Честертон Гилберт Кийт - Три рассказа о патере Брауне

  Гилберт Кийт Честертон

  

  Три рассказа о патере Брауне

  

  в переводе Анатолия Кудрявицкого

  

Публикуется с разрешения переводчика.

  
Печатается по:

  
Честертон Г. К. Собрание сочинений в 5 томах.

  
СПб.: Амфора, 2000

  

  

  

  Гилберт Кийт Честертон

  

  
     Гилберт Кийт Честертон (1874-1936) - один из самых известных мастеров детективного жанра. Мы бы назвали его парадоксалистом: истинные характеры персонажей, логика сюжета, да и смысл происходящего оказываются совсем не такими, как кажется на первый взгляд. Парадоксален замечательный роман Честертона "Человек, который был четвергом": среди членов тайного общества, называвших себя не по именам, а по дням недели, все были... агентами полиции. В том числе и человек, откликавшийся на имя Воскресенье, - главарь заговорщиков. Но более всего Честертон знаменит как автор рассказов. Лучшими у него считаются новеллы о патере Брауне. Тихий, застенчивый и неприметный католический священник оказывается замечательным психологом и мастером логического умозаключения, он сочувствует "маленькому человеку", на которого так похож сам: "коротышка" с "детским лицом", "круглыми глазами", "большой круглой головой". И поэтому он так убедителен, так достойно выглядит на фоне людей скаредных, гордецов и честолюбцев. В то же время он никого не осуждает: "не судите, да не судимы будете". Если и наказывает что-то патер Браун, то это зло; к человеческим слабостям же он снисходителен. Больше всего непохож этот человек на детектива, однако именно патеру Брауну было суждено открыть в литературе галерею "нетипичных детективов", таких, как, например, Мегрэ или Анискин. Из большого цикла рассказов о патере Брауне некоторые до сих пор остаются не слишком хорошо известными отечественным читателям. Среди них рассказы "Сокровенный сад" из сборника "Неведение отца Брауна" (1911), "Машина ошибается" из книги "Мудрость отца Брауна" (1914) и "Призрак Гидеона Уайза", входящий в сборник 1926 года "Недоверчивость отца Брауна".

  

  

  Анатолий Кудрявицкий

  

  

  

  

  СОКРОВЕННЫЙ САД

  

  

  (Из сборника "Неведение отца Брауна", 1910)

  

  
-----------------------

  
Честертон Г. К. Собрание сочинений в 5 томах.

  
СПб.: Амфора, 2000, Том 3, с. 25-52.

  
Перевод А. Кудрявицкого.

  
-----------------------

  

  
Аристид Валантэн, глава парижского сыска, опаздывал на званый обед в собственном доме. Гости уже начали прибывать, и старый слуга по имени Иван, которому хозяин всецело доверял, постарался успокоить прибывших. Иван был не только слугой, но и охранником - он всегда сидел за столиком в прихожей, на стенах которой висело самое разнообразное оружие. Лицо этого человека было отмечено шрамом и казалось таким же серым, как и свисающие усы.

  
Старинный дом Валантэна был, пожалуй, не менее знаменит, чем его владелец, и производил столь же странное впечатление. Участок окружала высокая стена; ветви могучих тополей нависали над Сеной. Странность же этого дома - и, быть может, немаловажное достоинство с точки зрения безопасности хозяина - заключалась в том, что в сад нельзя было попасть иначе чем через парадный подъезд, охранявшийся Иваном, в чьем распоряжении имелся целый арсенал. Сад отличался немалыми размерами и содержался весьма аккуратно. Из дома сюда вело множество выходов, однако с улицы войти было невозможно - участок окружала высокая неприступная стена с остриями на гребне. Именно таким, наверное, и должен быть сад человека, с которым поклялись расправиться сотни уголовников.

  
Иван сообщил гостям, что хозяин предупредил его по телефону: он задерживается на десять минут. По правде говоря, Валантэн был занят весьма неприятным делом: отдавал последние распоряжения относительно казни преступников; хотя подобные обязанности были ему глубоко противны, он ими не пренебрегал. Беспощадно охотясь за преступниками, он становился весьма снисходительным, когда речь шла о наказании. Во французских - и, более того, в европейских правоохранительных органах он завоевал большой авторитет и, к чести для себя, пользовался своим влиянием для смягчения приговоров и тем самым способствовал очищению тюрем. Этого человека можно было назвать одним из наиболее гуманных французских вольнодумцев, весьма достойных людей, единственным недостатком которых является то, что они оказывают милосердие ближнему своему с еще большим холодом в сердце, чем когда вершат над ним правый суд.

  
Наконец Валантэн прибыл. Он был одет в черную пару в петлице красовалась алая роза - элегантный и статный мужчина, ничего не скажешь, хотя в его черной бородке уже пробивалась седина. Валантэн прошел прямо к себе в кабинет, откуда можно было попасть в сад. Дверь как раз оказалась открыта. Хозяин дома убрал свой чемоданчик в ящик стола, запер его, затем подошел к выходу в сад и несколько мгновений простоял в дверном проеме, обозревая открывшуюся перед ним картину. Острый месяц нещадно рассекал лохмотья предвещавших грозу серых туч; Валантэн наблюдал за этим с задумчивостью, необычной для людей с научным складом ума. Быть может, подобные натуры способно обуревать предчувствие того, что им скоро предстоит оказаться перед самой немыслимой дилеммой в своей жизни. Однако какие бы невероятные мистические предвидения ни посетили начальника полиции, он быстро пришел в себя - ему ведь было известно, что он опоздал и гости уже начали собираться.

