Аверченко Аркадий Тимофеевич - Они о революции

gn="justify">   Адский дух или тварь земная, произнес я, замирая, -

   Ты - пророк! И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор

   Занесли тебя, крылатый, в дом мой, Ужасом объятый,

   В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор,

   Говорит: пройдет ли рана, что нанес его топор?

   Каркнул Ворон "Never more".

  

   - Оч-чень хорошо, - подзадорил я. - А дальше?

   - Дальше? - удивился Володька. - Да дальше ничего нет.

   - Как нет? А это:

  

   Если так, то вон, Нечистый!

   В царство ночи вновь умчись ты!

  

   - Это вы мне говорите? - деловито спросил Володька. - Чтоб я ушел?

   - Зачем тебе. Это дальше По говорил ворону.

   - Дальше ничего нет, - упрямо повторил Володька.

   - Он у меня и историю знает, - сказал с своеобразной гордостью приятель.

   - Ахни-ка, Володька!

   Володька был мальчик покладистый. Не заставляя упрашивать, он поднял кверху носишко и сказал:

   - ...Способствовал тому, что мало-помалу она стала ученицей Монтескье, Вольтера и энциклопедистов. Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора...

   - Постой, постой?! Почему ты с середки начинаешь. Что значит "способствовал?" Кто способствовал?

   - Я не знаю кто. Там выше ничего нет.

   - Какой странный мальчик, - удивился я. - Еще какие-нибудь науки знаешь?

   - Знаю. Гипертрофия правого желудочка развивается при ненормально повышенных сопротивлениях в малом кругу кровообращения: при эмфиземе, при сморщивающих плеврите и пневмонии, при ателектазе, при кифосколиозе...

   - Черт знает что такое! - даже закачался я на стуле, ошеломленный.

   - Н-да-с, - усмехнулся мой приятель, - но эта материя суховатая. Ахни, Володька, что-нибудь из Шелли:

   - Это которое на обороте "Восточные облака"?

   - Во-во.

   И Володька начал, ритмично покачиваясь:

  

   Нам были так сладко желанны они,

   Мы ждали еще, о, еще упоенья

   В минувшие дни.

   Нам грустно, нам больно, когда вспоминаем

   Минувшие дни.

  

   И как мы над трупом ребенка рыдаем,

   И муке сказать не умеем: "Усни".

   Так в скорбную мы красоту обращаем -

   Минувшие.

  

   Я не мог выдержать больше. Я вскочил.

   - Черт вас подери - почему вы меня дурачите этим вундеркиндом. В чем дело, объясните просто и честно?!

   - В чем дело? - хладнокровно усмехнулся приятель. - Дело в той рыбке, в той скумбрии, от которой вы оставили хвост и голову. Не правда ли, вкусная рыбка? А дело простое. Оберточной бумаги сейчас нет, и рыбник скупает у букиниста старые книги, учебники - издания иногда огромной ценности. И букинист отдает, потому что на завертку платят дороже. И каждый день Володька приносит мне рыбу или в обрывке Шелли, или в "Истории государства Российского", или в листке атласа клинических методов исследования. А память у него здоровая... Так и пополняет Володька свои скудные познания. Володька! Что сегодня было?

  

   Но Кочубей богат и горд

   Не златом, данью крымских орд,

   Не родовыми хуторами. Прекрасной дочерью своей

   Гордится старый Кочубей!..

   И то сказать...

  

   Дальше оторвано.

   - Так-с. Это значит Пушкин пошел в оборот.

   У меня больно-пребольно сжалось сердце, а приятель, беззаботно хохоча, хлопал Володьку по плечу и говорил:

   - А знаешь, Володиссимус, скумбрия в "Докторе Паскале" Золя была гораздо нежнее, чем в пушкинской "Полтаве"!

   - То не в Золя была, - деловито возразил Володька. - То была скумбрия в этом, где артерия сосудистого сплетения мозга отходит вслед за предыдущей. Самая замечательная рыба попалась!

