Кипен Александр Абрамович - В октябре

ъ шапки, съ разорванной рубашкой на мускулистой волосатой груди, стоялъ тамъ, держа на рукахъ маленькую востроглазую дѣвочку, укутанную старой коричневой шалью. Увидѣвъ заглянувшихъ въ подъѣздъ дружинниковъ, онъ угрожающе подступилъ къ нимъ и закричалъ запальчиво, не помня себя отъ гнѣва и раздражен³я:

   - Вотъ смотрите!.. Они забрали все!.. забрали башмачки моей дѣвочки! башмачки... Сломали повозочку!.. моей дѣвочки... Вотъ смотрите... башмачки!..

   Дрожащими руками онъ поспѣшно размоталъ шаль и показалъ имъ босыя ножки ребенка.

   - Это мое дитя!.. башмачки!..- кричалъ онъ въ изступлен³и, подойдя совсѣмъ близко къ начальнику отряда и угрожающе размахивая передъ его лицомъ огромнымъ судорожно сжатымъ кулакомъ.

   Тотъ оторопѣлъ и пробормоталъ едва слышно:

   - Но мы пришли защищать васъ... мы не виноваты...

   Тогда еврей захохоталъ горестнымъ, безумнымъ смѣхомъ и вдругъ оборвался:

   - А кто же виноватъ? - закричалъ онъ, задыхаясь отъ ярости.- Кто виноватъ?.. Ты!.. Ты виноватъ... Свободу?.. Свободу вамъ надо?.. Вотъ вамъ свобода!.. Вотъ... вотъ... Смотрите, что они сдѣлали!.. Это мое дитя.. Она осталась голой, безъ башмачковъ... моя дѣвочка...

   Онъ вдругъ пересталъ кричать и шатаясь пошелъ отъ нихъ по панели, нѣжно обхвативъ дѣвочку обѣими руками. Слышно было, какъ онъ протяжно стоналъ и плакалъ. Эти стоны страшной тяжестью угнетали Найдича и отдавались въ его душѣ горькимъ упрекомъ.- Онъ мало зналъ и мало любилъ свой народъ... евреевъ... И вотъ они снова принимаютъ вѣнецъ мученичества... гибнутъ искупительной жертвой... исполняютъ тяжк³й велик³й жреб³й... За что?.. Неужели это сдѣлалъ русск³й народъ, за счастье котораго онъ готовъ былъ съ радостью отдать свою жизнь?.. Вздоръ!.. Неправда!..

   Онъ старался думать о другомъ, но это не удавалось... Тягостныя сомнѣн³я возникали одно за другимъ, помимо его воли, волновали и мучили.. И все время ему представлялись босыя дѣтск³я ножки...

   Съ трудомъ пробираясь среди обломковъ, загромоздившихъ всю улицу, дружинники прошли по ней нѣсколько кварталовъ, не встрѣтивъ больше ни одного прохожаго. Шедш³й теперь впереди молодой милиц³онеръ-гимназистъ, поравнявшись съ круглой афишной колонной, неожиданно шарахнулся въ сторону и, поскользнувшись, едва не упалъ наземь.

   - Идите сюда, товарищи! - испуганно закричалъ онъ, оборачиваясь и оглядывая всѣхъ болѣзненнымъ, безпокойнымъ взглядомъ.

   Дружинники подошли ближе. Расклеенныя на колоннѣ разноцвѣтныя объявлен³я и афиши были забрызганы густой, тягучей кровью; студенистые темно красные сгустки прилѣпились къ бумагѣ и виднѣлись вокругъ на тротуарныхъ плитахъ. Больш³я кровавыя пятна тянулись до самой мостовой; цѣлая лужа крови смѣшивалась тамъ съ уличной грязью, и леденящимъ ужасомъ вѣяло отъ большихъ слѣдовъ человѣческихъ ногъ, прошедшихъ по этому мѣсту.

   Увидѣвъ кровь, Найдичъ вздрогнулъ и растерянно отвернулся.

   - Пойдемте... Нельзя терять времени...- сказалъ онъ, отходя отъ этого мѣста съ чувствомъ ужаса и отвращен³я.

   Вскорѣ дружинники увидѣли далеко впереди густую толпу, загородившую всю улицу. Оттуда доносился непрерывный гулъ и грохотъ.

   - Это погромъ... Вотъ оно!..- подумалъ Найдичъ и ему сразу представились отчетливыя картины открытыхъ уб³йствъ, истязан³й, грабежа и разбоя.- Черезъ нѣсколько минутъ меня будутъ волочить по улицѣ и топтать грязными тяжелыми сапогами...- Что-то мучительно запротестовало въ немъ, и злое, мстительное чувство вдругъ охватило его бѣшенымъ неудержимымъ порывомъ...

   - Прибавьте шагу! - закричалъ начальникъ отряда и, не оборачиваясь, побѣжалъ впередъ, размахивая бѣлымъ флагомъ. Однако, скоро онъ овладѣлъ собой и пошелъ частыми сбивающимися шагами.

   Отрядъ быстро приближался къ мѣсту погрома. Теперь уже ясно были видны солдаты, стоявш³е плечомъ къ плечу поперекъ улицы, обернувшись лицомъ къ отряду. Передъ ними спокойно расхаживалъ, заложивъ руки въ карманы пальто, маленьк³й юрк³й офицеръ, стянутый поясомъ, съ черной револьверной кобурой на бедрѣ. Время отъ времени онъ останавливался и выжидательно посматривалъ впередъ. За спиной солдатъ волновалась тѣсная толпа, и оттуда явственно слышался дик³й звѣриный ревъ и скрежетъ, звонъ разбиваемыхъ стеколъ, тяжелые удары, трескъ и грохотъ, протяжный завывающ³й свистъ и улюлюканье.

   Отрядъ былъ уже совсѣмъ близко, когда офицеръ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ навстрѣчу, потомъ остановился, обнажилъ шашку и угрожающе началъ махать ею надъ головой. Онъ что-то кричалъ, но трудно было разобрать слова. Потомъ за его спиной на одно мгновенье мелькнула темная полоса. Солдаты взяли ружья на руку.