  
Войдя в гостиную, он с первого взгляда понял: самый долгожданный посетитель еще не прибыл. Остальные же были почти все налицо: лорд Гэллоуэй, английский посол - пожилой мужчина с холерическим темпераментом; его кирпично-красное лицо напоминало спелое яблоко, в петлице фрака голубела ленточка ордена Подвязки; рядом с лордом была супруга - изящная, хотя и худая, как спичка, с седыми волосами и запоминающимся лицом, выдававшим незаурядную и способную на глубокие чувства натуру; дочь посла тоже стояла неподалеку. Звали ее леди Маргарет Грэм; это была бледная хорошенькая девушка с медного оттенка волосами, судя по лицу, проказница. Присутствовала также черноглазая дородная герцогиня Монт-Сен-Мишель с двумя дочерьми, такими же черноглазыми и дородными. Был здесь доктор Симон, типичный француз-ученый - в очках, с бородкой клинышком и высоким лбом, который пересекали параллельные ряды морщин (наказание, уготованное людям высокомерным, имеющим обыкновение поднимать брови). Присутствовал также отец Браун из местечка Кобхоул в Эссексе - с ним Валантэн недавно встречался в Англии. Хозяин заметил среди собравшихся еще одного человека - и тот, вероятно, вызвал у него наибольший интерес. То был высокий мужчина в военной форме; в эту минуту он как раз раскланивался с семейством Гэллоуэй, хотя его ожидал здесь не слишком сердечный прием; сразу же после этого военный направился к хозяину дома, дабы засвидетельствовать ему свое почтение. Звали его О''Брайен, он служил во французском Иностранном легионе и имел высокий чин командора. О''Брайен был темноволос, голубоглаз, чисто выбрит, строен; осанка его выдавала привычку повелевать. Как то пристало офицеру подразделения, прославившегося триумфальными провалами и самоубийственными победами, он имел одновременно лихой и меланхоличный вид. По рождению этот человек был знатным ирландцем, в детстве и юности водил знакомство с Гэллоуэями, особенно с их дочерью, Маргарет Грэм. Долги вынудили его покинуть родину. Теперешний его наряд - военная форма, шпоры, сабля - демонстрировал полное пренебрежение британским этикетом. Когда он поклонился семье посла, лорд и леди Гэллоуэй ответили принужденным поклоном, а леди Маргарет отвела взгляд в сторону.

  
Однако по каким бы коренящимся в глубоком прошлом причинам гости ни проявляли интерес друг к другу, знаменитый хозяин дома выказал ко всему этому полное равнодушие. Никого из них он не мог бы назвать гвоздем программы; нет, это должен был быть другой человек, всемирно известный, чье расположение он снискал во время своего визита в Новый Свет, принесшего ему славу как выдающемуся борцу с преступностью. Этим человеком являлся Джулиус К. Блэйн, мультимиллионер, - его огромные, непомерные пожертвования в пользу приверженцев непопулярных религий дали возможность английским и американским газетчикам раздуть его славу. Никто не знал, был ли мистер Блэйн атеистом или мормоном, адвентистом седьмого дня или адептом Христианской Науки, однако он неизменно проявлял готовность сыпать деньги в любую бочку при условии, что ее только что перед ним поставили. Он ожидал того благословенного дня, когда в Америке появится свой Шекспир, - занятие, требующее больше терпения, чем даже рыбная ловля. Уолт Уитмен {Уитмен Уолт (1819 - 1892) - великий американский поэт, автор эпической книги "Листья травы", зачинатель современного верлибра, т. е. свободного стиха. - Примеч. перев.} приводил его в восхищение, однако он считал, что некий Льюк П. Тэннер из городка Парижа, что находится в штате Пенсильвания, гораздо более "прогрессивен", чем Уитмен. Миллиардеру нравились "прогрессивные люди". Он считал прогрессивным даже Валантэна, впрочем, совершенно несправедливо.

  
Появление в комнате массивной фигуры Джулиуса К. Блэйна оказалось столь же категорическим, как гонг, сзывающий гостей к столу. У этого человека имелась черта, не свойственная большинству из нас: его присутствие казалось не менее заметным, чем его отсутствие. Это был огромный мужчина, полный и высокий, одетый в черный фрак; черноту эту не умерял блеск часовой цепочки и массивного кольца на пальце. Седые волосы Блэйна были зачесаны назад на германский манер, лицо отличалось краснотой, черты его казались какими-то детскими и в то же время неприятными; пучок волос, свешивавшийся вниз с подбородка из-под самой нижней губы, придавал этому человеку с внешностью невинного младенца вид театрального злодея, чуть ли не Мефистофеля. Общество, впрочем, недолго любовалось знаменитым американцем - к его манере опаздывать все уже привыкли, так что ему почти сразу же предложили проследовать в столовую рука об руку с леди Гэллоуэй.

