Соколова Александра Ивановна - Тайна царскосельского дворца

   - Осмелюсь заметить вам, что ее высочество удивятся вашему распоряжению и - того и гляди - самой немке про это скажут.

   - Нет, Анна ее не особенно любит... Впрочем, пожалуй, ты и права.

   - Вы ж мне предоставьте, ваше величество; я сама доложу вам, когда немка со двора проситься станет.

   - Хорошо, доложи! Твои старания без награды не останутся. А не известно тебе, где именно встречается герцог с этой немкой?

   - В Питере они в Летнем саду сходились и оттуда отправлялись вместе в павильон на правой стороне, а затем уезжали... Там их лошадь ждала, с доверенным кучером его светлости, и куда уж они уезжали, я вам доложить не могу. Лгать я не смею, а куда их кучер отвозил, этого он никому не сказывал... Кучер тот из имения герцога, с его стороны... Он и немку эту, Регину, еще там, на родине, знал... Был такой слух, что сватал он ее на родине, кучер-то этот самый, да герцогу ее уступил! Ведь Регина-то из простых; только что величается как фон-баронша, а настоящего в ней, кроме хвастовства, ровнехонько ничего нет!

   При слове "уступил" императрица слегка вздрогнула.

   Ей странно и дико было подумать, что ее соперницей, счастливой и предпочтенной, является простая горничная ее племянницы, женщина, которую какой-то кучер "уступил" герцогу Бирону! В эту минуту гордая и самолюбивая Анна Иоанновна почти ненавидела Бирона.

   - А здесь... где они... встречаются?- спросила она, не глядя на свою собеседницу.

   - Здесь еще всего только одно свидание и было, - ответила Юшкова, совершенно вошедшая в роль и уже бесстрашно продолжавшая свой смелый донос. - Оттого-то я и докладываю вам, ваше величество, что Регина беспременно на днях отпросится у принцессы со двора и вернется опять под утро!

   - А... в этот единственный раз где была назначена встреча?

   - В летней конторе, ваше величество!.. Герцог там изволит проверять счета и денежные расходы... Туда все подрядчики и отчеты свои представляют... И ключ от конторы у их светлости находится!..

   - Заботливый какой! - насмешливо вырвалось у разгневанной императрицы.

   Юшкова притворилась, что не поняла этого восклицания.

   - Да, уж поистине блюдет его светлость интересы вашего величества! - с легким вздохом подтвердила она насмешливый возглас государыни.

   - Не юли! - внушительно произнесла Анна Иоанновна.

   Она, несмотря на полное доверие ко всему, сказанному Юшковой, ненавидела в эту минуту смелую доносчицу. Ей казалось, что камеристка понимает ту степень унижения, какую она переносит от всего, что ей доводится слышать, и по странной несправедливости она на Юшкову же досадовала за это.

   - И кто-нибудь из служащих при дворе видел... их, когда они сходились в этом... экономическом флигеле?

   - Мало кто видел, ваше величество; про это не то что говорить боязно и опасливо, а и видеть-то это не всякий решится! И пред глазами будет, да не увидишь... Только моя преданность да любовь к вам, ваше величество...

   - Твоя ненависть к герцогу Бирону, - поправила Юшкову императрица и, видя, что на лице той выразился непритворный испуг, прибавила: - Да ты не пугайся!.. На попятный двор тебе идти уж не приходится. Слишком ты далеко зашла в своих... этих... докладах!..

   Анна Иоанновна хотела сказать "доносах", но воздержалась. Она сознавала, что, какова бы ни была причина, побудившая Юшкову, во всяком случае никто, кроме нее, не решился бы сказать ей все то, что она узнала от нее.

   - Спятиться тебе уже нельзя, - продолжала императрица, - слишком много ты сказала. Все твои слова я строго проверю, и, буде ты правду мне доложила истинную, не забуду я твоей услуги и щедро награжу за нее, а буде солгала ты и неповинных людей оклеветала, тоже в долгу я пред тобой не останусь... и будешь ты меня помнить!..

   Юшкова с дрожью взглянула на свою покровительницу. Она только в эту минуту поняла во всей силе ту рискованную роль, которую она приняла на себя.

   Но императрица была права: возврата уже не было.

   - Ступай теперь! - крикнула Анна Иоанновна. - И чтобы, Боже сохрани, никто не знал, о чем здесь у меня с тобой речь была!.. Сгною в тюрьме, если одно слово кто от тебя услышит!

   Юшкова не ответила. Она была бы рада вернуть все сказанное ею и мучительно раскаивалась, что поддалась первому движению гнева и своей досады на герцога.

   - Следи зорко, когда немка отпросится со двора, куда и с кем она отправится, и тотчас же мне обо всем доложи. А когда она сбираться станет, об этом мне Анна доложит. Ступай! - приказала государыня.