   - Стойте, товарищи! - закричалъ начальникъ отряда, внезапно поблѣднѣвъ, и поспѣшно поднялъ вверхъ вымокш³й и отвисш³й бѣлый флагъ.- Войска охраняютъ громилъ!.. Этого слѣдовало ожидать... Стойте здѣсь, я пойду къ офицеру...

   - Я пойду съ вами!..- неожиданно заявилъ старикъ учитель, выходя впередъ.

   - Это невозможно... вы должны оставаться здѣсь... я скоро вернусь.

   Старикъ нетерпѣливо повелъ плечами.

   - Я пойду съ вами! - повторилъ онъ рѣшительно и строго.

   - Поймите, я не могу...

   - Я пойду одинъ!.. безъ васъ...

   Дѣлать было нечего. Студентъ передалъ старику флагъ, а самъ поднялъ надъ головой бѣлый носовой платокъ. Отрядъ остался ждать возвращен³я своихъ парламентёровъ. У всѣхъ было подавленное, жуткое настроен³е. Лишь изрѣдка дружинники переговаривались между собою короткимъ, отрывистымъ шопотомъ. Найдичъ закурилъ папиросу. Разобраться въ своихъ мысляхъ теперь не было возможности. Онѣ, точно змѣи, заплелись въ спутанные холодные узлы безъ конца и начала. Ясно было только то, что отрядъ не пройдетъ, его не пустятъ солдаты... встрѣтятъ еще издали ружейнымъ залпомъ... Опустивъ голову, онъ медленно перешелъ на панель и остановился тамъ въ нерѣшительности, совершенно не соображая, что нужно дѣлать. Оттуда хорошо видны были фигуры студента и старика учителя, быстро приближавш³яся къ офицеру. Тотъ спокойно ждалъ ихъ, не трогаясь съ мѣста. Переговоры были довольно продолжительны. Старикъ энергично жестикулировалъ; офицеръ, видимо, волновался, кричалъ, разводилъ руками и хлопалъ себя по бедрамъ. Наконецъ, цѣпь солдатъ разомкнулась и пропустила старика и студента. Видно было, какъ тамъ замелькалъ бѣлый флагъ, потомъ онъ сразу опустился, точно выпалъ изъ рукъ, и отрядъ потерялъ изъ виду своихъ парламентёровъ.

  

  

   Прошло не болѣе четверти часа, но это время показалось Найдичу безконечнымъ. Онъ нервно шагалъ по панели, кусая губы, и часто оглядывался въ ту сторону, гдѣ стояли солдаты. Мучительное безпокойство овладѣло имъ.- Чего мы ждемъ?.. Они одни... двое товарищей, среди озвѣрѣвшихъ громилъ... теперь солдаты не выпустятъ своихъ плѣнниковъ... Ихъ убьютъ тамъ...

   - Ихъ убьютъ тамъ! - съ отчаян³емъ въ голосѣ закричалъ онъ, обращаясь къ стоявшимъ на мостовой дружинникамъ. - Намъ ждать нельзя... Кто со мной?.. На выручку, товарищи!

   - Погодите!.. Они возвращаются.

   За лин³ей солдатъ, дѣйствительно, снова замелькала бѣлая тряпочка, и скоро показалась сѣрая студенческая тужурка. Начальникъ отряда былъ одинъ. Видно было, какъ онъ снова говорилъ съ офицеромъ; оба горячились сначала; потомъ движен³я ихъ стали спокойнѣе. Студентъ поклонился; офицеръ приложился къ фуражкѣ и протянулъ ему руку.

  

  

   Возвратившагося парламентёра тѣснымъ кольцомъ окружили дружинники. Острое нетерпѣн³е было на ихъ лицахъ, но они молчали. Только Найдичъ глухо спросилъ:

   - А гдѣ же учитель?

   Студентъ былъ красенъ отъ возбужден³я и очень волновался.

   - Остался тамъ... Онъ очень упрямъ, невозможно было убѣдить его... Тамъ есть отрядъ с³онистовъ...

   - Но его убьютъ тамъ! - съ горячностью перебилъ Найдичъ.

   - Погромъ стихаетъ, громилъ очень мало... больше все зрители... Насъ не пропустятъ. Офицеръ угрожаетъ стрѣльбой по отряду, если мы двинемся впередъ.

   Дружинники заволновались.

   - Тамъ убиваютъ людей!

   - Мы должны пройти туда во что бы то ни стало!..

   - Пусть стрѣляютъ!

   - Товарищи! Поручикъ далъ мнѣ честное слово прекратить погромъ самыми рѣшительными мѣрами... Онъ просилъ меня увести отрядъ...

   - Почему же до сихъ поръ эти мѣры не приняты?..

   - Товарищи! не вѣрьте слову негодяя! - запальчиво закричалъ Найдичъ.

   - Но вѣдь это безум³е! Мы безсильны противъ солдатскихъ ружей.

   - Войска стоятъ спиной къ громиламъ! Они ничего не видятъ, ничего не слышатъ... Теперь все ясно! Мы не должны возвращаться... Мы пройдемъ туда во что бы то ни стало... дворами, по крышамъ домовъ..

   Найдичъ говорилъ, задыхаясь отъ волнен³я. Губы его были совершенно сухи и побѣлѣли, на одной щекѣ часто вздрагивали мышцы, и тогда лицо его становилось перекошеннымъ и безумнымъ.

   - Мы пойдемъ обратно, къ университету! - рѣшительно заявилъ начальникъ отряда, не слушая Найдича. - Становитесь въ ряды, товарищи! Здѣсь намъ нечего дѣлать.

   - Оставайтесь, товарищи! - еще разъ закричалъ Найдичъ.

   Дружинники колебались. У нихъ были смущенныя, нерѣшительныя лица. Потомъ они потупились и отвернулись. Тогда Найдичъ быстро вытащилъ изъ кармана платокъ и, держа его надъ головой, одинъ побѣжалъ къ солдатамъ. Всѣ оцѣпенѣли отъ неожиданности и испуга. Опомнившись, они шарахнулись къ стѣнѣ какого-то большого дома и оттуда слѣдили за высокой фигурой бѣгущаго Найдича, въ короткомъ разстегнутомъ пальто.

