Киплинг Джозеф Редьярд - Рикша-призрак и другие рассказы

ро умрет, - сказала Юди, которая почти не расставалась с тетей Розой.

  

  - Мне очень жаль дядю, - грустно сказал Черная овца. - Он давно уж сказал мне об этом.

  

  Тетя Роза слышала разговор.

  

  - Ничто, кажется, не удержит твой скверный язык, - сказала она сердито. Глаза ее были обведены темными кругами.

  

  Черная овца поспешил скрыться в детскую, чтобы погрузиться там в чтение о кометах. Книга эта считалась "греховной", и потому ему запрещали открывать ее, но теперь тете Розе было не до него.

  

  - Я рад, - сказал Черная овца. - Она теперь несчастна. Но я не солгал. Ведь я действительно знал, только он не велел мне говорить.

  

  Ночью Черная овца проснулся испуганный. Гарри не было в комнате; снизу слышались рыдания. Затем в темноте прозвучал голос дяди Гарри, поющего песню о битве при Наварине.

  

  "Ему лучше", - подумал Черная овца, который знал наизусть эту песню. Но темнота, одиночество и голос, продолжавший петь мрачную песню, заставляли дрожать его от страха в своей постели.

  

  - Дядя Гарри! - невольно воскликнул он и сейчас же испугался собственного голоса.

  

  Дверь отворилась, и тетя Роза прошипела с лестницы:

  

  - Тише! Ради Бога, тише, ты, маленький чертенок! Дядя Гарри умер!

  

   ТРЕТЬЯ КОРЗИНА

  

  

  Каждый сын мудрого знает,

   что томительный путь кончается

   встречей с милыми сердцу.

  

  

  "Не знаю, что будет теперь со мною, - думал Черная овца, когда были окончены полуязыческие похоронные церемонии, назначенные для людей среднего класса, и тетя Роза, еще более страшная в черном крепе, вернулась к прежнему течению жизни. - Кажется, ничего дурного я еще не сделал. Но она стала очень печальная после смерти дяди Гарри и Гарри тоже. Я буду сидеть в детской".

  

  Но, к несчастью для этих планов Понча, было решено, что он будет посещать школу, где учился Гарри. Это могло заменить утреннюю прогулку с дядей Гарри и, может быть, также вечернюю, но мечтам о свободе не суждено было сбыться.

  

  "Гарри будет говорить обо всем, но я постараюсь не делать ничего дурного", - думал Черная овца. Утвердившийся в этих добродетельных намерениях, он пошел в школу и там нашел уже готовую репутацию, созданную ему Гарри, и, конечно, это новое обстоятельство не служило к украшению его начинающейся новой жизни. Он стал сторониться своих товарищей. Некоторые из них были очень грязны, некоторые говорили на незнакомом ему языке. Там было два еврея и один негр, или кто-то другой, только совершенно черный. "Даже Мита смеялся бы над ним, - сказал себе Черная овца. - Я не думаю, чтобы это было приличное место". Он сердился на всех, по крайней мере, с час, пока не поразмыслил, что каждое выражение чувств с его стороны будет считаться тетей Розой "выставлением напоказ", а Гарри расскажет обо всем мальчикам.

  

  - Как тебе понравилась школа? - спросила тетя Роза в конце первого дня.

  

  - Мне кажется, там очень хорошо, - спокойно сказал Понч.

  

  - Надеюсь, ты предупредил мальчиков о характере Черной овцы? - спросила тетя Роза Гарри.

  

  - О, да, - ответил цензор нравственных качеств Черной овцы. - Они все знают о нем.

  

  - Если бы я жил с отцом, - сказал Черная овца, задетый за живое, - я не стал бы и разговаривать с этими мальчиками. Он не позволил бы мне. Они живут в лавчонках. Я видел, как они входили туда. Их отцы мелочные торговцы.

  

  - Ты слишком хорош для этой школы, не правда ли? - спросила с насмешливой улыбкой тетя Роза. - А по-моему, ты должен быть благодарен, Черная овца, этим мальчикам, если они будут разговаривать с тобой. Не всякая школа держит лгунов у себя.

  

  Гарри, конечно, не преминул воспользоваться мнением Черной овцы о товарищах, так неосторожно высказанным им. В результате некоторые из товарищей скоро дали Пончу наглядные доказательства относительно равенства рас и людей вообще посредством здоровой трепки. В утешение тетя Роза сказала, что это послужит ему хорошим уроком за чванство. Постепенно он приучился скрывать свое мнение и подделываться к Гарри, нося его книги в школу и оказывая разные другие мелкие услуги. Существование его было не из радостных. С десяти до двенадцати и затем с двух до четырех часов он проводил в школе, и так каждый день, кроме субботы. Вечером его отсылали в детскую готовить уроки к завтрашнему дню, а ночью его будил Гарри для перекрестного допроса. Юди он видел очень редко. Она была чрезвычайно религиозна - в шесть лет религия усваивается довольно легко - и обидно разделяла свою прежде нераздельную любовь к Черной овце между ним и тетей Розой.

