Вонлярлярский Василий Александрович - Ночь на 28-е сентября

ую? Право, чтоб наказать его за Антонину и за все его ужасы, надобно было бы явлению повториться, и тогда условие наше я готова была бы напомнить ему сама. Je mе represente la grimace, que fera mon amie la tendre Antonine а sa future voisine madame Staroslavsky ¹, а когда подумаешь... какие мы все дурные!.. До завтра...

    

   Если сегодняшняя приписка моя покажется тебе менее забавною, то не вини меня в том, потому, chеre Sophie, что я больше не смеюсь и чувствую, напротив, такую тоску, какой давно не чувствовала. Может быть, ночь, проведенная без сна благодаря сумасбродной родственнице, расстроила мои нервы, а может статься, и самая пустота всего, что вижу, слышу и делаю, навеяла на душу мою тоску, сплин, хандру - прибери какое хочешь название расстройству моего духа. Не скрою от тебя, что самые письма становятся слишком утомительны и не развлекают меня более. Нет, все вздор, и пора в Петербург! В деревне можно жить одним воображением - действительности не существует; а цветы, вздохи, ожидания, внутреннее созерцание чувств и прочую галиматью предоставляю Антонине с Купером. Последний вывел меня сегодня из терпения только что не сценою из "Отелло": клятвы умертвить себя всеми известными способами были им торжественно произнесены, в случае, если я, со временем, отвергну предложение, которое намерен он сделать мне формально по выделе ему мамашею его 200 душ. Превесело посмеяться изредка, но часто и долго смеяться становится невыносимо скучно! Хорош и Антонинин герой, к стыду моему так усердно превознесенный мною Старославский! Простить себе не могу такое глупое и долгое заблуждение; вот что значит пустыня и глушь и врожденная в женщинах наклонность искать в самых обыкновенных созданиях нечто возвышенное, исключительное. И думала ли я, оканчивая вчерашние страницы, что не позже как сегодня прибавлю к ним новые, совершенно противные вчерашним? В первом порыве досады

   ^{________________}

   ¹ Представляю, какую гримасу скорчит моя подруга нежная Антонина своей будущей соседке госпоже Старославской (фр.).

   261

    

   и внутреннего стыда я чуть не разорвала в клочки своего послания; но потом уже разочла, что всякий рассказ нравится преимущественно своими противоположностями, потому продолжаю, и, будь уверена, совершенно хладнокровно.

   Весь дом спал еще, когда, наскоро одевшись, сошла я в сад. Солнце в это утро смотрело как-то грустно... я вообще нахожу сентябрь препрозаическим месяцем. Куда девалась та свежесть дерев и зелени, которою любовались мы в мае? Самый воздух потерял весь свой аромат; короче: природа, как говорится, смотрела настоящим сентябрем. В аллее повстречался мне Жозеф.

   - Что делает Днепр? - спросила я его, чтобы сказать что-нибудь.

   - Ma foil А се qu'il parait le vieux se moque du savant, mam'zelle¹ ,- отвечал француз и стал объяснять мне безрассудство предприятия, явное невежество машиниста, слишком большую доверчивость отца, и говорил с таким убеждением, что мне стало страшно. Неужели труд стольких людей пропадет вследствие хвастливости шарлатана? Более же всего мне жаль было моего отца, который действительно слепо верил "ученому". Когда я коснулась поездки Жозефа к Куперу, француз пожал плечами и бегом пустился от меня к дому. Удар колокола напомнил о чае, и все общество, за исключением Антонины, которая, под предлогом мигрени, не вставала с постели, собралось уже в столовой.

   На Купере был светло-голубой сюртучок, подбитый бархатом. Перецеловав дам, я поместилась против самовара, и чайный процесс продолжался с лишком час. Какое мучение! "Нельзя ли, душечка, поездить верхом на вашей лошади?" - шепнула мне на ухо Елена. Как отказать? Бедная моя леди Мильворт! Конечно, я предложила ее с отчаянием в сердце, а меньшие Грюковские запрыгали с криком и с такою радостью, что я невольно улыбнулась.

   Тут началась новая тревога; созвали горничных, раскопали весь мой гардероб, и все, что хотя несколько похоже было покроем на амазонку, натянулось на полных кузин. Разумеется, крючки рвались, швы поролись, материя лопала, и, по прошествии двух мучительных часов, посиневшие амазонки в сопровождении остального обще-

   ^{______________________}

   ¹ По-видимому, старик насмехается над ученым, барышня (фр.).

