Аверченко Аркадий Тимофеевич - Подходцев и двое других

инство! Сам же обидел его дядю, ругал Клинкова, провел параллель между ним и мясорубкой...

-Врешь ты все,- возразил Подходцев.- Вот Клинков бы не врал. Он был такой правдивый.

-Подика поймай его, правдивого Клинкова. Катит он теперь в вагоне и думает о нас очень плохо.

-Ну, он еще не уехал, вероятно. До поезда сорок минут.

-Едва ли теперь уж вернешь его.

-А почему? Я думаю, успеть можно.

-Попробуйка. Я ему, признаться, все деньги отдал. Нет даже на извозчика.

-Пустяки! У нас есть запечатанная бутылка водки и перочинный ножик. Я думаю, извозчик возьмет это вместо денег.

-Так ты бы еще больше возился!! Сидит - размазывает... Заворачивай водку в бумагу - едем.

-Шляпа!! Где моя шляпа?! Вечно ты ее куданибудь засунешь!

Извозчик согласился на странную комбинацию с водкой и ножом только тогда, когда попробовал - не вода ли в бутылке.

Извозчик, подгоняемый воплями и стонами двух друзей, летел как вихрь...

Оба друга, как камни, свалились с пролетки и помчались на перрон.

-Что, поезд на Киев еще не ушел?- подлетел Подходцев к начальнику станции.

-Две минуты тому назад ушел.

Подходцев вспылил:

-И черт вас знает, куда вы так всегда торопитесь?! Вам бы только крушения устраивать.

Разочарованные, опечаленные, оба друга с опущенными головами побрели в буфет.

-Выжили человека... Добились...

-Да уж... Скотами были, скотами и останемся. Не могли уберечь эту кристальную душу.

-Слушай!- закричал вдруг Подходцев.- Вот она!!

-Кто?

-Кристальная душато! Пожарскую котлету лопает.

Действительно, за буфетным столиком сидел путешественник Клинков и с аппетитом ел вторую порцию котлет.

Подходцев подошел к нему сзади, нежно поцеловал его в крохотную лысину и сказал:

-Хочешь чегонибудь покушать, Клиночек?

-Хочу!- восторженно сказал Клинков.- Только как же с поездом?

-Уже ушел, брат.

-И куда они торопятся, черт их дери?- пожал плечами Клинков.

-То же самое и я сказал начальнику станции. Тут около вокзала есть ресторан с садиком.

-Знаю,- снисходительно кивнул головой, подтвердил Клинков.- Прекрасное пиво.

Когда все чокнулись, Громов не удержался:

-Серьезно, Клинков, у тебя есть дядя?

-Доподлинно я не уверен,- наморщил брови Клинков.- Может быть, с ним действительно, по словам Подходцева, дают свидание только по пятницам. Чего не знаю - того не знаю... Но дело в том, что у нас в комнате слишком много скопилось электричества. Я и разрядил его, по своему разумению.

-Отныне назначаю вас своим придворным электротехником,- величественно заявил Подходцев.

-А я не прочь тебя поцеловать,- добавил Громов.

Верный себе Клинков подмигнул и цинично захохотал:

-В этом ты сходишься с большинством девушек и дам...

Часть II

Глава 1.

Женщина, найденная на площадке

Был уже глубокий вечер, когда Громов, насвистывая наскоро сочиненный для восхождения на лестницу марш, бодро поднимался в общую квартиру, где его с нетерпением ждали Подходцев и Клинков.

Громов уже приближался к площадке третьего этажа, как вдруг слух его поразил чейто тихий заглушенный плач...

"Ого,- подумал Громов.- В этом доме и плачут... Не подозревал. До сих пор я слышал только смех. Такова жизнь. Плачет ребенок или женщина..."

Плакала женщина.

Громов обнаружил ее на площадке третьего этажа, сидящей на подоконнике - в каракулевой кофточке и меховой шапочке. Лицо было закрыто очень красивыми руками, а плечи вздрагивали.

-Послушайте... - откашлявшись, сказал Громов.

Она отняла руки, обернулась миловидным круглым лицом к Громову и сказала с некоторым упрямством, будто продолжая вслух то, о чем думала:

-Вот пойду сейчас и утоплюсь в реке!

-Ну, что вы!- запротестовал Громов.- Кто же из нашего круга топится в декабре, когда на реке двухаршинный лед... Кто вас обидел?

Она бы, может быть, и не ответила, но Громов с таким общительным товарищеским видом сложил в углу широкого подоконника свои покупки и присел около плачущей, что она, поглядев на него и вытерев глаза крохотным комочком платка, улыбнулась сквозь слезы:

-Муж.

-Это уже хуже. Муж - это не то, что посторонний. Конечно, я не смею расспрашивать вас о подробностях, но если вам нужна моя помощь...

-Никто мне не может помочь,- снова заплакала дама.- Он очень ревнивый. Сегодня приревновал меня безо всякой причины и... выгнал из квартиры.

-А почему же вы тут очутились?

-Да это же моя квартира и есть.

Не вставая, она хлопнула рукой по обитой клеенкой двери, на которой висела карточка:

"Максим Петрович Кандыбов".

Громов задумчиво посвистал и спросил:

-Вы сейчас куда идете?

-Никуда. Мне некуда идти. У меня почти нет денег, и все родные далеко отсюда... Ну, что вы мне посоветуете?

-Прежде всего посоветую спрятать носовой платок. Поглядите: он так мокр, что если утереть им даже сухие глаза, то они сразу наполнятся потоками слез. Курьезные вы, женщины... Когда дорветесь до слез - море выльете, а платочки у вас, как нарочно, величиной с почтовую марку. Нате мой - он совсем чистый - утритесь напоследок, и баста. Ну, постойте... давайте я... Эх вы, дитя малое! Вашто муж... поди, негодяй?

-Да... он нехороший.

-Еще бы. Ясно, как день. Однако жить вам здесь, на подоконнике, не резон. Тесно, нет мебели, и комната, так сказать, проходная. Пойдемте пока к нам, там придумаем.

-К кому... к вам?..- робко спросила дама, тщательно осушая глаза громовским платком.

-Нас трое: Подходцев, толстый Клинков и я, Громов. Не обидим, не бойтесь. А вас как зовут?

-Марья Николаевна.

-Вы паюсную икру любите, Марья Николаевна?

-Люблю. А что?

-Вот она, видите? И многое другое. Пойдем. Есть будем.

Громов постучал в дверь и крикнул в замочную скважину:

-Встаньте с кроватей - дама идет.

-Вот тебе!- сказал Клинков, подскакивая с кровати.- Дама! Однако откуда он знает, что мы лежали на кроватях?..

-Да ведь мы, когда дома, всегда лежим,- кротко возразил Подходцев, поправляя перед зеркалом растрепанную прическу.- Войдите!

-Освободите меня от свертков,- скомандовал Громов.- А эта дама - Марья Николаевна. Я нашел ее на подоконнике, площадка третьего этажа дома Š7 по Николаевской улице - совершенно точный адрес.