   Отпустив камеристку, она села в кресло и отдалась глубокой и невеселой думе. В ее уме воскресло далекое прошлое, в ней встало воспоминание о жгучем молодом счастье, и ей сделалось мучительно жаль прожитой жизни, мучительно обидно за поруганную любовь...

  

  

   Прошло несколько дней, проведенных императрицей в беспрерывной тревоге, которая сильно повлияла на ее здоровье. Приглашены были врачи ее величества, но они разделились во мнениях. Методичный немец Фишер настаивал на том, что ее величество простудилась и что на нее вредно повлияла перемена воздуха, а португалец Антоний Санхец, склонный объяснять все скорее нравственными, нежели физическими причинами, уверял, что императрицу должно было что-нибудь сильно поразить и что ее недуг является непременным следствием этого поражения.

   Бирон молчал, но исподтишка наблюдал за императрицей и, не догадываясь об истинной причине ее нервного расстройства, искал вокруг себя то, что могло так встревожить ее.

   Прежде всего подозрения герцога падали на принцессу Анну, и он с той ненавистью, какую неизменно питал к ней, относил волнение и недовольство императрицы к тому упорному отвращению Анны Леопольдовны от избранного ей жениха, которого она не только не скрывала, но которым как бы даже щеголяла даже пред всем двором.

   Меньше всех замечал и обращал на это внимание сам принц Антон, продолжавший величаться пред всеми своим грядущим значением и не на шутку готовившийся чуть не корону российскую надеть на свою некрасивую и не особенно умную голову.

   Анна Иоанновна видела и сознавала все его нравственное убожество, но, раз порешив с этой свадьбой, уже не хотела отступить от своего решения.

   Вообще, в основании характера императрицы лежало то упрямство, которое многие принимали за твердость и непоколебимость воли и которое в сущности было недостатком, а не достоинством. Решалась она долго и обдумывала свои поступки строго, но, раз решившись на что-нибудь, уже не изменяла своего решения, считая себя даже не вправе сделать это.

   Между тем она молча наблюдала за нареченным женихом племянницы и подчас сама сознавала в душе, что и она на месте принцессы Анны с трудом покорилась бы участи навсегда соединить свою судьбу с судьбою такого несимпатичного и непривлекательного человека.

   Принцессу Анну государыня в последние дни видела чаще прежнего и внимательно наблюдала за тем, не известно ли ей что-нибудь относительно ее камеристки. Но самое зоркое наблюдение не приводило ни к чему; принцесса, очевидно, ничего не знала и не наблюдала, и даже на предупреждение тетки о том, чтобы она обязательно доложила, когда ее камеристка станет проситься со двора, Анна Леопольдовна, видимо, не обратила никакого внимания, сочтя это за одну из тех фантазий, которые были свойственны императрице, постоянно опасавшейся, чтобы кто-нибудь при ее дворе не вышел из личного повиновения ей.

   - Ты вообще довольна своей камеристкой? - однажды, как бы невзначай, спросила императрица племянницу.

   Та рассеянно ответила, что довольна Региной настолько, насколько может быть довольна бессловесными услугами привычного и умного человека.

   - Но... в общем она нравится тебе? - настаивала государыня.

   Такая настойчивость удивила Анну Леопольдовну, и она нехотя ответила:

   - Я очень мало знаю ее и еще меньше желаю знать! Я повторяю вам, что одевает и шнурует она меня ловко, свои обязанности исполняет аккуратно, ничего не забывает, ничто при ней не пропало. А больше я от нее ничего не требую и не желаю!

   - Но особой привычки или привязанности ты к ней не чувствуешь?

   - Мне было еще некогда привыкнуть к Регине: ведь она так недавно при мне! - ответила Анна Леопольдовна, с грустью вспомнив при этом свою погибшую Клару. - А привязанности к ней я, наверное, никогда не буду иметь, если бы она мне даже сто лет прослужила!.. Регина вообще несимпатична мне!..

   Тем временем Юшкова, видимо, пользовавшаяся особым вниманием императрицы, зорко следила за всем, что совершалось вокруг, и старалась как можно меньше сталкиваться с герцогом, который, как ей казалось, все недружелюбнее относился к ней.

   Это подозрение вполне оправдывалось; Бирон, привыкший никогда не скрывать своих впечатлений, даже заметил раза два императрице, что ему особенно неприятно ее благоволение к старой камеристке.

   Анна Иоанновна отнеслась к этому замечанию строже и неприветливее обыкновенного.

   - С которых это пор ты вздумал диктовать мне мои симпатии и антипатии и входить в мои личные женские дела? - полушутя и полусердито заметила она озадаченному фавориту. - Мне помнится, этого прежде за тобой не бывало! Дела государства я всецело поручаю тебе, в твои политические распоряжения тоже мало впутываюсь, а уж распоряжения о моих юбках ты предоставь мне! В этих делах я смыслю куда больше тебя!

   - Я не смею вмешиваться в распоряжения вашего величества, - обиженным тоном ответил фаворит. - Мне только странным показалось...