  

  Скупая вообще на привязанности женщина здесь отвечала на чувство полностью. Юди часто пользовалась своим исключительным положением, чтобы выпросить смягчение наказания Черной овце. Плохое знание уроков в классе вело за собой запрещение в течение недели читать какие-либо книги, кроме учебников, и Гарри с особенным удовольствием приносил домой известия о школьных неприятностях. Затем Черную овцу обязали отвечать на сон грядущий уроки Гарри, который отличался особенным искусством доводить его до отчаяния и затем утешать самыми мрачными предсказаниями на завтрашний день. Гарри удачно совмещал в себе качества шпиона, насмешника, инквизитора и подручного палача тети Розы. Все эти обязанности он выполнял с отменным усердием. Теперь, после смерти дяди Гарри, он ни перед кем не был ответствен за свои поступки. Черной овце не удавалось поддерживать свое достоинство ни в школе, ни дома, где он был унижен до последней степени. Он был благодарен за доброе слово каждой прислуге, которые часто менялись в доме, так как все непременно оказывались лгуньями. "Всех вас повесить бы на одну осину с Черной овцой", - слышала непременно каждая Дженни или Элиза из уст тети Розы, не прослужив у нее и одного месяца. И все эти девицы быстро осваивались с положением Черной овцы в доме и всецело приравнивали его к себе. Гарри был у них "мастер Гарри", Юди официально называлась "мисс Юди", а Черная овца всегда был только Черной овцой.

  

  С течением времени стиралась память о папе и маме, превращаясь постепенно в одну неприятную обязанность писать каждое воскресенье письма под наблюдением тети Розы. Мало-помалу Черная овца утратил всякое представление о жизни до переезда сюда. Даже предложения Юди поговорить о Бомбее не оживляли его.

  

  - Я ничего не помню, - говорил он. - Мне кажется только, что все там делали, что я хотел, а мама целовала меня.

  

  - Тетя Роза будет целовать тебя, если ты будешь хорошим, - благоразумно возражала Юди.

  

  - Фу! Я не хочу, чтобы тетя Роза целовала меня! Она скажет, что я подлизываюсь к ней, чтобы поесть побольше или выпросить что-нибудь.

  

  Неделя за неделей проходили месяцы, и приближались каникулы, но как раз перед каникулами Черная овца впал в смертный грех.

  

  Среди мальчуганов, которых Гарри науськивал на Черную овцу, говоря, что его можно тузить, потому что он не смеет сопротивляться, был один особенно назойливый. Однажды он пристал к Черной овце в ту минуту, когда, на беду, Гарри не было поблизости. Черная овца, разъяренный ударом кулака изо всей силы, бросился на обидчика и подмял его под себя. Тот заревел. Черная овца опьянел от своего успеха и, не чувствуя отпора, начал с яростью молотить руками и ногами своего врага с добросовестным намерением убить его. Прибежавшие товарищи и Гарри оторвали его от противника и притащили домой дрожащего, но торжествующего. Тети Розы не было дома. Не дожидаясь ее прихода, Гарри начал сам читать проповедь Черной овце о грехе убийства, которое приравнивал к убийству Каином Авеля.

  

  - Почему ты не боролся с ним открыто? Зачем ты бил его, когда он лежал, несчастная дворняжка?

  

  Черная овца посмотрел на горло Гарри, а потом на ножик на обеденном столе.

  

  - Я ничего не понимаю, - сказал он усталым голосом. - Ты всегда натравливал его на меня и дразнил меня трусом, когда я ревел. Оставь меня в покое, пока не придет тетя Роза. Все равно она будет меня бить, если ты скажешь, что меня нужно бить, ну и успокойся, значит, все хорошо.

  

  - Ничего нет хорошего, - высокомерно заявил Гарри. - Ты почти убил его, и я думаю, он умрет.

  

  - Умрет? - спросил Черная овца.

  

  - Я уверен, - отвечал Гарри, - и тогда тебя повесят, и ты пойдешь в ад.

  

  - И прекрасно, - ответил Черная овца, хватая нож со стола. - Я и тебя убью. Ты всегда говоришь, что со мной это будет. Ты никогда не оставляешь меня в покое. Ну и пусть будет!

  

  Он побежал с ножом к Гарри, и тот бросился наверх, грозя отколотить его, когда вернется тетя Роза. Черная овца сидел на лестнице с ножом в руке и плакал о том, что не убил Гарри. Прислуга пришла из кухни, взяла у него нож и старалась успокоить и утешить его. Но Черная овца был безутешен. Его изобьет тетя Роза, потом изобьет Гарри, потом Юди не позволят с ним говорить, потом обо всем расскажут в школе, потом...