Клинков, как признанный специалист по женщинам, расшаркался перед Марьей Николаевной, снял с нее верхнюю кофточку, ботики и ласково подтолкнул ее к горящей печке.

-Вы тут грейтесь, а я пока познакомлю вас с товарищами.

Он сел верхом на стул, оглядел довольным взглядом стоявших у окна товарищей и начал:

-Тот вон, что повыше,- это Подходцев. У этого человека нет ничего святого - иногда он способен обидеть даже меня... Он - скептик, атеист, мистификатор и в затруднительных случаях проявляет ту спокойную наглость, которая так часто вывозит в жизни. Пальца ему в рот не кладите - не потому, что он его откусит, а вообще - не заслуживает он этого. Тот тупой смешок, который корчит его сейчас, как бересту на огне,- для него обычный. Положительные качества у него, конечно, есть. Но рядом со мной он бледнеет. Перейдем ко второму, к тому, который нашел вас на подоконнике. Громов. Сентиментальная душонка, порывается все время в высоту, несколько раз был даже заподозрен в писании стихов. За это пострадал. Верит во все благородное - в меня, например,- и не без основания. Возвышенные свойства его души, однако, не мешают ему быть виртуозом по части добывания денег. Завезите его в пустыню Сахару и бросьте его там без копейки денег - к вечеру он очутится с десятью долларами, которые он перехватит у знакомого льва, проглотившего их в свое время вместе с африканским путешественником. А впрочем, и в этом отношении я выше его. К женскому полу равнодушен (идиот!), и то, что он вас привел сюда, скорей свидетельствует о его добром сердце, чем о вашей красоте, в которой тут, кроме Клинкова, кажется, никто и не понимает. В заключение о Громове можно сказать, что он хороший товарищ и обожает нас с Подходцевым. Иногда пьет разные напитки, довольно красив, как видите, чисто одевается. Рядом со мной бледнеет. Теперь перейдем к третьему - ко мне. Но о себе я ничего не скажу: пусть за меня говорят мои поступки. Пожалуйте ручку!

Пока Клинков разливался соловьем перед гостьей, уже оправившейся от смущения, Громов разворачивал закуски, раскладывал их по тарелкам, а когда Клинков закончил - Громов улыбнулся и добродушно обратился к Марье Николаевне:

-Не напоминает ли вам Клинков индюка, который, как только завидит представительницу прекрасного пола, сейчас же распустит все перья, напыжится и заболтает чтото, очевидно, очень умное, на своем индюшачьем языке?

-Хороший товар не нуждается в рекламе,- подмигнул Подходцев,- а испорченный нужно назойливо рекламировать, чтобы его взяли.

-Марья Николаевна!- воскликнул Клинков.- Эта завистливость, не производит ли она на вас болезненного впечатления? Не виноват же я, что они по сравнению со мной проигрывают!

-Проигрываем, потому что ты козырного туза держишь в рукаве...

-А у тебя на спине туз скоро будет,- всякому свой козырь.

-Позвольте, я буду разливать чай,- сказала Марья Николаевна, совсем отогревшаяся и душой и телом в несколько сумбурной, но теплой компании трех друзей.

-Видите,- обрадованно сказал Громов,- сразу уютнее сделалось, когда хозяйка сидит за самоваром.

-А вы все трое холостые?- спросила Марья Николаевна, намазывая икру на хлеб.

-Да!- поспешил сказать Клинков.- За них никто не хотел выходить замуж, а я не могу найти себе женщины, душа которой звучала бы в унисон с моей душой.

-Не там ты ищешь такую душу,- соболезнующе сказал Подходцев.

-А где же искать?

-В женской пересыльной тюрьме.

-Ладно вам!- немного растерялся Клинков под общий смех.- А зато кому дала Марья Николаевна первый бутерброд с колбасой? Мне!

-Жаль только, что этот кусок был отрезан с краю колбасы и немного подсох,- улыбнулся Громов.

Глава 2.

Компания берет быка за рога.

Господин Кандыбов

После чаю перешли на деловые разговоры: приятели с редкой серьезностью приступили к обсуждению будущей жизни Марьи Николаевны.

-Раз вы говорите, что ваш муж нехороший - вам с ним и жить не стоит,- сказал Клинков.

-Ты ничего не понимаешь,- возразил деликатно Подходцев.- Конечно, можно и уйти от мужа, но дело в том - есть ли у Марьи Николаевны средства?

-У меня лично нет,- отвечала Марья Николаевна, заражаясь деловитостью трех друзей.- Но мои родители имеют солидные средства.

-Только не сообщайте Громову их адреса,- предостерег Клинков.

-Молчи, Клинков. А вы надеетесь, что родители смогут поддержать вас, когда вы уйдете от мужа?

-Я думаю... да. Нужно только им написать.

Подходцев, как всегда, оказался самым деловым.

-Тогда дело просто. У вас сейчас нет денег, и у нас их мало. Значит, заемная операция проваливается. Но у нас на троих есть две комнаты - недопустимая роскошь! До получения ответа от ваших почтенных родителей оставайтесь жить у нас, поселяйтесь в маленькой комнате, а мы осядем втроем в этой,- Громов будет спать на диване.

Тут же Подходцев почувствовал, что ктото под столом схватил и пожал его руку.

Так как руки Марьи Николаевны и Клинкова были на столе, то Подходцев сказал Громову:

-Аа, здравствуйте, как поживаете! Громов! Может быть, ты имеешь чтонибудь против этого?

-Нет... я с удовольствием,- пролепетал покрасневший Громов.

-А вы, Марья Николаевна?

-Но я... вас стесню...

-Тссс! В этой квартире праздные разговоры не в ходу. Значит - решено!

-Я вам не все сказала,- нерешительно пролепетала Марья Николаевна, опустив глаза на стакан, который она протирала полотенцем.- У меня есть дочь. Я без нее не могу... Я ее так люблю... А он не отдает ее мне.

-Сколько ей лет?- спросил деловой Подходцев.

-Четыре года.

-Толькото? Так мы ее отберем от отца - вот и все.

-Он не отдаст,- пролепетала Марья Николаевна, машинально утирая полотенцем слезинку с ресницы.

-Нам?!- ахнул Подходцев.- Нет, видно, вы нас еще мало знаете. Он сейчас дома, муж ваш?

-Дома...

-Громов, пойдем к нему!

-Я, конечно, пойду,- сказал Громов, опасливо поглядывая на Клинкова,- только...

-Что - только?

Громов отвел Подходцева в сторону и шепнул ему:

-Клинков...

-Что Клинков?

-Ты ведь знаешь, какой он ловелас и нахал в отношении женщин...

-Да тебето что?.. Не маленькая ведь она...

-Я понимаю, но...

-Громов!

-Что Громов? Ну что - Громов?

-Ой, Громов... Боюсь я, что ты в этом деле плохо кончишь...

-Ну, ладно, ладно... Начал уже!- сконфузился Громов.- Пойдем, я ведь ничего не говорю.