   262

    

   ства вышли на крыльцо, где, как бы понимая свое неловкое положение, леди Мильворт встретила их беспокойным взглядом. Новая история: кому сесть прежде; все кричат, все боятся; Елена бросается на Купера, меньшая на меня и на Елену; визг, писк, смех, плач и такая суета, от которой и до сей минуты у меня в голове шумит. Кое-как уговорили Елену, и трепещущее двадцатидвухлетнее дитя приподняло ногу. Сколько труда стоило мне растолковать ей, что, взявшись за гриву лошади, она не причинит ни малейшей боли. Нет, Елена бралась за самое седло и тяжестью своею сворачивала его на сторону. Долго бы еще продолжалась нерешительность Елены и увещания публики, но, выведенный из терпения лакей Агафоклеи Анастасьевны, угрюмый малый лет сорока, молча подошел к амазонке и, взяв ее за обе ноги, как ребенка, насильно посадил на лошадь; сделал он это так скоро и так неожиданно, что мы не успели еще опомниться, как испуганная леди Мильворт начала уже подбрасывать тяжесть свою, выделывая преуморительные прыжки. Купер, державший поводья, испугался до того, что бросил их на произвол судьбы, а испуганная в свою очередь Елена издала пронзительный крик, к которому присоединились голоса всего семейства и на который сбежалась не только вся дворня, но и множество крестьян, работавших поблизости. Сцена была самая комическая: на лошадь бросились со всех сторон; всякий почел долгом схватиться за что-нибудь принадлежащее Елене, и во всех руках осталось по частице ее костюма; сама же амазонка свалилась в объятия Жозефа, который с триумфом внес ее в дом, все-таки в сопровождении значительно увеличившейся публики. Тем кончилась partie de plaisir ¹, к большому удовольствию леди Мильворт, которая, конечно, долго не увидит никого из Грюковских. Елена принуждала себя улыбаться, протягивала руки свои всем окружавшим ее постель и уверяла, что все это ничего; но Агафоклея Анастасьевна настоятельно требовала, чтоб Елену натерли вином - и Елену докрасна натерли вином. Папa побранил меня за эту неудачную прогулку; а посуди сама, chеre Sophie, могла ли я отказать в лошади, когда у меня просили ее, и, в случае отказа, те же Грюковские прокричали бы меня эгоисткой?

   Когда все успокоились и когда последняя дочь, вы-

   ^{_________________}

   ¹ увеселительная прогулка (фр.).

    263

    

   шедшая из комнаты Елены, приблизилась на цыпочках к матери и шепнула ей в последний раз: "Cela n'est rien?¹" - я пригласила Купера прогуляться по саду, и мы отправились вдвоем. Не стану пересказывать тебе ни выражений, ни всех подробностей гулянья, а скажу просто, что из слов Купера я узнала, что Старославский далеко не исключительное существо, а точно так же, как и большая часть обыкновенных людей, питает в сердце своем нежные чувства к дочери какой-то мещанки, жившей с матерью очень долго в Грустном Стане; что временный предмет его нежности внушил страсть родственнику поэта, тому самому господину, которого Купер называет жуиром, что жуир хотел увезти красавицу, но что Старославский предупредил его и отослал красавицу в Москву, о чем узнал жуир, но поздно, иначе давно бы разделался с Старославским. Кто такова Дульцинея соседа, Купер не знает; а известно ему намерение родственника - вызвать Старославского на дуэль, зачем и едет жуир в наш край, под предлогом охоты; et voilа le revers de la medaille! ² He правда ли, что все это мило? И было ли о чем хлопотать, и было ли чем наполнять длинные послания, которых, конечно, мы с тобою перечитывать не будем? довольно одного раза. Но позволить себе принимать меня в том доме и в той комнате, которая, вероятно, служила будуаром его неизвестной красавице, и называть этот будуар моим - вот черта, которая характеризует человека и налагает на него неизгладимое пятно! Нет, monsieur Staroslavsky, час ваш настал; и если б добрый гений познакомил вас с тем чувством, которое волнует в эту минуту всю внутренность мою при одном вашем имени, вы приказали бы перекопать все дороги, все тропинки, соединяющие Грустный Стан ваш с Скорлупским и аристократическая нога ваша, конечно, никогда не коснулась бы соседней почвы!

   Впрочем, какой вздор! и какое мне дело?.. Как жаль, что ты не можешь слышать, как громко хохочу я в эту минуту и над Старославским, и над собою, и немножко над тобою, chеre amie! Хорош же фаворит твой! Истинно прекрасный тип порядочных людей! И стоят ли подобные лица, чтоб легенды украшали их жизнь, а леса потрясались в таинственные ночи адским хохотом? Над такими лицами хохочут просто... Прощай. Я устала.

