>
Н. С. Лесков. Прекрасная Аза
-----------------
Лесков Н.С. Собрание сочинений в 12 т.
М., Правда, 1989;
Том 10, с. 102-113.
OCR: sad369 (г. Омск)
-----------------
Любовь покрывает множество грехов.
I Петра IV. 8
В первых веках христианства в Александрии египетской жила одна очень
молодая и очень красивая девушка, египтянка, по имени Аза. За её красоту её
называли "Прекрасною Азой". Она была круглая сирота. Родители её умерли,
едва только она вышла из детства, и оставили ей большое богатство. Аза имела
благоустроенный дом и обширный виноградный сад по скату к реке Нилу.
Наследства, которое получила Аза, достаточно было бы, чтобы ей прожить целую
жизнь в полном довольстве, но молодая египтянка была чрезвычайно добра и
участлива ко всякому человеческому горю и ничего не жалела для того, чтобы
помочь людям, которые находились в бедствии. Через это с нею произошёл
следующий роковой случай.
Раз перед вечером, когда схлынул палящий египетский жар, Аза пошла с
своими служанками купаться к Нилу. Она выкупалась и, освежённая, покрывшись
лёгким покрывалом, тихо возвращалась к себе назад через свой виноградник.
Служанки её этим временем оставались ещё на реке, чтобы убрать купальные
вещи.
Вечер после знойного дня был прелестный; работники, окончив своё дело,
ушли, и виноградник был пуст. Аза могла быть уверена, что она одна в своём
саду, но вдруг, к удивлению своему, она заметила в одной куртине присутствие
какого-то незнакомого ей человека. Он как будто скрывался и в то же время
торопливо делал что-то у одного плодовитого дерева. Можно было подумать, что
он рвал плоды и оглядывался, боясь, как бы его не поймали вертоградари.
Египтянке пришло на мысль подойти ближе к незнакомцу с тем, чтобы
помочь ему скорее нарвать больше плодов и потом тихо проводить его через
ход, выводивший на берег Нила, к купальне. С этою целью Аза и пошла к
незнакомцу.
Но когда египтянка подошла ближе, то она увидала, что этот незнакомец
не срывал плоды, а делал что-то совсем другое: он закреплял для чего-то шнур
к суку старого дерева. Это показалось Азе непонятно, и она притаилась, чтобы
видеть, что будет дальше, а незнакомец сделал из шнура петлю и вложил в неё
свою голову... Ещё одно мгновение, и он удавился бы в этой петле, из которой
слабой девушке не по силам было бы его вынуть, а пока она успела бы позвать
на помощь людей - удавленник успел бы умереть... Надо было помешать этому
немедленно.
Египтянка закричала: "Остановись!" и, бросясь к самоубийце, схватилась
руками за петлю верёвки.
Незнакомец был пожилой человек, эллин, с печальным лицом и в печальной
одежде, с неподрубленным краем. Увидав египтянку, он не столько испугался,
сколько пришёл в досаду и сказал ей:
- Какое несчастие! Злой демон, что ли, выслал тебя сюда, чтобы
остановить мою решимость?
- Для чего ты хочешь умереть, когда жизнь так прекрасна? - отвечала ему
египтянка.
- Может быть, жизнь и прекрасна для тебя и для подобных тебе, которые
живут в полном довольстве. Раньше и я находил в ней хорошее, но нынче судьба
от меня отвернулась, и жизнь моя составляет мне несносное бремя: ты не
права, что мешаешь мне умереть. Иди отсюда своею дорогою и оставь мне
возможность вылезть по моей верёвке вон из этой житейской ямы, где я не хочу
более терзаться между грязью и калёными угольями.
Девушка не соглашалась его оставить и сказала:
- Я не позволю тебе удавиться: я закричу, и сейчас прибегут мои люди.