-Марья Николаевна,- обратился Подходцев к гостье.- Мы уходим по вашему делу. Предупреждаю, что Клинков, который остается с вами, будет унижать нас и ловеласничать с вами. Он толст, лжив и глуп. Остальное - ваше дело; смотрите сами.

-Вы - Максим Петрович Кандыбов?- сказал Подходцев, без приглашения проходя в гостиную. За ним бесстрашно шагал маленький, но исполненный решимости Громов.

-Я. А, собственно, в чем дело?

-Да, дело для вас выходит неприятное. Общество защиты женщин осведомилось, что вы жестоко обращаетесь с женой, и его превосходительство, генерал Петров, завтра поедет к вашему начальству, чтобы сделать доклад по этому поводу. Я же приехал с его превосходительством (он величественно указал на Громова), чтобы, согласно 18, пункт 7, отобрать у вас дочь вашей жены.

-Дочь?- вскричал побледневший от всей этой горы генеральских титулов и параграфов Кандыбов, сухой старик с поджатыми губами и тупым неприятным выражением лица.- Дочь я вам ни за что не отдам!

-А вы статью 1447ю знаете?- со зловещим спокойствием спросил Подходцев.

-Знать не хочу! Не получит эта распутница мою дочь!

-В таком случае мы принуждены будем вас арестовать,- холодно сказал Громов.

-Арестуйте! Я в своем праве.

Оба приятеля растерянно переглянулись. Они не ожидали такого упорства. Но Подходцев оценил положение со свойственной ему быстротой.

Он согнул свою стройную фигуру и, сверкая глазами, как тигр, стал подкрадываться к оторопевшему Кандыбову.

-Аа, проклятая рухлядь,- зашипел он.- Или ты отдашь нам ребенка, или вся твоя квартира взлетит на воздух. Нам терять нечего - я бежал с каторги и скоро снова пойду туда, а мой товарищ болен скоротечной чахоткой! Ты можешь поднять крик, но тебе же будет хуже. Я скажу, что мы пришли как агенты по страхованию жизни, а ты напал на меня и начал меня бить. Товарищ под присягой покажет, что ты набросился даже на меня с ножом. За это - три месяца тюрьмы, время достаточное, чтобы жена твоя десять раз забрала ребенка. Лучше отдай добровольно.

-Мерзавцы!- злобно сказал старик.

-Конечно. А ты что думал? Мы и не скрываем - да, мерзавцы. Я еще ничего, а мой товарищ - сплошной мрак.

-Я буду жаловаться на вас в суд.

-Вот. Самое лучшее. Пока что ребенок будет у жены, а там пусть суд рассудит. Это уж не наше дело. Мы взяли тысячу рублей чистоганчиком и обещали за это доставить ребенка - остальное нас не касается. Верно, Громов?

-Понятно.

-А если я вам всетаки не отдам девочки.

-В тюрьму засадим. Ложь, донос, клятвопреступление - все пустим в ход. Чудак! Ведь говорят же тебе, что терять нам нечего. Будь мы еще порядочные люди...

Растревоженный старик задумался.

-Девочку я матери отдам, потому что все равно потом отберу ее по закону, а на вас буду жаловаться.

-Конечно, конечно,- согласился справедливый Громов.- Мы бы на вашем месте этого дела так не оставили. С какой стати! Действительно, таких вещей прощать не следует.

-Но ребенка я вам в руки не отдам. Пусть горничная непосредственно передаст его матери.

-Не доверяете? Пожалуйста. Только соберите их платья, белье, и пусть горничная принесет все сюда, наверх.

-Моя жена наверху?- быстро спросил старик.

-Да. В квартире жандармского полковника Подходцева. Она, впрочем, пришлет вам расписку в получении дочери.

Молчавший Громов добавил:

-А за то, что вы жестоко обращаетесь с женой, вы пострадаете.

-Вон отсюда!

-И за то, что жестоко обращаетесь с нами, тоже пострадаете!..

Глава 3.

Первый ребенок в доме

Вернувшись домой, Подходцев и Громов застали мирную картину: Марья Николаевна лежала, свернувшись калачиком на диване, а Клинков читал ей какуюто книгу.

-Ну что?- встретил вернувшихся Клинков.- Наверное, без меня никакого толку не вышло?

-Нет, вышло, Марья Николаевна, сейчас вы получите вашего ребенка...

-Неужели он согласился?!

-Видите ли... он сначала как будто бы был против, но мы его уговорили.

-Привели, так сказать, резоны,- подтвердил Громов.

-И ваше белье принесут, и вещи.

-Какие вы милые!- воскликнула повеселевшая Марья Николаевна, протягивая им обе руки, которые они почтительно поцеловали.

-Важное дело - рука,- завистливо сказал Клинков, отходя к печке.- То ли дело - губы.

-Клинков!!- грозно прорычал Громов.

-Он обо мне чтонибудь спрашивал?- осведомилась Марья Николаевна.

-Да,- великодушно сказал Подходцев.- Он спрашивал: "А как ее здоровье?"

-А мы говорим,- подхватил, бросая на Подходцева благодарный взгляд, Громов.- "Ничего, спасибо, здоровье хорошее". Он был грустен.

И, поколебавшись немного, Громов добавил:

-Он плакал.

-В три ручья,- беззастенчиво поддержал Подходцев.- Как дитя.

-Еще бы,- ввязался в разговор Клинков.- Потерять такую женщину... Ручку пожалуйте!

Через полчаса горничная принесла два узла с бельем и девочку лет четырех. Горничная была заплакана, девочка была заплакана и даже узлы были заплаканы - так щедро облила их слезами верная служанка.

Девочка бросилась к матери, а Подходцев, чтобы не растрогаться, отвернулся и обратился сурово к горничной.

-Передай своему барину, что тут ты видела барыню и трех какихто генералов с золотыми эполетами. Скажи, что ты слышала, как один собирается ехать жаловаться министру на твоего барина.

Когда горничная ушла, Марья Николаевна удалилась с девочкой в отведенную для нее комнату, а трое друзей принялись укладываться на диване и кроватях.

Разговаривали шепотом.

-Заметили, как она на меня смотрела?- спросил Клинков.

-Да,- отвечал Подходцев,- с отвращением.

-Врете вы. Она сказала, что я напоминаю ей покойного брата.

-Очень может быть. В тебе есть чтото от трупа.

-Тишшше!- грозно зашипел Громов.- Вы можете их разбудить!

Клинков ревниво захихикал:

-"Громов влюблен, или - Дурашкин в первый раз отдал сердце! Триста метров". Хихи...

Глава 4.

Дары

Раннее утро...

Изпод одеяла выглянула голова, покрытая короткими черными жесткими волосами. Вороватые глаза огляделись направо, налево, и толстые губы лукаво улыбнулись.

Убедившись, что товарищи еще спят, Клинков потихоньку сбросил одеяло, бесшумно оделся и, не умывшись, стал с замирающим сердцем прокрадываться к дверям.