   Между тѣмъ онъ былъ уже недалеко отъ лин³и солдатъ. Онъ ничего не соображалъ, невыносимо острое чувство злобы и ненависти душило его и судорожно напрягало мышцы.

   - Ну, что еще? - холодно спросилъ его офицеръ, щуря глаза и дѣлая недовольную гримасу.

   - Поручикъ, это ошибка! - раздраженно закричалъ Найдичъ:- вы стоите спиной къ непр³ятелю! Тамъ грабятъ и убиваютъ людей... подъ прикрыт³емъ вашихъ солдатъ. Идите туда, поручикъ!

   - Я самъ знаю, что надо дѣлать... Прошу не забываться. Ступайте отсюда!

   - Вы не знаете!.. Вы воюете съ нами!.. За вашей спиной грабежи и уб³йства!

   - Уходите!..

   - Я не уйду!.. Я требую, чтобы меня пропустили!

   - Уходите, или я приму мѣры.

   - Принимайте мѣры!.. Стрѣляйте!.. Я не вернусь назадъ!..

   Найдичъ махнулъ рукой и бросился къ солдатамъ. Тѣ смутились и подались назадъ. Нѣкоторые инстинктивно вскинули ружья.

   - Отставить! - рѣзко закричалъ офицеръ.- Пропустить! - прибавилъ онъ, понижая тонъ, и отвернулся.

   Солдаты разступились и пропустили Найдича.

  

  

   Въ одиннадцатомъ часу Литягинъ вышелъ изъ дому. Онъ условился зайти въ думу за Фастомъ, который еще съ утра былъ вызвавъ въ засѣдан³е комитета общественной безопасности.

   На мосту, у военнаго спуска, Леонидъ Степанычъ встрѣтилъ довольно многочисленную компан³ю портовыхъ грузчиковъ, въ опоркахъ и заплатанныхъ рубахахъ, читавшихъ вслухъ приклеенное къ телефонному столбу длинное объявлен³е на зеленой бумагѣ. Тутъ же стоялъ дворникъ въ бѣломъ фартукѣ съ глубокомысленной тупой физ³оном³ей и нѣсколько человѣкъ городскихъ мѣщанъ.

   - Въ чемъ дѣло? - спросилъ Литягинъ, подходя къ нимъ и взглядывая на объявлен³е прищуренными близорукими глазами.

   - Жидовъ бьютъ,- равнодушно отвѣтилъ дворникъ и подозрительно оглядѣлъ Литягива.

   - Давно ихъ поучить слѣдовало... - мрачно прибавилъ какой-то мѣщанинъ съ измятой физ³оном³ей.

   - Постойте, за что же?.. вѣдь это же, господа, насил³е... Развѣ такъ должны поступать христ³ане?

   - Чего тамъ - хрест³яне... Жиды они некрещеные.

   - А вы, баринъ, вотъ объявлен³е почитайте... сами почитайте...

   Леонидъ Степанычъ подошелъ къ объявлен³ю и быстро пробѣжалъ его глазами. Это было выпущенное 17 октября воззван³е градоначальника къ населен³ю. Въ немъ указывалось на громадную опасность, которая можетъ возникнуть въ случаѣ продолжен³я забастовки. Тутъ-же, повидимому въ подтвержден³е этого, былъ напечатанъ дословный текстъ письма будто-бы полученнаго градоначальникомъ отъ имени тридцати тысячъ мѣщанъ, протестовавшихъ противъ допущен³я народныхъ собран³й въ университетѣ. Мѣщане угрожали даже сжечь университетъ, если собран³я не прекратятся.

   Литягинъ съ брезгливой миной дочиталъ объявлен³е до конца.

   - Ну, что, баринъ?.. прочитали?.. Стало быть, выходитъ такъ, что можно бить?..

   - Да позвольте, господа! Во-первыхъ, въ объявлен³и объ евреяхъ ничего нѣтъ... За что же бить?.. И потомъ - все это ложь... никакихъ мѣщанъ нѣтъ...

   - Чудно-съ! За то и бить... Вотъ за это самое... А красный флагъ?.. Чего-съ?.. Не видали?..

   - Не было еще такого закону, чтобы жидъ надъ христ³аномъ командовалъ... - мрачно объяснилъ дворникъ.- Тоже и мы присягу принимали.

   Литягинъ стоялъ совершенно растерянный, не зная, что предпринять. Наконецъ, онъ, торопясь и затрудняясь въ выборѣ подходящихъ словъ, началъ укорять дворника:

   - Побойтесь Бога!.. Что вы говорите? Это что-же такое, въ самомъ дѣлѣ? Вы подстрекаете народъ къ грабежу и уб³йству... Какая дикость! Развѣ культурные люди такъ поступаютъ?

   - На то царская воля вышла, чтобы жидовъ бить...

   Грузчики какъ-то разомъ встрепенулись и поддержали дворника:

   - Насъ ежели бьютъ, господамъ горя мало... а за жидовъ заступаются...

   - Должно, самъ изъ жидовъ...

   - Уходи лучше. Дамъ въ зубы, красной юшкой умоешься... Уходи, жидовская морда!

   Леонидъ Степанычъ сразу растерялся и замолчалъ. Блѣдный, взъерошенный, онъ трясущимися руками запахнулъ пальто и поспѣшно отошелъ отъ нихъ неувѣренной напряженной походкой. Ему казалось, что кто то догоняетъ его сзади и вотъ-вотъ ударитъ по головѣ... На ближайшемъ перекресткѣ Литягинъ взялъ извощика. Когда дрожки отъѣхали немного, онъ почувствовалъ, наконецъ, нѣкоторое облегчен³е. Какъ будто что-то отходило отъ него и освобождало дыхан³е...

   Но пути изъ всѣхъ дворовъ выбѣгали дворники, швейцары, как³я-то женщины и дѣти, оживленно перебрасывавш³еся набѣгу короткими восклицан³ями. Съ Приморскаго бульвара доносился многоголосый шумъ и жидкое, разсыпчатое "ура".

