Гоголь Николай Васильевич - Тарас Бульба, Страница 9 - Книги

ой земле война, поднятая за веру: нет силы сильнее веры.

Непреоборима и грозна она, как нерукотворная скала среди бурного, вечно

изменчивого моря. Из самой средины морского дна возносит она к небесам

непроломные свои стены, вся созданная из одного цельного, сплошного камня.

Отвсюду видна она и глядит прямо в очи мимобегущим волнам. И горе кораблю,

который нанесется на нее! В щепы летят бессильные его снасти, тонет и

ломится в прах все, что ни есть на них, и жалким криком погибающих

оглашается пораженный воздух.

В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские

гарнизоны из освобождаемых городов; как были перевешаны бессовестные

арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетьман Николай Потоцкий с

многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый,

преследуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска; как

облегли его в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как,

приведенный в крайность, польский гетьман клятвенно обещал полное

удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение

всех прежних прав и преимуществ. Но не такие были козаки, чтобы

поддаться на то: знали они уже, что такое польская клятва. И Потоцкий не

красовался бы больше на шеститысячном своем аргамаке, привлекая взоры

знатных панн и зависть дворянства, не шумел бы на сеймах, задавая роскошные

пиры сенаторам, если бы не спасло его находившееся в местечке русское

духовенство. Когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся

иконы и кресты, и впереди сам архиерей с крестом в руке и в пастырской

митре, преклонили козаки все свои головы и сняли шапки. Никого не уважили бы

они на ту пору, ниже' самого короля, но против своей церкви христианской не

посмели и уважили свое духовенство. Согласился гетьман вместе с полковниками

отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу оставить на свободе

все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды

козацкому воинству. Один только полковник не согласился на такой мир. Тот

один был Тарас. Вырвал он клок волос из головы своей и вскрикнул:

- Эй, гетьман и полковники! не сделайте такого бабьего дела! не верьте

ляхам: продадут псяюхи!

Когда же полковой писарь подал условие и гетьман приложил свою властную

руку, он снял с себя чистый булат, дорогую турецкую саблю из первейшего

железа, разломил ее надвое, как трость, и кинул врозь, далеко в разные

стороны оба конца, сказав:

- Прощайте же! Как двум концам сего палаша не соединиться в одно и не

составить одной сабли, так и нам, товарищи, больше не видаться на этом

свете. Помяните же прощальное мое слово (при сем слове голос его вырос,

подымался выше, принял неведомую силу, - и смутились все от пророческих

слов): перед смертным часом своим вы вспомните меня! Думаете, купили

спокойствие и мир; думаете, пановать станете? Будете пановать другим

панованьем: сдерут с твоей головы, гетьман, кожу, набьют ее гречаною

половою, и долго будут видеть ее по всем ярмаркам! Не удержите и вы, паны,

голов своих! Пропадете в сырых погребах, замурованные в каменные стены, если

вас, как баранов, не сварят всех живыми в котлах!

- А вы, хлопцы! - продолжал он, оборотившись к своим, - кто из вас

хочет умирать своею смертью - не по запечьям и бабьим лежанкам, не пьяными

под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, козацкой смертью -

всем на одной постеле, как жених с невестою? Или, может быть, хотите

воротиться домой, да оборотиться в недоверков, да возить на своих спинах

польских ксендзов?

- За тобою, пане полковнику! За тобою! - вскрикнули все, которые были в

Тарасовом полку; и к ним перебежало немало других.

- А коли за мною, так за мною же! - сказал Тарас, надвинул глубже на

голову себе шапку, грозно взглянул на всех остававшихся, оправился на коне

своем и крикнул своим: - Не попрекнет же никто нас обидной речью! А ну,

гайда, хлопцы, в гости к католикам!

И вслед за тем ударил он по коню, и потянулся за ним табор из ста

телег, и с ними много было козацких конников и пехоты, и, оборотясь, грозил

взором всем остававшимся, и гневен был взор его. Никто не посмел остановить

их. В виду всего воинства уходил полк, и долго еще оборачивался Тарас и все

грозил.

Смутны стояли гетьман и полковники, задумалися все и молчали долго, как

будто теснимые каким-то тяжелым предвестием. Недаром провещал Тарас: так все

и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломного

поступка под Каневом, вздернута была голова гетьмана на кол вместе со

многими из первейших сановников.