Скрип запираемой Клинковым двери заставил показаться изпод одеяла вторую голову - с тонким породистым носом, задумчивыми голубыми глазами и красными от сна щеками, на одной из которых оттиснулась прошивка наволочки...

Громов удивленно поглядел на опустевшую кровать Клинкова, полюбовался на спящего богатырским сном Подходцева и, хитро улыбнувшись, начал одеваться. Делал он это как можно тише, и, когда один ботинок стукнул громче, чем нужно, Громов даже погрозил сам себе пальцем. Но Подходцев продолжал сладко спать - только губами зачмокал, будто жуя чтото сладкое...

После ухода Громова Подходцев пролежал не больше пяти минут - очевидно, так уже были спаяны эти три человека, что не могли ничего сделать один без другого - даже проснуться.

Подходцев зевнул, приподнялся на локте, оглядел пустую кровать и диван, задумчиво посвистал, оделся и, прикрепив на двери, ведущей в маленькую комнату, бумажку с надписью: "Не беспокойтесь, вернемся через полчаса, будем пить чай",- ушел.

Мирно тикали часы в затихшей комнате... Минутная стрелка пробежала не больше двадцати минут...

Скрипнула наружная дверь, и плутоватые выпуклые глаза Клинкова заглянули в щель. Убедившись, что никого нет, он вошел в комнату и развернул находившийся в руках большой сверток... Полдюжины роскошных желтых хризантем выглянули из бумаги своими мохнатыми курчавыми головками.

Клинков взял глиняную вазу с сухими цветами, выбросил их, вставил свои хризантемы, налил воды, поставил это нехитрое сооружение на стул перед дверьми маленькой комнаты и, отойдя, даже полюбовался в кулак - хорошо ли?

Умылся, тщательно причесался и, одетый, лег на диван.

Когда вернулся Громов, Клинков представился спящим.

У Громова тоже оказался сверток - большая игрушечная корова, меланхолично покачивавшая головой.

Громов опасливо оглянулся на Клинкова, поставил свою корову на другой стул около клинковских цветов и, облегченно вздохнув, улегся на одну из свободных кроватей.

Когда вошел Подходцев со свертком в руках, оба сделали вид, что сладко спят, но Подходцева на этот дешевый прием никак нельзя было поймать...

-Ну, ребята, нечего там дурака валять и закрывать глаза на происшедшее - вставайте!!

Потом он оглядел оба стула с подарками, пожал плечами и сказал:

-А вы не боитесь, что это животное пожрет эту траву?

В развернутом им свертке оказались: гребенка, кусок дорогого туалетного мыла и флакон одеколона - Подходцев и тут оказался на высоте практичности.

Он же разбудил и Марью Николаевну, он же распорядился насчет чаю, он же подал через дверь кувшин с водой, чашку и все свои покупки.

Когда свежая от холодной воды, благоухающая одеколоном Марья Николаевна в какомто сиреневом кружевном пеньюаре вышла в большую комнату, ведя за руку дочь,- все ахнули: так она была элегантна и уютна.

-Как вы милы, что подумали обо всем,- обратилась она к Подходцеву.

-Ну, вот еще новости. А эти два туземца ведь тоже кое о чем подумали...

Шаркая ногой и извиваясь, насколько позволял ему плотный стан, преподнес свои цветы Клинков. Тут же с другой стороны Громов самым умилительным образом подсунул девочке свою меланхолическую корову.

-Господи... Зачем вы это... Я вам и так столько беспокойства доставила,- мило лепетала Марья Николаевна, разливая чай.- Валя, поблагодари дядю.

-Вот ты молодец, что подарил мне корову,- сказала Валя, бесстрашно влезая на громовские колени.- Так мне и надо.

И звучно поцеловала вспыхнувшего Громова в щеку.

-Гм!- сказал Клинков,- если бы я знал, что за коров полагается такая благодарность, я бы вместо цветов подарил корову.

-Говоришь о корове,- недовольно пробормотал Подходцев,- а сам все время подсовываешь осла.

-Марья Николаевна, разве я вам Подходцева подсовывал?

-Бледно,- пожал плечами Подходцев.- Вы на него не обижайтесь, Марья Николаевна, он ведь ни одной женщины не может видеть равнодушно... Юбки не пропустит! Один раз написал любовное письмо даже дамскому портному.

Глава 5.

Искусство рассказывать сказки

Громов самым нежным образом держал Валю на коленях и поил ее чаем с блюдечка.

Валя, отпивая глоток, останавливала внимательный взгляд на лице Громова, открывала рот, чтобы чтото спросить, но неопытный Громов, замечая отверстый рот, моментально заливал его теплым чаем.

Наконец Валя пустила в блюдце пузыри, отвернулась от него и спросила:

-А у тебя дитев нету?

-Нет,- сказал Громов.

-А отчего?

-Так, не водятся они у меня... - уклончиво ответил Громов.

-Он их жарит в сметане и ест,- вмешался Клинков.- Очень любит их. Только на сковородке.

-Ну хоть ребенкато ты можешь оставить в покое!- с некоторым раздражением сказал Громов.

-Что это значит "хоть"?- спросил Клинков.- А кого я еще не оставляю в покое?

-Взрослых. Но они могут сами за себя постоять, а это - ребенок.

-А ну вас к черту,- вдруг рассердился Клинков.- Мне Марья Николаевна нравится, и я прямо высказываю это ей. Думаю, в этом нет ничего обидного. А вы чувствуете то же, но с пересадкой: ты изливаешь свою благосклонность на невинное дитя, Подходцев корчит из себя заботливого опекуна...

-Тссс!- засмеялась Марья Николаевна.- Я вовсе не хочу быть яблоком раздора. Вы все одинаково милые, и нечего вам ссориться...

-Впрочем, может быть, я тут и лишний,- кротко и задумчиво сказал Клинков, впадая в лирический тон,- так вы мне в таком случае скажите - я уйду.

-Нет, ты должен быть здесь,- строго сказал Подходцев.

-Почему?

-Потому что сор из избы обычно не выносится!

-А у тебя глазки закрываются?- спросила Валя, попрежнему внимательно изучая лицо Громова.

-На многое,- усмехнулся Громов.

-Закрываются, я спрашиваю?

-О, еще как!

-А ну, закрой.

Громов закрыл.

-Так же, как у меня,- пришла в восторг Валя.- А сказки ты знаешь?

-Ято? Знаю, да такие все ужасные, что не стоит и рассказывать. Очень страшные.

-А ты расскажи!

-Это нам легче легкого. Ну, о чем тебе?.. Видишь ли, была такая бабаяга. Жила, конечно, в лесу... Да... Лес такой был, она в нем и жила... Ну, вот - живет себе и живет... Год живет, два живет, три живет... Очень долго жила. Стараяпрестарая. Можно сказать, живет, поживает, добра наживает. Даа... Да так, собственно, если рассудить, почему бы бабеяге и не жить в лесу. В городе ее сейчас бы на цугундер, а в лесу - славате Господи! Вот, значит, живет она и живет... Пять лет живет, восемь...