  

   Никто тогда этому не удивился: ни приятель мой, ни я, ни Володька...

   Может быть, удивлен будет читатель?

   Его дело.

  

  

  

   Бродя по Большой Морской, остановился я у витрины маленького "художественно-комиссионного" магазина и, вглядевшись в выставленные на витрине вещи, сразу же обнаружил в этих ищущих своего покупателя сокровищах разительное сходство с сокровищами в знаменитой гостиной Плюшкина.

   Я даже не погрешу против правды, если просто выпишу это место из "Мертвых душ".

   "...Стоял сломанный стул и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину. Тут же лежала куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха (тут, на витрине было полдюжины таких лимонов в банке из-под варенья), отломленная ручка кресел, кусочек сургуча, кусочек тряпки, два пера, запачканные чернилами, зубочистка, совершенно пожелтевшая, - а из всей этой кучи заметно высовывался отломленный кусок деревянной лопаты и старая подошва сапога".

   Это, если вы помните, было у Плюшкина. Буквально то же самое красовалось на витрине, но с прибавкой небольшого крайне яркого плаката, стоявшего на самом выгодном месте, посредине...

   Плакатик изображал разноцветного господина, держащего в одной руке сверкающую резиновую калошу, а пальцем другой указывающего на клеймо фирмы на подошве: "Проводник".

   Меня очень рассмешила эта ироническая улыбка нашего быта: резиновых калош нельзя достать ни за какие деньги, а хозяин магазина упорно продолжает их рекламировать.

   Так как хозяин стоял тут же, у дверей своей сокровищницы, я спросил его:

   - Зачем вы рекламируете калоши "Проводник"?

   - Где? - удивился он. - Это? Помилуйте. Да это картина. Мы это продаем.

   - Как продаете? Да кому ж это нужно...

   - Покупают. Повесишь в комнате на стенке, очень даже украшает. Видите, какие краски!

   В торгашеском азарте он снял с витрины господина, указывающего перстом на сверкающую калошу, и преподнес это произведение к самому моему носу.

   - Вот она, картинка-то. Купите, господин.

   Я вспомнил свою петербургскую квартиру, украшенную Репиным, Добужинским, Билибиным, Реми, Александром Бенуа - и рассмеялся.

   - А в самом деле, не купить ли?

   Раз наступает такая дикариная жизнь, что скоро будем ходить голыми, то для украшения наших вигвамов хорош будет и юркий господин, сующий под нос обаятельно сверкающую калошу.

   В этот момент к нам приблизился незнакомец в темно-зеленом пиджаке в обтяжку и соломенной шляпе-канотье...

   Он на секунду застыл в немом восхищении перед господином с калошей, снял шляпу, самоуверенно обмахнулся ею и спросил:

   - Что ж вы мне прошлый раз, когда я покупал картины, не показывали этой штуки? Занятно!

   - Купите! Замечательная вещь, - захлопотал хозяин, почуяв настоящего покупателя. - Настоящая олеография! Это не то что масляные краски... Те - пожухнут и почернеют... А это - тряпкой с мылом мойте - сам черт не возьмет!

   - Цена? - уронил покровитель искусства, прищурившись с видом покойного Третьякова, покупающего уники для своей галереи...

   - Четыре тысячи.

   - Ого! И трех предовольно будет. Достаточно, что вы прошлый раз содрали с меня за женскую головку "Дюбек лимонный" - шесть тысяч.

   - Та ж больше. И потом на картон наклеена - возьмите это во внимание!

   - Ну, заверните. А фигур нет?

   - То есть скульптуры? Очень есть одна стоящая вещь: Диана с луком.

   - Садит, что ли?

   - Чего?

   - Лук-то.

   - Никак нет. Стреляет. Замечательный предмет (хозяин сделал ударение на первом слоге) - настоящий неподдельный гипс! Вещь - алебастровая!..

   Когда меценат, закупив часть живописных и скульптурных сокровищ - довольный собой, удалился, я сделал серьезное лицо и спросил:

   - Скажите, фамилия этого нового покровителя искусств - не Косьма Медичис?