  

  Неоткуда было ждать помощи, нечего было беречь, и лучшим исходом из положения была бы смерть. Ножик может ранить, но еще в прошлом году тетя Роза говорила ему, что он умрет, если будет сосать краску. Он пошел в детскую, открыл давно уже забытый Ноев ковчег и обсосал всю уцелевшую на животных краску. Вкус был отвратительный, но он тщательно облизал всех обитателей ковчега и кончал уже голубя, когда вернулись тетя Роза и Юди. Поднявшись наверх, он приветствовал их такими словами: "Тетя Роза, я, кажется, почти убил мальчика в школе и хотел убить Гарри. Так, пожалуйста, когда вы скажете все относительно Бога и ада, отколотите меня поскорее и отпустите".

  

  Рассказ об убийстве в передаче Гарри произвел громадное впечатление, и было решено, что Черная овца одержим дьяволом. Его усердно била тетя Роза и потом, когда он был уже достаточно усмирен, Гарри. Он выносил все, как каменный, и торжествовал. Сегодня ночью он умрет и освободится от всех. Нет, он не будет просить прощения у Гарри и, разбуженный поздно вечером, не будет отвечать на его вопросы, хотя бы даже он и назвал его "маленьким каином".

  

  - Я дрался и делал разные гадости, - говорил он. - И мне все равно. Если ты будешь ночью разговаривать со мной, Гарри, я могу убить тебя. А если ты хочешь, убей меня, хоть сейчас.

  

  Гарри унес свою постель в другую комнату, и Черная овца лег спать один.

  

  Может быть, мастер, изготовлявший Ноев ковчег, знал, что его животные попадут в детский желудок, потому разукрасил их соответствующим образом. Достоверно известно, что Черная овца, проснувшись на другой день утром, чувствовал себя совершенно здоровым и хотя несколько пристыженным, но обогащенным новыми сведениями о том, как защищаться в будущем от Гарри.

  

  Придя к завтраку в первый день каникул, он узнал, что тетя Роза, Гарри и Юди уехали в Брайтон, оставив его дома с прислугой. Его поведение в последние дни вполне соответствовало планам тети Розы. Оно оправдывало ее намерения отделаться, хотя бы на время, от тяготившего ее ребенка. Папа в Бомбее, как будто зная, в чем нуждался юный преступник в это время, прислал ему целый пакет новых книг. С ними и в обществе Дженни, получавшей на еду, Черная овца оставался целый месяц.

  

  Книг хватило на десять дней. Они поглощались с неимоверной быстротой, при чтении по двенадцати часов в день. После этого настали дни полного безделья. Погруженный в мечты о воображаемых приключениях, он бродил вверх и вниз по лестнице, считая балясины, или ходил по комнатам, измеряя их шагами в длину, ширину и по диагонали. Дженни завела многочисленных друзей и, взяв клятву с Черной овцы, что он ничего не скажет тете Розе, исчезала на целые дни. Черная овца следил за лучами заходящего солнца от кухни до столовой и оттуда в своей комнате наверху, пока не становилось совсем темно. Затем он возвращался в кухню, зажигал огонь и начинал читать. Сначала он был счастлив, что его оставили в покое и он может читать, сколько хочет, но потом одиночество стало пугать его. Он стал бояться темноты, стука дверей и скрипа ставень. В саду его пугал шелест листьев на деревьях.

  

  Он был рад, когда вернулись все - тетя Роза, Гарри и Юди, - посвежевшие и веселые, и Юди, нагруженная подарками. Кто мог не любить послушную маленькую Юди? В ответ на ее веселую болтовню Черная овца мог сообщить только результаты измерений комнат.

  

  Затем пошло все по-старому, с небольшой только разницей и новым грехом. К прежним беззакониям Черной овцы присоединилась теперь удивительная неуклюжесть - он стал так же неловок в действиях, как был прежде в словах. Он никогда не был уверен, что не испортит вещь, к которой прикасался. Он не только разбивал стаканы, попадавшие в его руки, но и расшибал собственную голову о запертые двери. Какой-то серый туман закрыл все, окружающее его, и он сгущался с каждым месяцем, пока, наконец, Черная овца не нашел себя совершенно одиноким в мире призраков, являющихся ему среди бела дня на месте развевающихся занавесок и висящих на вешалке платьев.

  

  Каникулы наступали и кончались, и Черная овца видел много людей, лица которых казались ему похожими одно на другое. Его били, когда это требовалось, и Гарри мучил при каждом удобном случае, и он на все отвечал молчанием, по просьбе Юди, которая сама навлекала за это на себя гнев тети Розы.