Лучше возьми свой шнурок под одежду и поди за мною в мой дом; расскажи мне
там твое горе, и если есть возможность облегчить его, то я это сделаю, а
если оно в самом деле так беспомощно, как ты думаешь, тогда... выходи от
меня с своим шнуром куда хочешь: я тебе ни в чём не помешаю, и ты ещё не
опоздаешь тогда повиснуть на дереве.
- Хорошо, - отвечал незнакомец, - и как мне ни тяжело медлить на земле,
но ты мне кажешься такою участливою, в глазах твоих столько ума, а в голосе
ласки, что я тебе хочу повиноваться. Вот же шнур мой спрятан под моею
одеждой, и я готов идти за тобою.
Египтянка привела отчаянного незнакомца в свой благоустроенный дом,
приказала служанке подать фрукты и прохладительное питьё и, усадив гостя
среди мягких подушек на пышном ковре, вышла, чтобы переменить своё купальное
платье на другое. Когда же Аза возвратилась, то она села тут же, рядом с
гостем, а за ними стали две чёрные служанки и лёгким движением шёлковых
кистей начали приводить в колебание спускавшееся с потолка огромное
напитанное ароматами опахало из больших пёстрых перьев.
Египтянка желала как можно скорее узнать горестную историю незнакомца,
что он и исполнил. Рассказ его был прост и немногосложен. Покусившийся на
самоубийство эллин недавно ещё имел большое состояние, но потерпел неудачи в
делах и до того задолжал, что не мог рассчитаться с своим заимодавцем. В
этом затруднении он прибегнул к состраданию заимодавца, но это было
напрасно: богач соглашался оказать ему снисхождение, только не иначе, как на
одном ужасном условии.
- В чём же заключается это условие? - спросила египтянка.
- Я не могу сказать тебе этого при твоих слугах.
Аза велела служанкам удалиться.
- У меня есть дочь, девушка твоих лет, по имени Ио. Она так же, как ты,
стройна станом и прекрасна лицом, а о сердце её суди, как можешь, по
следующему. Заимодавец мой, большой и безнравственный сластолюбец, сказал
мне: "Отдай мне твою Ио на ложе, и тогда я освобожу тебя от темницы, иначе
ты задохнёшься в колодке". Я оскорбился и не хотел слышать об этом. Это было
мне тем более тяжко, что у моей бедной Ио есть жених. Он беден, но имеет
возвышенный ум, и дочь моя горячо его любит с самого детства; кроме того, и
жена моя не снесёт такого бесчестья, чтобы дочь наша стала наложницею. Но
беда настигает беду: представь себе новое горе: дочь моя всё это узнала и
сегодня сказала мне тихо: "Отец, я всё знаю... я уже не ребёнок... я
решилась, отец... Чтобы на твою старую шею не набили колодку... Прости мне,
отец... я решилась..."
Ио зарыдала, и я вместе с нею рыдал еще больше и стал её отговаривать,
но она отвечала: "Любовь к тебе и к матери, которая не снесёт твоего
унижения, во мне теперь говорит сильней любви к моему жениху: он молод, -
продолжала она, глотая бежавшие слёзы, - он полюбит другую и с ней пусть
узнает счастье супружеской жизни, а я... я твоя дочь... я дочь моей
матери... вы меня воспитали... вы стары... Не говори мне больше ни слова,
отец, потому что я твёрдо решилась".
Притом она пригрозила, что если я буду ей противоречить, то она не
станет ждать завтрашнего дня, когда заимодавец назначил мне срок, а уйдёт к
нему сию же минуту.
Незнакомец отёр набежавшие на лицо его слезы и кончил:
- Что ещё скажу тебе дальше? Ио имеет решительный нрав и нежно нас с
матерью любит... Что она порешила, против того напрасно с ней спорить... Я
упросил её только подождать до завтра и солгал ей, будто имею ещё на кого-то
надежду... День целый я ходил как безумный, потом возвратился домой, обнял
мою жену, обнял нежную Ио и оставил их вместе, взяв тихонько шнурок, и
побежал искать уединённого места, где мог бы окончить мои страдания. Ты мне
помешала, но зато облегчила горе моё своим сердобольным участием. Мне мило
видеть лицо твоё, прекрасное и доброе, как лицо моей Ио. Пусть благословит
тебя небо, а теперь прощай и не мешай мне: я пойду и покончу с собою. Когда
я не буду в живых, Ио не станет бояться колодки, которую могут набить на шею
её отцу, и она выйдет замуж за своего жениха, а не продаст себя ради отца
богачу на бесчестное ложе.