   Литягинъ проѣхалъ нѣсколько кварталовъ и, отпустивъ извощика, пошелъ къ думѣ.

   - Патр³отическая манифестацыя! - объяснялъ столпившейся публикѣ толстый швейцаръ въ темно-синей ливреѣ, стоя у параднаго подъѣзда и съ любопытствомъ прислушиваясь къ доносившимся крикамъ манифестантовъ: - которые за царя, велѣно, чтобы имъ не препятствовать... На три дня разрѣшен³е вышло.

   - За что-жъ ихъ бить, евреевъ? Нацыя, какъ нацыя... Разные межъ ихъ люди есть, въ родѣ какъ у насъ все одно... Не понимаю!.. Вчерась разрѣшили, а сегодня бить...

   - Вѣрно изволите говорить,- тотчасъ-же согласился швейцаръ.- Не слѣдъ бить... Не за что. Въ солдатахъ служатъ, тоже какъ и русск³е... подати плотятъ... Опять-же свобода... Нешто это имъ только? Я такъ думаю - всему, народу польза... Такъ что не знаю...- продолжалъ онъ послѣ небольшого раздумья.- Чего такое?.. Почему?..

   Литягинъ остановился, но не дослушалъ и поспѣшно прошелъ мимо нихъ къ бульвару.

   Передъ дворцомъ командующаго войсками стояла шумная разношерстная толпа, надъ которой шлепали и шелестѣли въ воздухѣ широк³е трехцвѣтные флаги. Длинный городовой пр³ятельски разговаривалъ о чемъ то съ окружившими его нѣсколькими манифестантами, похожими на церковныхъ пѣвчихъ съ распухшими, испитыми физ³оном³ями. Тутъ-же суетились развязныя, крикливыя женщины въ платочкахъ и длинныхъ кофтахъ; играли дѣти; какой-то плотный человѣкъ безъ шапки, въ свѣтло-коричневомъ пиджакѣ и въ высокихъ сапогахъ, держалъ въ рукахъ небольшую икону и, посмѣиваясь, говорилъ съ пожилой курносой женщиной, въ длинномъ салопѣ, благочестиво сложившей на животѣ коротк³я пухлыя руки.

   Литягинъ, заинтересованный, подошелъ къ бульварной рѣшеткѣ. Онъ старался отогнать отъ себя чувство боязни, мысленно убѣждалъ себя въ необходимости быть смѣлымъ и мужественнымъ. Такъ хотѣлось побороть свою слабую, безпомощную натуру и поступить рѣшительно... - Я долженъ убѣдить ихъ... Я русск³й... Мнѣ нечего бояться...- Однако, неопреодолимое чувство страха уже снова протестовало противъ этого рѣшен³я, сковывало волю и разросталось въ страшное предчувств³е.

   Вдругъ хриплое надсаженное "ура" загремѣло въ толпѣ и испугало Литягина. Онъ поспѣшно отошелъ отъ рѣшетки, но почти тотчасъ-же снова овладѣлъ собою и остановился. Изъ дворцоваго подъѣзда вышелъ худой, скуластый человѣкъ, рыж³й и веснущатый, безъ шапки, съ ухмыляющейся, довольной физ³оном³ей. Въ растопыренныхъ рукахъ онъ держалъ большую золоченую раму съ дешевымъ, грубо сдѣланнымъ портретомъ царя.

   Литягинъ поднялъ глаза. На балконѣ второго этажа стоялъ высок³й, представительный генералъ въ усахъ, съ орденомъ на шеѣ. Онъ поминутно вздергивалъ плечи и, заложивъ назадъ руки, съ дѣловымъ видомъ смотрѣлъ внизъ. Повидимому, онъ что-то сказалъ, толпа еще разъ бѣшено заревѣла "ура", и отъ этого рева Литягина снова охватило жуткое, боязливое чувство. Онъ вздрогнулъ и торопясь, нетвердой походкой пошелъ по бульвару къ думѣ. - Боже мой! Что-же это такое?.. Нужно принять мѣры... Немедленно телеграфировать въ Петербургъ...

   Подлѣ памятника его опередила манифестац³я. Впереди несли икону и портретъ царя. За ними важно выступали нѣсколько подростковъ съ трехцвѣтными флагами. Что-то недоброе чувствовалось въ этомъ молчаливомъ шеств³и. Передъ здан³емъ думы процесс³я остановилась. Литягинъ увидѣлъ, какъ шедш³й впереди городовой вынулъ изъ кобуры длинный вороненый револьверъ и, точно угрожая кому-то, размахивалъ имъ въ воздухѣ во всѣ стороны.

   - Глядите, православные! - донесся къ Литягину его грубый хрипящ³й голосъ. - Жиды сломали "Боже царя храни"!.. Разорвали царск³й портретъ! Жидовская дума!..

   Онъ выбѣжалъ на середину площади и направилъ револьверъ къ фасаду думы... Раздался негромк³й выстрѣлъ. Пухлый клубокъ дыма медленно растаялъ въ воздухѣ... Строг³я дорическ³я колонны думскаго фасада стояли неподвижныя и безмолвныя. Городовой обернулся и медленно возвратился къ процесс³и. Видъ у него былъ дѣловой и рѣшительный, и только по суетливости его движен³й можно было понять, что онъ смущенъ и разочарованъ недостаточной эффектностью своего поступка.

   Процесс³я колыхнулась и двинулась дальше. Вскорѣ къ Литягину донеслось пѣн³е гимна.

  

  

   Изъ думы Леонидъ Стенанычъ и Фастъ вдвоемъ поѣхали къ университету. По дорогѣ извощикъ разсказалъ имъ, что подлѣ пассажирскаго вокзала тоже начался погромъ. На Литягина это сообщен³е подѣйствовало самымъ удручающимъ образомъ:

   - Боже мой! Что-же это такое? Что-же дѣлаетъ комитетъ? Приняты ли как³я-нибудь мѣры?

