микула Селянинович сумочку на плечо и зашагал прочь. А Святогор на коня вскочил и поскакал к Северным горам. Ехал-ехал Святогор три дня, три ночи, трое суток спать не ложился - доехал до Северных гор. Тут утёсы ещё голей, пропасти ещё черней, реки глубокие бурливее...

  Под самым облаком, на голой скале увидал Святогор железную кузницу. В кузнице яркий огонь горит, из кузницы чёрный дым валит, звон-стук по всей округе идёт.

  Зашёл Святогор в кузницу и видит: стоит у наковальни седой старичок, одной рукой мехи раздувает, другой - молотом по наковальне бьёт, а на наковальне-то не видно ничего.

  - Кузнец, кузнец, что ты, батюшка, куёшь?

  - Подойди поближе, наклонись пониже! Нагнулся Святогор, поглядел и удивился: куёт кузнец два тонких волоса.

  - Что это у тебя, кузнец?

  - Вот два волоса окую, волос с волосом совью - два человека и женятся.

  - А на ком мне жениться судьба велит?

  - Твоя невеста на краю гор в ветхой избушке живёт.

  Поехал Святогор на край гор, нашёл ветхую избушку. Вошёл в неё богатырь, положил на стол подарок-сумку с золотом. Огляделся Святогор и видит: лежит недвижно на лавке девушка, вся корой и струпьями покрыта, глаз не открывает.

  Жаль её стало Святогору. Что так лежит и мучается? И смерть не идёт, и жизни нету.

  Выхватил Святогор свой острый меч, хотел ударить девушку, да рука не поднялась. Упал меч на дубовый пол.

  Святогор выскочил из избушки, на коня сел и поскакал к Святым горам.

  А девушка тем временем глаза открыла и видит: лежит на полу богатырский меч, на столе - мешок золота, а с неё вся кора свалилась, и тело у неё чистое, и силы у неё прибыли.

  Встала она, прошлась по горенке, вышла за порог, .нагнулась над озерком и ахнула: смотрит на неё из озера девица-красавица - и статна, и бела, и румяна, и очи ясные, и косы русые!

  Взяла она золото, что на столе лежало, построила корабли, нагрузила товарами и пустилась по синему морю торговать, счастье искать.

  Куда бы ни приехала, - весь народ бежит товары покупать, на красавицу любоваться. Слава о ней по всей Руси идёт:

  Вот доехала она до Святых гор, слух о ней и до Святогора дошёл. Захотелось ему тоже на красавицу поглядеть. Взглянул он на неё, и полюбилась ему девушка.

  - Вот это невеста по мне, за эту я посватаюсь! Полюбился и Святогор девушке.

  Поженились они, и стала жена Святогору про свою прежнюю жизнь рассказывать, как она тридцать лет лежала, корой покрытая, как вылечилась, как деньги на столе нашла.

  Удивился Святогор, да ничего жене не сказал.

  Бросила девушка торговать, по морям плавать, стала жить со Святогором на Святых горах.

  В славном городе Ростове у ростовского попа соборного был один-единственный сын. Звали его Алёша, прозывали по отцу Поповичем.

  Алёша Попович грамоте не учился, за книги не садился, а учился с малых лет копьём владеть, из лука стрелять, богатырских коней укрощать. Силон Алёша не большой богатырь, зато дерзостью да хитростью взял. Вот подрос Алёша Попович до шестнадцати лет, и скучно ему стало в отцовском доме.

  Стал он просить отца отпустить его в чистое поле, в широкое раздолье, по Руси привольной поездить, до синего моря добраться, в лесах поохотиться. Отпустил его отец, дал ему коня богатырского, саблю, копьё острое да лук со стрелами. Стал Алёша коня седлать, стал приговаривать:

  - Служи мне верно, богатырский конь. Не оставь меня ни мёртвым, ни раненым серым волкам на растерзание, чёрным воронам на расклевание, врагам на поругание! Где б мы ни были, домой привези!

  Обрядил он своего коня по-княжески. Седло черкасское, подпруга шелковая, узда золочёная.

