Киплинг Джозеф Редьярд - Маленькие сказки

ево прилетели два мотылька, ссорясь между собою. Сулейман-бен-Дауд услыхал, как один из них сказал другому:

   - Удивляюсь, как ты позволяешь себе говорить со мной таким образом. Разве ты не знаешь, что стоит мне топнуть ногою - и весь дворец Сулейман-бен-Дауда вместе с этим роскошным садом мгновенно исчезнет с лица земли?

   Сулейман-бен-Дауд забыл о своих девятистах девяноста девяти сварливых женах. Хвастовство мотылька очень его рассмешило, и он до того хохотал, что камфарное дерево затряслось. Протянув палец, он сказал:

   - Иди-ка сюда, малютка.

   Мотылек страшно испугался, но все-таки полетел на руку султана и сел, похлопывая крылышками. Сулейман-бен-Дауд наклонился к нему и тихонько шепнул:

   - Послушай, малютка, ведь ты знаешь, что, сколько бы ты ни топал, ты даже не пригнешь к земле самой тоненькой травки. Зачем же ты рассказываешь небылицы своей жене? Ведь эта бабочка, вероятно, твоя жена?

   Мотылек взглянул на Сулейман-бен-Дауда и увидел, что глаза мудрого царя блестят, как звезды в морозную ночь. Он собрал всю свою храбрость, склонил голову набок и сказал:

   - О царь, да продлится жизнь твоя вовеки! Это действительно моя жена. А ты знаешь, что такое жены?!

   Сулейман-бен-Дауд украдкой улыбнулся и сказал:

   - Знаю, братец.

   - Нужно поддерживать свое достоинство, - объяснял мотылек. - Жена целое утро ссорилась со мной. Я сказал это, чтоб ее успокоить.

   Сулейман-бен-Дауд заметил:

   - Дай Бог, чтобы это ее успокоило. Ну, теперь лети к ней, братец. Я послушаю, что ты ей скажешь.

   Мотылек полетел к своей жене, которая вся трепетала, сидя на листике. Она воскликнула:

   - Он тебя слышал?! Сам Сулейман-бен-Дауд тебя слышал!

   - Конечно, слышал, - ответил мотылек.

   - Я сам хотел, чтобы он меня слышал.

   - А что же он сказал? Что? Говори скорее.

   - Гм! - ответил мотылек, напуская на себя важность. - Между нами, милая моя, - он очень испугался, но я его не осуждаю. Дворец ему, видно, стоил больших денег, к тому же и апельсины скоро созреют; вот он просил меня не топать ногою, и я обещал, что не топну.

   - Господи! - воскликнула бабочка и совершенно притихла.

   А Сулейман-бен-Дауд хохотал до слез, так его рассмешило бесстыдство негодного мотылька.

   Красавица Балкис стояла среди красных лилий и тоже улыбалась, потому что слышала весь их разговор. Она думала:

   "Если я буду умно держать себя, то спасу моего повелителя от неприятностей с этими сварливыми султаншами".

   Она протянула палец и тихонько шепнула бабочке:

   - Иди сюда, малютка.

   Бабочка, жена мотылька, испуганно вспорхнула и села на белую руку Балкис.

   Балкис нагнула свою чудную головку и спросила шепотом:

   - Скажи, малютка, ты веришь тому, что сказал тебе сейчас твой муж?

   Бабочка взглянула на Балкис и увидела, что глаза красавицы султанши сияют, как глубокое море, в котором отражаются звезды. Она набралась храбрости и сказала:

   - О султанша, да сохранится твоя красота во веки веков! Ты ведь знаешь, какие бывают мужья!

   Султанша Балкис, мудрая Балкис, приложила пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку, и ответила:

   - Знаю, сестрица.

   - Они сердятся из-за всякого пустяка, - говорила бабочка, быстро помахивая крылышками, - а мы должны им угождать. Им наполовину нельзя верить. Муж думает убедить меня, что он может, топнув ногою, стереть с лица земли Сулейманов дворец. Я этому не придаю никакого значения, а завтра он сам забудет свои слова.

   - Ты права, сестрица, - сказала Балкис. - И в следующий раз, когда он будет хвастать, попробуй поймать его на слове, попроси его топнуть ногой. Посмотрим, что из этого выйдет. Мы ведь знаем, какие бывают мужья, - не правда ли? Не мешает его пристыдить.

   Бабочка улетела к своему супругу, и через пять минут они ссорились пуще прежнего.

   - Помни, - кричал мотылек, - помни, что случится, если я топну ногой!

   - Я тебе ни капельки не верю, - возражала бабочка. - Вот попробуй, топни нарочно, сейчас топни.

   - Я обещал Сулейман-бен-Дауду не делать этого и не хочу нарушать своего слова.