  
Если не считать одного больного вопроса, семейство английского посла было достаточно приветливо и общительно. Поскольку леди Маргарет сделала вид, что не замечает протянутой руки этого авантюриста О''Брайена, и вполне пристойно проследовала в столовую с доктором Симоном, отец ее был вполне удовлетворен. Однако, несмотря на это, старый лорд Гэллоуэй чувствовал беспокойство, даже нервничал и в разговоре с трудом заставлял себя быть учтивым. Во время обеда ему еще удавалось соблюдать приличия, но когда трое мужчин помоложе - доктор, отец Браун и О''Брайен, этот вредоносный отщепенец в чужом мундире, - закурив сигары, вышли из комнаты - то ли для того, чтобы присоединиться к дамам, то ли с целью спокойно покурить в оранжерее, английский дипломат дал волю своему раздражению. Его, не переставая, язвила мысль, что этот проходимец О''Брайен в эту самую минуту, быть может, пытается завязать разговор с Маргарет или, чего доброго, уже с ней беседует. Сам же посол остался пить кофе с Блэйном, седовласым янки, верившим во всех богов, и седеющим французом Валантэном, не верившим ни во что. Эти двое могли спорить сколько им угодно, но заставить посла ввязаться в свою дискуссию были бессильны. К тому времени, как спор о том, что считать прогрессивным, достиг своего апогея, то есть стал невыносимо скучен, лорд Гэллоуэй наконец поднялся и покинул комнату в надежде самостоятельно разыскать гостиную. Это, однако, оказалось не таким простым делом, и, лишь проблуждав минут пять-семь в бесконечных коридорах, лорд услышал высокий голос морализировавшего доктора, а затем глухо прозвучавший ответ отца Брауна, слова которого были встречены общим смехом. "И эти тоже, черт их возьми, спорят, - думал посол. - Вроде бы насчет взаимоотношений науки и религии". Однако в тот момент, когда лорд Гэллоуэй открыл дверь и вступил в гостиную, он заметил лишь единственное: в комнате кое-кого не хватало. А именно, командора О''Брайена и леди Маргарет.

  
Нетерпеливо покинув гостиную, как недавно столовую, лорд Гэллоуэй снова попал в длинный коридор. Намерение уберечь дочь от этого ирландского - или теперь алжирского? - мошенника прогнало все прочие мысли и воцарилось у него в голове как самодержец, как безумный властитель. Когда лорд оказался в задней части дома, где помещался кабинет Валантэна, ему вдруг, к его удивлению, попалась навстречу дочь - она неслышно проскользнула мимо, на бледном ее лице играла презрительная усмешка. Это озадачило посла не менее, чем недавнее отсутствие Маргарет. Если она говорила с О''Брайеном, куда тот делся? Если же она с ним не говорила, что она делала все это время? Со жгучей старческой подозрительностью Гэллоуэй на ощупь пробирался по полутемным коридорам в глубь дома. Тут он случайно набрел на один из выходов в сад, которым обычно пользовались слуги.

  
Ятаган месяца к этому времени распорол все штормовые паруса туч и разрезал их на мелкие клочки. Серебристый свет залил все углы сада; посол вдруг заметил высокую фигуру в голубом одеянии, двигавшуюся по газону в направлении одного из входов в дом. Вот на лицо этого человека пал один из ярких бликов - и этого оказалось достаточно, чтобы вполне отчетливо стали видны черты командора О''Брайена.

  
Молодой офицер прошел через балконную дверь и скрылся в доме; наблюдавший за ним Гэллоуэй пребывал в неописуемом настроении - он злился, но не мог понять, на кого именно. Серебристо-голубой сад, так похожий на театральные декорации, казалось, насмехается над ним, околдовывает насильственной своей нежностью, против которой восставало мирское величие посла. Широкая, исполненная грации походка ирландца вызвала в старом лорде ярость, как будто этот человек был его соперником в любви; лунное сияние сводило его с ума, завлекало в ловушку, заманивало в волшебные миры Ватто, {Ватто Антуан (1684 - 1721) - французский художник, автор отличающихся изысканной нежностью красочных полотен - бытовых и театральных сцен, "галантных празднеств". - Примеч. перев.} в вертоград трубадуров. Желая стряхнуть это идиотское наваждение, посол торопливо зашагал следом за недругом, но почти сразу же споткнулся о какой-то предмет в траве - то ли о камень, то ли о бревно. Он бросил на землю раздраженный взгляд, но раздражение тут же сменилось изумлением, затем ужасом. В следующее мгновение луна и стройные тополя могли наблюдать необычное зрелище: бегущего со всех ног пожилого английского дипломата, вдобавок что-то кричащего на бегу.

  
Его хриплые возгласы не остались без последствий - в окне кабинета рядом с балконной дверью появилось бледное лицо, заблестели стекла чьих-то очков. Это был доктор Симон, в конце концов разобравший, что именно выкрикивает высокородный англичанин. А кричал он вот что:

  
- Труп! Труп в траве! Окровавленный труп!

  
Об ирландце лорд Гэллоуэй наконец-то забыл.

  
- Надо немедленно известить Валантэна, - сказал доктор, когда посол сбивчиво описал то, что успел рассмотреть. - Нам повезло, что здесь сам начальник полиции.

  
Валантэн оказался легок на помине - услышав крики, он поспешил на место происшествия. Занятно было наблюдать, как изменилась его манера держаться: пришел он с видом заботливого хозяина, испугавшегося, что одному из гостей или слуг стало плохо; когда же ему рассказали о жуткой находке, он тотчас стал необыкновенно серьезен и даже деловит - как-никак, сие ужасное происшествие вернуло его к исполнению профессиональных обязанностей.

  
- Странно, господа, - произнес он, выходя со спутниками в сад, - я расследовал таинственные истории по всему свету, а тут одна из них происходит в моем собственном доме. Покажите, где найдено тело.

  
Они с трудом пересекли лужайку - с реки наплывала густая туманная дымка; однако с помощью дрожавшего, как банный лист, лорда им наконец удалось отыскать в высокой траве труп. Мертвец был рослым и плечистым мужчиной; лежал он лицом вниз, так что видны были лишь его черный костюм, массивная лысая голова, на которой сохранилось лишь несколько пучков темных волос, прилипших к коже, как влажные водоросли. Из-под обращенного к земле лица текла алая струйка крови.