Ревнивый взгляд Клинкова подметил, с какой лаской растроганная мать смотрит на рассказчика, дарящего своим вниманием ее крошку.

-Да что ты все: живет да живет,- перебил он.- Не знаешь, так скажи, а нечего топтаться на одном месте. Вот я тебе расскажу, мышонок мой славный... Ну, иди ко мне на колени - гоп! Слушай: жилабыла бабаяга... Поймала она раз в лесу мальчишку и говорит ему: мальчик, мальчик, я сдеру с тебя шкуру.- Не дери ты с меня шкуру,- говорит он ей. Не послушала она, содрала шкуру. Потом говорит: мальчик, мальчик, я тебе глаза выколю... - Не коли ты мне глаз,- хнычет мальчишка. Не послушала, выколола.- Мальчик, мальчик,- говорит она потом,- я тебе рукиноги отрежу.- Не режь ты мне рукног. Но старуха, что называется, не промах - взяла и отрезала ему рукиноги...

Увлеченный полетом своей фантазии рассказчик, возведя очи к потолку, не замечал, как лицо девочки все кривилоськривилось, морщилосьморщилось и, наконец, она разразилась горькими рыданиями.

-Тебе бы сказки рассказывать не детям, а нижним чинам жандармского дивизиона,- сказал Подходцев, отнимая у него малютку.- Детка, ты не плачь. Дело совсем не так было: бабаяга действительно поймала мальчика, но не резала его, а просто проткнула пальцем мягкое темя малютки и высосала весь мозг. Мальчик вырвался от нее, убежал, а теперь вырос и живет до сих пор под именем Клинкова. Дырку в голове он заткнул любовной запиской, а мозгуто до сих пор нет как нет.

-Очень мило,- пожал плечами Клинков.- Сводить личные счеты, вмешивая в это невинного младенца... Марья Николаевна! Если вам нужно куданибудь, я вас провожу...

-Собственно, мне нужно в дватри места по делу, но я думала, что меня будет сопровождать Подходцев. Он такой опытный в разных делах.

Клинков, чтобы скрыть смущение, подмигнул и сказал, выпятив грудь:

-Дас! Клинков совсем не для разговоров о делах. С Клинковым разговаривают совсем о другом.

Отошел к окну и стал сосредоточенно глядеть на улицу.

А Громов отозвал Подходцева в сторону и, краснея, шепнул ему:

-Почему ты с ней едешь, а не я?

-А почему ты бы поехал, а не я?

-Да, но ведь я ее нашел, я ее привел...

-Ну, ну! Без собственников... Что она, котенок бродячий, что ли? Зато я добыл для нее ребенка, и, наконец, она сама меня пригласила...

-Пожалуйста,- хмуро сказал Громов.- Ты прав, я не спорю. Клинков! А ты что думаешь делать?

-Я думаю приказать,- сказал, продолжая стоять у окна спиной ко всем, Клинков,- чтобы мой кучер Семен заложил пару моих серых в яблоках, и поеду к князю Кантакузен.

-Оставайся лучше дома,- бледно улыбнулся Громов,- серых мы выбросим, яблоки съедим, а потом займемся с Валей - не оставлять же девочку одну. Валя! Я тебе сейчас нарисую крокодила.

И, погладив девочку по головке, Громов принялся чинить карандаш.

Глава 6.

Подходцев самый умный. Идиллия

Сумерки...

Подходцев лежал на кровати, заложив руки за голову, и мечтал бог его знает о чем. Изредка хмурился, сжимал голову руками, но потом, испустив легкий вздох, снова опадал, как внезапно ослабевшая пружина...

Громов безмолвно сидел на подоконнике, устремив упорный взгляд на улицу - "изучал кипучее уличное движение", как он вяло объяснил друзьям, заинтересованным его странным поведением.

Валя сидела на коленях у Клинкова и, по своему обыкновению, рассматривая в упор лицо своего взрослого собеседника, несколько раз тоскливо спрашивала:

-Где мама?

-Мама ушла по делу,- неизменно отвечал Клинков, разглаживая ее кудри.- Скоро вернется.

-Да она уже давно ушла.

-Тем больше резонов ей скорее вернуться.

-Чего?

-Резонов.

-Каких?

-Ты знаешь, что такое резон?

-Н... нет.

-Это такой человек, который детей режет, когда они пристают к нему с расспросами.

-А где он живет?

-На углу Московской и Безымянного...

-Он ходит по улицам?

-Да, уж такое его поведение,- рассеянно отвечал Клинков, прислушиваясь к чьимто шагам на лестнице.

-А он маму не возьмет?

-Кажется, что мы все этого серьезно опасаемся,- с грустной насмешливостью ответил за Клинкова Подходцев...

-Не говори глупостей,- оборвал его Громов.- Раз Марья Николаевна говорит, что идет по делу, значит, дело существует.

-Конечно, существует,- както странно неестественно хрипло рассмеялся Подходцев.- А если бы вы слышали, как это "дело" звякает шпорами! Прямо малиновый звон.

Кубарем скатился с подоконника Громов и, подступив к холодно глядевшему на него Подходцеву, спросил дрожащим голосом:

-Что это значит?

-Шпорыто? Да ведь шпоры были не сами по себе... Они были прикреплены к ногам... В темноте мне еще удалось рассмотреть живот, грудь, руки и голову. Все вместе составляло одного весьма недурного собой офицера... Он довозил ее до нашего подъезда.

-Может быть, это какойнибудь родственник?- неуверенно предположил Клинков.

-Ну, да,- с некоторой надеждой подхватил Громов.- Она, вероятно, была у него по делу о разводе с мужем, и он довез ее потом до дому.

-Дескать, вечером одной опасно,- проговорил, призадумавшись, Клинков,- он ее и довез.

Громов добавил, ловя подтверждающий взгляд Подходцева:

-Обыкновенная вежливость.

-А не сыграть ли нам в карты?- вдруг ни с того ни с сего предложил Подходцев.

-Почему в карты? Во что именно?

-В "дураки". Конечно, игра эта ничего нового не прибавит к вашим характеристикам, но она лишний раз подтвердит то мнение о вас, которое я себе составил...

Громов и Клинков засмеялись, но ничего не возразили.

Громов стал тасовать карты, а Клинков повел Валю укладывать спать...

-Ну вот, Валя... Давай, я тебе сниму чулочки, башмачки и платьице, ты и ложись спать... Умыть тебя?

-Да ты всегда заливаешь мне воду за шею!..

-Это новый, открытый мной способ, на который я думаю взять привилегию. Иначе не умею.

-Мама лучше умывает.

-Ну, что там мама! У нее, брат, дел и без тебя много.

-Ну, вот видишь - опять всю облил.

-А ты сохни скорей, вот и будет хорошо.

-Ой, мыло в рот попало!..

-А я думал, ты взбесилась. Смотрю - изо рта пена. Выплюнь.