  

  Недели шли за неделями, и папа с мамой были совершенно забыты. Гарри кончил школу и был уже клерком в банковской конторе. Освобожденный от его присутствия, Черная овца решил, что может теперь вполне отдаться своей страсти к чтению. Пропуская уроки в школе, он уверял тетю Розу, что там все идет хорошо, и восхищался тем, что обманывал ее так легко. "Она назвала меня маленьким лгуном, когда я не лгал, - говорил он себе, - а теперь я делаю это, и она не знает". Тетя Роза верила ему в прошлом, но скрывала это из стратегических целей, которые, конечно, никогда не приходили ему в голову. Из страха быть уличенным в небольшой лжи, он пускался на разные хитросплетения и выдумки. И ему нетрудно было делать это там, где невиннейшие мотивы его поступков и малейшее естественное стремление порисоваться истолковывались как корыстное желание получить большую порцию хлеба или ветчины или выслужиться перед чужими людьми. Тетя Роза могла проникнуть в некоторые тайники его измышлений, но не во все. Он противопоставлял свою детскую хитрость ее, и небезуспешно. Так месяц за месяцем продолжалась борьба между книжками школьными и не школьными в ущерб восприятию тех и других. И так существовал Черная овца в мире теней, среди сгущавшегося вокруг него тумана, отрезающего его от всего окружающего. Он рисовал в своем воображении ужасные наказания для "дорогого Гарри" или плел сеть обмана, обволакивающую тетю Розу.

  

  Но время катастрофы наступило, и сеть обмана была разорвана. Немыслимо было все и всегда предвидеть. Тетя Роза произвела личное расследование об успехах Черной овцы и была поражена результатами. Шаг за шагом, с таким же острым наслаждением, какое она испытывала, уличая недоедающую прислугу в краже холодного мяса, выискивала она теперь следы преступлений Черной овцы. В течение недель и месяцев, чтобы избежать исключения из школы, обманывал он тетю Розу, Гарри, Бога и весь мир. Ужас, невообразимый ужас и явно испорченная нравственность.

  

  Черная овца перечислял свои преступления. "Будет здоровая потасовка; затем она повесит мне на спину доску с надписью "лгун". Затем Гарри сначала отколотит меня, потом будет молиться за меня, она тоже будет читать молитвы и называть меня исчадием дьявола, потом заставит учить гимны. Хотя она будет уверять, что все знала. Она тоже старая лгунья", - говорил он себе.

  

  На три дня был заперт Черная овца в свою комнату, чтобы приготовить душу к раскаянию. "Будет две потасовки. Одна в школе и одна здесь. Здешняя будет больше". Так и случилось, как он думал. Его колотили в школе, в присутствии белых и черных учеников, за гнусное преступление - составление фальшивых свидетельств об успехах для домашних. Затем его колотила дома тетя Роза за то же. Кроме того, она приготовила вывеску на его спину, хотела повесить ее и заставить его идти гулять в таком виде по улицам.

  

  - Если вы заставите меня это сделать, - сказал Черная овца совершенно спокойно, - я подожгу дом и убью вас. Не знаю, удастся ли мне убить вас, потому что вы большая и сильная, но я попробую.

  

  Нового наказания за это богохульство не последовало, хотя Черная овца держался все время наготове, чтобы схватить тетю Розу за старую шею, как только она начнет бить его. Возможно, что тетя Роза и побаивалась Черной овцы, дошедшего до последнего предела греха, опасалась нового взрыва озлобления.

  

  Среди этих тревог и волнений в вилле появился гость из-за моря, знавший папу и маму и имевший поручение посмотреть Понча и Юди. Черная овца был приглашен в гостиную и усажен за чайный стол.

  

  - Осторожнее, осторожнее, маленький человек, - сказал гость, когда он чуть не уронил посуду со стола. Затем он мягким движением повернул его лицо к свету.

  

  - Что это там за птица сидит на заборе? Видишь, какая большая?

  

  - Какая птица? - спросил Черная овца.

  

  Гость с полминуты пристально смотрел в глаза Черной овцы, затем воскликнул:

  

  - Боже мой, ведь мальчик почти слеп.

  

  Гость отнесся очень серьезно к состоянию здоровья Черной овцы. Он распорядился под свою ответственность, чтобы мальчик был тотчас же взят из школы и не открывал книги до приезда матери.

  

  - Она будет здесь через три недели, как тебе, без сомнения, уже известно, - сказал он. - А я сахиб Инверарити. Я ввел тебя в этот скверный мир, мой юный друг, и, кажется, ты недурно воспользовался своим временем здесь. Теперь же ты не должен ничего решительно делать. Исполнишь ты это?

  

  - Да, - ответил Понч равнодушно.

  

  Он знал, что мама приедет. И ждал новых колотушек. Слава богу еще, что папа не приедет. Тетя Роза говорила в последнее время, что его должен бить мужчина.