  Позвал Алёша с собой любимого друга Екима Ивановича и поутру в субботу из дому выехал искать себе богатырской славы.

  Вот едут верные друзья плечо в плечо, стремя в стремя, по сторонам поглядывают. Никого в степи не видно-ни богатыря, с кем бы силой помериться, ни зверя, чтоб поохотиться. Раскинулась под солнцем русская степь без конца, без края, и шороха в ней не слыхать, в небе птицы не видать. Вдруг видит Алёша - лежит на кургане камень, а на камне что-то написано. Говорит Алёша Екиму Ивановичу;

  - Ну-ка, Екимушка, прочитай, что на камне написано. Ты хорошо грамотный, а я грамоте не обучен и читать не могу.

  Соскочил Еким с коня, стал на камне надпись разбирать

  - Вот, Алёшенька, что на камне написано: правая дорога ведёт к Чернигову, левая дорога в Киев, к князю Владимиру, а прямо дорога - к синему морю, к тихим заводям.

  - Куда же нам, Еким, путь держать?

  - К синему морю ехать далеко, к Чернигову ехать незачем: там калачницы хорошие. Съешь один калач - другой захочется, съешь другой - на перину завалишься, не сыскать нам там богатырской славы. А поедем мы к князю Владимиру, может, он нас в свою дружину возьмёт.

  - Ну, так завернём, Еким, на левый путь.

  Завернули молодцы коней и поехали по дороге к Киеву.

  Доехали они до берега Сафат-реки, поставили белый шатёр. Алёша с коня соскочил, в шатёр вошёл, лёг на зелёную траву и заснул крепким сном. А Еким коней расседлал, напоил, прогулял, стреножил и в луга пустил, только тогда отдыхать пошёл.

  Утром-светом проснулся Алёша, росой умылся, белым полотенцем вытерся, стал кудри расчёсывать.

  А Еким вскочил, за конями сходил, попоил их, овсом покормил заседлал и своего и Алёшиного.

  Снова молодцы в путь пустились.

  Едут-едут, вдруг видят - среди степи идёт старичок. Нищий странник - калика перехожая. На нём лапти из семи шелков сплетённые, на нём шуба соболиная, шапка греческая, а в руках дубинка дорожная.

  Увидал он молодцов, загородил им путь:

  - Ой вы, молодцы удалые, вы не ездите за Сафат-реку. Стал там станам злой враг Тугарин, Змея сы.н. Вышиной он как высокий дуб, меж плечами косая сажень, между глаз можно стрелу положить. У него крылатый конь - как лютый зверь: из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит. Не езжайте туда, молодцы!

  Екимушка на Алёшу поглядывает, а Алёша распалился, разгневался:

  - Чтобы я да всякой нечисти дорогу уступил! Не могу я его взять силой, возьму хитростью. Братец мой, дорожный странничек, дай ты мне на время твоё платье, возьми мои богатырские доспехи, помоги мне с Тугарином справиться.

  - Ладно, бери, да смотри, чтобы беды не было: он тебя в один глоток проглотить может.

  - Ничего, как-нибудь справимся!

  Надел Алёша цветное платье и пошёл пешком к Сафат-реке. Идёт. на дубинку опирается, прихрамывает...
Увидел его Тугарин Змеевич, закричал так, что дрогнула земля, согнулись высокие дубы, воды из реки выплеснулись, Алёша еле жив стоит, ноги у него подкашиваются.

  - Гей, - кричит Тугарин, - гей, странничек, не видал ли ты Алё-шу Поповича? Мне бы хотелось его найти, да копьём поколоть, да огнём пожечь.

  А Алёша шляпу греческую на лицо натянул, закряхтел, застонал и отвечает стариковским голосом:

  - Ох-ох-ох, не гневись на меня, Тугарин Змеевич! Я от старости оглох, ничего не слышу, что ты мне приказываешь. Подъезжай ко мне поближе, к убогому.