Долго возился заботливый, но крайне неуклюжий Клинков (с некоторых пор он заменил совсем павшего духом Громова) около девочки, пока не уложил ее в постель.

-Ну, спи, звереныш.

-Послушай, а Богу молиться... Почему ты меня не помолил?

-Ну, молись.

Девочка стала на колени.

-Ну?- обернулась она к нему.

-Что тебе еще?

-Говори же слова. Я ж так же не могу, когда мне не говорят слова.

-Ну, повторяй: "Господи, прости мою маму, Клинкова, Громова и Подходцева..." Они, брат, совсем, кажется, закрутились.

-..."Они, брат, совсем, кажется, закрутились",- благоговейно произнесла девочка.

-Нет, это не надо! Это не для молитвы, а так. Ну, теперь говори: "Спаси их и помилуй".

-А папу?- вдруг спросила Валя, глядя на него сбоку удивленным черным глазом.

-Папу? Ну можно и папу,- решил щедрый Клинков.- Бог его простит, твоего папу,

-Готово?- спросила девочка.

Клинков неуверенно согласился:

-Пожалуй, готово.

-А теперь сказку,- скомандовала Валя, ныряя под одеяло.

-Еще чего! Спи.

-Ну, скажи сказку, ну, пожалуйста.

-Да я все страшные знаю.

-Расскажи страшную!

-Ну, слушай: в одном доме разбойники убили старуху, отрезали ей голову и унесли, а туловище бросили в запертой квартире. Пришли домой, голову съели и легли спать. Вдруг ночью слышат, ктото ходит по ихней комнате. Зажгли свет: глядь, а это старуха без головы ходит, растопыря руки, и ловит их: "Отдайте, дескать, мою голову"...

Неизвестно, до чего дошла бы эта леденящая кровь история, если бы из соседней комнаты не раздался окрик Подходцева:

-Клинков! Иди, я тебя в Громовых оставлю.

-В каких Громовых?

-Ну в дураках, не все ли равно.

Несмотря на все задирания Подходцева, друзья не парировали его шуток.

Слышались только краткие возгласы: "Тебе сдавать! Тройка! Ты остался!"

Глава 7.

Клинков снова уезжает

Громов предъявил Подходцеву "тройку", состоящую из семерки, восьмерки и короля, и заметил:

-Сколько она у нас уже живет? Вторую неделю?

-Да,- подтвердил Подходцев, рассеянно покрывая короля валетом и принимая семерку с восьмеркой.- Девятый день.

-Первые два дня она тебя с собой брала, когда ездила по делам, а теперь все сама да сама...

-Может, она боится затруднять Подходцева,- задумчиво предположил Громов, набирая из колоды сразу семь карт.

-Не симптоматично ли,- криво усмехнулся Подходцев,- что ты, Громов, как раз в эту минуту остался в дураках.

-Ты предполагаешь, что в эту минуту?- злобно подхватил Клинков.- Я думаю - раньше.

Громов бросил карты на пол и вскочил с места.

-Ну, так я же вам скажу, что вы оба свиньи и самые грязные лицемеры. Как?! Вы меня упорно называете глупцом, упорно смеетесь надо мной... А вы?!! Ты, Подходцев, разве ты не пробродил от семи до девяти часов вечера по нашей улице?!

-Я папиросы покупал!

-Два часа? За это время можно купить целую табачную фабрику!! А Клинков?! Раньше он сравнивал детей с клопами, говорил, что они "заводятся" и что их нужно шпарить кипятком - что заставляет его теперь возиться с девочкой, как нянька? Откуда этот неожиданный прилив любви к детям?!!

-Я всегда любил ухаживать за детьми,- попробовал вставить свое слово Клинков в этот шумный водопад.

-Да! Когда им было больше восемнадцати лет! Разве я не вижу, что Подходцев все смотрит в потолок да свистит какуюто дрянь, а когда она приходит, он расцветает и прыгает около нее, как молодой орангутанг. Разве не заметно, что Клинков, под видом сочувствия к ее горю, то и дело просит "ручку" и фиксирует поцелуй так, что всех тошнит... И вот, оказывается, что вы оба правы, вы в стороне, а я - неудачный ухаживатель, предмет общих насмешек... и... и...

-Выпей воды!- холодно посоветовал Подходцев.

-К черту воду!!

-Мне эта истерика надоела,- сверкнув глазами, заявил Подходцев.- Я сейчас ложусь спать, и, если ктонибудь еще вздумает оглашать воздух воплями, я заткну тому глотку своим пиджаком.

-Вся эта история чрезвычайно мне не нравится,- заявил вдруг тихо сидевший на своей кровати Клинков.- В воздухе пахнет серой и испорченными отношениями. Эта атмосфера не по мне. Вы как хотите, а я уеду. Сыт я по горло. Завтра сообщу свой адрес, а сегодня - прощайте.

Подходцев язвительно улыбнулся...

-Ага! Опять к дяде?

Клинков, не обращая на эти слова никакого внимания, сказал с озабоченным видом:

-Если девчонка вдруг проснется, пока мать не пришла, и начнет плакать, заткните ей рот мармеладом - у меня тут на шкапу для нее припасена коробка... Заверьте ее, что мать вернется с минуты на минуту. А то терпеть не могу этого визга.

-Да ведь тебя тогда все равно уже не будет!

-Ну, знаете, если такое сокровище раскричится, так и через три улицы слышно!.. Ну, вот и готово. Ничего, Громов, я сам. Чемодан не тяжелый.

Глава 8.

Неожиданная развязка

В этот момент на площадке раздались шаги, и в дверь ктото постучался.

-Она - пролепетал Клинков и, весь вспыхнув, без сил опустился на чемодан.

-Войдите!

В комнату вошел человек, по внешнему виду очень смахивавший на денщика.

-Первые его слова,- шепнул Подходцеву Громов,- будут: "Так что..."

-Так что,- сказал денщик,- барыня кланяются, и вот от них записка, сами же они в своем местонахождении, уехамши.

Подходцев, как человек с наибольшим самообладанием и авторитетом, прочел записку и засмеялся:

-Распаковывайся, Клинков!

-А что?!

-Дайте полковнику на чай и отпустите его. До свиданья, полковник!

-Вот, господа, ценный автограф: "Извините, что прощаюсь не лично, а письменно. Зайти к вам не могу. Почему?- секрет. Спасибо вам за хорошее отношение. За вещами пришлю, а Валю отведите к папе. Может быть, вы когданибудь меня поймете... Преданная вам М.".

-Тааак... Заметь при этом, что вещи у нее поставлены на первое место, а Валя на второе,- скорбно заметил чадолюбивый Клинков.

Громов пожал плечами:

-Ну, это ничего не доказывает. Она, вероятно, была очень взволнована.

-Бедный ребенок,- прошептал Подходцев.

-Бедная мать,- сказал Громов.

"Бедный Клинков",- подумал про себя эгоист Клинков.

-Клинков! Ты заменял девочке мать, ты и веди ее к отцу!

-Да, но ведь я не знаком с ним, а вы знакомы.