  
- Что ж, - сказал Симон с особенно значительной, зловещей интонацией, - он, по крайней мере, не из числа гостей.

  
- Осмотрите его, доктор, - взволнованно воскликнул Валантэн, - быть может, он еще жив!

  
Врач склонился над телом.

  
- Еще не остыл, - сообщил он, - но боюсь, что надежды нет никакой - он мертвехонек. Помогите-ка мне его приподнять.

  
Совместными усилиями они подняли тело на несколько дюймов от земли, после чего произошло нечто ужасное, и все сомнения, мертв ли этот человек, развеялись: отделенная от тела голова осталась лежать на траве. Убийца, очевидно, перерезал жертве горло и нанес при этом столь сильный удар, что перерубил шею. Даже видавший виды Валантэн был потрясен.

  
- Преступник, похоже, силен, как горилла, - пробормотал он себе под нос.

  
Доктор Симон, хотя и посещавший изредка морги, поднял голову с земли с некоторым трепетом. Шею опоясывал разрез, но лицо осталось неповрежденным. Оно было мясистым и желтым, со впалыми щеками и выступающими скулами, ястребиным носом и тяжелыми веками. Такие черты могли быть у погрязшего в пороках римского императора; неуловимое сходство проглядывало даже с императорами китайскими. Никто из присутствующих не знал этого человека, да и в ближайшее время ничего нового о нем выяснить не удалось - приподняв тело, они увидели лишь, что белая сорочка на груди запачкана кровью. Как и сказал доктор Симон, покойник оказался не из числа гостей, хотя его наряд и заставлял предположить, что он, быть может, намеревался к ним присоединиться - одет он был соответствующим образом.

  
Валантэн опустился на корточки и со всей тщательностью обследовал траву и почву в радиусе двадцати ярдов вокруг тела; начальнику полиции пытались помочь доктор и английский посол, хотя от первого проку было мало, а второй вообще скорее мешал, чем помогал работать. Усердие этой троицы не дало никаких результатов - найдено было лишь несколько веток, разрезанных или разрубленных на мелкие кусочки. Валантэн поднял их, осмотрел и снова бросил на землю.

  
- М-да, ветки, - угрюмо сказал он, - одни лишь ветки и какой-то неизвестный с отрубленной головой; ничего здесь больше нет.

  
Воцарилось напряженное молчание, и вдруг заметно нервничавший лорд Гэллоуэй вскрикнул:

  
- Кто это? Кто там у стены?

  
К ним приближалась неровным шагом маленькая человеческая фигурка с непропорционально большой головой; в серебристой дымке лунного света казалось, что это какое-то волшебное существо, нечто вроде гоблина. При ближайшем рассмотрении, однако, выяснилось: это безобидный маленький священник, который до сих пор сидел в гостиной.

  
- Хочу вам напомнить, - просто сказал он, - что в этот сад нельзя попасть с улицы - здесь нет ни ворот, ни даже калитки.

  
Черные брови Валантэна, казалось, сошлись, когда он, по своему обыкновению, поморщился при виде сутаны. Но человек он был справедливый и потому отдал должное уместному замечанию священника.

  
- Вы совершенно правы, - заявил он. - Для того чтобы узнать причину убийства, нам, вероятно, придется выяснить, как этот человек здесь оказался. Согласитесь, господа, что мы должны по возможности уберечь моих гостей от ненужной огласки их имен. Среди них ведь уважаемые люди, несколько дам и к тому же вы, господин посол. Надеюсь, вы не поймете меня превратно и не будете считать, что я злоупотребляю своим положением. Когда факт преступления будет отмечен в полицейском рапорте, дело пойдет своим чередом, и тут уж ничего не поделаешь. Пока же этого не произошло, я могу действовать по своему усмотрению. Я занимаю пост начальника полиции и до такой степени нахожусь на виду, что могу себе позволить кое-что скрыть. Клянусь честью, я выясню все относительно поведения моих гостей, прежде чем вызову сюда моих подчиненных и прикажу им искать убийцу где-то еще. Господа, вы должны дать мне обещание не покидать этот дом до завтрашнего утра. У меня для каждого найдется спальня. Мсье Симон, вы, по-моему, знаете, где комната Ивана, моего телохранителя, - он человек надежный. Идите туда и скажите ему, чтобы он попросил кого-нибудь из слуг посторожить у входной двери, а сам шел сюда. Лорд Гэллоуэй, вы, конечно, лучше других сумеете сообщить дамам, что произошло, и убедить их не впадать в панику. Они также должны остаться в доме. Мы с отцом Брауном побудем здесь, у тела.

  
Коль скоро в начальнике полиции взыграл боевой дух, прочим осталось лишь повиноваться. Доктор Симон отправился в комнату, на стенах которой было развешано оружие, и вызвал на место происшествия Ивана, частного детектива на службе у детектива, облеченного властью. Посол отправился в гостиную и, насколько мог тактично, довел до сведения дам ужасную новость; так что, когда общество наконец было в полном сборе, дрожавшие от страха представительницы прекрасного пола успели уже немного успокоиться. Тем временем священник и вольнодумец несли вахту у тела: один в головах, другой - в ногах. Их неподвижные, облитые лунным светом фигуры казались статуями, символизирующими два мировоззрения, два разных восприятия смерти.