   - Комитетъ дѣлаетъ, что можетъ,- сухо отвѣтилъ Фастъ. - Мы ведемъ переговоры съ властями... Командующ³й войсками обѣщаетъ принять мѣры...

   Леонидъ Степанычъ не слушалъ Фаста. Онъ сидѣлъ сгорбивш³йся, дряхлый и безсмысленно оглядывался во всѣ стороны... Пѣшеходовъ на улицѣ почти не было. По торцовой мостовой быстро проѣзжали взадъ и впередъ извощичьи дрожки съ испуганными, куда-то спѣшившими сѣдоками.

   Неожиданно впереди треснулъ сухой коротк³й выстрѣлъ, и что-то загудѣло въ сторонѣ Соборной площади. Потомъ оттуда вырвался неровный залпъ и точно разсыпался по крышамъ: трахъ-тахъ-тахъ-тахъ! Тра-та-та тахъ-тахъ!..

   Черезъ минуту впереди показался какой-то мастеровой со встревоженнымъ лицомъ и быстро побѣжалъ по улицѣ.

   - Громятъ на Садовой!.. - закричалъ онъ проѣзжавшимъ мимо студентамъ.

   Фастъ, блѣдный, обернулся къ бѣгущему рабочему и замахалъ руками:

   - Кто стрѣляетъ?..

   - Дружинники мореходы!..- отвѣтилъ тотъ набѣгу, не оборачиваясь.

   - Направо!.. Направо, извощикъ!.. - испуганно закричалъ Фастъ, и дрожки завернули за уголъ, не доѣзжая до Соборной площади.

  

  

   Около четырехъ часовъ дня Егоровъ съ отрядомъ дружинниковъ отправился къ Новому базару. Недалеко отъ университета, поперекъ улицы, рѣдкою цѣпью стояли солдаты. По приказан³ю офицера, они разступились и пропустили отрядъ, провожая его сдержаннымъ соболѣзнующимъ ропотомъ.

   - Прощайте, товарищи,- тихо сказалъ Род³онъ Гаврилычъ, замѣтивъ сочувственное отношен³е солдатъ.

   - Дай Богъ вернуться,- съ искренней доброжелательностью отвѣтилъ маленьк³й солдатикъ въ старенькой, плохо пригнанной шинели.

   Замѣтивъ этотъ обмѣнъ привѣтств³й, стоявш³й на панели аккуратно затянутый офицеръ грубо закричалъ солдатамъ:

   - Ну?.. Чего тамъ?.. Нечего разговаривать!.. Стоять смирно!..

   Къ Новому базару было недалеко. Отрядъ шелъ по совершенно пустынной улицѣ. По-прежнему съ низкаго мутнаго неба сыпалась мелкая моросящая пыль. Изъ раскрытыхъ оконъ большого, грязно-желтаго дома высунулись двѣ пожилыя женщины, въ ночныхъ кофтахъ, блѣдныя, простоволосыя. Онѣ громко кричали плачущими истеричными голосами, протягивая къ отряду худыя, костлявыя руки:

   - Милые, не ходите!.. Не ходите, голубчики!..

   - Убьютъ васъ!.. Не вернетесь...

   Въ отрядѣ всѣ вздрогнули. Казалось, дружинники невольно повѣрили пророчеству, и всѣхъ ихъ охватили жутк³я предчувств³я. Егоровъ замахалъ руками, давая знать женщинамъ, чтобы онѣ замолчали. Въ это время гдѣ-то сверху тупо лопнулъ револьверный выстрѣлъ... За нимъ другой, съ противоположной стороны улицы, потомъ трет³й, и скоро выстрѣлы затрещали одинъ за другимъ, не причиняя отряду никакого вреда.

   Дружинники заволновались и стали ежиться.

   - Откуда стрѣляютъ?

   - Изъ оконъ, съ крышъ... Это провокаторская стрѣльба, товарищи! - громко крикнулъ Егоровъ.

   - Но вѣдь такъ мы не дойдемъ до мѣста...

   - Насъ перебьютъ безъ остатка...

   - Это все въ воздухъ, товарищи...

   - Они хотятъ привлечь противъ насъ войска...

   - За угломъ въ переулкѣ стоятъ солдаты...

   - Насъ не пропустятъ...

   - Стойте, товарищи! - снова закричалъ Егоровъ.- Я пойду переговорить съ офицеромъ.

   Размахивая платкомъ и твердо ступая крѣпкими ногами въ высокихъ сапогахъ, онъ пошелъ одинъ къ ближайшему перекрестку. Оттуда навстрѣчу ему вышелъ офицеръ. Они вѣжливо раскланялись и долго говорили. Наконецъ, Егоровъ возвратился обратно, разстроенный и сердитый:

   - Говоритъ, не можетъ пропустить... Не приказано... Мерзавцы!.. Но... чорта съ два! Я поведу васъ другой дорогой... Мы обойдемъ кругомъ... За мной, товарищи!

   Онъ быстро пошелъ впереди всѣхъ, широко размахивая руками. Дружинники сбитыми, разстроенными рядами пошли за нимъ. Въ узкой короткой улицѣ, куда они завернули, Егоровъ въ окнахъ многихъ домовъ замѣтилъ выставленные напоказъ образа и портреты царя.

   - Хамы! - пробормоталъ онъ почти вслухъ и усмѣхнулся злобной короткой усмѣшкой.