   - А ты перекрестись, чтобы тебе не "казалось": кажется только привидение, а от креста всякое привидение исчезает!

   Тон императрицы, совершенно новый для фаворита, в первую минуту смутил его, но он, властолюбивый и избалованный постоянным попустительством императрицы, выразил свою досаду дерзким окриком.

   - Вашему величеству угодно шутить? - заносчиво заметил он, возвышая голос.

   - А ты пользуйся тем, что мне угодно "шутить", - пожимая плечами, ответила ему императрица. - Пока я шучу, со мной ладить можно... Не дай Бог, я шутить перестану, тогда куда труднее станет.

   Фаворит был окончательно сбит с позиции. Ничего подобного ему с момента поступления ко двору Анны Иоанновны слышать не приходилось.

   - Я нахожу, что из-за такого пустяка, как какая-то негодная горничная, спорить и ссориться не стоит! - слегка растерявшись, заметил он.

   - Во-первых, ссориться со мной никому не приходится, потому что равных мне в империи нет, - строго заметила императрица, взглядывая Бирону прямо в лицо. - Во-вторых, Юшкова не горничная, потому что при моем личном штате горничных не полагается: у меня есть камер-юнгферы, а не горничные!.. А в-третьих, - и это глав-

   ное, - ты опять вмешиваешься в мое женское хозяйство, а я уже заметила тебе, что мне это не угодно...

   Она даже не сказала, что не желает этого; она, чуть ли не в первый раз в своем интимном разговоре с фаворитом, употребила выражение "не угодно".

   - Я считал своим долгом предупредить вас, ваше величество, что в лице прислужницы Юшковой вы имеете далеко не верную и не преданную вам особу!

   - Ты говоришь это с чужих слов и на этот раз очень ошибаешься. Юшкова - человек, быть может, и не хороший, и не особенно надежный, да где их, надежных, искать-то? По крайней мере она не глупа, свой интерес понимает, а на мой разум - если человек не дурак, так с ним всегда поладить можно!.. Юшковой со мной ссориться не расчет и продавать меня выгоды мало!.. При мне ей во всяком случае житье лучше, нежели без меня будет... Ну, поэтому я только и верю ей. Меня оберегая, она сама себя бережет!.. А себе самому кто же враг?

   - Не смею спорить с вашим величеством! - чопорным, официальным тоном ответил фаворит, в то же время наматывая себе на ус перемену в тоне и обращении императрицы.

   "Здесь новым воздухом повеяло! - сказал себе опытный царедворец... - А мне нового ничего не нужно: мне по-старому не в пример сподручнее!"

   Став настороже своих интересов более, чем когда-нибудь, Бирон в то же время устремил свое пристальное внимание на все, близко подходившее к императрице, с целью разобраться в том, кто являлся новым доверенным лицом у прихотливой царицы. Не то чтобы он боялся за свое личное положение и личный престиж - в то и в другое он глубоко и почтительно верил, но он твердо знал, как шатко положение каждого при дворе и, усердно отстаивая свое положение при Анне Иоанновне, в то же время начинал и на принцессу Анну смотреть с большим вниманием и относиться с большей осторожностью.

   Между тем его всегдашняя опытность на этот раз изменила ему, и опасность шла именно с той стороны, с какой он меньше всего ожидал ее.

   В тот же вечер, когда между царицей и фаворитом происходил вышеприведенный несколько натянутый разговор, к Анне Иоанновне, тихонько и тайно от всех, был проведен начальник Тайной канцелярии граф Ушаков.

   Он как будто ждал такого экстренного вызова и нимало не удивился ему.

   Императрица встретила его мрачная и сосредоточенная и, пристально взглянув на него, спросила:

   - Скажи мне, могу я вполне надеяться на тебя? Ушаков низко поклонился и твердо и с достоинством

   ответил:

   - Кажется, я годами службы доказал свою верность вашему величеству!

   - Знаю!.. Но на этот раз испытание, которое тебе предстоит, выходит из ряда обыкновенных. Мне нужно, чтобы никто - понимаешь ли ты? - никто, без исключения, не знал о том, что мною будет поручено тебе!.. Понял ли ты меня? - спросила императрица, пристально глядя на Ушакова.

   - Я герцогу Бирону в верности не присягал, ваше величество! - ответил Ушаков, прямо приступая к вопросу и явно доказывая государыне, что сразу понял значение ее слов.

   - Умный ты человек! - невольно улыбнулась императрица. - С такими и дело делать приятно! Ну, слушай же меня внимательно! В свите моей племянницы, принцессы Анны, есть камер-юнгфера Регина Альтан!..

   - Приставленная герцогом Бироном и выписанная его светлостью из Риги, - дополнил Ушаков, пристально глядя на императрицу и словно выжидая, что она дальше скажет.

   Ловкий сыщик как будто сомневался в том, все ли известно императрице. Во всяком случае он не хотел идти навстречу никакому серьезному доносу и был вполне готов сослужить верную и серьезную службу только всему, д о него лично известному государыне.