Египтянка внимательно выслушала весь рассказ незнакомца, а потом
сказала, глядя ему твёрдо в лицо.
- Я понимаю во всём твою милую дочь, и мне нравится Ио - она добрая
девушка.
- Тем это тяжелей для меня, - отвечал незнакомец.
- Я понимаю и это; но скажи мне, сколько ты должен заимодавцу?
- О, очень много, - отвечал незнакомец и назвал очень знатную сумму.
Это равнялось всему состоянию египтянки.
- Приди ко мне завтра - я дам тебе эту сумму.
Незнакомец изумился: он и радовался и не мог верить тому, что слышал, а
потом стал ей говорить, что он даже не смеет принять от неё такую огромную
помощь. Он напомнил ей, что долг его составляет слишком значительную сумму,
и просил её подумать, не подвергает ли она себя слишком большой жертве,
которой он даже не в состоянии и обещать возвратить ей.
- Это не твоё дело, - отвечала египтянка.
- Притом же, - сказал он, - припомни и то, что я из другого народа - я
эллин и другой с тобой веры.
Аза на мгновенье опустила ресницы своих длинных, как: миндалины, глаз и
отвечала ему:
- Я не знаю, в чём твоя вера: это касается наших жрецов; но я верю, что
грязь так же марает ногу гречанки, как и ногу всякой иной, и одинаково
каждую жжёт уголь калёный. Не смущай меня, грек; Ио покорила себе моё сердце
- иди обними твою дочь и жену и приди ко мне завтра.
А когда незнакомец ушёл, Аза тотчас же опять взяла своё покрывало и
пошла к богатому ростовщику. Она заложила ему за высокую цену всё своё
имущество и взятое золото отдала на другой день незнакомцу.
Через малое же время, когда прошёл срок сделанного заклада, ростовщик
пришёл с закладною и взял за себя всё имущество Азы, а она должна была
оставить свой дом и виноградник и выйти в одном бедном носильном платье.
Теперь у неё не было ни средств, ни приюта.
Скоро увидели её в этом положении прежние знакомые её родителей и стали
говорить ей:
- Ты безумная девушка, Аза: смотри, до чего тебя довела твоя
безрассудная доброта!
Аза отвечала, что её доброта не была безрассудна, потому что теперь она
лишь одна потерпит несчастье, а без этого погибало целое семейство. Она
рассказала им всё о несчастье эллина.
- Так ты вдвое безумна, если сделала это всё для людей чужой веры!
- Не порода и вера, а люди страдали, - ответила Аза.
Услыхав такой ответ, знакомые почувствовали против Азы ещё большее
раздражение.
- Ты хочешь блистать своей добротою к чужеверным пришельцам, ну так
живи же, как знаешь, - и все предоставили её судьбе, а судьба приготовила ей
жестокое испытание.
Аза не могла избежать тяжких бедствий по причинам, которые крылись в её
воспитании: она совсем не была приготовлена к тому, чтобы добывать себе
средства своими трудами. Она имела молодость, красоту и светлый, даже
проницающий ум и возвышенную душу, но не была обучена никакому ремеслу.
Прелестное, девственное тело её было слабо для того, чтобы исполнять грубые
работы, - береговые подёнщицы её отгоняли; она не могла носить ни корзин с
плодами, ни кирпичи на постройки, и когда она хотела мыть бельё на реке, то
зола из сгоревшего нильского тростника разъедала её нежные руки, а текучая
вода производила на неё головокружение, так что она упала в воду, и её,
полуживую, без чувств, вытащили из Нила.