   ^{__________________}

   ¹ Это ничего? (фр.)

   ² Такова обратная сторона медали! (фр.)

   264

    

  

  

    

   Бьюсь об заклад, chеre Sophie, что ты никак не предвидишь просьбы, с которой папa обращается к тебе. Как бы хотелось мне помучить тебя, но приятных вещей откладывать не должно, и потому, с получением письма моего, сага mia¹ , прикажи немедленно нашему дворецкому приготовить все к приезду нашему в дом; это значит, что в Скорлупском произошли перемены, и мы к первому октября будем в Петербурге.

   Этим должна бы я была окончить свое письмо; но кто же поручится, что тысячи дружеских упреков не посыплются из милых уст твоих на мою бедную голову? Неудовлетворенное любопытство друга не припишет ли всех этих перемен несуществующим причинам, как, например, отчаянию моему, страсти к Старославскому, пожалуй, к Куперу, ревности и пр. и пр.? Успокойся же, ma chеre, и голова и сердце у меня в нормальном состоянии; я весела и счастлива, хотя слаба несколько после болезни, заставившей меня пролежать десять дней в постели и питаться лекарствами; но и без простуды нельзя было не занемочь от тех веселостей, которые сопровождают повсюду семейство Грюковских. По здравом рассуждении (а я, верь мне, рассуждаю очень здраво), я нашла, что грешно было бы, написав так много о житье нашем в провинции, не продолжать до конца, тем более что, как и прежде, недостатка в материалах нет; потом самые грустные вещи перерабатываются временем в приятные воспоминания. Resignons nous donс et poursuivrons! ²

   Отправив к тебе последнее послание, я вздумала занемочь, и занемочь тотчас же; но где взять для этого средства? На дворе жар нестерпимый, вода тепла, и, на мое несчастие, ежедневные ванны из ледяного источника приучили особу мою к холоду; оставались, следовательно, неумеренный моцион и мороженое.

   Не отлагая исполнения благоразумных намерений ни на минуту, я заказала к шести часам мороженое, а в четыре рука об руку с Еленою побежала сначала в сад, потом в поле, в шесть украдкою наелась мороженого, в де-

   ^{____________________}

   ¹ дорогая моя (ит.).

   ² Что ж, покоримся и продолжим! (фр.)

   265

    

   вять почувствовала первый пароксизм лихорадки с кашлем, а в двенадцать поскакали в город за доктором, и бред перепугал ужасно отца и гостей.

   Вот о папa я и не подумала, chеre amie, и простить себе этого не могу. Вообрази, что он, бедный, в это время похудел более меня. Доктор объявил, что у меня воспаление в груди, и мне пустили кровь. Кузины - впрочем, они предобрые, надобно им отдать справедливость - просиживали у постели моей по целым ночам, и, как я ни упрашивала их успокоиться, они не соглашались и наравне с горничными хлопотали около меня. Купер просился несколько раз в мою комнату, но бедного поэта не пускали; ему оставалось отчаяние свое поверять цветам, росшим против моих окон. На шестые сутки опасность миновалась. Да, ma chеre, я очень близка была к смерти - вот до чего доводят глупости! Итак, в шестой день папa объявил мне, что Старославский по нескольку раз в сутки, и лично и через посланного, осведомляется о моем здоровье. Это участие вывело меня из терпения - это глупо также! Ничто не могло быть естественнее весьма обыкновенной любезности соседа; но на ту пору слабость и расстройство нерв сделали то, что я, в ответ отцу, побледнела как смерть; он заметил эту бледность, но смолчал и до сей минуты не произносит более имени Старославского. Грюковские еще у нас; родственник прибыл с охотою несколько дней тому назад к ним в деревню и будет к нам завтра.

   Любопытно было бы знать, виделся ли он с предметом мести своей; впрочем, вероятно, нет, потому что оба живы и невредимы. Кажется, Старославский был здесь вчера поздно вечером; сегодня в первый раз позволили мне выйти на чистый воздух - какое неизъяснимое блаженство подышать им после долгого затворничества! Впрочем, в эти пятнадцать дней произошла в природе большая перемена: как много желтых листьев! как обнажены поля! как все уныло и грустно! Пора домой, то есть в Петербург! Надобно же тебе сказать, как и вследствие чего решен был скорый отъезд наш из Скорлупского. Во время первой прогулки папa пожелал быть сам моим кавалером; благодаря судьбе, кузины побоялись загара; солнце еще жгло, и все гости остались в комнатах. Папa спросил у меня, чувствую ли я себя в силах поговорить с ним кой о чем. Этот вопрос сначала испугал меня, но я превозмогла минутную тревогу и отвечала, что

   266

    

   чувствую себя совершенно здоровой и слушаю его с удовольствием.