   - Никак нет, совсем напротив: Степан Картохин. Они тут у портного в мастерах служат и огромадные деньги нынче вырабатывают: до восьмисот тысяч в месяц! Известно, девать некуда - вот они в валюту все перегоняют - вещи покупают. И опять же, искусство любят.

   И почувствовал я, что все мы, прежние, до ужаса устарели со всеми нашими Сомовыми, Добужинскими, Репиными, Обри, Бердслеями, Ропсами, Билибиными и Александрами Бенуа.

   Шире дорогу! Новый Любим Торцов идет!

   Бумажки бьют из его карманов двумя фонтанами, и в одной руке у него сверкает всеми цветами радуги "Дюбек лимонный", в другой - "Покупайте калоши "Проводник"!

  

   Ars longa, vita brevis!

  

  

  

     20-й век. Года 1910 - 1913-й

  

   - Не знаю, куда в этом году поехать за границу... Все так надоело, так опостылело... Не ехать же в эту олеографическую постылую Швейцарию, с ее коровами, молочным шоколадом, альпенштоками и пастушьими рожками.

   - А на Ривьеру?

   - Тоже нашли место! Это проклятое, вечно синее небо, это анафемское, вечно лазурное море, эти экзотические пальмы, эта назойливая красота раскрашенной открытки!.. И в Германию я не поеду. Эта сытость животного, эта дешевка мне претит! Махнуть в Норвегию, что ли, для оригинальности? Или в Голландию...

   - ...Вчера я перечитывал "Портрет Дориана Грея"... Какая утонченность, какая рафинированность. Вообще, если меня в последнее время что и занимает, так это - английская литература последних лет - весь ее комплекс...

   - А я вам говорю, что ставить в Мариинке "Электру" - это безумие! Половина певцов посрывает себе голоса!..

   - Читали?

   - Да, да! Это такой ужас. Весь Петербург дрогнул, как один человек, когда прочитал о горе бедной Айседоры Дункан. Надо быть матерью...

   - ...Понимаете, между акмеизмом и импрессионизмом та разница, что акмеизм как течение...

   - Позвольте, позвольте! А Игорь Северянин?

   - ...Расскажу, чтобы дамы не услышали. После Донона поехали мы в "Аквашку", были: князь Дуду, Ирма, Вовочка и я. Ну, понятно, заморозили полдюжинки...

   - ...А я вам говорю, что Мережковский такой же богоискатель, как Розанов - богоборец!

   - ...В последнем номере "Сатирикона"...

   - ...Будьте любезны передать ром.

   - ...Вы спрашиваете, отчего вся Россия с ума сошла? От Вилли Ферреро!

   - Господа, кто вызывал таксомоторы? - два приехало.

   - Прямо не знаю, куда бы мне и дернуть летом... Венеция надоела, Египет опостылел... Поехать разве на Карпаты для шутки?..

  

   13-й век. Год 1920-й

  

   - Кушайте колбасу, граф!

   - Merci. Почем покупали?

   - 120.

   - Ого! Это, значит, такой кусочек рублей 7 стоит...

   - ...Я вам советую поехать в Сербию, хотя там неудобно и грязновато, но русских принимают довольно сносно. Даже в гостиницы пускают...

   - Что вы говорите?!

   - ...В кают-компании все стояли, прильнув друг к другу, сплошной массой, но я придумал штуку: привязал себя ремнями от чемодана к бушприту и так довольно сносно провел ночь. Благо тепло!

   - Что это не видно моего кузена Гриши?

   - Разве не знаете? На прошлой неделе от сыпняка кончился.

   - Ах, вот что! То-то я смотрю... А булки почем покупали?

   - ...Представьте себе, купила я две свечи, а одна из них без фитиля.

   - Что же вы?

   - А я растопила стеарин в стакане, потом взяла шнурок от корсета и стала обмакивать в стакан: обмакну и вытащу. Стеарин застывает быстро. Так и получилось несколько маленьких свечек.