   - Беды не будет, если его нарушишь, - сказала бабочка. - Сколько бы ты ни топал, ты не пригнешь даже травинки к земле. Ну и топни нарочно.

   Сулейман-бен-Дауд, сидя под камфарным деревом, слышал каждое слово и так хохотал, как ему до тех пор еще никогда не случалось. Он забыл о своих султаншах, он забыл о звере, который вышел из пучины морской, он забыл обо всем и хохотал, потому что ему было весело. А Балкис среди цветов улыбалась, радуясь тому, что ее дорогой супруг развеселился.

   Мотылек, очень взволнованный и разгоряченный, стремительно прилетел под тень камфарного дерева и сказал Сулейману:

   - Она хочет, чтобы я топнул! Она хочет посмотреть, что из этого выйдет! О Сулейман-бен-Дауд, ты знаешь, что я похвастался. Теперь она уже не поверит ни одному моему слову. Она всю жизнь будет смеяться надо мною.

   - Нет, братец, - ответил Сулейман-бен-Дауд. - Мы сделаем так, чтобы она больше не смеялась над тобою.

   Он повернул кольцо на пальце, - не для того, чтобы похвалиться своим могуществом, а для того, чтобы помочь мотыльку, - и вмиг перед ним явились из-под земли четыре грозных духа.

   - Рабы! - сказал Сулейман-бен-Дауд. - Когда этот господин на моем пальце (наглый мотылек все еще сидел на его руке) топнет левой передней ногой, вы унесите мой дворец и сады в грозовой туче. Когда он опять топнет, вы все водворите на прежнее место.

   - Теперь, братец, - сказал он, - лети к своей жене и топай на здоровье.

   Мотылек полетел к жене, которая кричала:

   - Я требую, чтобы ты это сделал, требую! Топни, говорю тебе! Топни, топни!

   В это время Балкис увидела, как четыре могучих духа взялись за четыре угла сада, посреди которого стоял дворец, и от радости даже захлопала в ладоши.

   "Наконец-то, - подумала она, - Сулейман-бен-Дауд ради мотылька делает то, что давно должен был сделать ради собственного благополучия. Теперь, по крайней мере, сварливые султанши будут достаточно напуганы".

   Мотылек топнул ногой. Духи подхватили дворец и сады и подняли их на тысячу миль над землею. Послышался ужасный раскат грома, и все скрылось в непроглядной тьме.

   Бабочка затрепетала и воскликнула:

   - О, я больше не буду! И зачем я так говорила?! Верни на место сады, милый мой супруг! Я обещаю, что больше никогда не стану тебе перечить.

   Мотылек испугался не меньше своей жены, а Сулейман-бен-Дауд так хохотал, что несколько минут не мог вымолвить ни слова. Наконец он перевел дух и шепнул мотыльку:

   - Топни опять, братец, верни мне дворец, о величайший из волшебников!

   - Да, верни ему дворец! - сказала бабочка, порхавшая в темноте, как моль. - Отдай ему дворец и не прибегай больше к такому ужасному колдовству!

   - Хорошо, милая, - ответил мотылек с напускной храбростью. - Ты сама видишь, к чему привели твои придирки. Мне-то, конечно, все равно. Я привык и не к такому колдовству, но ради тебя и Сулейман-бен-Дауда я готов поставить дворец на место.

   Он снова топнул ногой, и в ту же самую минуту духи бережно опустили дворец на землю. Солнце ярко освещало темную листву апельсинных деревьев, птицы пели, а бабочка лежала под камфарным деревом, еле двигая крылышками и твердила взволнованным голосом:

   - Я больше не буду! Я больше не буду!

   Сулейман-бен-Дауд от смеха не мог говорить. Он погрозил пальцем мотыльку и, заикаясь, прошептал:

   - Ах ты, чародей! К чему ты вернул мне дворец, если я должен лопнуть от смеха?

  

   На этой картинке изображены четыре быстрокрылых духа, которые поднимают на воздух дворец Сулейман-бен-Дауда в ту самую минуту, как мотылек топнул ногой. Сады, дворцы и окружающие постройки были подняты на воздух, словно на подносе, а на их месте в земле осталась глубокая яма, полная пыли и дыма. В правом углу картины, около зверя, который похож на льва, вы увидите Сулейман-бен-Дауда с волшебной палочкой в руке. Зверь, похожий на льва, и есть лев, высеченный из камня, а предмет, похожий на крынку молока, на самом деле угол храма или другого здания. Сулейман-бен- Дауд перешел туда, чтобы быть в стороне от пыли и дыма, когда духи умчали дворец. Я не знаю, как звали духов. Они были слугами волшебного кольца, принадлежавшего Сулейман-бен-Дауду, и сменялись почти ежедневно. Принадлежали они к числу самых обыкновенных быстрокрылых духов.