   - Я замечаю,- сказал папa,- что деревня начинает надоедать тебе... с некоторого времени,- прибавил он таким странным тоном, что меня снова бросило в лихорадку.

   - Но почему же с некоторого времени, папa? - проговорила я не совсем твердо.

   - Мне по крайней мере так казалось. Я мог ошибиться точно так же, как, например, теперь, мне кажется, что тебе холодно.

   - Немножко.

   - Войдем в дом.

   - О, нет; это пройдет.

   - Тем лучше, а разговор можно отложить до другого раза.

   - Нет, нет!-воскликнула я и упросила отца продолжать сей же час. Ненавижу отсрочки; тем более неприятна была отсрочка разговора, которого все-таки я боялась немножко.

   - Но я ничего не имею тебе сообщить, кроме замечания, которое я уже сделал,- продолжал отец.- Мне самому деревенская жизнь не по сердцу, а с наступлением осени и дурных дней по старой привычке невольно вспомнишь о клубе и друзьях; короче - поедем в Петербург, если хочешь.

   - А работы ваши, папa?

   - Через неделю они кончатся, и я свободен.

   - В таком случае едем,- отвечала я.

   - Но ты этого желаешь? точно?

   - Конечно, папa.

   - И без всякого сожаленья?

   Он снова и пристально посмотрел на меня; я снова ужасно покраснела, и как некстати, ты представить себе не можешь! Потом я начала было оправдываться и насказала много вздора; папa решительно отказался слушать меня, уверяя, что серьезный разговор отлагает он до следующего утра, то есть до завтра, а сегодня еще рано. Любопытно мне знать, что называет он серьезным разговором и чему приписывает перемену в лице, которая не что иное, разумеется, как остаток слабости после непродолжительной, но все-таки довольно опасной болезни. В продолжение вечера Купер менялся в лице чаще моего; в нем происходит, видно, какая-то внутренняя борьба; но

   267

    

   я сделала вид, что не замечаю ничего, и в девять часов, простясь со всеми, отправилась в свою комнату. Письмо буду продолжать завтра.

    

   Много новостей, chеre amie, и преинтересных! День был полон чрезвычайных происшествий. Выздоровление мое делает гигантские шаги, а вместе с ним и расположение духа исправилось; я начинаю смеяться натуральнее... Но сколько нового, бог мой! Когда же мы, женщины, перестанем быть детьми? Слушай. Утром папa прислал узнать о моем здоровье и спросить, могу ли я принять его в моей комнате; минуту спустя он вошел; серьезный разговор начался.

   - Nathalie,- сказал отец, взяв меня за обе руки,- можешь ли ты без тревог и беспокойства, вредных для здоровья, поговорить со мною о делах, до меня собственно касающихся?

   - Конечно, могу, папa,- отвечала я, успокоенная совершенно предуведомлением, что дело касается до него.

   - Merci¹. Я долго мучить тебя не стану. Вот в чем дело. Ты довольно благоразумна, чтоб смотреть на жизнь не так, как на пикник, а как на вещь более серьезную. Расставаться с тобой я не хочу и не решусь; но видеть тебя пристроенною и счастливою - желаю от всего сердца. Предстоят две партии. Первый объяснился со мною и получил отказ; этот первый - родственник наш Купер.

   - Кто же второй? - спросила я и опять покраснела до ушей...

   - Второго отгадать нетрудно - Старославский. Но отчего ты краснеешь? Он до сих пор не сказал мне о намерениях своих ни полслова; но в мои годы мудрено ошибиться, и я убежден, что ты нравишься Старославскому.

   - Я презираю этого человека! - воскликнула я с негодованием.

   - Выражение слишком сильно, а чувства этого ты оправдать не можешь ничем,- хладнокровно заметил отец.

   - Но вы не знаете, папa, до какой степени он ничтожен!

   ^{__________________}

   ¹ Благодарю (фр.).

   268

    

   - Напротив того, я знаю его с детских лет и отдаю этому молодому человеку полную справедливость: он благороден, добр и способен сделать жену свою счастливой.

   - Как, с детских лет?

   - Да,- продолжал отец.- Лет пятнадцать тому назад, если не более, по некоторым обстоятельствам мне случилось быть в здешнем краю. Старославский был тогда очень молод и в дурных руках; его разоряли, нимало не заботясь ни о воспитании, ни о будущности молодого человека, который, однако, был одарен всем, чтобы составить блистательную карьеру во свете. Судьба свела нас случайно, и несколько лет сряду я имел случай наблюдать за ним.