   - ...Нет, простите! На чемодане спать удобно, только нужно знать - как. Другой осел будет пытаться спать на закрытом чемодане. А нужно так: все вещи из чемодана вынуть и завернуть в простыню; раскрытый чемодан положить крышками вверх, а сбоку, как продолжение, вынутые вещи; получается площадь в два аршина длины и в аршин ширины; впадина на ребре чемодана затыкается носками...

   - Баронесса, по вас что-то ползет...

   - Ах, это я с князем Сержем на грузовике каталась. Наверное, от него.

   - ...Лучшая мазь от этих гадов - тинктура сабадилли. Мне жених подарил на именины целый флакон.

   - Дуся! Дайте подушиться!

   - ...Из Харькова мы ехали 28 дней. Я - с эшелоном солдат. Сначала питались орехами, у меня было 2 фунта, - а потом на станции Роскошной я выменяла у жены стрелочника свою кофточку на курицу. Солдаты сварили из нее суп в цветочном горшке, и мы ели. Я ела двойной ложечкой, для заварки чаю. Неудобно только, что вся жидкость в дырочки протекала прямо на платье. Ну, я потом платье в станционной бочке выстирала.

   - ...Не знаю, куда мне и поехать: англичане не пускают русских в Англию, французы не пускают в Париж, немцы...

   - Что это за масло у вас такое странное? Я уже второй бутерброд ем, ем и не могу разобрать...

   - Это не масло. Мазь от экземы для Шурочки. Вот дура тетка! Неужели она на стол поставила? Ну, ничего - тут еще немного осталось - хватит.

   - Вы читали "Портрет Дориана Грея"?

   - Не читал. А вы читали приказ о выселении всех, кто живет тут меньше двух лет?

   - ...Помню я, в толстовской "Смерти Ивана Ильича"...

   - Скажите, он тоже от сыпного?

   - А однажды я два дня спал на пишущей машинке...

   - Какой системы?..

   - Если спирт и с бензином - это ничего, он годится... Надо только положить туда корицы, перечной мяты и лимонной корки. Наполовину отбивает запах.

   - Не знаю, куда и поехать: туда не пускают, сюда не пускают...

  

   Век - черт его знает какой... Год 1923-й

  

   - Собираюсь в Константинополь.

   - Как же вы поедете, если пароходов нет?

   - А мы с Иваном Сергеичем собираемся вплавь. Пузыри подвяжем, пробки. Удочки берем с собой, рыбку по дороге будем ловить... Пропитаемся. Мы высчитали - не больше трех недель плавания.

   - Скажите, граф, вы читали "Письма Чехова"?

   - Простите, я только по печатному. Писанное от руки плохо разбираю.

   - Слушайте, а как вы думаете, если мы поплывем с Иван Сергеичем на Батум - там англичане по шее не дадут?

   - Дадут. Они же запретили русским показываться в Англии.

   - ...Понимаете: купила я свечу, а она вдруг оказывается с фитилем! Чуть я себе зуб не сломала!..

   - Вы читали, баронесса, "Портрет Дориана Грея"?

   - Чаво?

   - Читали Оскара Уайльда?

   - Мы неграмотные.

   - ...И поймал он, можете представить, на себе насекомую. С кулак величиной и весом в полтора фунта.

   - Что же он?

   - Натурально, зарезал, ощипал и в борщ. Наваристая каналья.

   - ...Сплю я, сплю, вдруг слышу, что-то меня кусает... Высекаю я огонь и что же! - оказывается, Иван Николаич за ногу. Уже чуть не пол-икры отъел! Убил я его, повернулся на другой бок, снова заснул...