Аза очутилась в отчаянном положении. Она была в мокром платье и
голодная. С ней поделилась сухою ячменной лепёшкой береговая блудница - одна
из тех, которые во множестве бродили по берегам Нила, поджидая проходивших
здесь вечером чужеземных матросов (навклиров); одна эта женщина поделилась с
Азой на ночь своею циновкой, она же прикрыла её и от стужи ночной своею
сухою одеждой, а потом... Аза стала такою же, как эта, - прибрежной
блудницей.
Все, знавшие Азу, от неё отвратились - она погибала. Иногда она
приходила в свой бывший виноградник, под то самое дерево, на ветвях которого
хотел удавиться избавленный ею незнакомец, и вспоминала его рассказ, и
всегда находила, что не могла поступить иначе, как она поступила: пусть
страдает она, но зато Ио и её старики спасены!.. Это радовало Азу и давало
ей силу терпеть её унижение; но в другие минуты она была близка к отчаянию и
готова была броситься в Нил. Тогда она садилась над кручей на красном, как
огустелый ком крови, песчаном холме и размышляла о том: неизбежно ли так
всегда должно быть, чтобы добрые были между грязью и калёными угольями?
Или будь безучастен к горю людскому, или утони в горе сам? Третий выбор
- плетись между грязью и углём. Для чего же тогда нашим сердцам дано знать
сострадание? Или небо жестоко? Зачем оттуда никто не сойдёт и не укажет, как
людям сделать жизнь свою лучше, чтоб отверженных не было и чтоб не было
гордых, пресыщенных и нищих? О, если б снизошёл оттуда такой великий
учитель! если был бы такой человек, как бы она, бедная Аза, хотела рыдать у
его ног и во всю жизнь исполнять всё, что он ей прикажет.
В таком настроении Аза однажды тихо брела вдоль берега Нила по
уединённому месту и не встречала сегодня даже буйных мореходцев. Она уже два
дня не ела и чувствовала мучительный голод. В глазах у Азы мутилось. Она
подошла к реке и нагнулась, чтобы напиться, но сейчас же отскочила в испуге:
так самой ей показалось страшно её изнурённое лицо с померкнувшим взглядом.
А так недавно ещё никто не решался её иначе назвать, как "прекрасная Аза".
- О, я понимаю теперь, что это значит. Я уже больше не "прекрасная Аза"
- я страшна даже самым потерянным людям! Голод приблизился, мучительный
голод... но я не ропщу... Я посылаю последний привет мой небу, которое
внушило мне решенье любить других больше себя, и с тем умираю!
Она бросилась к реке, чтобы утонуть, и непременно бы исполнила это, но
её неожиданно кто-то удержал за плечо, и она, оглянувшись, увидала перед
собою пожилого человека, скромного вида и в чужестранной одежде.
Аза приняла его за одного из чужестранцев, приходящих на это место с
целями, о которых ей было известно, и сказала ему:
- Оставь меня в покое: я не хочу идти сегодня с тобою.
Но чужеземец не отошёл, а взглянул на неё ласково и сказал ей:
- Напрасно думаешь, сестра моя, что я был намерен сказать тебе что-либо
дурное. Мне показалось, что ты в каком-то боренье с собою.
- Да; я вынимаю ноги из грязи и хочу ступить на горячие уголья. Это
требует силы.
- Ты очень слаба.
- Я два дня не ела.
- Так ешь же скорее: со мною есть хлеб и печёная рыба.
Чужеземец поспешно перебросил из-за спины холщовую сумку и подал Азе
рыбу, и хлеб, и флягу воды, стращенной с вином.
Аза стала есть, запивая глотками воды, стращенной с вином, а когда
первый мучительный голод её был утолён, она повела глазами на незнакомца и
тихо сказала:
- Нехорошо, что я ем твою пищу, ты путешествуешь, и тебе нужен запас
для себя.
- Не беспокойся, сестра, я могу потерпеть, и поверь, что терпеть
гораздо отрадней, чем видеть терпящих.
Аза вздрогнула.