  Подъехал Тугарин к Алёше, наклонился с седла, хотел ему в ухо гаркнуть, а Алеша ловок, увёртлив был, - как хватит его дубинкой между глаз, - так Тугарин без памяти на землю пал. -

  Снял с него Алёша дорогое платье, самоцветами расшитое, не дешевое платье, ценой в сто тысяч, на себя надел. Самого Тугарина к седлу приторочил и поехал обратно к своим друзьям.

  А так Еким Иванович сам не свой, рвётся Алёше помочь, да нельзя в богатырское дело вмешиваться, Алёшиной славе мешать

  Вдруг видит Еким - скачет конь что лютый зверь, на нём в дорогом платье Тугарин сидит.

  Разгневался Еким, бросил наотмашь свою палицу в тридцать пудов прямо в грудь Алёше Поповичу. Свалился Алёша замертво.

  А Еким кинжал вытащил, бросился к упавшему, хочет добить Тугарина... И вдруг видит- перед ним Алёша лежит...

  Грянулся наземь Еким Иванович, горько расплакался:

  - Убил я, убил своего брата названого, дорогого Алёшу Поповича!

  Стали они с каликой Алёшу трясти, качать, влили ему в рот питья заморского, растирали травами лечебными. Открыл глаза Алёша, встал на ноги, на ногах стоит-шатается.

  Еким Иванович от радости сам не свой;

  Снял он с Алёши платье Тугарина, одел его в богатырские доспехи, отдал калике его добро. Посадил Алёшу на коня, сам рядом пошёл: Алёшу поддерживает.

  Только у самого Киева Алёша в силу вошёл.

  Подъехали они к Киеву в воскресенье, к обеденной поре. Заехали на княжеский двор, соскочили с коней, привязали их к дубовым столбам и вошли в горницу.

  Князь Владимир их ласково встречает.

  - Здравствуйте, гости милые, вы откуда ко мне приехали? Как зовут вас по имени, величают по отчеству?

  - Я из города Ростова, сын соборного попа Леонтия. А зовут меня Алёшей Поповичем. Ехали мы чистой степью, повстречали Тугарина Змеевича, он теперь у меня в тороках висит.

  Обрадовался Владимир-князь:

  - Ну и богатырь ты, Алёшенька! Куда хочешь за стол садись: хочешь-рядом со мной, хочешь-против меня, хочешь-рядом с княгинею.

  Алёша Попович не раздумывал, сел он рядом с княгинею. А Еким Иванович у печки стал.

  Крикнул князь Владимир прислужников:

  - Развяжите Тугарина Змеевича, принесите сюда в горницу! Только Алёша взялся за хлеб, за соль - растворились двери гостиницы, внесли двенадцать конюхов на золотой доске Тугарина, посадили рядом с князем Владимиром.

  Прибежали стольники, принесли жареных гусей, лебедей, принесли ковши мёду сладкого.

  А Тугарин неучтиво себя ведёт, невежливо. Ухватил лебёдушку и с костями съел, по ковриге целой за щеку запихивает. Сгрёб пироги сдобные да в рот побросал, за один дух десять ковшей мёду в глотку льет.

  Не успели гости кусочка взять, а уже на столе только косточки.

  Нахмурился Алёша Попович и говорит:

  - У моего батюшки попа Леонтия была собака старая и жадная. Ухватила она большую кость да и подавилась. Я её за хвост схватил, под гору метнул - то же будет от меня Тугарину.

  Потемнел Тугарин, как осенняя ночь, выхватил острый кинжал и метнул его в Алёшу Поповича.

  Тут бы Алёше и конец пришёл, да вскочил Еким Иванович, на лету кинжал перехватил.

  - Братец мой, Алёша Попович, сам изволишь в него нож бросать или мне позволишь?

  - И сам не брошу, и тебе не позволю: неучтиво у князя в горнице ссору вести. А переведаюсь я с ним завтра в чистом поле, и не быть Тугарину живому завтра к вечеру.

  Зашумели гости, заспорили, стали заклад держать, всё за Туга-рина ставят-и корабли, и товары, и деньги.