-Знаешь?.. Такое знакомство, как у нас с ним, всегда проиграет перед незнакомством,- заметил, успокоившись раньше других, Подходцев, хотя губы его нее еще дрожали.- Ну, в таком случае пойдем втроем.

-Как, ты не спишь?- удивился Клинков, зайдя в маленькую комнатку.

-Да, ты мне рассказал такую страшную сказку, что я не могла заснуть.

-Все к лучшему, мой юный друг,- сентенциозно заметил Клинков, натягивая ей чулочки.- Страшная сказка пришлась кстати.

-Куда мы?- удивилась девочка.

-К папе. Видишь ли, там, собственно говоря, мама... то есть ее еще нет, но когданибудь она придет. Да! Наверное. Этим всегда кончается - верь мне, цыпленок,- так говорит мудрый Клинков...

Кандыбов уже собирался спать, когда раздался звонок в передней, и три друга, эскортировавшие крохотную девочку, предстали перед изумленным хозяином.

-Что это значит?- сурово спросил он.

-Прежде всего - уведите девочку. Глаша, или как вас там, извиняюсь, не знаю - возьмите ее,- распорядился Подходцев.- Вот... А что касается нас, то... простите, мужественный старик, что я о вас худо думал. Нас ввели в заблуждение, и первое наше впечатление в том и другом случае оказалось... гм! обманчивым. Ваша жена... да вот, лучше всего прочтите записку!

Мужественный старик прочел записку, нисколько не удивился и потом спросил:

-А чего, собственно, вы впутались в эту историю?

-Единственно из доброты,- угрюмо сказал Подходцев.

-Думали: страдающая мать, осиротевший ребенок,- сокрушенно подхватил Клинков.

-А дочка у вас чудесная,- похвалил Подходцев.- Как вы могли отдать нам ее, не понимаю! Повесить вас за это мало!

От похвалы дочери старик расцвел так, что даже пропустил мимо ушей неожиданный конец фразы.

-Славная девчонка, не правда ли?

-Очаровательная. Нам будет без нее скучно,- вдруг выступил вперед Клинков.- Вы будете иногда отпускать ее к нам? Кстати,- вспомнил он, вынимая изза пазухи знаменитую громовскую корову.- Вот ее корова. Передайте ей. Молока не дает, но зато и сена не просит.

-Откуда эта корова?

-Громов подарил. Чудесная девочка!

Надо знать отцовское сердце, чтобы допустить, казалось бы, невероятный факт: через полчаса три приятеля сидели у гостеприимного хозяина в его столовой, чокаясь старой мадерой и запивая свое горе, каждый посвоему: Клинков с Подходцевым шумно, Громов - угрюмо, молчаливо.

-Что это он такой?- участливо спросил хозяин.

-У него большое горе,- неопределенно сказал Подходцев.

А Клинков прибавил:

-Такое же почти, как у вас, только больше.

Глава 9.

Зловещие признаки, страшное признание

Громов сказал толстому Клинкову:

-Меня беспокоит Подходцев.

-Да уж... успокоительного в этом молодце маловато.

-Клинков! Я тебе говорю серьезно: меня очень беспокоит Подходцев!

-Хорошо. Завтра я перережу ему горло, и все твои беспокойства кончатся.

-Какие вы оба странные, право,- печально прошептал Громов.- Ты все время остришь с самым холодным, неласковым видом, Подходцев замкнулся и только и делает, что беспокоит меня. Вот уже шесть лет, как мы неразлучно бок о бок живем все вместе, а еще не было более гнусного, более холодного времени.

Тон Громова поразил заплывшее жиром сердце Клинкова.

-Деточка,- сказал он, целуя его гдето между ухом и затылком,- может быть, мы оба и мерзавцы с Подходцевым, но зачем ты так безжалостно освещаешь это прожектором твоего анализа?.. В самом деле - что ты подметил в Подходцеве?

Опрокинув голову на подушку и заложив руки за голову, Громов угрюмо проворчал:

-Тактаки ты ничего и не замечаешь? Гм!.. Знаешь ли ты, что Подходцев последнее время каждый день меняет воротнички, вчера разбранил Митьку за то, что тот якобы плохо вычистил ему платье, а нынче... Знаешь ли, что он выкинул нынче?

-И знать нечего,- ухмыльнулся Клинков, втайне серьезно обеспокоенный.- Наверное, выкинул какуюнибудь глупость. От него только этого и ожидаешь.

-Да, брат... это уже верх! Нынче утром подходит он ко мне, стал этак вполоборота, рожа красная, как бурак, и говорит этаким псевдонебрежным тоном, будто кстати, мол, пришлось: "А что, стариканушка Громов, нет ли у тебя лилового шелкового платочка для пиджачного кармана?" А когда я тут же, как сноп, свалился с постели и пытался укусить его за его глупую ногу, он вдруг этак побалетному приподнимает свои брючишки и лепечет там, наверху: "Видишь ли, Громов, у меня чулки нынче лиловые, так нужно, чтобы и платочек в пиджачном кармане был в тон". Тут уж я не выдержал: завыл, зарычал, схватил сапожную щетку, чтобы почистить его лиловые чулочки, но он испугался, вырвался и кудато убежал. До сих пор его нет.

-Черт возьми!- пролепетал ошеломленный этим страшным рассказом Клинков.- Черт возьми... Повеяло какимто нехорошим ветром. Мы, кажется, вступили в период пассатов и муссонов. Громов... Что ты думаешь об этом?

-Думаю я, братец ты мой, так: из вычищенного платья, лиловых чулков и шелкового платочка слагается совершенно определенная грозная вещь - баба!

-Что ты говоришь?! Настоящая баба из приличного общества?!

-Да, братец ты мой. Из того общества, куда нас с тобой и на порог не пустят,

-Кого не пустят, а кого и пустят,- хвастливо подмигнул Клинков.- Меня, брат, однажды целое лето принимали в семье одного статского советника.

-Ну да, но как принимали? Как пилюлю: сморщившись. Мне, конечно, в былое время приходилось вращаться в обществе...

-Ну, много ли ты вращался? Как только приходил куда - сейчас же тебе придавали вращательное движение с лестницы.

-Потому что разнюхивали о моей с тобой дружбе.

-Дружба со мной - это было единственное, что спасло тебя от побоев в приличном обществе. "Это какой Громов?- спрашивает какойнибудь граф.- Не тот ли, до дружбы с которым снисходит знаменитый Клинков? О, в таком случае не бейте его, господа. Выгоните его просто из дому". Что касается меня, то я в каком угодно салоне вызову восхищение и зависть.

-Например, в "салоне для стрижки и бритья",- раздался у дверей новый голос.

Прислонившись к косяку, стоял оживленный, со сверкающими глазами Подходцев.

Громов и Клинков принялись глядеть на него долго и пронзительно.

Переваливаясь, Громов подошел к новоприбывшему, поглядел на кончик лилового шелкового платочка, выглядывавший из бокового кармана, и, засунув этот кончик глубоко в карман, сказал:

-Смотри, у тебя платок вылез из кармана.