   Императрица сразу поняла это и продолжала:

   - Регина Альтан, как мне достоверно известно, была там, на родине, близко знакома с герцогом Бироном.

   - И состояла в связи с его светлостью в то время, когда герцог Бирон еще не был облечен никаким титулом и никакой властью! - добавил Ушаков так смело и спокойно, что поразил императрицу.

   - Тебе... это... раньше известно было? - произнесла она, почти с испугом взглядывая на столь осведомленного сановника.

   - Мне все должно быть известно, ваше величество!.. Моя должность такая! - по-прежнему спокойно и уверенно ответил Ушаков.

   - Но... в таком случае... как же ты не предуведомил меня?..

   - Доносы не лежат на моей обязанности, государыня! - гордо ответил Ушаков. - Да я и не принял бы такого поручения на свою ответственность!.. В моих руках только исполнительная власть, но и в ней я обязан руководиться исключительно приказами вашего величества.

   - Но ты знал, что при моем дворе таится змея, во всякое время готовая ужалить меня?

   - Я так не смотрю на эту немку, - ответил Ушаков тоном, в котором почти помимо его воли сквозило глубокое презрение. - Это просто женщина легкого поведения, всегда готовая продать за известную плату свои ласки.

   - И герцог не переставал покупать эти ласки?

   - Со времени ее переселения ко двору вашего величества - да, раньше же всякие сношения между герцогом и Региною Альтан были совершенно прерваны... Я не знаю даже, существовала ли между ними переписка.

   - Пе-ре-пи-ска? - воскликнула императрица, пораженная услышанным. Очевидно, перед нею открывался новый горизонт; она не думала, чтобы сношения всевластного фаворита с ничтожной камер юнгферой могли доходить до мысли о переписке между ними. - Переписка, говоришь? О чем же могли бы они переписываться? Их положения так различны!

   - Там, на их общей родине, ваше величество, подобного различия не существовало.

   Императрица повела плечами. Ей поневоле приходилось сознаваться в том, что всесильный повелитель ее могучего царства еще недавно был равен простой камер-юнгфере и, может быть, даже заискивал перед ней, ослепленный ее чарами.

   Однако воспоминание об этих еще до сих пор всесильных "чарах" заставили императрицу вернуться к первоначальному сюжету своего разговора с Ушаковым.

   - Так как ты столь хорошо осведомлен обо всем, - начала она, почти чувствуя себя неловко перед всесведущим начальником своей Тайной канцелярии, - то, быть может, ты и здесь, и в Петербурге, следил за ними?

   - Следить за ними я не имел надобности, ваше величество, но все, касающееся их тайных свиданий, было своевременно известно мне...

   - И ты опять-таки не докладывал мне ни о чем?

   - Я не был уполномочен на то вашим величеством, и герцог, по своему высокому положению и по власти,

   данной ему вашим величеством, не подлежит моему контролю.

   - Все это так... конечно... Ты почти прав, но... только "почти", - как-то неохотно, почти робко улыбнулась императрица. - И... давно ты знал об этих... шашнях? - спросила она после минутного молчания...

   - С первой минуты появления новой камер-юнгферы при дворе вашего величества... Собственно, даже раньше этого: с первой минуты вызова ее герцогом Курляндским в пределы управляемого им русского царства.

   - Русским царством правлю я, граф, а не герцог Курляндский! - гордо поднимая голову, произнесла императрица.

   Ушаков промолчал; не согласиться со своей повелительницей он не смел, а согласиться не мог.

   - И ты... не сделал ничего, чтобы остановить этот вызов? - спросила Анна Иоанновна.

   - Я не смел сделать это, ваше величество!

   - Почему не смел? Кого ты боялся?

   - Вашего гнева, ваше величество; вы признали бы меня правым и не простили бы мне моей правоты!

   - Но ведь теперь ты исполнишь мое поручение?

   - Приказ, а не поручение, ваше величество! Вашего приказа я ослушаться не смею...

   - А поручения?..

   - Его вы могли бы отменить, государыня, и тогда я же остался бы виноват во всем!

   По лицу императрицы скользнуло неприятное чувство, и она воскликнула:

   - Плохого же ты понятия о своей государыне!

   - Вы - женщина, ваше величество, и вам доступно, понятно... и... простительно многое, что в нас никогда встретиться не может.

   - Пусть будет по-твоему, но все-таки на этот раз я вполне надеюсь на тебя.

   - Теперь, как и всегда, государыня, я останусь верен вам и принесенной мною присяге...

   - Слушай же внимательно! Зорко следи за тем, когда герцогом будет вызвана эта... Альтан в указанное место!

   - О каждом вызове, ваше величество, я бываю каждый раз неукоснительно осведомлен!

   - Стало быть, у герцога много врагов и предателей при дворе?

   - У кого их нет! - дипломатически пожал плечами опытный царедворец.