А что же Тарас? А Тарас гулял по всей Польше с своим полком, выжег

восемнадцать местечек, близ сорока костелов и уже доходил до Кракова. Много

избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие земли и лучшие замки;

распечатали и поразливали по земле козаки вековые меды и вина, сохранно

сберегавшиеся в панских погребах; изрубили и пережгли дорогие сукна, одежды

и утвари, находимые в кладовых. "Ничего не жалейте!" - повторял только

Тарас. Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц;

у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями.

Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам,

сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля

и степовая трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие

козаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя.

"Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе!" - приговаривал только Тарас. И

такие поминки по Остапе отправлял он в каждом селении, пока польское

правительство не увидело, что поступки Тараса были побольше, чем

обыкновенное разбойничество, и тому же самому Потоцкому поручено было с

пятью полками поймать непременно Тараса.

Шесть дней уходили козаки проселочными дорогами от всех преследований;

едва выносили кони необыкновенное бегство и спасали казаков. Но Потоцкий на

сей раз был достоин возложенного поручения; неутомимо преследовал он их и

настиг на берегу Днестра, где Бульба занял для роздыха оставленную

развалившуюся крепость.

Над самой кручей у Днестра-реки виднелась она своим оборванным валом и

своими развалившимися останками стен. Щебнем и разбитым кирпичом усеяна была

верхушка утеса, готовая всякую минуту сорваться и слететь вниз. Тут-то, с

двух сторон, прилеглых к полю, обступил его коронный гетьман Потоцкий.

Четыре дни бились и боролись козаки, отбиваясь кирпичами и каменьями. Но

истощились запасы и силы, и решился Тарас пробиться сквозь ряды. И пробились

было уже козаки, и, может быть, еще раз послужили бы им верно быстрые кони,

как вдруг среди самого бегу остановился Тарас и вскрикнул: "Стой! выпала

люлька с табаком; не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!" И

нагнулся старый атаман и стал отыскивать в траве свою люльку с табаком,

неотлучную сопутницу на морях, и на суше, и в походах, и дома. А тем

временем набежала вдруг ватага и схватила его под могучие плечи. Двинулся

было он всеми членами, но уже не посыпались на землю, как бывало прежде,

схватившие его гайдуки. "Эх, старость, старость!" - сказал он, и заплакал

дебелый старый козак. Но не старость была виною: сила одолела силу. Мало не

тридцать человек повисло у него по рукам и по ногам. "Попалась ворона! -

кричали ляхи. - Теперь нужно только придумать, какую бы ему, собаке, лучшую

честь воздать". И присудили, с гетьманского разрешенья, спечь его живого в

виду всех. Тут же стояло нагое дерево, вершину которого разбило громом.

Притянули его железными цепями к древесному стволу, гвоздем прибили ему руки

и, приподняв его повыше, чтобы отовсюду был виден козак, принялись тут же

раскладывать под деревом костер. Но не на костер глядел Тарас, не об огне он

думал, которым собирались жечь его; глядел он, сердечный, в ту сторону, где

отстреливались козаки: ему с высоты все было видно как на ладони.

- Занимайте, хлопцы, занимайте скорее, - кричал он, - горку, что за

лесом: туда не подступят они!

Но ветер не донес его слов.

- Вот, пропадут, пропадут ни за что! - говорил он отчаянно и взглянул

вниз, где сверкал Днестр. Радость блеснула в очах его. Он увидел

выдвинувшиеся из-за кустарника четыре кормы, собрал всю силу голоса и зычно

закричал:

- К берегу! к берегу, хлопцы! Спускайтесь подгорной дорожкой, что

налево. У берега стоят челны, все забирайте, чтобы не было погони!

На этот раз ветер дунул с другой стороны, и все слова были услышаны

козаками. Но за такой совет достался ему тут же удар обухом по голове,

который переворотил все в глазах его.