  

  Три следующие за тем недели Черной овце не позволяли ничего делать. Он проводил время в своей старой детской, рассматривая свои старые игрушки и готовясь дать за них отчет маме. Тетя Роза била его по рукам, даже когда он ломал простую деревянную ложку. Но этот грех был еще маловажен, в сравнении с какими-то новыми разоблачениями, которые таила до поры до времени в своей душе тетя Роза.

  

  - Когда приедет твоя мать, - говорила она мрачно, - и услышит, что я расскажу ей о тебе, она узнает, каков ты есть.

  

  И она тщательно оберегала Юди от влияния брата, которое могло быть губительным для ее детской души.

  

  И мама приехала, впорхнула, нежная и возбужденная. Так вот она какая, мама! Она совсем молодая, легкомысленно молодая, и такая прелестная, с нежно цветущими щеками, с горящими, как звезды, глазами и с таким голосом, который сразу привлекал детей в ее объятия. Юди бросилась к ней, но Черная овца остановился в своем порыве. Может быть, и она подумает, что он хочет "выставиться"? Она не обняла бы его, если бы знала о всех его преступлениях. Могла ли она узнать своего любимца в Черной овце? Остались ли в нем его любовь и доверие к ней? Черная овца не знал этого. Тетя Роза удалилась и оставила маму на коленях между обоими детьми, смеющуюся и плачущую, в той самой зале, где бурно выражали свое детское отчаяние Понч и Юди пять лет назад.

  

  - Ну что же, цыплятки, помните ли вы меня?

  

  - Нет, - откровенно заявила Юди, - но я каждый вечер молилась, чтобы Бог помиловал папу и маму.

  

  - Немного, - сказал Черная овца. - Но помню, что я писал тебе каждую неделю. И это было не для того, чтобы отличиться, а для того, чтобы чего-нибудь потом не вышло.

  

  - Что не вышло бы потом? Что могло выйти потом, дорогой мой мальчик?

  

  И она снова потянула его к себе. Он подошел не сразу, неловко упираясь. "Нужно оставить его в покое, - подсказало тотчас же материнское сердце. - С девочкой проще".

  

  "Она слишком маленькая, чтобы прибить больно, - подумал Черная овца, - и если я скажу ей, что убью ее, она испугается. Воображаю, что скажет тетя Роза!"

  

  В конце запоздавшего обеда мама взяла на руки Юди и уложила ее в постель, осыпая ласками. Маленькое вероломное создание уже изменило тете Розе, чем больно уязвило эту леди. Черная овца встал, чтобы идти в свою комнату.

  

  - Пойди сюда, хотя бы простись со мной, - сказала тетя Роза, подставляя щеку.

  

  - Вот еще! - ответил Черная овца. - Я никогда не целовал вас и не намерен подлизываться к вам. Расскажите этой женщине, что я сделал, посмотрим, что она скажет.

  

  Черная овца лег в постель с чувством, что потерял рай, проскользнув уже в его двери. Но через полчаса "эта женщина" стояла уже наклонившись над ним. Черная овца поднял правую руку. Как это было нехорошо - прийти к нему, чтобы бить его ночью, в темноте. Так не поступала даже тетя Роза. Но удара не последовало.

  

  - Нечего ко мне подлизываться; все равно я ничего не скажу вам, кроме того, что сказала тетя Роза, да и она не все знает, - проговорил Черная овца настолько ясно, насколько не мешали ему руки, обвившие его шею.

  

  - О сынок мой... маленький мой, маленький сынок! Это моя вина, моя, дорогой мой, как же теперь исправить ее? Прости меня, Понч. - Голос замер, перешел в неясный шепот, и две горячих слезы упали на лоб Черной овцы.

  

  - О чем же ты плачешь? - спросил он. - Разве она и тебя обидела? Дженни тоже плакала. Но ведь ты хорошая, а Дженни - "прирожденная лгунья", тетя Роза ее так называет.

  

  - Будет, Понч, будет, родной мой, не говори так. Попытайся любить меня, хотя немного, хоть капельку. Ты не знаешь, как это важно для меня. Понч-бэби, вернись же опять ко мне! Я твоя мать, твоя собственная мать, и все остальное ничего не значит. Я знаю это, знаю, ненаглядный мой. Теперь все будет хорошо. Понч, любишь ли ты меня хоть немного?

  

  Удивительно, каким ручным сделался этот большой, десятилетний мальчик, когда почувствовал, что над ним не смеются. Черная овца никогда не пользовался ничьим вниманием, а теперь эта прелестная женщина обращается с ним - Черной овцой, исчадием дьявола и будущей несомненной пищей неугасимого пламени, - как можно обращаться с маленьким Богом.