   Вскорѣ отрядъ завернулъ направо. Оттуда вся площадь Новаго базара была видна, какъ на ладони. Слѣва мрачно осѣли тяжелые кирпичные корпуса крытыхъ рынковъ, отъ которыхъ съ одной стороны тянулись по площади грязные деревянные лари обжорки. Съ правой стороны, рядомъ съ большимъ здан³емъ городской хлѣбопекарни, стояли низк³я размокш³я постройки, съ мутными пятнистыми стѣнами. Онѣ обрывались на углу переулка, въ глубинѣ котораго стояли солдаты, и тянулись дальше по новому кварталу. Въ этихъ мрачныхъ постройкахъ помѣщались мелочныя лавки, мучной лабазъ, трактиры и чайныя. Въ глубинѣ площади, у старыхъ двух-этажныхъ строен³й съ грязной, обвалившейся штукатуркой, кишѣла огромная толпа громилъ. Оттуда неслись дик³е зловѣщ³е крики, свистъ, какой-то нечеловѣческ³й вой и скрежетъ. Много лавокъ уже было разбито; изъ нихъ выбрасывались на грязную мостовую куски всевозможныхъ матер³й, коробки, ящики, разбитые боченки и масса битой посуды. Все это тутъ же расхищалось озвѣрѣвшими людьми, совершенно обезумѣвшими отъ жадности. Они хватали другъ у друга громадные куски пестраго ситца, разматывали ихъ, разрывали на части, били другъ друга и въ свалкѣ топтали ногами... Множество листовъ писчей бумаги, цвѣтныя ленты, обувь, зонтики - валялись по всей площади. Тутъ же, забывъ стыдъ, мужчины и женщины срывали съ себя платье и, совершенно голые, перебѣгали въ толпѣ, переодѣваясь въ новое бѣлье, царапаясь, кусаясь, катаясь въ грязи по мостовой, выкрикивая грубыя, циничныя слова и ругательства.

   При видѣ этого зрѣлища въ отрядѣ всѣ оцѣпенѣли отъ ужаса. Егоровъ опрометью бросился впередъ и побѣжалъ посреди площади; за нимъ послѣдовали остальные дружинники... Отрядъ растянулся длинной разомкнутой цѣпью. Тогда среди громилъ пронесся протяжный неистовый вой. Бросая награбленное добро, спотыкаясь и падая подъ ноги бѣгущихъ, пробивая въ толпѣ дорогу кулаками, сбивая съ ногъ женщинъ, они устремились въ переулокъ, въ которомъ стояли солдаты. Мног³е, растерявшись, падали на колѣни, и метались, какъ безумные, по площади и съ громкимъ плачемъ молили о пощадѣ. Двѣ женщины, прорвавшись черезъ цѣпь дружинниковъ, испуганно голосили позади, попавши въ руки нѣсколькихъ гимназистовъ добровольцевъ, поволокшихъ ихъ въ университетъ.

   Въ это время изъ слуховыхъ оконъ надъ помѣщен³емъ хлѣбопекарни вырвался завитой бѣлый дымокъ, еще одинъ, и оттуда раздались частые залпы по отряду. Дружинники растерялись и сбились въ тѣсную группу посреди площади. Между тѣмъ стрѣльба продолжалась. Сверху, изъ слуховыхъ оконъ, поминутно раздавались выстрѣлы, и точно длинныя бѣлыя птицы вылетали оттуда вспухш³е клубки дыма. Отстрѣливаясь, дружинники отступили къ здан³ю крытыхъ рынковъ.

   - Это переодѣтые городовые,- спокойно сказалъ Егоровъ.- Изъ казенныхъ револьверовъ стрѣляютъ...

   Неожиданно стрѣльба прекратилась. Дружинники, опустивъ револьверы, съ недоумѣн³емъ переглянулись. Тотчасъ же позади нихъ грянулъ дружный ружейный залпъ, и длинной бѣлесой грядой повисъ въ сыромъ воздухѣ пороховой дымъ. Отрядъ испуганно шарахнулся въ сторону; всѣ бросились въ какой-то разграбленный магазинъ, стараясь укрыться тамъ за простѣнками. Нѣкоторые сидѣли на корточкахъ, и ихъ била нервная лихорадочная дрожь. Всѣ молчали, стараясь не глядѣть другъ на друга. Къ нимъ доносились непрерывные ружейные залпы. Казалось, что гдѣ-то недалеко разрывались и трещали длинныя полотнища матер³и. Слышалось протяжное зудѣн³е пуль, тупое чиканье ихъ о стѣны магазина. Въ углу, заваленномъ мусоромъ, дружинникъ-гимназистъ перевязывалъ голову раненому студенту. Тотъ старался улыбаться, но губы его поминутно вздрагивали, онъ странно поводилъ головой, какъ будто этимъ движен³емъ хотѣлъ заглушить боль. Наконецъ, Егоровъ догадался привязать къ длинной дранкѣ бѣлую тряпку и осторожно выставилъ въ окно этотъ значекъ. Раздалось еще нѣсколько, казалось, еще болѣе ожесточенныхъ залповъ, и потомъ все смолкло.

   - Они уходятъ...- тихо сказалъ гимназистъ, осторожно высовывая въ окно стриженую голову съ худымъ, жилистымъ затылкомъ.

   Тогда всѣ сбились къ окнамъ и, не видя болѣе солдатъ, вышли на площадь. Мног³е остановились у дверей магазина, все еще не рѣшаясь отойти отъ этого убѣжища.

   - Выходите, товарищи, не бойтесь! - раздался чей-то голосъ сверху, изъ окна какой-то квартиры надъ разбитымъ магазиномъ. Пожилая женщина, еврейка, съ интеллигентнымъ лицомъ кричала дружинникамъ изъ другого окна:

   - Идите на Торговую!.. Давайте раненыхъ сюда... мы сами о нихъ позаботимся...

   - Какъ къ вамъ пройти?

   - Съ Торговой, двадцать первый номеръ...

   Неровнымъ, спутаннымъ рядомъ они прошли на Торговую улицу, но тамъ ихъ встрѣтили выстрѣлами, и отрядъ въ замѣшательствѣ остановился передъ огромной бандой громилъ. Однако, дружинники скоро оправились. Высок³й, ловк³й гимназистъ въ сѣрой короткой блузѣ выбѣжалъ впередъ, непрерывно стрѣляя въ толпу съ очень близкаго разстоян³я. Началась частая ожесточенная перестрѣлка. На этотъ разъ дружинники стрѣляли болѣе увѣренно и спокойно, не торопясь, выдержанно прицѣливаясь. Послѣ нѣсколькихъ дружныхъ залповъ, толпа вдругъ взвыла и побѣжала вверхъ по Торговой улицѣ.