Пустились козаки во всю прыть подгорной дорожкой; а уж погоня за

плечами. Видят: путается и загибается дорожка и много дает в сторону

извивов. "А, товарищи! не куды пошло!" - сказали все, остановились на миг,

подняли свои нагайки, свистнули - и татарские их кони, отделившись от земли,

распластавшись в воздухе, как змеи, перелетели через пропасть и бултыхнули

прямо в Днестр. Двое только не достали до реки, грянулись с вышины об

каменья, пропали там навеки с конями, даже не успевши издать крика. А козаки

уже плыли с конями в реке и отвязывали челны. Остановились ляхи над

пропастью, дивясь неслыханному козацкому делу и думая: прыгать ли им или

нет? Один молодой полковник, живая, горячая кровь, родной брат прекрасной

полячки, обворожившей бедного Андрия, не подумал долго и бросился со всех

сил с конем за козаками: перевернулся три раза в воздухе с конем своим и

прямо грянулся на острые утесы. В куски изорвали его острые камни,

пропавшего среди пропасти, и мозг его, смешавшись с кровью, обрызгал росшие

по неровным стенам провала кусты.

Когда очнулся Тарас Бульба от удара и глянул на Днестр, уже козаки были

на челнах и гребли веслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали. И

вспыхнули радостные очи у старого атамана.

- Прощайте, товарищи! - кричал он им сверху. -Вспоминайте меня и

будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли,

чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак?

Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная

русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из

Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась

ему!..

А уже огонь подымался над костром, захватывал его ноги и разостлался

пламенем по дереву... Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая

сила, которая бы пересилила русскую силу!

Немалая река Днестр, и много на ней заводьев, речных густых камышей,

отмелей и глубокодонных мест; блестит речное зеркало, оглашенное звонким

ячаньем лебедей, и гордый гоголь быстро несется по нем, и много куликов,

краснозобых курухтанов и всяких иных птиц в тростниках и на прибрежьях.

Козаки живо плыли на узких двухрульных челнах, дружно гребли веслами,

осторожно минули отмели, всполашивая подымавшихся птиц, и говорили про

своего атамана.

----

1 Свиткой называется верхняя одежда у малороссиян. (Прим. Н.В.Гоголя. )

2 Рыцарскую. (Прим. Н.В.Гоголя.)

-------------------------------------

Данная редакция была подготовлена автором ко второму тому собрания

сочинений. В первоначальной редакции повесть была напечатана в сборнике

"Миргород", 1835.

Примечания (использованы примечания С.И.Машинского):

пышный - здесь: гордый, недотрога.

пундики - сладости

вытребеньки - причуды.

рейстровые козаки - казаки, занесенный поляками в списки (реестры)

регулярных войск.

охочекомонные - конные добровольцы.

броварники - пивовары.

комиссары - польские сборщики податей.

очкур - шнурок, которым затягивали шаровары.

консул - старший из бурсаков, избираемый для наблюдения за поведением

своих товарищей.

ликтор - помощник консула.

шемизетка - накидка.

кулиш - жидкая пшенная каша с салом.

крамари под ятками - торговцы в палатках.

бараньи катки - куски бараньего мяса.

кошевой - руководитель коша (стана), выбиравшийся ежегодно.

Натолия - Анатолия, черноморское побережье Крыма.

клейтух - пыж.

чайки - длинные узкие речные суда запорожцев.

мазницы - ведра для дегтя.

саламата - мучная похлебка (преимущественно из гречневой муки).

оксамит - бархат.

городовое рушение - городское ополчение.

della notte (итал.) - ночной, прозвище, данной итальянцами голландскому

художнику Герриту (ван Герарду) Гонтгорсту (1590-1656), картины которого

отличаются резким контрастом света и тени.

клирошанин - церковнослужитель, поющий на клиросе, в церковном хоре.

пробавить - поддержать.

осокорь - серебристый тополь.

кухоль - глиняная кружка.

далибуг (польск.) - ей-богу.

зерцало - два скрепленных между собой щита, которыми в старину воины

предохраняли спину и грудь.

черенок - кошелек.

заход - залив.

облога - целина, пустошь.

габа - белое турецкое сукно.

киндяк - ткань.

корчик - ковш.

гаман - кошелек, бумажник.

левентарь, или региментарь - начальник охраны.

цурки - девушки.

кунтуш - верхнее старинное платье.

генеральный бунчужный - хранитель бунчука, жезла - символа гетманской

власти.