- Чужестранец! - сказала она, - ты меня накормил и хорошо говоришь...
но зачем ты два раза уже назвал меня своею сестрою? Разве не понимаешь ты,
кто я такая?
- Ты такое ж создание бога, как я, и сестра мне. Какое мне дело, чем
житейское горе и жестокость людей тебя теперь сделали.
Аза вперила в него свои глаза, опять засверкавшие бывалым огнём, и
вскричала:
- Ты жжёшь меня своими словами: ты, быть может, посланник богов?
Я такой же простой человек, как и ты, но все мы посланы сюда богом,
чтобы оказать друг другу любовь и помогать друг другу в горе.
- Но если ты простой человек, то кто научил тебя так говорить, что
сердце моё горит и трепещет?
- Сядем здесь вместе, и я расскажу тебе, кто научил меня так говорить.
Несчастная Аза ещё больше смутилась.
- Как? - сказала она, - ты хочешь сидеть со мной рядом! тебя могут
увидеть с блудницей почтенные люди, и что ты им скажешь тогда в оправдание?
- Я скажу им, что тот, который всех их почтенней, не гнушался такою, о
какой ты вспоминаешь.
- Кто ж это был он?.. Я о таком не слыхала... но ты о нём говоришь, и
слова твои льют новую жизнь в моё сердце... Может быть, он-то и есть твой
учитель?!
- Ты не ошиблась: это он мой учитель.
Аза заплакала.
- Как ты счастлив, как ты счастлив, чужестранец! Где же он, где этот
небесный посланник?!
- Он с нами.
- С нами!.. со мною!.. Не смейся над бедною Азой!.. Аза несчастна...
Скажи мне, где он, - я побегу... Я стану его умолять... и, быть может, он
даст мне новую жизнь.
Чужеземец сам взволновался.
- Успокойся, - сказал он, - ты её будешь иметь - новую жизнь, -
развяжись только с старой, - развяжись скорей с тем, что гнетёт тебя в
прошлом.
- Слушай же, кто я такая! - воскликнула с оживлением Аза и рассказала
всё, что с ней было, и когда повесть её была кончена, она добавила в своё
оправдание:
- Говорят, будто мне надлежало иначе размыслить, но я не могла: моё
сердце тогда одолело рассудок.
- Кто кладет руку на плуг и сам озирается вспять, тот не пахарь. Не
жалей о том, как ты поступила.
Аза потупила взор и сказала:
- После того, когда ты совершила святейшее дело любви, - прервал её
чужестранец, - после того, когда ты позабыла себя для спасенья других...
оставь сокрушения эти!.. Когда калёное уголье жжёт ноги, ноги ползут в
холодную грязь, но любовь покрывает много грехов и багровые пятна белит, как
волну на ягнёнке... Подними лицо твоё вверх... Прими от меня привет
христианский и знай, что он, к кому душа твоя рвётся, перстом на сыпучем
песке твой грех написал и оставил смести его ветру.
Аза подняла лицо своё и плакала, а христианин глядел на неё, колени его
незаметно согнулись, он поклонился ей в ноги и тихо промолвил:
- Живая! живая!
Утешенье совершилось - пришла новая жизнь в смущённую душу Азы.
Христианин раскрыл ей в коротких словах ученье Христово и снова закончил
похвалой её сердцу, но Аза непременно хотела знать; есть ли люди, живущие по
этому учению, во взаимной любви, при которой нет ни осуждения, ни зла, ни
нищеты.
- Они были, - отвечал христианин.
- Отчего же не все таковы и теперь?
- Это трудно, сестра.
- В чём же тут трудность?
- Слушай, как они жили.
Христианин прочёл ей на память места из Деяний:
"У множества уверовавших в спасительность его учения было одно сердце и
одна душа, - никто из имения своего ничего не называл своим, но всё у них
было общее, и всё, что у них было, они разделяли по нужде каждого и каждый
день собирались вместе и вместе принимали пищу в веселии и простоте сердца"
(Деян. IV, 32).