   Егоровъ растерянно глядѣлъ на это паническое бѣгство. Онъ никогда еще не видѣлъ такихъ людей. Звѣроподобные, жалк³е, облѣзлые и анемичные, они казались ему вышедшими изъ подземныхъ жилищъ, въ первый разъ появившимися на свѣтъ Бож³й. Ихъ нечеловѣческ³я лица точно отпечатались сразу въ его сознан³и, и казалось, что они навсегда останутся въ памяти. И все онъ видѣлъ поразительно отчетливо и ясно: контуры крышъ, выломанные косяки въ дверяхъ лавокъ, разбитыя узорчатыя стекла, отваливш³йся кусокъ карниза на крайнемъ двух-этажномъ домѣ...

   - Не робѣй, братцы! - рявкнулъ вдругъ впереди чей-то пьяный, хрипящ³й голосъ; передъ Егоровымъ сверкнулъ огонекъ, и слабо щелкнулъ револьверный выстрѣлъ. Еще ужаснѣе завыла толпа, и вереницы полуодѣтыхъ растерзанныхъ человѣческихъ фигуръ пробѣжали влѣво. Только немног³е изъ нихъ продолжали отстрѣливаться. Передъ отрядомъ, шагахъ въ тридцати, въ нѣсколькихъ мѣстахъ что-то неровно треснуло, кто-то вскрикнулъ, и, недалеко отъ Егорова, мягко брякнулся на мостовую невысок³й, худой студентъ въ форменномъ пальто.

   - Стрѣляйте, товарищи! - закричалъ Егоровъ и, не прицѣливаясь, выстрѣлилъ вверхъ. Тогда вокругъ него что-то быстро быстро застегало воздухъ. Возобновилась частая револьверная пальба, сухая и короткая, точно вокругъ отрывисто лопались как³е-то пузыри: пахъ-па-пахъ, па-пахъ, пахъ-пахъ! Ничего не сознавая, Егоровъ дѣлалъ как³я-то движен³я, нажималъ собачку и страшно торопился; потомъ онъ снова зарядилъ револьверъ и, овладѣвъ собою, началъ старательно прицѣливаться въ большого полнаго человѣка, въ высокихъ сапогахъ и въ новомъ черномъ пальто. Этотъ человѣкъ стоялъ какъ разъ противъ него и, казалось, былъ совсѣмъ близко... Онъ съ ненавистью смотрѣлъ на Егорова и непрерывно стрѣлялъ въ него изъ большого блестящаго револьвера... Подбѣжалъ молодой смертельно блѣдный студентъ.

   - Вотъ, возьмите мой револьверъ!.. У васъ осѣчки... Я не могу...

   - А вы что же? - спросилъ Егоровъ, принимая предложенное оруж³е.

   - Я не могу...- отвѣтилъ студентъ, показывая замотанную платкомъ руку, обратившуюся въ сплошной кровавый комъ. Тогда Егорова охватила безумная неудержимая ярость. Злобно стиснувъ челюсти, онъ выбѣжалъ впередъ, выпуская набѣгу одинъ зарядъ за другимъ... И вдругъ стоявш³й передъ нимъ большой человѣкъ странно поклонился ему, мотнулъ головой и, медленно отойдя въ сторону, грузно повалился наземь... Егоровъ остановился, но тотчасъ же что-то слабо толкнуло его въ спину... въ груди колыхнулась кровь, захватило дыхан³е... дома и люди поплыли вверхъ... два быстро несущихся поѣзда разминулись на параллельныхъ путяхъ, точно ихъ сдернуло въ разныя стороны... Онъ стремительно рванулся впередъ и грохнулся на мостовую лицомъ внизъ.

  

  

   Въ вестибюлѣ университета, ярко освѣщенномъ электрическими лампочками, у всѣхъ дверей и на лѣстницахъ стояла вооруженная стража. Снизу, черезъ раскрытую настежь входную дверь, тянуло ночной сыростью, и слышно было, какъ на улицѣ перекликалась охрана.

   У дверей малой аудитор³и стоялъ щуплый длинноголовый юноша въ темно-синей рубахѣ безъ пояса, вооруженный огромнымъ стариннымъ мечомъ.

   - Вы что сторожите, товарищъ? - спросилъ Фастъ дѣловымъ тономъ, подходя къ нему съ Леонидомъ Степанычемъ.

   - Здѣсь складъ... отобранныя вещи... тутъ на десятки тысячъ товару...

   - А тамъ что?

   - Тамъ сестры спятъ... Въ лаборатор³и отдыхаютъ дружинники...

   - А гдѣ арестованные?

   - Ихъ перевели наверхъ... Тамъ теперь допросъ идетъ, товарищъ прокурора тамъ.

   Фастъ быстро обернулся къ Литягину.

   - Пойдемъ наверхъ? - предложилъ онъ полувопросительнымъ тономъ и, засунувъ руки въ карманы плотно застегнутаго пиджака, съ рѣшительнымъ видомъ пошелъ впередъ, задѣвая встрѣчныхъ оттопыренными локтями. Литягинъ медленно поплелся за нимъ. Видъ у него былъ очень больной и усталый.

   Наверху ихъ встрѣтилъ, стоявш³й на площадкѣ, бойк³й милиц³онеръ грузинъ, въ темно-коричневомъ бешметѣ, съ кинжаломъ на поясѣ и двухствольнымъ охотничьимъ ружьемъ за плечомъ.

   - Пропустите насъ, товарищъ...

   Грузинъ ловкимъ движен³емъ открылъ дверь, и они вошли въ просторный кабинетъ. Посреди комнаты, на тяжеломъ ясеневомъ столѣ стояли стеклянные приборы, лабораторная посуда, мѣдные штативы, переносные газовые рожки. Вдоль стѣнъ тянулись низк³е шкафы, заставленные сложными аппаратами изъ стекла и красной мѣди. На нижнихъ полкахъ широкихъ этажерокъ, стоявшихъ у стѣны въ глубинѣ кабинета, спали трое арестованныхъ громилъ. Одинъ изъ нихъ, совсѣмъ еще молодой, босой и грязный, лежалъ на спинѣ, согнувъ колѣни и завернувъ руку подъ голову. Лицо у него было худое, страдальческое. Двое другихъ возбуждали невольное отвращен³е. Они были въ новой, повидимому только-что награбленной одёжѣ, измятой и топорщившейся на нихъ, точно она была накрахмалена... Руки больш³я, корявыя, съ потрескавшейся кожей на суставахъ пальцевъ.... Оба уже пожилые бородатые люди съ одутловатыми, пьяными лицами. У одного былъ раскрытъ ротъ, и что-то черное виднѣлось въ немъ вмѣсто зубовъ.