  
Иван, доверенный помощник Валантэна, выскочил из дома, как ядро из пушки, и помчался по траве к начальнику полиции, подобно собаке, откликнувшейся на зов хозяина. Это был усатый мужчина; на лице его, отмеченном шрамом, читалось почти нездоровое оживление: видно было, что таинственное происшествие в его собственном доме пробудило в нем охотничий азарт. С почти неуместным рвением он попросил патрона разрешить ему осмотреть труп.

  
- Да, пожалуйста, Иван, раз уж вам так хочется, - ответил Валантэн. - Но не задерживайтесь - нам надо вернуться в дом и заняться делом.

  
Иван поднял отрубленную голову, затем выпустил ее из рук, и она упала на землю.

  
- Как же это... - сдавленно прошептал он. - Нет, не может быть... Вы знаете, кто это, мсье?

  
- Нет, - без всяких эмоций отозвался Валантэн. - Пошли-ка лучше в дом.

  
Вдвоем они втащили труп в кабинет, положили его на диван, затем направились в гостиную.

  
Начальник полиции спокойно подошел к письменному столу и сел; в его походке ощущалась какая-то нерешительность, но во взгляде, которым он обвел собравшихся, был холод стали; такой взгляд бывает у судьи на выездной сессии суда присяжных. Валантэн торопливо сделал какие-то пометки в лежавшем на столе блокноте, затем отрывисто спросил:

  
- Здесь все?

  
- Кроме мистера Блэйна, - ответила герцогиня Монт-Сент-Мишель, оглядев комнату.

  
- Нет и еще одного, - хрипло проговорил лорд Гэллоуэй. - Если не ошибаюсь, мистера Нейла О''Брайена. Я видел, как сей джентльмен прогуливался по саду, когда там лежал еще не остывший труп.

  
- Иван, поищите командора О''Брайена и мистера Блэйна, - распорядился начальник полиции. - Последний, кажется, докуривает сигару в столовой, а командор, вероятно, прогуливается по оранжерее. Впрочем, это только мои предположения.

  
Верный помощник Валантэна умчался, а его шеф тотчас же, не дав никому времени на размышления, продолжал все с той же неумолимой стремительностью:

  
- Всем, кто здесь присутствует, должно быть известно: в саду найдено тело человека с отрубленной головой. Доктор Симон, вы осматривали труп. Скажите, для того, чтобы нанести такой удар, нужна богатырская сила? Или все дело в том, что у убийцы был очень острый нож?

  
- Ножом, знаете ли, голову не отрежешь, - отозвался бледный доктор.

  
- Как по-вашему, чем это можно сделать? - спросил Валантэн.

  
- В наше время - не знаю, - промолвил доктор, подняв брови, отчего на лице его появилось скорбное выражение. - Шею не так-то легко перерубить даже несколькими ударами, а здесь шрам ровный. Если б дело было пару веков назад, я бы сказал, что удар нанесен двуручным мечом, алебардой или топором палача.

  
- Господи помилуй! - раздался почти истерический крик герцогини. - Да здесь же нет никаких двуручных мечей и алебард!

  
Валантэн все еще торопливо записывал что-то в блокнот.

  
- Скажите, - спросил он, не отвлекаясь от работы, - можно ли сделать это длинной французской кавалерийской саблей?

  
Тут вдруг раздался глухой стук в дверь, который почему-то заставил всех присутствующих похолодеть, словно это была сцена из шекспировского "Макбета". В молчании, воцарившемся после того, как у всех по коже пробежал холодок, послышались слова доктора:

  
- Саблей - да. На мой взгляд, ею можно нанести такой удар.

  
- Благодарю вас, - ответил Валантэн. - Иван, входите!

  
Дверь распахнулась, и охранник пропустил вперед командора О''Брайена, которого он в конце концов нашел в саду, - тот снова вышел на воздух и беспокойно мерил шагами лужайку.

  
Расстроенный ирландец остановился на пороге. Вид у него был вызывающий.

  
- Что вам от меня надо? - воскликнул он.

  
- Будьте любезны, сядьте, - спокойно и доброжелательно сказал Валантэн. - Гм, а сабля-то не при вас! Где же она?

  
- На столе в библиотеке, - ответил О''Брайен, и оттого, что он пребывал в смятении, акцент его стал отчетливее. - Такая незадача, представьте, вышло так, что...

  
- Иван, - распорядился начальник полиции, - сходите, пожалуйста, в библиотеку и принесите саблю командора. - Затем, когда охранник удалился, Валантэн продолжал: - Лорд Гэллоуэй говорит, вы ушли из сада незадолго до того, как он обнаружил труп. Что вы делали в саду?

  
О''Брайен устало опустился в кресло.

  
- О, просто-напросто глядел на луну! - воскликнул он на ирландском диалекте. - Общался с природой, дорогой мой!

  
Воцарилось гробовое молчание. Через какое-то время его прервал стук в дверь, такой же обыденный, но пугающий, как раньше.

  
Вошел Иван с пустыми ножнами в руках.

  
- Больше там ничего не было, - объявил он.

  
- Положите их на стол, - буркнул Валантэн, не отрывая взгляда от блокнота

  
Молчание висело, как дамоклов меч, занесенный над головой осужденного убийцы. Герцогиня давно уже подавила рвавшееся с уст восклицание, скрытая ненависть лорда Гэллоуэя к ирландцу была утолена и даже начала понемногу ослабевать. Поэтому раздавшийся в тишине голос прозвучал неожиданно.