  

  

  

   Этап первый (1916 год)

  

   - Ну, у вас на этой неделе не густо: всего три новых книги вышло. Отложите мне "Шиповник" и "Землю". Кстати, есть у вас "Любовь в природе" Бельше? Чье издание? Сытина? Нет, я бы хотел саблинское. Потом, нет ли "Дети греха" Катюлль Мендеса? Только ради бога не "Сфинкса" - у них перевод довольно неряшлив. А это что? Недурное издание. Конечно, Голике и Вильборг? Ну, нашли, тоже, что роскошно издавать: "Евгений Онегин" всякий все равно наизусть знает. А чьи иллюстрации? Самокиш-Судковской? Сладковаты. И потом формат слишком широкий: лежа читать не удобно!..

  

   Этап второй (1920 год)

  

   - Барышня! Я записал по каталогу вашей библиотеки 72 названия - и ни одного нет. Что ж мне делать?

   - Выберите что-нибудь из той пачки на столе.

   - Гм! Вот три-четыре более или менее подходящие: "Описание древних памятников Олонецкой губернии". "А вот и она - вновь живая струна". "Макарка Душегуб" и собрание речей Дизраэли (лорда Биконсфилда)...

   - Ну, вот и берите любую.

   - Слушайте... А "Памятники Олонецкой губернии" - интересная?

   - Интересная, интересная. Не задерживайте очереди.

  

   Этап третий

  

   - Слышали новость?!!

   - Ну, ну?

   - Ивиковы у себя под комодом старую книгу нашли! Еще с 917 года завалилась!.. Везет же людям. У них по этому поводу вечеринка.

   - А как называется книга?

   - Что значит, как: книга! 480 страниц! К ним уже записались в очередь Пустышкины, Бильдяевы, Россомахины и Партачевы.

   - Побегу и я.

   - Не опоздайте. Ивиковы, кажется, собираются разорвать книгу на 10 тоненьких книжечек по 48 страниц и продать.

   - Как же это так: без начала, без конца?

   - Подумаешь - китайские церемонии.

  

   Этап четвертый

  

   Публикация:

   "Известный чтец наизусть стихов Пушкина ходит по приглашению на семейные вечера - читает всю "Полтаву" и всего "Евгения Онегина". Цены по соглашению. Он же дирижирует танцами и дает напрокат мороженицу".

   Разговор на вечере:

   - Слушайте! Откуда вы так хорошо знаете стихи Пушкина?

   - Выучил наизусть.

   - Да кто ж вас учил: сам Пушкин, что ли?

   - Зачем Пушкин. Он мертвый. А я, когда еще книжки были - так по книжке и выучил.

   - А у него почерк хороший?

   - При чем тут почерк? Книга напечатана.

   - Виноват, это как же?

   - А вот делали так: отливали из свинца буквочки, ставили одну около другой, мазнут сверху черной краской, приложат к белой бумаге, да как даванут - оно и отпечатается.

   - Прямо чудеса какие-то! Не угодно ли присесть! Папиросочку? Дети, Петя, Гуля - идите послушайте, мусье Гортанников рассказывает, какие штуки выделывал в свое время Пушкин! Мороженицу тоже лично от него получали?

  

   Этап пятый

  

   - Послушайте! Хоть вы и хозяин только мелочной лавки, но, может быть, вы поймете вопль души старого русского интеллигента и снизойдете.

   - А в чем дело?

   - Слушайте... Ведь вам ваша вывеска на ночь, когда вы запираете лавку, не нужна? дайте мне ее почитать на сон грядущий - не могу заснуть без чтения. А текст там очень любопытный - и мыло, и свечи, и сметана - обо всем таком описано. Прочту - верну.

   - Да все вы так говорите, что вернете! А намедни один тоже так-то вот - взял почитать доску от ящика с бисквитами Жоржа Бормана, да и зачитал. А там и картиночка и буквы разные... У меня тоже, знаете ли, сын растет!..

  

   Этап шестой

  

   - Откуда бредете, Иван Николаевич?

   - А за городом был, прогуливался... На виселицу любовался; поставлены у заставы.

   - Тоже нашли удовольствие: на виселицы смотреть!

   - Нет, не скажите. Я, собственно, больше для чтения: одна виселица на букву Г похожа, другая на П. Почитал и пошел.