   - Папa,- воскликнула я невольно и в ужасном волнении,- вы были в то время предводителем?

   Отец посмотрел на меня с удивлением.

   - Вы вырвали Старославского из рук опекуна его, старого деда, у которого в доме воспитывались мальчики, а распоряжалась ключница? вы увезли молодого Старославского к себе, преобразовали его, возвратили ему состояние, были его благодетелем и, сделав так много, запретили ему даже напоминать вам и говорить другим обо всем этом?

   - А он, ветреник, не сдержал слова и будет за это наказан,- заметил папa, улыбаясь,- но я еще не кончил.

   - Папa, вы чудесный человек!

   - Благодарю покорно; но умерьте восторг ваш, графиня, и дозвольте продолжать мне.

   - Я слушаю, слушаю.

   - Тем лучше. Следовательно, ты видишь,- продолжал папa.- Старославского я знаю и любопытен слышать, что могло внушить тебе презрение к лучшему из людей?

   - Не скажу, папa...

   - Не можешь и не в праве!

   - Ни за что не скажу.

   - Я требую.

   - Напрасно, папa, потому что сказать причину я не решусь в присутствии вашем; пройдет еще несколько дней - и дело объяснится само собою.

   - Подождем,- отвечал отец и, пожав плечами, вышел вон из комнаты, но вдруг вернулся, подумал с минуту и снова обратился ко мне. Я привстала.

   269

    

   - Не беспокойтесь, графиня,- сказал отец иронически,- то, что имею прибавить, не возьмет у вас много времени. Мне приятно было бы, чтоб Старославский не имел права считать отношений наших к нему мистификациею.

   - Это как, папa?

   - Очень просто. Мы видимся и бываем друг у друга слишком часто для людей, знакомство которых должно окончиться через несколько дней; и каким бы философским взглядом ни смотрел свет на продолжительные и довольно дальние прогулки молодой девушки с посторонним человеком, я нахожу прогулки эти неприличными.

   - Вы хотите сказать о поездке моей в Грустный Стан, папa?

   - Может быть.

   - Но не сами ли вы изъявили на то согласие?

   - Согласие, основанное на уважении и полной доверенности к Старославскому; да и отказать ему в этой доверенности я не считал себя вправе; но вы, презирая его...

   - Это чувство внушил он мне впоследствии.

   - Нескромным словом, поступком, может быть?

   - Нет, папa, в присутствии моем Старославский ни разу не изменил обязанности порядочного человека.

   - Следовательно, презрение ваше основано на слухах?

   - Может быть.

   - На словах Купера, Антонины и им подобных?

   - На очевидности, папa.

   - Этого достаточно, графиня, и с этой минуты дверь моя заперта для Старославского.

   - Как заперта? - воскликнула я.

   - Как запирается она обыкновенно для людей, недостойных чести быть принятыми в моем доме.

   - Но поступок Старославского нимало не мешает ему оставаться тем, чем он есть в самом деле.

   - То есть презренным?

   - В глазах моих, в глазах девушки, в которой он ищет. Что же касается до вас, как посторонних...

   - Nathalie, ты не уверена в своем новом предположении насчет Старославского?

   Перемена тона, с которым говорил отец, побудила меня к откровенности; и к чему было скрывать от него истину, которая могла быть если не выдумкою Купера, то, по крайней мере, преувеличенною?.. Усадив папa в крес-

   270

    

   ло, я созналась ему, что Старославский начинает мне нравиться, что хотя мысль сделаться его женой и не приходила мне на ум, но от руки его я бы не отказалась и, вероятно, полюбила бы его со временем, если бы...

   - Если б что? - спросил отец.

   - Если бы Старославский не любил уже другой...

   - Дочь помещицы-вдовы, вышедшей замуж двенадцать лет назад? - перебил папa смеясь.

   - Нет, не дочь помещицы, а дочь мещанки, увезенную им.

   - То есть отосланную Старославский в Москву?

   - Как, папa, и вы знали все это? и вы допустили любимца вашего сделать подобную вещь?

   - Я сделал более,- отвечал папa, продолжая смеяться.- Но довольно пока. Совещание наше продолжалось слишком долго, и другие занятия, конечно, менее важные, чем преступления презренного Старославского, призывают меня в мой кабинет.

   Не дав мне времени опомниться, отец поклонился с комическою важностью и вышел вон.