  
- Кажется, я могу дать вам исчерпывающее объяснение! - воскликнула леди Маргарет звучным, хотя и слегка дрожащим голосом, каким обычно говорит, обращаясь сразу ко многим людям, женщина, даже самая решительная. - Могу сказать, что делал в саду мистер О''Брайен, раз уж он решил молчать. Он просил моей руки. Я отказала ему, пояснив, что обстоятельства, да и мнение моих родных, заставляют меня дать ему такой ответ, хотя не могут поколебать моего глубокого к нему уважения. Мои слова вызвали у него досаду: похоже, уважение - не то, чем он мог бы удовлетвориться. Думаю, оно и сейчас его мало волнует, - сказала она с еле заметной улыбкой, - хотя я не отказываю ему в этом и в настоящий момент. Могу поклясться, он не совершал ничего такого, о чем здесь недавно говорилось.

  
Лорд Гэллоуэй повернулся к дочери и, думая, что говорит вполголоса, начал ее стращать:

  
- Придержи язык, Мэгги, - произнес он чуть ли не оглушительным шепотом. - Зачем ты защищаешь этого молодца? Ты знаешь, где его сабля? Где вся его проклятая амуниция?..

  
Тут он остановился - дочь одарила его уничтожающим взглядом, словно магнит, привлекшим внимание собравшихся.

  
- Дурень ты старый! - сказала она низким голосом без всякого почтения к родителю. - Ты думаешь, что говоришь?! Я же только что заявила: этот человек невиновен, все это время он провел со мной. Но если он окажется виновным, от этого ничего не изменится - он все равно был со мною. Если он в это время убил человека, в чьем присутствии, по-твоему, он это сделал? Кто окажется свидетелем, если не соучастником преступления? Неужели ты ненавидишь Нейла до такой степени, что готов из-за этого погубить собственную дочь?..

  
Леди Гэллоуэй застонала. Всех присутствующих объял трепет - им виделись любовные драмы давно минувших лет; побледневшие лица шотландской аристократки и ее возлюбленного, ирландского искателя приключений, казались им старинными портретами в галерее какого-нибудь древнего замка. В объятой молчанием комнате витали призраки погубленных мужей и тайных любовников.

  
Зловещее молчание внезапно нарушил чей-то спокойный голос, задавший наивный вопрос:

  
- А сигара очень длинная?

  
Вопрос так не вязался с предшествовавшим диалогом, что все невольно стали оглядываться, пытаясь понять, кто же его задал.

  
- Я имею в виду сигару, которую курит мистер Блэйн, - продолжал отец Браун, устроившийся на стуле в углу комнаты. - Судя по тому, сколько это продолжается, она должна быть длинной, как трость.

  
Несмотря на подобное непрошеное вмешательство, на лице Валантэна отразилось не только раздражение, но и понимание.

  
- Вы правы! - воскликнул он, оторвав взгляд от блокнота - Иван, сходите еще раз, поищите мистера Блэйна. Как найдете, немедленно приведите сюда.

  
Когда дверь за охранником закрылась, Валантэн с озабоченным выражением на лице обратился к девушке:

  
- Леди Маргарет, у меня нет сомнений в том, что все здесь восхищаются тем, что вы не побоялись уронить себя в глазах общества и объяснить поведение командора О''Брайена. Но есть здесь и еще один неясный момент. Лорд Гэллоуэй, насколько я понял, встретил вас, когда вы шли из кабинета в гостиную. Это произошло всего через несколько минут после того, как он покинул сад, где оставался мистер О''Брайен.

  
- Не забывайте, я ведь ответила Нейлу отказом, - с легкой иронией возразила леди Маргарет. - Так что вряд ли можно было ожидать, что мы вернемся рука об руку. Что ни говори, он поступил по-джентльменски - дал мне возможность вернуться первой. И тем самым навлек на себя обвинение в убийстве.

  
- За эти несколько минут он вполне мог... - мрачно заметил Валантэн, но закончить фразу ему не довелось.

  
Раздался стук в дверь, и в комнату заглянул Иван.

  
- Прошу прощения, мсье, но мистер Блэйн нас покинул, - доложил он.

  
- То есть как?! - вскочив, воскликнул Валантэн.

  
- Ушел. Исчез. Испарился, - ответил Иван, и французские слова в его устах прозвучали особенно забавно. - Его шляпа и пальто исчезли тоже. Кроме того, я обнаружил нечто удивительное. Когда я обежал вокруг дома в поисках следов мистера Блэйна, мне кое-что попалось на глаза. Может, это и есть его "след".

  
- О чем вы говорите? - спросил Валантэн.

  
- Сейчас покажу, - отозвался охранник.

  
Снова выйдя в коридор, он почти сразу появился с обнаженной кавалерийской саблей, блеснувшей на свету. Конец и часть лезвия были в крови. Все смотрели на нее с ужасом, как будто это была шаровая молния, летавшая по комнате. Иван тем временем более или менее спокойно продолжал;

  
- Вот что я нашел, когда продирался сквозь кустарник в пятидесяти ярдах от дома, у шоссе, ведущего из нашего предместья к центру города. Короче говоря, я нашел то, что бросил впопыхах мистер Блэйн, удирая отсюда.

  
Снова воцарилось молчание, хотя и не такое гнетущее. Валантэн взял саблю, осмотрел ее, на несколько минут погрузился в раздумье, затем повернулся к О''Брайену.

  
- Командор, - сказал он уважительно, - надеюсь, вы представите эту саблю в полицию, если возникнет надобность ее осмотреть. Пока же, - добавил он, убирая клинок в ножны, - позвольте вернуть вам ваше оружие.