   Внизу картины изображен добрый дух по имени Акред. Он занимался тем, что кормил мелких морских рыбок три раза в день. Крылья у него были из чистой меди. Я его нарисовал, чтобы показать вам, как выглядят добрые духи. Он не помогал поднимать дворец, так как в это время кормил рыбок в Аравийском море.

  

   Вдруг послышался страшный шум. Это девятьсот девяносто девять султанш с криком и визгом выбежали из дворца, созывая своих детей. Они сбегали с мраморной лестницы по сто в ряд и спешили к фонтану.

   Мудрая Балкис пошла им навстречу и спросила:

   - Что с вами случилось, султанши?

   Они остановились на широких мраморных ступенях по сто в ряд и крикнули:

   - Что случилось? Мы мирно жили в своем золотом дворце, как вдруг дворец исчез, и мы очутились в непроглядной тьме. Грянул гром, и во тьме стали сновать духи. Вот что случилось, старшая султанша! Такого испуга нам еще никогда не приходилось переживать.

   Тогда красавица Балкис, по мудрости почти не уступавшая самому Сулейман-бен-Дауду, сказала:

   - Успокойтесь, султанши! Один мотылек пожаловался на свою жену за то, что она с ним ссорилась. Наш повелитель Сулейман-бен-Дауд счел нужным дать ей урок смирения и покорности, так как эти добродетели высоко ценятся в мире бабочек.

   Ей возразила египетская султанша, дочь фараона:

   - Не может быть, чтоб наш дворец взлетел на воздух, словно песчинка, из-за какой-то бабочки. Нет, вероятно, Сулейман-бен-Дауд умер и сама природа громом и тьмою возвестила нам об этом.

   Балкис тряхнула головою и сказала султаншам:

   - Идите, смотрите.

   Они спустились с мраморных ступеней по сто в ряд и под камфарным деревом увидели мудрейшего из земных владык. Сулейман-бен-Дауд все еще заливался от смеха. На каждой руке он держал по бабочке, и султанши слышали, как он говорил:

   - О жена моего воздушного брата! Помни, что ты должна угождать мужу, иначе он опять топнет ногой. Ты сама убедилась, что он великий волшебник. Недаром же он похитил дворец самого Сулейман-бен-Дауда. Ступайте же с миром, дети мои.

   Он поцеловал им крылышки, и они улетели.

   Тогда все султанши, за исключением красавицы Балкис, которая стояла в стороне и улыбалась, упали ниц, мысленно рассуждая:

   "Если все это случилось из-за того, что один мотылек недоволен своей женой, то что ж будет с нами, когда мы непрестанно надоедаем нашему повелителю своими ссорами и криком?"

   Они накинули покрывала, зажали рты руками и на цыпочках побежали обратно во дворец.

   Тогда красавица Балкис вышла из-за высоких красных лилий под тень камфарного дерева, положила руку на плечо Сулейман-бен-Дауда и сказала:

   - О мой повелитель и сокровище моей души! Радуйся! Султанши Египта, Эфиопии, Абиссинии, Персии, Индии и Китая получили хороший урок, которого они не забудут.

   Сулейман-бен-Дауд, издали наблюдая за бабочками, порхавшими на солнце, сказал:

   - О моя подруга и алмаз моего счастья! Я не заметил, как это случилось. Ведь я все время шутил с мотыльком.

   Он подробно рассказал Балкис историю с мотыльком. Нежная, любящая Балкис ответила:

   - О мой повелитель и владыка дней моих! Я спряталась за камфарным деревом и все видела. Это я научила бабочку, чтобы она заставила мотылька топнуть. Я надеялась, что мой повелитель в шутку сотворит какое-нибудь великое колдовство, а султанши при виде этого испугаются и притихнут.

   И она рассказала ему все, что султанши говорили, видели и думали. Сулейман-бен-Дауд протянул ей руки и весело сказал:

   - О подруга моя и услада дней моих! Знай, что если б я совершил это колдовство из гордости или гнева, то был бы так же пристыжен, как тогда, когда я хотел накормить всех зверей в мире. Но, благодаря твоей мудрости, я совершил колдовство ради шутки, чтобы потешить мотылька. Оказывается, что я в то же время избавился от неприятностей с моими сварливыми женами. Скажи же мне, подруга моя и сердце моего сердца, откуда ты почерпнула такую мудрость?

   Султанша Балкис, красивая и стройная, взглянула прямо в глаза Сулейман-бен-Дауду и, склонив головку набок, как та бабочка, ответила:

   - Во-первых, я люблю тебя, мой повелитель. Во-вторых, я хорошо знаю женский характер.

   Они возвратились во дворец и жили счастливо до конца дней своих.

   А ведь правда, Балкис ловко придумала?