  

  - Я очень, очень люблю тебя, мама, дорогая, - шепнул он наконец. - Я рад, что ты вернулась. Но уверена ли ты, что тетя Роза все рассказала тебе?

  

  - Все... Ну что это значит? Только... - Голос прервался рыданиями, похожими на смех. - Понч, бедный мой любимец, дорогой мой, слепой мальчик, как же ты не подумал, что этого все-таки не следовало делать?

  

  - Я обманывал, чтобы меня не били.

  

  Мама содрогнулась и скоро исчезла в темноте... Она писала длинное письмо папе. Вот вкратце его содержание:

  

  "...Юди милая, маленькая толстушка, обожает эту женщину и религиозна, насколько можно быть религиозной в восемь лет. И, когда я пишу тебе это письмо, дорогой Джек, она спит здесь, на моей постели. Понча я не могу еще разобрать. Он не выглядит истощенным, но, кажется, раздражен и измучен постоянной необходимостью путаться в мелкой лжи, которую эта женщина возвела в смертный грех. Мы должны помнить, дорогой мой, что во всем этом большая доля нашей вины. Но я надеюсь снова привлечь к себе Понча, и уже навсегда. Я возьму детей к себе, чтобы они снова были вполне моими. Я довольна уже тем, что могу пока это сделать, но буду счастлива совершенно, когда ты, дорогой мой мальчик, приедешь домой, и мы снова будем все под одной крышей!"

  

  

  Через три месяца Понч, больше уже не Черная овца, почувствовал, наконец, совершенно определенно, что он действительно обладает своей собственной, дорогой, милой, любимой мамой, которая в то же время его сестра, утешительница и друг, и вместе с тем он сам может быть ее защитником до приезда домой отца. Обманывать не приличествует защитнику и, когда можно делать многое, даже не спрашивая, зачем обманывать?

  

  - Мама будет очень сердиться, если ты будешь ходить по лужам, - говорит Юди, продолжая начатый раньше разговор.

  

  - Мама никогда не сердится, - возражает Понч. - Мама скажет только, что я пачкун и что это вовсе не красиво.

  

  Понч залезает в грязь по колено.

  

  - Мама, дорогая, - кричит он, - я вымазался с головы до ног!

  

  - Так беги же скорее и переоденься, маленький пачкун! - слышится из окна звонкий голос мамы.

  

  - Слышишь?! - говорит Понч. - Что я говорил тебе! Теперь совсем не то. Мама с нами и как будто никогда не уезжала. Теперь все кончено.

  

  Не вполне так, Понч. Когда молодые уста глубоко погрузились уже в горький напиток ненависти, подозрения и отчаяния, никакая любовь на свете не может снять с них эти капли яда без остатка. Хотя она и может вернуть свет в темноту и дать веру неверующему.

  

  

  

  

  - Одета! Не говорите мне, пожалуйста, что эта женщина когда-нибудь одевалась! Она стояла посреди комнаты, а ее айя... нет, ее муж - это, конечно, был мужчина - набрасывал на нее одежду. А она в это время поправляла прическу, запустив пальцы в волосы, и счищала потом пух и пыль со шляпы, которая валялась за кроватью. Для меня это так же ясно, как будто я сама присутствовала при этой оргии. Кто она такая? - закончила вопросом свою речь м-с Хауксби.

  

  - Перестаньте! - сказала м-с Маллови слабым голосом. - У меня и без того болит голова. Я очень несчастлива сегодня. Лучше пожалейте меня, побалуйте чем-нибудь. Принесли вы шоколаду от Пелити?

  

  - С этого бы и начинали. Вы получите сладкое, когда ответите на мой вопрос. Кто и что такое это создание? Вокруг нее, по крайней мере, с полдюжины мужчин, и она точно спит на ходу среди них.

  

  - Дельвиль, - сказала м-с Маллови, - "Мрачная Дельвиль", как ее называют. Она танцует так же небрежно, как одевается. Ее муж что-то такое в Мадрасе. Сделайте визит, если интересуетесь.

  

  - Что мне делать у нее? Она только на минуту привлекла мое внимание. Я удивляюсь только, что такая неряха может привлекать мужчин. А ведь около нее толпа!

  

  М-с Маллови спокойно сидела, свернувшись клубочком на диване, сосредоточив все свое внимание на лакомствах. Обе они с м-с Хауксби сняли опять тот же дом в Симле. А изложенный выше разговор происходил через два сезона после истории с Отисом Айиром, о которой нам приходилось уже говорить.

  

  М-с Хауксби вышла на веранду и смотрела вниз на Мэль с задумчиво нахмуренными бровями.

  

  - А! - прервала она вдруг громким возгласом свои размышления. - Скажите, пожалуйста...

  

  - Что там такое? - спросила м-с Маллови сонным голосом.

  

  - Та неряха и танцмейстер, о котором я говорила... Они вместе...