  
Сцена была поистине символической, и присутствующие с трудом удержались от рукоплесканий.

  
Для О''Брайена этот момент стал поворотным в жизни. К тому времени, как он снова пошел прогуляться по сокровенному саду - на сей раз озаренный сиянием разгоравшегося утра, - трагическая маска как будто спала с его лица - у него появилось немало оснований чувствовать себя счастливым. Лорд Гэллоуэй, как джентльмен, принес ему извинения; леди Маргарет же была больше чем леди - она была женщиной и, очевидно, не удовольствовавшись извинениями, предложила ирландцу кое-что еще - по крайней мере, они до завтрака довольно долго гуляли среди цветов.

  
Общество в целом испустило вздох облегчения и настроилось на человеколюбивый лад. Хотя тайна загадочной смерти и не разъяснилась, подозрительность больше не лежала бременем на плечах гостей - казалось, ее увез в Париж этот странный миллионер, человек, которого они почти не знали. Дьявол был изгнан из дома, вернее, бежал сам.

  
Однако загадка пока разгадана не была, и, когда О''Брайен плюхнулся на скамейку рядом с доктором Симоном, сей ученый муж тотчас же об этом заговорил. Но ирландец был поглощен другими думами, вернее, приятными мечтаниями, потому и ответил доктору довольно кратко - и откровенно:

  
- Не могу сказать, что все это меня очень интересует. Тем более сейчас, когда почти все уже ясно. Наверное, Блэйн ненавидел этого незнакомца - уж не знаю почему. Он заманил его в сад и убил моей саблей; потом удрал в Париж, бросив оружие. Кстати, Иван сказал мне, что в кармане у мертвеца нашли американский доллар. Так что он янки, как и сам Блэйн, и это, по-моему, все объясняет. Не вижу тут ничего непонятного.

  
- В этом деле совершенно необъяснимы пять вещей, - спокойно сказал доктор. - Это как стены в пять рядов. Поймите меня правильно, я не сомневаюсь, что совершил убийство Блэйн - его бегство, на мой взгляд, это доказывает. Но все дело в том, как он это сделал. Прежде всего, неясно, почему убийство совершено огромной саблей - легче ведь сделать это ножом, а потом спрятать его в карман. Непонятно и другое: почему не было ни шума, ни криков? Неужели убитый спокойно смотрел, как кто-то приближается к нему, размахивая саблей, и даже не вскрикнул? Третья несообразность вот какая: у входной двери весь вечер нес вахту охранник; мимо него и мышь не прошмыгнула бы, не только человек. Каким же образом тогда попал в сад убитый? И четвертая: учитывая то, о чем я только что сказал, каким образом выбрался из дома Блэйн?

  
- Вы назвали четыре несообразности, - сказал командор, глядя на медленно приближавшегося к ним по тропе маленького священника. - Скажите же, какая пятая.

  
- О, по сравнению с теми четырьмя это пустяк, - ответил доктор, - хотя и весьма странного свойства. Когда я впервые осмотрел тело, у меня создалось впечатление, что убийца нанес несколько ударов. При повторном же осмотре на шее оказалось множество зарубок. Другими словами, они появились, очевидно, после того, как голова была отсечена. Неужели мистер Блэйн так люто ненавидел своего врага, что рубил саблей безглавое тело?

  
- Жуть какая-то! - воскликнул ирландец и поежился.

  
Пока они говорили, патер Браун успел уже к ним подойти и теперь со свойственной ему застенчивостью дожидался паузы в разговоре.

  
- Простите, что вмешиваюсь, - проговорил он наконец как-то сбивчиво. - Меня просили сообщить вам новости.

  
- Какие новости? - уставился на него доктор из-за стекол своих очков.

  
- Дело в том, - кротко сказал отец Браун, - что произошло еще одно убийство.

  
Двое мужчин так резко вскочили, что скамейка аж подпрыгнула.

  
- Но самое странное, - продолжал маленький священник, уставив взгляд на кустики рододендрона, - что убийство это совершено так же, как и первое, - снова найдена отрубленная голова, на сей раз в реке, чуть дальше по парижскому шоссе. Из раны еще течет кровь, поэтому они думают, что...

  
- Господи помилуй! - вскричал ирландец. - Да что этот Блэйн, маньяк?!

  
- В некоторых слоях американского общества, знаете ли, принята вендетта, - бесстрастно отозвался патер Браун и добавил: - Вас обоих просят пройти в библиотеку и кое на что взглянуть.

  
Командор О''Брайен проследовал за доктором и священником в комнату, где проводилось дознание. Настроение у него испортилось. Как и все солдаты, он питал отвращение к тайным убийствам. Когда же кончатся эти жуткие усекновения голов? Сначала одна, потом другая, с горечью думал он. И ведь в данном случае не скажешь, как в пословице: одна голова - хорошо, две - лучше. Войдя в библиотеку, ирландец вздрогнул при виде неожиданного зрелища: на столе начальника полиции лежала цветная картинка и на ней была изображена еще одна кровоточащая отрубленная голова - третья! И это была голова самого Валантэна! Офицер пригляделся - и увидел, что это всего лишь газета, орган партии националистов, называющийся "Гильотина". Каждую неделю лихие газетчики изображали на первой странице своего издания голову одного из политических противников с закатившимися глазами и искаженными чертами, как будто после казни. Валантэн, будучи воинствующим атеистом, не избежал подобной участи.