- Как это прекрасно! - воскликнула Аза.
- Но как это трудно.
"Так Иоссия, прозванный от апостолов Варнавою, что значит "сын
утешения" - левит, родом из Кипра, у которого было своё поместье, - продал
его и принёс деньги к ногам апостолов" (37).
После многих сумрачных дней лицо Азы осветилось отрадной улыбкой:
Варнава отдал поместье, и назвали его: "сын утешения"...
Аза выше подняла лицо и сказала:
- Это нетрудно.
- Так иди же отсюда, куда я тебя научу, и расскажи тем людям, к которым
придёшь, всё, что ты мне рассказала.
Чужеземец назвал ей место, где сходятся христиане Александрии, и кто их
епископ.
Аза, ни минуты не медля, встала и пошла по его указанию.
Когда Аза пришла, её сейчас же узнал один клирик и сказал ей:
- Мне знакомо лицо твоё: ты очень похожа на блудницу, которая часто
ходила на берегу Нила?
- Я сама и есть та блудница, - отвечала Аза, - но я не хочу
возвращаться туда, где ты мог меня видеть, - я хочу быть христианкой.
- Я всё готова исполнить, что нужно.
Ей сказали, как надо поститься, она пошла и долго постилась, питаясь
тем, что ей давали из сострадания. Наконец она изнемогла и пришла снова с
просьбой крестить её и принять со всеми в общенье. Клирики сказали ей: ты
должна принести при всех покаяние.
- Да, я затем и пришла, чтобы сказать всем, как дурна моя жизнь, но я
изнемогаю и боюсь, что скоро умру. Прошу вас: скажите епископу, что я прошу
скорее принять меня в общение.
Клирики сказали епископу, а тот велел назначить Азе катехизатора,
который должен был протолковать ей символ и все догматы веры и потом
удостоверить её познания, и тогда Азу будут крестить.
Но Аза этого не дождалась; нетерпеливое желание её получить
христианское имя и жить с христианами вместе снедало её; она жаловалась и
плакала, "а все пренебрегли ею".
Тогда совершилось чудо: когда отверженная египтянка лежала больная "в
малой хлевине", туда к ней среди ночи вошли "два светлые мужа" и одели её в
белые "крестильные ризы". В них и осталось на земле мёртвое тело Азы, а
живой дух её отлетел в обитель живых.
Кончина Азы, одетой в крестильные ризы, сделала затруднение клирикам:
они недоумевали, по какому обряду надо похоронить эту женщину, но неожиданно
пришёл тот чужестранец, который говорил с усопшею Азою у берега Нила. Он был
философ и пресвитер сирийский, друг Исаака-сирийца - он вернулся сюда с
дороги по внушению духа. Он наклонился над Азой и стал читать христианские
молитвы, а пока он молился, тело Азы зарыли в землю, но сириец ещё долго
стоял и смотрел вдаль - он что-то думал, он был в восторге и двигал устами.
Его спросили:
- Верно, ты видишь что-нибудь чудное?
- Да, - отвечал он, - я вижу, как будто бы небо отверзто... и туда...
кто-то входит...
- Неужто блудница?
- О нет!.. блудницу вы закопали в грязи - я вижу... как лёгкая струйка
с калёного угля сливается с светом - мне кажется, это восходит дочь
утешенья.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые - газета "Новое время", 1888, 5 апреля, с обозначением названий
новой серии (цикла) легендарных историй: "Женские типы по Прологу.
Прекрасная Аза" - и с посвящением поэту Я. П. Полонскому. В основу этой
"легендарной истории" положены сюжеты двух повествований из Пролога: "Слова
о девице" от 8 апреля и "Слова о покаянии" от 14 июня.
Стр. 102. Эпиграф взят из Первого соборного послания св. апостола
Петра.
Стр. 109. Стращенный - смешанный (с чем-либо).
Стр. 111. Деяния - т. е. "Деяния святых Апостолов".
Левит - древнееврейский священнослужитель третьей степени.