  За Алёшу ставят только княгиня Апраксия да Еким Иванович.

  Встал Алёша из-за стола, поехал с Екимом в свой шатёр на Са-фат-реке. Всю ночь Алёша не спит, на небо смотрит, подзывает тучу грозовую, чтоб смочила дождём Тугариновы крылья. Утром-светом прилетел Тугарин, над шатром вьётся, хочет сверху ударить. Да не зря Алёша не спал: налетела туча громовая, грозовая, пролилась дождём, смочила Тугаринову коню могучие крылья. Грянулся конь наземь, по земле поскакал.

  Алёша крепко в седле сидит, острой сабелькой помахивает.

  Заревел Тугарин так, что лист с деревьев посыпался:

  - Тут тебе, Алёшка, конец: захочу - огнём спалю, захочу - конём потопчу, захочу - копьём заколю!

  Подъехал к нему Алёша поближе и говорит:

  - Что же ты, Тугарин, обманываешь?! Бились мы с тобой об заклад, что один на один силой померяемся, а теперь за тобой стоит сила несметная!

  Оглянулся Тугарин назад, хотел посмотреть, какая сила за ним стоит, а Алёше только того и надобно. Взмахнул острой саблей и отсек ему голову!

  Покатилась голова на землю, как пивной котёл, загудела земля-матушка! Соскочил Алёша, хотел взять голову, да не мог от земли на вершок поднять. Крикнул Алёша Попович зычным голосом:

  - Эй вы, верные товарищи, помогите голову Тугарина с земли поднять!

  Подъехал Еким Иванович с товарищами, помог Алёше Поповичу голову Тугарина на богатырского коня взвалить.

  Как приехали они к Киеву, заехали на княжеский двор, бросили среди двора чудище.

  Вышел князь Владимир с княгинею, приглашал Алешу за княжеский стол, говорил Алеше ласковые слова:

  - Живи ты, Алёша, в Киеве, послужи мне, князю Владимиру. Я тебя, Алёша, пожалую.

  Остался Алёша в Киеве дружинником;

  Так про молодого Алёшу старину поют, чтобы добрые люди слушали:

Наш Алёша роду поповского,
Он и храбр и умен, да нравом сварлив.
Он не так силён, как напуском смел.

---

  Жила-была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын - богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит, и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный, ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали его "тихий Добрынюшка".

  Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться. Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне:

  - Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай-реке, в студёной воде искупаться,- истомила меня жара летняя.

  Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать:

  - Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай-реке. Пучай-река свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры сыплются, из третьей струйки дым столбом валит.

  - Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом подышать.

   Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна.

  Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку.

  Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и отправился. Едет Добрыня час-другой; жарко палит солнце летнее, припекает Добрыне голову. Забыл Добрыня, что ему матушка наказывала, повернул коня к Пучай-реке.

  От Пучай-реки прохладой несёт.

  Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге:

  - Ты постой здесь, покарауль коня.

  Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на коня сложил и в реку бросился.

  Плывёт Добрыня по Пучай-реке, удивляется:

  - Что мне матушка про Пучай-реку рассказывала? Пучай-река не свирепая, Пучай-река тихая, словно лужица дождевая.

  Не успел Добрыня сказать - вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и дождя-то нет, а гром гремит, и грозы-то нет, а огонь блестит...

  Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят.

  Увидал Змей Добрыню, громом загремел:

  - Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь-живым сожру, захочу-в своё логово унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало только Добрыни.

  А Добрыня говорит тихим голосом:

  - Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках.

  Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой, вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на коня да и был таков. И увёз всё оружье Добрынине.

  Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться.

  А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне тело белое.

  Дрогнуло сердце богатырское.

  Поглядел Добрыня на берег, - нечего ему в руки взять: ни дубинки нет, ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа греческая.

  Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого ни много ни мало - пять пудов да как ударит шляпой Змея Горыныча - и отшиб ему голову.

  Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел отбить ещё две головы...

  Как взмолился тут Змей Горыныч:

  - Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать, буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй, Добры