   Я не узнала ничего нового, но тем не менее мне стало легче, Sophie; тяжелый камень спал с сердца. Какое счастье не презирать никого - я говорю, не презирать, потому что во всех поступках Старославского участвовал папa: не служит ли участие это достаточным ручательством за всякого постороннего человека, по крайней мере, в глазах дочери? Уверена, что и ты, chеre amie, согласна с моим мнением и сделала бы то же. Но кто же эта девушка, эта дочь мещанки? и если Старославский не любит ее, к чему похищение? А этот мститель?.. А Купер?.. В таком расположении духа отправилась я к ожидавшему меня обществу...

   Во время чая царствовало всеобщее молчание; на лицах семейства Грюковских изображалось беспокойство; все, казалось, ожидали чего-то. Я вспомнила о предложении Купера и обещала себе воспользоваться этим обстоятельством и позабавиться насчет поэта. "Непростительно!"- скажешь ты; но что же делать, друг мой, когда в деревне так мало развлечений! Я сообразила уже новый и предательский план нападения на Купера, как вдруг за дверью раздался громкий стук шагов, послышался густой мужской бас, и, в сопровождении отца, вошел в столовую гигант, лет сорока пяти, в коротком сюртуке, за-

   271

    

   стегнутом до горла a la militaire¹, с претолстою цепью, привешенною вдоль груди. Волосы гиганта были фиолетового цвета, усы черные, как уголь, а щеки, ma chеre, и подбородок синие, но совершенно синие!..

   - Авдей Афанасьич! - воскликнула Агафоклея Анастасьевна.

   - Моn cousin! - вскричали порознь все кузины.

   - Авдей Афанасьич,- сказал отец, подводя ко мне гиганта, который топнул ногою, шаркнул, проговорил "очень рад" и, взяв стул, осмотрел его и уселся на нем осторожно. Затем последовало продолжительное молчание.

   - Кто это? - спросила я вполголоса у сидевшей возле меня Антонины.

   - Соперник Старославского,- отвечала мне кузина, скривив рот в знак насмешки.

   Бедная думала поразить меня ответом, который, не знаю почему, произвел на ум мой действие совершенно противоположное тому, которого она ожидала. Как странно! Но чем больше всматривалась я в фиолетовые волосы Авдея Афанасьича, тем невозможнее казалось мне, чтоб он был соперником Старославского. Гость видимо желал заговорить со мною; он долго не спускал с меня красноватых глаз своих, наконец покачнулся на стуле и ревнул:

   - Как хороши места-с!

   - Что-с? - спросила я, не понимая гостя.

   - Как хороши места-с! - повторил он.

   - Какие места?

   - Все отъёмнички-с.

   - Как отъёмничкй?

   - Теплые-с.

   Я посмотрела с недоумением на отца, который, не знаю, с намерением ли или без намерения, повернулся в другую сторону.

   - Что шаг, то остров-с, что шаг, то остров-с, и все мошки-с,- продолжал гость, подвигаясь ко мне ближе.

   - Но где же это? - спросила я наконец, не понимая, про какие острова мне говорит Авдей Афанасьич.

   - На большом протяжении-с!

   - То есть на Днепре, вероятно...

   - О, нет-с! Помилуйте! Днепр дрянь. Напротив того-с, выжелятник мой дозрил места и говорит сплошное-с,

   ^{________________}

   ¹ на военный манер (фр.).

   272

    

   а есть другая речка-с, будет от нас этак влеве, так, можно сказать, рассадник настоящий, и озимь-с в этом году, как в нарок, подалась в ту же сторону... места, можно сказать, царские...

   - А вы любите хорошее местоположение, Авдей Афанасьич?

   - Как же не любить, помилуйте-с! Да ведь на этом живем-с.

   - Вы, верно, также прибрежный житель Днепра.

   - Напротив, терпеть его не могу.

   - Днепра?

   - Бог с ним! помилуйте, что в нем?

   - В Днепре? - спросила я с удивлением.

   - Именно-с.

   - Но что же может быть живописнее берегов его?

   - Горы да скалы!

   - Ну да, конечно, горы, скалы и леса, к нему прилегающие.

   - Да что в них, скажите на милость? Да ввались в эти трущобы стая, в неделю не вызовешь; а сунься кто из псарей, на рожон наткнется, как пить даст.

   В порыве энтузиазма гость прочел такую диссертацию насчет Днепра и в таких выражениях, о которых я еще никогда не слыхала. Слушая его, я знаками звала на помощь Купера, который вышел наконец из своей летаргии и, вмешавшись в разговор, дал мне возможность мало-помалу отдалиться от их обоих.

   - Не правда ли, что преоригинальный общий родственник наш? - спросила у меня Антонина.