   Литягинъ невольно остановился передъ нимъ, съ любопытствомъ всматриваясь въ его большую фигуру, неестественно переломанную на тѣсной для него полкѣ этажерки. Подошелъ чистеньк³й, аккуратный студентъ съ маузеровской винтовкой въ рукахъ.

   - Спитъ...- тихо сказалъ онъ, указывая кивкомъ головы на босого мальчика.- Часъ назадъ горько плакалъ на допросѣ... Клялся, что ни въ чемъ не повиненъ...

   - Можетъ быть, и въ самомъ дѣлѣ?..

   - Какое? Привели съ поличнымъ. Нарядиться только не успѣлъ, вотъ какъ эти. Жалко его все-таки, совсѣмъ еще мальчикъ... Эти хоть чай пили, а онъ ни къ чему не прикоснулся...

   - По-моему, такого отпустить надо... - нерѣшительно сказалъ Леонидъ Степанычъ, проникаясь жалостью къ мальчику.

   - Вѣроятно, отпустятъ... Я тоже такъ думаю.

   - Есть еще арестованные? - спросилъ Фастъ, ворочая по-прежнему оттопыренными локтями и съ строгимъ видомъ оглядывая спящихъ громилъ.

   - О, масса!.. Человѣкъ семьдесятъ... вотъ пройдите туда... Женщинъ помѣстили отдѣльно...

   Студентъ провелъ ихъ черезъ кабинетъ въ слѣдующую комнату. Тамъ было около тридцати арестованныхъ и нѣсколько вооруженныхъ милиц³онеровъ. Никто не спалъ. Стоя за длиннымъ лабораторнымъ столомъ, арестованные пили чай и съ аппетитомъ кусали больш³е ломти бѣлаго хлѣба. Они молчали, исподлобья переглядываясь другъ съ другомъ, громко сопѣли и чавкали. Почти у всѣхъ были сконфуженныя лица. Только одинъ изъ нихъ, громадный, плечистый человѣкъ въ высокихъ сапогахъ и въ желтомъ пиджакѣ, сидѣлъ на подоконникѣ, свѣсивъ ноги, и распивалъ чай съ удивительнымъ спокойств³емъ и благодуш³емъ.

   - Кто это? - спросилъ Фастъ одного изъ милиц³онеровъ.

   - Содержатель трактира на Слободкѣ. Когда его взяли, струсилъ, просилъ не убивать... А потомъ опять обнаглѣлъ. Видитъ, чай даютъ, кормятъ... значитъ, бояться нечего.

   - На допросѣ былъ?

   - Былъ. Грубилъ прокурору. Вообще, не придаетъ своему аресту никакого значен³я.

   Фастъ подошелъ ближе къ арестованному и строго, по-начальнически оглядѣлъ его. Тотъ злобно фыркнулъ и, отвернувшись, пробормоталъ циничное ругательство.

   - Ругаться нечего... - обратился къ нему милиц³онеръ.- Вы бы лучше раскаялись въ томъ, что вы дѣлали... Неужели васъ не мучитъ совѣсть?..

   - Самъ будешь каяться! - отвѣтилъ тотъ глубоко мысленно, наливая чай изъ стакана въ блюдечко.- Еще кому каяться доведется!..

   Фастъ выразительно посмотрѣлъ на студента, и они отошли въ сторону.

   - Вы съ ними слишкомъ мягки... Я такого негодяя проучилъ какъ слѣдуетъ...

   - А вамъ не совѣстно было бить евреевъ?..- мягко спросилъ Литягинъ, обращаясь къ здоровому, коренастому парню въ старой морской рубашкѣ.

   - А насъ рази не бьютъ?.. Насъ повсегда бьютъ... Небось никому не совѣстно... - угрюмо отвѣтилъ тотъ, краснѣя и опуская глаза.

   - Что въ той комнатѣ? - спросилъ Фастъ сопровождавшаго ихъ милиц³онера.

   - Допрашиваютъ арестованныхъ. Тамъ теперь любопытный субъектъ... Молодой франтъ въ модномъ пальто и въ шляпѣ, съ цѣлой дюжиной золотыхъ часовъ въ карманахъ... на рукахъ дорог³е браслеты... Письмоводитель судебнаго пристава...

   Литягинъ разсѣянно слушалъ объяснен³я милиц³онера. Онъ стоялъ, прислонившись плечомъ къ высокому шкафу съ стеклянными дверцами, за которыми видны были различные физическ³е приборы и инструменты. Они производили теперь странное впечатлѣн³е и казались совершенно ненужными, глупыми игрушками.

   - Вотъ! теперь не до физики...- думалъ Леонидъ Степанычъ, съ болѣзненной чуткостью воспринимая каждую свою мысль, какъ будто она рождалась не въ его собственномъ сознан³и, а приходила къ нему откуда-то извнѣ, чужая и холодная, но острая, какъ блестящ³й полированный мечъ.- Вотъ, все узнали... составъ солнечной атмосферы... лин³и Фрауэнгофера... И вотъ, стопъ машина!.. Все перевернулось вверхъ дномъ... Спектральный анализъ, оказывается, ничему не помогаетъ... И все остается дикимъ по-прежнему, какъ въ первые дни существован³я человѣка...

   - Пойдемъ внизъ, Леонидъ! - позвалъ Фастъ, беря его подъ руку.

   Литягинъ вопросительно посмотрѣлъ на него, точно не сразу понялъ его слова, потомъ освободилъ свою руку и послушно пошелъ за нимъ, шатаясь отъ усталости, шаркая подошвами по каменному затоптанному полу.