  

  - Почему танцмейстер? Он почтенный джентльмен, среднего возраста, только придерживается несколько превратных романтических понятий. Ему хотелось быть моим другом.

  

  - Так постарайтесь же освободить его. Неряхи от природы навязчивы, и эта, кажется, особенно склонна липнуть. Боже, какая ужасная шляпа на этом животном!

  

  - Насколько мне известно, танцмейстер с ней в очень хороших отношениях. Я никогда не интересуюсь продолжительными связями. Он тщетно старается уверить всех, что живет холостяком.

  

  - О-ох! Мне, кажется, приходилось встречаться с такого рода людьми, а он и в самом деле не женат?

  

  - Нет. Он сообщил мне об этом несколько дней назад. Уф! Некоторых людей следует убивать.

  

  - Что же случилось?

  

  - Он претендует на роль - о, ужас из ужасов! - на роль непонятого мужчины. Богу известно, насколько femme incomprise скучна и непривлекательна, но это все-таки не то!

  

  - И при этом такой толстый! Я расхохоталась бы ему в лицо. Мужчины редко доверяются мне. Чем вы их приманиваете?

  

  - Я выслушиваю их повествования о прошлом. Подальше бы от таких мужчин!

  

  - И что же, вы поощряете их?..

  

  - Поощряю? Просто они говорят, а я слушаю. Но они воображают, что я сочувствую им. И я всегда выражаю изумление, даже там, где нет ничего необыкновенного.

  

  - Да. Мужчины так беззастенчиво многословны, когда их слушают. Откровенность женщин, наоборот, всегда полна сдержанности и лжи, исключая...

  

  - Исключая тех случаев, когда они сходят с ума и выбалтывают всю подноготную через неделю знакомства. Но, конечно, мы знаем гораздо больше подобных мужчин, чем особ нашего пола.

  

  - И ведь что удивительно, мужчины никогда не верят нашей откровенности. Они всегда думают, что мы что-то скрываем.

  

  - И всегда принимают это на свой счет. Однако меня тошнит от этих шоколадных конфет, хотя я съела не больше дюжины. Я, кажется, пойду спать.

  

  - Ну, вы таким образом скоро растолстеете, дорогая моя. Если бы вы больше занимались физическими упражнениями и больше интересовались вашими соседями, вы...

  

  - Была бы так же любима, как м-с Хауксби. Вы милы во многих отношениях, и я очень люблю вас... вы не то, что называют женская женщина... Но только зачем вы так много беспокоите себя человеческими существами?

  

  - Потому что, за отсутствием ангелов, которые, я уверена, невыносимо скучны, мужчины и женщины самые очаровательные существа на свете, лентяйка вы этакая! Меня интересует неряха, интересует и танцмейстер... мне интересен мальчик Хаулей, интересны вы.

  

  - Зачем ставить в один ряд меня и мальчишку Хаулея? Это ваша собственность.

  

  - Из его простодушных излияний я извлекаю пользу для него же. Когда он еще немного образуется, дойдет до высших ступеней службы, тогда я выберу прелестную, чистую девушку, хотя бы мисс Хольт, и... - она сделала жест рукой в воздухе, - что м-с Хауксби соединяет, того люди не разъединят. Вот и все.

  

  - Ну а когда вы соедините брачными узами Мэй Хольт с самым незавидным женихом в Симле и возбудите тем непримиримую ненависть мама Хольт, что будете вы делать со мной, распределитель судеб во вселенной?

  

  М-с Хауксби опустилась в низенькое кресло у камина и, опершись головой на руку, долго и пристально смотрела на м-с Маллови.

  

  - Не знаю, - проговорила она, наконец, качая головой, - не знаю, дорогая, что сделала бы я с вами. Сватать вас кому-нибудь невозможно - супруг обратит внимание, и все пропадет. Думаю, лучше начать с предохранения вас от... Что такое? Спите! И храпите вовсю!

  

  - Пожалуйста! Я не люблю таких шуток, они слишком грубы. Идите в библиотеку и принесите мне новые книжки.

  

  - Пока вы будете спать? Нет. Если вы не отправитесь со мной, я возьму ваше новое платье, повешу его на верх рикши и, когда меня спросят, что я делаю, буду рассказывать всем, что я везу платье к Филипсу, чтобы перешить его. Постараюсь, чтобы м-с Мак-Намара видела меня. Одевайтесь скорее.

  

  М-с Маллови со стоном повиновалась, и обе пошли в библиотеку, где нашли м-с Дельвиль и господина, известного под прозвищем танцмейстера. Тем временем м-с Маллови разгулялась и снова обрела утраченную способность к красноречию.

  

  - Вон эта тварь! - сказала м-с Хауксби с таким видом, как будто указывала на слизняка на дороге.