   - А разве он родня и нам?

   - Не близко, но родня,- отвечала насмешливо кузина, думавшая, конечно, уколоть меня.

   - Тем лучше, потому что Авдей Афанасьич кажется мне предобрым человеком,- сказала я очень серьезно.

   - Следовательно, он вам нравится, Nathalie?

   - Я не знаю, как вы понимаете это слово; если же нравиться - значит внушать симпатию, то родственник наш мне очень нравится.

   - Кто бы подумал?

   - Отчего же?

   - Оттого, что он совершенный медведь, кузина!

   - Не блестящ, это правда; не танцует, и это может быть.

   273

    

   - Напротив, танцует и поет и нравится женщинам,- прибавила Антонина.

   - Не удивляюсь нимало.

   - Как, вы?

   - Я.

   - И это не шутя?

   - Очень серьезно.

   - Но если бы Авдей Афанасьич предложил вам руку?

   - Я отказала бы Авдею Афанасьичу.

   - Почему же?

   - Потому что предпочитаю остаться свободною.

   - Только потому?

   - Только потому.

   - Но это невероятно!- воскликнула кузина.- Я слушаю вас, cousine, и не верю ушам: находить Авдея Афанасьича интересным!

   - Не интересным, а добрым и недурным.

   - Недурным? Да он страшен.

   - Не нахожу.

   - Но эти колоссальные размеры, но эти атлетические плечи?

   - Не портят мужчины.

   - А сорок пять лет?

   - Лучший возраст; я мальчиков не люблю.

   - Ah! Dieu des dieux! C'est inimaginable!¹ - проговорила с гримасою Антонина так громко, что Купер повернул голову в нашу сторону,- если бы ты знал, Купер, если б ты мог представить себе!..

   - Что такое? - спросил Купер с беспокойством.

   - Нет, plus tard, plus tard!²

   Но Купер встал уже, подошел к Антонине и, после долгих увещаний с одной стороны и жеманств - с другой, братец и сестрица вышли в другую комнату и несколько минут спустя возвратились обратно с улыбками на устах.

   - Не может быть! - говорил Купер.

   - Mais je t'assure,- повторила Антонина,- mais je te dis que oui!³

   Взгляды их устремлялись на меня, но я выдержала роль свою до конца. Надобно тебе сказать, что мне в го-

   ^{__________________}

   ¹ Господи боже мой! Это невообразимо! (фр.)

   ² Потом, потом (фр.).

   ³ Но я тебя уверяю... но я говорю тебе, что да! (фр.)

   274

    

   лову пришла такая оригинальная мысль, которую оправдать может одна только пословица, что от высокого до смешного один шаг. Я замыслила внушить ревность Купера предпочтением Авдея Афанасьячи и, поссорив их, вооружить друг против друга. О пользе, которую надеялась извлечь из этой ссоры, умолчу пока; в успехе же предприятия сомневаться нельзя, потому что Купер начинает уже искоса поглядывать на гостя и обращать в смех его действительно странные выходки. Я внутренне торжествовала. Авдей Афанасьич прибыл к нам надолго, кажется; собак его, как я узнала, поместили в одном из новых строений близ Днепра; он же сам расположился, по собственному желанию, в бане - забавная идея!

   Надобно быть мною, ma chеre, чтоб от самого утра до четырех часов, то есть до обеда, не отставать ни на шаг от Авдея Афанасьича, водить его по саду, смотреть каждую из собак его порознь, превозносить охотников, одетых в светло-зеленые костюмы, обшитые желтою тесьмою, лошадей страшно уродливых, и согласиться быть его дамою на первой охоте, в которой папa позволит мне участвовать. Разумеется, мы этого позволения не дождались бы никогда, но все равно. Купер, привилегированный Купер верил всему и, несмотря на высокий и выспренний ум свой, совершенно вдался в обман. За обедом я поместила Авдея Афанасьича возле себя; поэт занял место по другую сторону; Антонина, наблюдавшая за мною, несколько раз принималась хохотать очень ненатурально, но глаза ее метали пламя, и чувствительная сестра Купера шла его же стезею. Как мне было весело, тем более что в комедии, по-видимому, участвовал сам папб; вниманию его к гостю не было границы: он наливал ему вино, упрашивал повторять блюда и делал с Авдеем Афанасьичем то, чего никогда и ни с кем не делал.

   По выходе из-за стола я сама предложила гостю руку, и все общество вышло на балкон. Мы сели; Купер подошел ко мне сзади.

   - Вы сегодня в самом счастливом расположении духа? - сказал он вполголоса.

   - Да, мне очень весело,- отвечала я громко.