   - Когда узнаешь, никаких преград этому свиданию не ставь, никого следить не посылай и даже не вели подслушивать их разговор...

   - Подслушать этот разговор могут не многие, ваше величество. В моем личном распоряжении есть всего только два лица, которым я мог бы поручить это ответственное дело.

   - Почему так?

   - Разговор между герцогом и Региной Альтан происходит на шведском языке, а шведов в моей канцелярии почти нет... Это - народ, на сыск и доносы неспособный...

   - Я не думала бы этого!..

   - Всякое правило допускает исключения, - хитро улыбнулся Ушаков, не скрывая того, что намек императрицы он понял, как относящийся к Бирону. - Впрочем, ваше величество, разговор между камеристкой и его светлостью никакого политического интереса представить не может; это - простой, положительно ни для кого не интересный, любовный разговор!

   При слове "любовный" по лицу императрицы промелькнуло как бы выражение страдания. В эту минуту в ней говорила только женщина, а владычица великой державы молчала... Не измена облагодетельствованного и выше всякого понятия возвышенного человека так сильно потрясла Анну Иоанновну, а измена и долго и горячо любимого мужчины!..

   - Все равно!.. Я хочу знать все, что будет сказано между ними, и требую, чтобы все - ты слышишь меня? - положительно все было доложено и повторено мне без малейшей утайки!

   - А затем, ваше величество?

   - Затем ты лично получишь мои распоряжения. И помни, граф, свято и неизменно помни: в случае точного и неуклонного исполнения всех моих приказаний моя благодарность тебе широко скажется, но широко будет и мое возмездие за малейшую тень измены и предательства.

   Ушаков молча поклонился. Он хорошо знал императрицу и ни на минуту не сомневался в том, что если Бирон захочет, то в последнюю минуту все перевернет по-своему.

   - Племянницу Анну я уже слегка предупредила! - сказала императрица. - Она доложит мне тотчас, как ее камеристка выразит желание отлучиться по своему обыкновению на целую ночь.

   - Ночи Регина Альтан никогда не проводила вне дворца, ваше величество, - заметил Ушаков.

   - Ты что же это?.. Заступаешься за нее? - удивилась императрица.

   - Нет, ваше величество, я только восстанавливаю факты в их полной непогрешимости. Для полного уяснения самих событий необходимо, чтобы все, подающее повод к тем или другим подозрениям, было строго проверено и установлено. В серьезном деле ошибок быть не должно... Что же касается до предупреждения ее высочества принцессы Анны, то вы, ваше величество, напрасно изволили посвятить ее в это.

   - Но я ничего не объясняла ей прямо; я только сказала, что желаю знать заранее, когда ее камеристка соберется со двора.

   - Посвящать в это принцессу вовсе не следовало.

   - Ах, Боже мой! Она уж не так молода, чтобы ровно ничего не понимать!

   - Не в молодости дело, а в том, что в лице принцессы вы ни в коем случае не можете найти себе верную помощницу... Она поневоле всегда станет на сторону всякого увлечения.

   - Почему ты так думаешь? - сдвинула брови императрица.

   - Потому что я не слеп, ваше величество, и, видя, как сильно увлечена сама принцесса, хорошо понимаю, что она не предаст ни одного влюбленного, тем более что она очень далека от мысли, кто именно скрывается в образе предмета нежной страсти ее камеристки.

   - Я не совсем понимаю тебя, граф! Ты говоришь, что Анне близко и понятно всякое увлечение?

   - Простите, ваше величество!.. Если я сказал вам что-нибудь неугодное, то приношу в этом глубочайшее извинение, но деловой разговор исключает всякие предосторожности. Я действительно сказал, что принцесса Анна скорее поймет увлечение, нежели предосторожность, и смело повторяю свои слова. Принцесса сама так искренне и так глубоко увлечена, что не хочет или не может скрывать свое увлечение. Ей ли после этого строго судить других?..

   Императрица опустила голову и задумалась на минуту. Откровенность Ушакова слегка пикировала ее, но это была не та минута, в которую она сочла бы возможным считаться с ним или особенно строго взыскивать с него; она сознавала, что все, намеченное и решенное ею во тьме бессонной ночи, проведенной ею после доклада Юшковой, зависит единственно от уменья и расторопности Ушакова, и понимала, что теперь ей ссориться с ним не приходится. К тому же, судя по последним словам Ушакова, страсть принцессы Анны к красавцу Динару до такой степени сделалась уже достоянием толпы, что скрывать и маскировать ее было бы излишне.

  

  

   Дни шли за днями, не принося никаких изменений в жизни наших героев.

   Императрица все прихварывала, и медики все ниже и ниже опускали головы после каждой серьезной консультации.

   Лица, близко стоявшие к государственным делам, настаивали на скорейшем совершении брака принцессы Анны с принцем Антоном-Ульрихом Брауншвейг-Люнебургским в надежде, что этот брак, дав прямых наследников назначенной императрицей преемнице, навсегда уладит все те распри, которые могли разгореться после кончины Анны Иоанновны.