  

  - Нет, - возразила м-с Маллови. - Мужчина тварь. Уф! Добрый вечер, м-р Бент. Я думала, что вы придете пить чай сегодня вечером.

  

  - Разве не завтра? - отвечал танцмейстер. - Я не понял... Я думал... Мне очень жаль... Какая неприятность!

  

  Но м-с Маллови прошла уже мимо.

  

  - Однако нельзя сказать, чтобы он умел выворачиваться, - прошептала м-с Хауксби. - На этот счет - бездарность полная. Следовательно, он предпочитает прогулку с неряхой чашке чаю в нашем обществе? Очевидное родство душ. Полли, пока мир стоит, я не прошу этой женщине.

  

  - Я прощаю всякой женщине все, - сказала м-с Маллови. - Он сам будет для нее достаточным наказанием. Какой у нее вульгарный голос!

  

  Голос м-с Дельвиль нехорош, походка еще того хуже, одета она вызывающе небрежно. Все это м-с Маллови отметила, когда все вместе вошли в библиотеку.

  

  - Но что же в ней есть после этого? - спросила м-с Хауксби. - Если бы я была мужчиной, я скорее умерла бы, чем показалась бы где-нибудь с этой тряпичницей. Но у нее хорошие глаза, остальное... О!..

  

  - В чем дело?

  

  - Она не знает, что с ними делать! Клянусь честью, не знает. Смотрите! О, посмотрите! Неаккуратность я еще могу простить, но невежество никогда! Эта женщина - дура.

  

  - Ш-ш! Она может слышать вас.

  

  - В Симле все женщины дуры. Она подумает, что я говорю о ком-нибудь другом. Но они с танцмейстером составляют замечательную пару. Надеетесь вы увидеть их танцующими вместе?

  

  - Ждите и надейтесь. Я не завидую ее беседе с танцмейстером - отвратительный человек! Скоро приедет сюда его жена?

  

  - Вы знаете что-нибудь о нем?

  

  - Только то, что он говорил мне. Может быть, это все выдумка. Он женился на девушке, родившейся в провинции, и, как человек честный и с рыцарской душой, он сказал мне, что уже раскаивается в своем поступке, а потому отсылает жену, насколько возможно часто, к матери. Она и теперь там. Так он, по крайней мере, говорит.

  

  - Дети?

  

  - Один ребенок. Но он говорит о жене возмутительным тоном. Я ненавижу его за это. И при этом он считает себя блестящим и остроумным.

  

  - Обычный порок мужчин. Мне не нравится, что он все-таки ухаживает за некоторыми девушками, разочаровавшимися в выборе. Но мою Хольт он больше не будет преследовать, об этом уж я позабочусь.

  

  - Я думаю, что м-с Дельвиль на некоторое время овладела его вниманием.

  

  - А как вы думаете, осведомлена она, что он глава семейства?

  

  - Не от него, во всяком случае. Меня он заклинал соблюдать абсолютную тайну. Для того я вам и говорю. Известен вам подобный тип мужчин?

  

  - Благодаря Богу, не особенно близко! Обычно, когда мужчина начинает при мне порицать свою жену, я нахожу в себе посланную мне Богом способность отщелкать этого господина по заслугам. Мы расстаемся очень холодно, а я смеюсь.

  

  - Я не такая. Мне не хватает юмора.

  

  - Развивайте его. Юмор был моей главной опорой много лет, прежде чем я осознала это. Умение пользоваться этой способностью спасает женщину в то время, когда она уходит из-под влияния религии, воспитания, семьи. А нам всем необходимо иметь какую-нибудь защиту для спасения.

  

  - А как вы думаете, эта Дельвиль обладает юмором?

  

  - Одежда выдает ее. Ну разве может женщина, которая носит под левой рукой свой supplement, иметь понятие о пригодности вещей, как бы ни были они незначительны? Если она отставит танцмейстера после того, как увидит его хоть раз танцующим, я буду уважать ее. Иначе...

  

  - Только не слишком ли мы поспешили со своим заключением, дорогая? Вы видели эту женщину у Пелити, через полчаса вы видите ее прогуливающейся с танцмейстером, а еще через час вы встречаете ее в библиотеке.

  

  - Всюду с танцмейстером, запомните это.

  

  - Всюду с танцмейстером, пусть так, но все-таки это не дает еще повод воображать...

  

  - Я ничего не воображаю. Я не хочу воображать. Я говорю только, что танцмейстер потому и привлекателен для неряхи, что они оба друг друга стоят. Я уверена, что если он действительно такой, каким вы его описываете, он держит жену в рабстве.

  

  - Она на двадцать лет моложе его.

  

  - Бедное создание! И, в конце концов, после всего его позирования, фанфаронства и лжи - его рот под растрепанными усами прямо создан для лжи - он будет награжден согласно его достоинствам.

  

  - Желала бы я знать,