   - Этою веселостью обязаны мы, если не ошибаюсь, Авдею Афанасьичу?

   - Может быть.

   - Я не узнаю вас, кузина.

   - Право?

   275

    

   - Прекрасный пол ваш соединяет в себе иногда так много противоречий...

   - Вы думаете?

   - Но укажите мне средство сомневаться, смотря на вас, кузина! Что за блеск в глазах ваших? они дышат пламенем.

   - Вы находите?

   - Не я один.

   - Кто ж еще?

   - Многие... все.

   - Да?

   - Но когда подумаешь о двигателе?..

   - Чего?

   - Веселья вашего, кузина!

   - То что же?

   - Невольно вспомнишь о чарах, о магических средствах, употреблявшихся в фабюлезные времена сатирами для привлечения нимф.

   - А сатир этот?..

   - Кто же, как не Авдей Афанасьич!

   - Следовательно, нимфа - я, mon cousin. Благодарю за сравнение, но протестую: родственник наш нимало не похож на сатира, и магические способы привлечения, полагаю, ему не нужны.

   - Ему, чтоб нравиться?- спросил Купер с улыбкою глубочайшего презрения.

   - Конечно, ему, mon cousin.

   - Нет, послушайте, кузина, или вы меня дурачите, или глаза мои созданы исключительно для духовного мира, в котором родственнику нашему, как вы называете его, назначена уже, конечно, незавидная доля.

   - В мире духовном - может быть,- отвечала я с видом оскорбленного самолюбия,- но на прозаической земле...

   - Что же кузина? докончите.

   - Зачем? Мнения могут быть различны, и друг ваш...

   - Какой друг?

   - Друг ваш, Авдей Афанасьич.

   - Он? мой друг?

   - Так по крайней мере называли вы его вчера.

   - Par dйrision!¹

   ^{________________}

   ¹ В насмешку! (фр.)

   276

    

   - Не знаю, par derision или нет; но Авдей Афанасьич хотя и не поэт, а все-таки имеет полное право рассчитывать на частицу земного счастия.

   - Быть любимым, например?

   - Не страстно, но по-земному.

   - И порядочною женщиною?

   - Конечно, порядочною.

   - Невозможно! - воскликнул Купер.

   - Вы себе противоречите, mon cousin.

   - Чем же, графиня?

   - Не вы ли говорили мне о страсти, внушенной родственником вашим какой-то прелестной девушке?..

   - Дочери мещанки,- перебил Купер.

   - Все равно; если дочь мещанки в то же время внушила страсть Старославскому, то она девушка не совсем обыкновенная; а, предпочитая Авдея Афанасьича, не доказала ли она тем, что Авдей Афанасьич предпочтительнее Старославского?

   - Я не говорил, что дочь мещанки внушила страсть Старославскому.

   - Но не он ли увез ее?

   - Он мог увезти без всякой страсти, по капризу.

   - Не верю.

   - Даже не по капризу, а по другим причинам.

   - Я этих причин не допускаю,- отвечала я с настойчивостью, которая начинала выводить из терпения поэта,- поступок Старославского может быть извинен только любовью к этой девушке.

   - Как, графиня, вы сравниваете Старославского с этим полипом?

   - Нет, потому что тот, кого вы называете полипом, предпочтен Старославскому.

   - Вами предпочтен?

   - Я не сказала этого, но...

   - Вы говорите, но... достаточно, очень достаточно!

   И покрасневший до ушей Купер снова бросился к Антонине, и новое совещание совершилось в темных аллеях сада.

   Надобно заметить, что об успехах своих не имел Авдей Афанасьич ни малейшего понятия. Не обращая внимания на гнев Купера, на иронию Антонины, гость закурил, с моего позволения, огромную белую с цветочками трубку и принялся препрозаически дремать, прислонясь к колонне на одной из нижних ступеней крыльца. "И этот человек

   277

    

   прибыл издалека в Скорлупское с местью в сердце!" - подумала я. Или я очень неопытна в системе Лафатера, или Купер поэт в полном смысле этого слова. Чувствуя еще некоторую слабость, я оставила задремавшего Авдея Афанасьича и родствеников своих и отправилась в свою комнату. Был час восьмой вечера, когда, лежа на диване, я заметила, что гардины окон моих приходят в движение; на дворе было тихо, и движение это не испугало, но удивило меня до крайности. "Неужели Купер?" - подумала я. Правда, поэт способен на все, выходящее из общего порядка; но предо мною между гардинами явился не поэт, а Жозеф.

   - Que me voulez-vous?¹- спросила я с удивлением.