   Цесаревна Елизавета Петровна употребляла все усилия к тому, чтобы, под видом полнейшего равнодушия, наружно не вмешиваясь ни в какие государственные дела, исподтишка завоевать себе любовь и народное сочувствие, и ее партия уже насчитывала в своих рядах многие тысячи человек.

   Во главе приверженцев цесаревны стояла почти вся гвардия, а участие войск было первенствующим условием успеха или провала каждого политического дела...

   Принцесса Анна ни во что не вмешивалась, ничем не интересовалась и по-прежнему самым ярым образом настаивала на своем нежелании выходить замуж за принца Антона. О ее тайных сношениях с удаленным графом Линаром говорили уже явно и открыто, и она не делала ровно ничего для нападков. На замечания императрицы по этому поводу она с несвойственной ей дерзостью отвечала, что "не про нее одну говорят" и что ежели "другим, кто старше и умнее ее", доступно открытое и всеми признанное увлечение, то уж ей-то, в ее молодые годы, и Бог простит!

   Герцог Бирон, но обыкновению постоянно находившийся при императрице, обнаруживал самое живое участие к ее болезни и подолгу совещался с придворными медиками, удивляя их как усердием и преданностью к своей державной покровительнице, так и своими познаниями в деле фармакологии и в значении и силе лекарственных трав. Герцогу были известны такие рецепты, каких не знали любые из искусных докторов, и на любопытные расспросы медиков императрицы, где он мог почерпнуть такие интересные медицинские познания, герцог отвечал, что на его родине собиранием трав занимаются многие и постоянная практика в домашнем лечении, вызванном отсутствием умелых и опытных докторов, помогает образованию среди врачей-любителей, поистине искусных целителей.

   Императрица, всегда верившая советам своего любимца и неуклонно следовавшая им, в последнее время стала заметно отклоняться от его рецептов, и это вызвало со стороны Бирона довольно смело высказанное негодование.

   - Ведь ты - не доктор! - пожала плечами императрица, - и мое недоверие к твоим врачебным познаниям не должно особенно оскорблять тебя!.. Вот если бы я тебе как сановнику государственному не поверила, тогда - точно, ты мог бы быть за это в претензии на меня; а твои медицинские познания подлежат сомнению, тем более что ведь и травы, которые ты предлагаешь мне, ты собирал не сам...

   - Еще бы я, поставленный вами во главе правления, стал заниматься тем, чтобы по лесам на заре травы целебные собирать! - пожал плечами Бирон.

   - Ну, вот видишь ли!.. Сам ты понял?.. А заставить других верить ты не можешь.

   - Я рекомендую вашему величеству только средства испытанные.

   - Да кем испытаны-то? Ведь не самим тобою? Сам ты не мог всех этих трав наглотаться... Да и не нужно это тебе ни на что!.. Ну, а на слово верить я никому не обязана, не исключая и тебя!

   - Чем же я заслужил недоверие вашего величества? И давно ли вам угодно было утвердиться в таком недоверии? - слегка насмешливым тоном подчеркнул Бирон.

   - С тех пор, как сам ты перестал быть вполне откровенным со мною! Но оставим этот вопрос; мы вернемся к нему как-нибудь позднее. Теперь скажи мне, как идет постройка дворца? Много ли сделано с тех пор, как я сама не была на работах? Ведь я уже почти неделю не выхожу из комнаты.

   - Постройка подвигается быстро, ваше величество, и до переезда в город я надеюсь уже поздравить вас с новосельем.

   - Давай Бог!

   - Тут бы, ваше величество, на новоселье, по вашему русскому обычаю, "честным пирком, да за свадебку", - вкрадчиво улыбнулся Бирон, приведением русской пословицы стараясь угодить императрице, очень любившей все чисто русские выражения.

   Но на этот раз старания фаворита сделать удовольствие своей державной покровительнице не увенчались успехом. Она, серьезно покачав головой, в раздумье ответила:

   - Так-то оно так, да сама невеста не очень-то согласна на свадебный пир. Не нравится ей жених, да и полно!

   - Браки высокопоставленных лиц почти никогда не совершаются по любви, ваше величество! Вы сами знаете, что эти браки и начинаются и кончаются в стенах министерств иностранных дел, и я не вижу, почему ваша племянница должна быть исключением из общего, раз навсегда утвержденного правила?

   - Но я не знаю, как уговорить ее! Ведь не насильно же мне ее к венцу тянуть! Не связанную ее в церковь везти!

   - Кто говорит о таких крайних мерах? Этого, я думаю, и в ваших диких деревнях не делается.

   - Ну, так-то, пожалуй, делается, да деревня высочайшему двору не указ!..

   - Пригрозите, ваше величество, принцессе, что лишите ее всех дарованных ей привилегий и той блестящей будущности, какая уготована ей вашими милостями, и немедленно отошлите ее на родину.