  
О''Брайен, как большинство ирландцев, при всех своих недостатках (или даже пороках) был по-детски простодушен, и подобное "интеллектуальное" глумление над соперником, на которое, кстати, способны лишь французы, вызвало у него глубокое отвращение. Он воспринимал Париж как единое целое - начиная с гротескного уродства химер собора Нотр-Дам и вплоть до непристойных карикатур в газетах. Он вспомнил зловещий комизм Французской революции. Город виделся ему сгустком сатанинской энергии - от кровавой картинки на столе Валантэна до фантастических чудищ на водосточных трубах готических зданий и злобной ухмылки огромного каменного дьявола, украшающего Нотр-Дам.

  
Библиотека была полутемной прямоугольной комнатой с низким потолком; свет пробивался сюда из-под опущенных штор; он имел слегка красноватый оттенок - солнце взошло совсем еще недавно. Валантэн и его помощник ожидали пришедших у дальнего конца стола - длинного, чуть наклонного. На столе лежали человеческие останки, при слабом освещении выглядевшие неестественно большими. Огромное черное туловище и желтое лицо покойника, найденного в саду, произвели на вошедших то же впечатление, что и вечером. Еще одна голова, которую обнаружили в реке среди камышей, лежала рядом; с нее капала вода, смешанная с кровью. Подручные Валантэна все еще искали безглавое тело второго покойника, надеясь выловить его в реке. Отец Браун, который не был так чувствителен, как командор, подошел к столу и стал внимательно осматривать голову второго покойника, по своему обыкновению, часто моргая. Волос на этой голове было немного, они топорщились мокрыми седыми космами и в бледно-розовом утреннем свете казались сребротканой бахромой. Лицо же - багровое, уродливое, с запечатлевшимися на нем следами страстей, быть может, преступных, - было все избито камнями или корнями деревьев, когда головою играл прибой.

  
- Доброе утро, командор О''Брайен, - спокойно и приветливо заговорил начальник полиции. - Ну что, слышали вы о том, как наш приятель Блэйн еще раз выступил в роли мясника?

  
Отец Браун, все еще склонившийся над седовласой головой, проговорил, не глядя на Валантэна:

  
- У вас, кажется, нет сомнений, что эту голову тоже отсек Блэйн?

  
- По всему выходит, что так, - ответил начальник полиции, засунув руки в карманы. - Убийство совершено так же, как предыдущее, тем же оружием, да и покойник обнаружен рядом.

  
- Да-да, я все понимаю, - кротко проговорил маленький священник. - И все же, представьте себе, сомневаюсь, что это второе убийство совершил Блэйн.

  
- Почему? - поинтересовался доктор Симон, пристально глядя на отца Брауна.

  
- Как по-вашему, доктор, - сказал тот, подняв голову и непроизвольно моргнув, - может ли человек сам себя обезглавить? Что-то я себе этого не представляю.

  
О''Брайену показалось, будто перед ним разорвалась бомба; доктор же вскочил, стремительно подошел к столу и отбросил с мертвого лица прядь седых волос.

  
- О, это Блэйн, ошибки быть не может, - спокойно сказал маленький священник. - У него точно такой шрам на левом ухе.

  
Валантэн стиснул зубы и уставил на отца Брауна пристальный взгляд своих блестящих глаз, затем недовольно заметил:

  
- Похоже, вы многое о нем знаете, отец Браун!

  
- Это действительно так, - просто ответил тот. - Мы много беседовали с ним в последние несколько недель. Он подумывал о том, чтобы присоединиться к нашей церкви.

  
Глаза Валантэна загорелись безумным огнем; он сжал кулаки и подступил к священнику.

  
- Так, может, он и деньги свои подумывал передать вашей церкви?! - спросил он со злобной усмешкой.

  
- Не исключено, - флегматично ответил отец Браун. - Даже вполне возможно.

  
- В таком случае вы действительно должны много о нем знать! О его жизни и...

  
Командор О''Брайен положил руку на плечо француза и веско проговорил:

  
- Перестаньте говорить гадости, Валантэн, иначе снова засверкают сабли!

  
Однако начальник полиции успел уже снова взять себя в руки.

  
- Что ж, - заявил он, - разглашать пока ничего не будем. Вы, господа, не забывайте о своем обещании не выходить из этого дома. Постарайтесь с этим смириться. Иван будет держать вас в курсе дела, я же должен вернуться к работе и написать отчет для префектуры. Откладывать это долее нельзя. Если захотите мне что-нибудь сообщить, я у себя в кабинете.

  
Начальник полиции вышел. Доктор Симон спросил его помощника:

  
- Удалось узнать что-нибудь еще?

  
- Только одну вещь, мсье, - ответил Иван, морща свое землисто-бледное стариковское лицо, - но, сдается мне, довольно любопытную. Этот старый хрыч, которого вы нашли в саду, - тут он без всякого пиетета к покойнику показал пальцем на массивное тело в черном костюме, - так вот, мы узнали-таки, кто он такой.

  
- Да ну! - воскликнул удивленный доктор. - И кто же?

  
- Имя его Арнольд Беккер, - ответил помощник Валантэна, - хотя прозвища он менял, как перчатки. Это был отъявленный мерзавец, он какое-то время жил в Америке; там-то Блэйн ему чем-то и досадил. Нам с Беккером возиться не пришлось - он обретался все больше в Германии. Мы, конечно, связались с немецкой полицией. Удивительнее всего, что у этого человека был брат-близнец, которого звали Луи - Луи Беккер. Вот он как раз довольно долго задавал н