Подходцев пожал плечами, подошел к зеркалу, снова аккуратно вытянул уголок лилового платочка и с искусственной развязностью обернулся к друзьям.

-Что это вам пришло в голову рассуждать о светской жизни?

-Потому что мы в духовной ничего не понимаем,- резко отвечал Клинков, снова сваливаясь на кровать.

Лег и Громов (это, как известно, было обычное положение друзей под родным кровом). И только Подходцев крупными шагами носился по громадной "общей" комнате.

-Подойдика сюда, Подходцев,- странным голосом сказал Клинков.

-Чего тебе?

-Опять уголочек платка вылез. Постой, я поправлю... Э, э! Позволька, брат... А нука, нагнись. Так и есть! От него пахнет духами!!! Как это тебе нравится, Громов?

-Проклятый подлец!- донеслось с другой кровати звериное рычание.

И снова все замолчали. Снова зашагал смущенный Подходцев по комнате, и снова четыре инквизиторских сверкающих глаза принялись сверлить спину, грудь и лицо Подходцева.

-Ффу!- фыркнул наконец Подходцев.- Какая, братцы, тяжелая атмосфера... В чем дело? Я вас, наконец, спрашиваю: в чем же дело?!

Молчали.

И, прожигаемый четырьмя горящими глазами, снова заметался Подходцев по комнате.

Наконец не вытерпел.

Сложив руки на груди, повернулся лицом к лежащим и нетерпеливо сказал:

-Ну да, хорошо! Если угодно, я вам могу все и сообщить,- мне стесняться и скрытничать нечего... Хотите знать? Я женюсь! Довольно? Нате вам, получайте!

Оглушительный удар грома бабахнул в открытое окно, и белые ослепительные молнии заметались по комнате. А между тем небо за окном было совершенно чистое, без единого облачка. И мрачная, жуткая тишина воцарилась... надолго.

-Что ж... женись, женись,- пробормотал Клинков, тщетно стараясь придать нормальный вид искривленным губам.- Женись! Это будет достойное завершение всей твоей подлой жизни.

-А что, Подходцев,- спросил Громов, разглядывая потолок.- У вас, наверное, когда ты женишься, к чаю будут вышитые салфеточки?

-Что за странный вопрос!- смутился Подходцев.- Может, будут, а может, и нет.

-И дубовая передняя у вас будет,- вставил Клинков.- И гостиная с этакой высокой лампой?

-А на лампе будет красный абажур из гофрированной бумаги,- подхватил Громов.

Клинков не захотел от него отстать:

-И тигровая шкура будет в гостиной. На окнах будут висеть прозрачные гардины, а на столе раскинется пухлый альбом в плюшевом переплете с семейными фотографиями.

-А мы придем с Клинковым и начнем сморкаться в кисейные гардины.

-А в альбом будем засовывать окурки.

-И вступим в связь с твоей горничной!

-А я буду драть твоих детей, как сидоровых коз. Как только ты или твоя жена (madame Подходцева, ха, ха - скажите, пожалуйста!), как только вы отвернетесь, я, сейчас же твоему ребенку по морде - хлоп!

-Небось и елку будешь устраивать?..- криво усмехнулся Клинков.

-Я твоим детям на елочку принесу и подарочки: медвежий капкан и динамитный патрон - пусть себе дитенок играет.

-А ты думаешь, Громов, что у него дети будут долговечны? Едва ли. Появится на свет Божий младенчик да как глянет, кто его на свет произвел, так сразу посинеет, поднимет кверху скрюченные лапки, да и дух вон.

-Да нет, не бывать этому браку!- с гневом воскликнул Громов.- Начать с того, что я расстрою всю свадьбу! Переоденусь в женское платье, приеду в церковь да, как пойдете вы к венцу, так и закачу истерику: "Подлец ты", скажу, "соблазнил меня, да и бросил с ребенком!"

-А я буду ребенком,- некстати подсказал огромный толстый Клинков.- Буду хвататься ручонками за твои брюки и буду лепетать: "Папоцка, папоцка, я хоцу кусать".

-Попробуй,- засмеялся Подходцев.- Я тебя накормлю так, что ног не потянешь.

И опять нервно зашагал Подходцев, и снова долго молчали лежащие...

Глава 10.

Подходцев уходит. Элегия

Гдето между двумя подушками, где лежала голова Громова, послышался тихий стон:

-Подходцев, серьезно женишься?

-Серьезно, братцы... ЕйБогу. Надо же.

-Подходцев! Не женись, пожалуйста.

-Вот, ейБогу, какие вы странные! Как же так можно не жениться?..

-Подумай ты только,- подхватил Клинков.- С нами ты живешь - что хочешь делай. Затеял ты легкую интрижку - пожалуйста! Мы тебе поможем. Напился ты пьян - сделай одолжение! И мы от тебя не отстанем.

-Пожалуй, и перегоним,- подтвердил Громов.

-Ну, вот видишь! А жена! Ты думаешь, это шутка - жена? Да вы лучше меня спросите, братцы, что такое жена!

-Тыто откуда знаешь?

-Ято? Я, братцы, все этакое знаю.

-Разве ты был женат?

-Собственно говоря... как на это взглянуть. Если хотите, то... Да уж, что там говорить - знаю! Пришел пьян - бац лампой по голове! Завел интрижку - бац тарелкой по спине. Сидишь дома - нервы, вышел из дому - истерика. А в промежутках - то у нее любовник сидит, то она платье переодевает, то ей какоенибудь там кесарево сечение нужно делать.

-Странное у тебя представление о семейной жизни.

-Да уж поверь, брат, настоящее!

-Постой, Клинков, не трещи,- остановил его солидный Громов.- А не приходило тебе в голову, Подходцев, такое: просыпаешься ты утром после свадьбы - глядь, а сбоку чужая женщина лежит. И сам ты не заметил, как она завелась. То да се - хочешь ты к нам удрать - "нетс, говорит, постойте! Я твоя мужняя жена, и ты из моих лап не вырвешься". Ты в кабинет - она за тобой; ты на улицу - она за тобой. Ночью пошел в какойнибудь чуланчик, где грязное белье складывается,- чтобы хоть на полчаса одному побыть - не тутто было! Открывается дверь, и чейто голос пищит: "Ты тут, Жанчик? Что же ты от меня ушел? Ну, я тут с тобой посижу! Зачем ты меня одну бросил, Жанчик?" Ну, конечно, ты ей возразишь: "Да ведь двадцатьто пять лет ты жила же без меня, дрянь ты этакая?! Почему же сейчас без меня минутки не можешь?" - "Нет, Жанчик,- скажет она,- надо было бы тебе на мне не жениться... Раз женился - так тебе и надо!" Повеситься захочешь, и то не даст - из петли вынет, да еще поколотит оставшейся свободной веревкой: "Как, дескать, смел, паршивец, вдову без прокормления оставлять!"

Пауза.

-Подходцев!

-Ну?- приостановилс