   - Вот чем вздумал наказать! Анна об этом только и мечтает!.. Она - именно, как волк, который всегда, несмотря ни на что, все в лес глядит.

   - В таком случае надо найти лицо, которое повлияло бы на принцессу, лицо, которому она вполне доверяла бы.

   - А где искать такого лица? Ты знаешь, какого скрытного и сосредоточенного характера Анна.

   - Да, принцесса не откровенна.

   - Ты не знаешь в числе ее личного штата никого, к кому бы она питала особое доверие?

   - Я? - удивился Бирон. - Да откуда же мне знать личный штат прислужниц принцессы? Это далеко не мужское дело!..

   - Однако последнюю камер-юнгферу ты к ней поставил? - пристально взглянув на него, проговорила императрица.

   - Это не совсем верно, ваше величество!.. Я, узнав, что принцесса сильно тоскует о своей камеристке, по вашему приказанию рекомендовал вам девушку, лично мне известную честностью своих правил и, по моему мнению, достойную чести поступить в личное услужение принцессы Анны, но дальнейшее решение этого вопроса зависело от воли вашего величества и от согласия принцессы!..

   - Ну, о ее согласии не очень-то стали бы заботиться!.. Вот ты попробуй через свою ставленницу подействовать на принцессу. Анна проста в обращении и к своим камер-юнгферам относится как к равным.

   - Это распространяется далеко не на всех, ваше величество. Таким доверием и расположением принцессы пользовалась ее камер-медхен датчанка Клара, но ее при дворе уже нет.

   При имени Клары по лицу императрицы пробежала тень.

   - Я не о мертвых разговариваю с тобой, а о живых! - сердито заметила она герцогу. - Эта твоя ставленница - тоже не русская?

   - Она из Риги! - ответил герцог, видимо, недовольный возвращением разговора на ту же тему. - Но если вы, ваше величество, ее имеете в виду, говоря о лицах, могущих иметь какое бы то ни было влияние на принцессу, то я обязан предварить вас, что такая надежда ровно ни на чем не основана. Принцесса не оказывает Регине никакого особого благоволения.

   - А напротив, даже прямое неблаговоление показывает по ее адресу. Это мне тоже известно! - сказала императрица.

   Бирон покраснел.

   - Ваше величество, вы от самой принцессы изволили получить это сведение? - спросил он.

   - Да, Анна сама сказала мне, что чувствует очень мало симпатии к рекомендованной ей камеристке!

   - Вероятно, главным образом оттого, что эта рекомендация шла от меня? - зло усмехнулся фаворит.

   - Этого она не объясняла мне! - спокойно ответила императрица.

   - Это и так понять нетрудно! Я тоже не имею счастья пользоваться особыми симпатиями принцессы Анны.

   - Ну, с простой камеристкой тебе на одну доску становиться неприлично! - пожала плечами государыня. - То - ты, а то - она!..

   - Вообще мне кажется, что разговору о таком ничтожном предмете отведено слишком много времени, - серьезно заметил герцог.

   - А что? Разве тебе этот разговор почему-нибудь не по душе? - спросила императрица, пристально взглядывая в глаза Бирону.

   - Он просто скучен мне, и потому я беру на себя смелость напомнить вашему величеству, что вы осведомлялись о ходе построек и о вызванных ими расходах.

   - О постройках ты уже сказал мне все, что нужно, относительно же расходов я вполне доверяю тебе, ты ведешь всему строгую отчетность. Ведь, кажется, среди воздвигнутых флигелей есть даже один, специально посвященный твоим отчетам и проверкам?

   Анна Иоанновна произнесла эти слова совершенно спокойно, но в герцоге они почему-то вызвали смущение, и он спустя несколько минут откланялся, предварительно осведомившись, не нужен ли он будет императрице.

   - А что?.. Разве ты отлучиться собираешься? - осведомилась она.

   - Сегодня нет, но завтра или послезавтра мне действительно предстоит поездка в Петербург.

   - Надолго?

   - Нет. на несколько часов... Я в тот же вечер вернусь, но, быть может, уже поздно!..

   Императрица не ответила ни слова, но когда спустя два или три часа после его ухода к ней вошла Юшкова, чтобы предупредить ее о том, что Регина Альтан хочет проситься на следующей неделе со двора, то она не высказала ни малейшего удивления, а просто сказала:

   - Я знала это!

   Юшкова была сильно озадачена. Она думала, что докажет государыне свою полную преданность и вместе с тем даст доказательство замечательной проницательности и полной осведомленности обо всем, что совершается во дворце, а вместо этого новость, сообщенная ею, оказалась уже известной императрице.

   Юшкова сразу почуяла какое-то враждебное соперничество, и ее сердце закипело злобой и местью.

   - Видимо, не угодна нашей матушке-царице служба верных, преданных рабов ее! - слезливым голосом заговорила она. - Нашелся у меня лихой ворог, который преданнее меня стать хочет, мои заслуги хочет на себя взять!..

   - Успокойся, Аграфена! - нетерпеливо ответила императрица. - Никакого "лихого ворога" у тебя нет, и о намерениях немки я узнала совершенно случайно от лица, которое с тобой в соперничество никак не пойдет! Мне сам герцог проговорился об этом!

   Лицо Юшковой просветлело.

   - Господь внушает всем стать и покориться под ноги вашего величества! Сами себя выдавать спешат, чтобы возвеличить вашу силу и славу! - складывая руки, как на молитву, проговорила она.

   - Ты только узнай мне точно день и час назначенного свидания. Я твои слова проверю и примерно награжу тебя, если ты действительно мне верную службу сослужишь.

   - А если его светлость проведает? - тоном глубокой боязни произнесла камеристка.

   - Об этом не беспокойся! За верную службу мне никто еще никогда не отвечал и мои верные слуги не пропадали от роду родов! Такое и приключиться никогда не может. Ступай!.. Я буду ждать твоего уведомления. Немка станет отпрашиваться не то завтра, не то послезавтра; это еще не решено...

   - Так, матушка, так! - воскликнула Юшкова, не на шутку пораженная осведомленностью императрицы и неосторожностью проболтавшегося герцога.

   Следующий день прошел томительно и скучно; императрице сильно нездоровилось, и герцог, навестивший ее два раза на дню и каждый раз пробывший по часу, казался тоже сильно озабоченным и расстроенным.

   Окружавшие императрицу лица приписали это тревоге герцога за здоровье императрицы, но сама она поняла настоящую причину его волнения, и это еще усугубило ее недуг.

   Шут Голицын, вошедший при герцоге, предложил императрице попользовать ее иноземными травами, от которых, по его словам, от всякого недуга облегчение получается.

   - Оставь, дурак! - нехотя рассмеялась государыня. - Какие там у тебя еще средства выискались? Откуда ты их взял?

   - В немецких лесах набрал, матушка Анна Ивановна! - подмигнул шут. - Сам выбирал, сам сушил, сам и нашептывал. Немецкие травы пользительные... не нашим чета!.. С них разом все как рукой снимет!.. И не пикнет никогда тот человек, который ими попользоваться согласится.

   - А сам ты эти травы пивал? - обратился к нему герцог, бросив на него гневный взор.

   - Нет, батюшка... Куда мне! - замахал руками шут. - Это не про нас, грешных, писано! Не для нас все травы собираются, не на нас они и расходуются. Это - барские травы... сиятельные да владетельные; их только барский желудок принять может.

   - Да ведь и ты когда-то барином был. А ежели не ты, так твои предки и родственники, - презрительно бросил ему Бирон.

   Шут махнул рукой и со вздохом произнес:

   - Мало ли кто чем был, твое герцогское величие! Если бы все свое прошлое помнили да по нем жизнь свою строили, так не то и было бы!.. А у нас, на Руси, как? Сел за стол, и ноги на стол. Был псарем, а тут с царями считаться да брататься стал!.. Нешто может умный человек свое прошлое в счет и рассуждение ставить? Никак этому быть невозможно. Непорядки ты говоришь, а еще светлостью прозываешься! - и, прокричав петухом и трижды перевернувшись пред герцогом, Голицын кубарем выкатился из комнаты.

   - Скоро ли вы бросите эту манеру держать при своем дворе шутов? - заметил Бирон по уходе Голицына. - Где, кроме России, можно еще встретить такое унижение человечества?

   - Ну, и не так унижаются люди! - заметила в ответ ему императрица. - Это еще куда ни шло! Голицын от голода в шуты пошел... есть захотел... так и стал шутом!..

   - Это не извинение! - пожал плечами фаворит. - А впрочем, я так только вам заметил. Я знаю, что переубедить вас в этом отношении трудно.

   - Да и не в этом одном! - подчеркнула императрица. - Я к старости вообще упряма становлюсь. Вот люди говорят, что я и за тебя-то держусь больше из упрямства!

   - Я не считаю это недостатком: я сам упрям, - ответил Бирон.

   - То-то мы с тобой в последнее время и стали частенько сталкиваться! - с видом напускного добродушия заметила Анна Иоанновна. - Ну, а насчет отчетов как же мы с тобой порешим? Приготовил ты мне их или нет еще?..

   Бирон подозрительно взглянул на государыню и, сдвигая брови, спросил:

   - Ваше величество, вы перестали доверять мне?

   - Вот вздор какой! Ты сам говорил, что постройка к концу близится, надо же перед концом все счеты свести. Ты эти дни свободен, вот и занялся бы этим на досуге.

   - Нет, завтра или послезавтра мне придется непременно отлучиться.

   - Да, я и забыла... ты говорил мне. Ну, послезавтра посмотришь, если завтра тебя дома не будет.

   - Нет, я скорее завтра займусь этим, а послезавтра и съезжу в Петербург.

   &nb