Кипен Александр Абрамович - В октябре

ерли. На хмурыхъ лицахъ солдатъ точно дрогнуло что-то, и они засмѣялись. Унтеръ-офицеръ остановилъ патруль и отдалъ честь по военному.

   - Товарищи-солдаты! - закричалъ Мотька, становясь рядомъ съ гимназистомъ и слегка отстраняя его рукою:- братья-солдаты! Мы боремся за волю народа, за лучшую долю для всѣхъ трудящихся, рабочихъ, крестьянъ... и для солдатъ тоже...

   - Да здравствуютъ солдаты! Ура-а! - снова закричалъ Витя и, быстро спустившись внизъ, побѣжалъ къ нимъ:

   - Ура-а! - крикнулъ онъ набѣгу еще разъ.

   - Ура-а! - подхватили за баррикадой.

   - Ура-а! - дружно отвѣтили солдаты.

   Витя бросился къ одному изъ нихъ на шею и, зажмуривъ глаза, впился длиннымъ поцѣлуемъ въ его жесткую выбритую щеку. Черезъ минуту солдаты, рабоч³е и студенты смѣшались въ одну пеструю группу, свободно расположившуюся за баррикадой. Солдаты съ живымъ любопытствомъ осматривали опрокинутые вагоны, разспрашивали, какъ все это было сдѣлано, просили покурить и охотно показывали свои ружья, объясняя устройство затвора и магазина. Витя совсѣмъ прилипъ къ большому неуклюжему солдату съ жесткимъ густымъ чубомъ, торчавшимъ изъ-подъ его лихо надѣтой фуражки. Поминутно кашляя, мальчикъ съ важнымъ видомъ курилъ папиросу.

   - Какъ васъ зовутъ? - спросилъ онъ, привѣтливо заглядывая въ лицо своему сосѣду.

   - Антонъ Березной. А васъ, спозвольте, какъ?

   - Меня Викторомъ зовутъ.

   Березной усмѣхнулся чему-то и ласково похлопалъ Витю по плечу. Потомъ онъ разговорился, долго объяснялъ что-то мальчику и все говорилъ:

   - Такъ что просто терпѣн³я моего нѣту... Сказать бы служба, а то каторга настоящая...

   Вокругъ нихъ всѣ говорили разомъ, безъ умолку, довольные, обрадованные неожиданнымъ мирнымъ исходомъ встрѣчи. Солдаты тоже были настроены благодушно.

   - ...Бываютъ у насъ тоже съ вашихъ, листки подкидаютъ... про акцысъ, опять же про свободу, насчетъ земли... такъ что про разное тамъ есть...

   - ...Который грамотный съ новобранства, сичасъ, конечно, въ учебную команду...

   - Во-первыхъ, это даже вполнѣ справедливо,- говорилъ Найдичу унтеръ-офицеръ, высовывая изъ длинныхъ рукавовъ шинели красныя заскорузлыя руки и какъ бы для счета загибая пальцы:- дѣйствительно разные тамъ друг³е вопросы... Во-первыхъ, вопросъ насчетъ мужиковъ... ну, какъ же можно, чтобы безъ земли... Конечно, мужикъ, онъ совсѣмъ даже необразованный... но чтобы безъ хлѣба прожить, такъ это же просто немисленно...

   - Солдаты! - говорилъ между тѣмъ Мотька, медленно раскачиваясь на широко разставленныхъ ногахъ и по-прежнему жестикулируя пальцами:

   - Солдаты граждане! Мы принимаемъ васъ въ наши ряды, какъ честныхъ и славныхъ братьевъ...

   - Господинъ гимназистъ, дайте прикурить, пожалуйста... - тихо позвалъ Витю высок³й мордастый солдатъ, съ маленькими хитрыми глазами, внимательно осматривавш³й баррикаду.

   Мальчикъ подбѣжалъ къ нему, съ видимымъ удовольств³емъ исполняя просьбу.

   - Имѣете какое-нибудь оруж³е? - спросилъ тотъ небрежнымъ тономъ, закуривая папиросу.

   - Мало оруж³я... положимъ, оруж³е есть, но нѣтъ патроновъ... очень мало патроновъ...

   - Говорили, бомбы есть?..

   - Бомбъ нѣтъ... только револьверы и нѣсколько ружей...

   - А може, мина есть? - допытывался солдатъ, подмигивая мальчику съ такимъ видомъ, какъ будто хотѣлъ сказать, что отъ него, какъ отъ своего человѣка, скрываться нечего. Витя дружески улыбнулся ему.

   - Никакихъ минъ нѣтъ.. Как³я тутъ мины?.. Вотъ ваши винтовки самое лучшее... Сколько васъ?

   - Наши винтовки ничего не стоютъ...

   - Какъ ничего не стоятъ?.. Заряжены?

   - Такъ что невозможно намъ тутъ оставаться...

   - Какъ невозможно?.. Вѣдь вы заодно съ нами?.. Они уходятъ... Что-жъ это такое? Товарищи, они уходятъ...- разочарованно протянулъ Витя, обводя всѣхъ растеряннымъ, огорченнымъ взглядомъ.

   Солдаты между тѣмъ поднялись со своихъ мѣстъ и, тѣсно сомкнувшись посреди мостовой, стали строиться. Поднялся тревожный ропотъ, всѣ окружили ихъ.

   - Куда же вы, товарищи?

   - Постойте...

   - Оставайтесь, товарищи! Это малодушно!..- волнуясь, говорилъ Мотька.

   - Невозможно намъ оставаться...

   - Сами знаете... тоже подъ разстрѣлъ кому охота?..

   - Никакъ, господа, немисленно! - объяснялъ унтеръ-офицеръ, безпокойно оглядываясь вокругъ и съ огорчен³емъ разводя руками...

   - Оставьте, товарищи! - громко сказалъ Шавашъ спокойнымъ, примиряющимъ тономъ:- пусть уходятъ!.. Мы вѣримъ, что они не станутъ стрѣлять въ своихъ братьевъ... у нихъ есть совѣсть...

   - У нихъ нѣтъ совѣсти! - раздраженно закричалъ Мотька и отошелъ въ сторону.

   Солдаты переглянулись, и лица ихъ вдругъ сдѣлались серьезны и темны. Они потоптались немного на мѣстѣ, потомъ плавно колыхнулись штыки, раздался мѣрный тактъ солдатскихъ шаговъ... Видно было, какъ они прошли одинъ кварталъ, повернули направо и скрылись за угломъ.

  

  

   За баррикадой, съ уходомъ солдатъ, настроен³е сдѣлалось подавленнымъ и угнетеннымъ. Всѣ уныло переглядывались другъ съ другомъ. Только къ одному Витѣ скоро вернулась прежняя бодрость, и онъ съ жаромъ говорилъ о своихъ впечатлѣн³яхъ.

   - Я зналъ, что они не будутъ стрѣлять... Намъ вовсе не нужно оруж³я, не правда-ли?.. Вы слышали какъ они кричали "ура"?.. Только почему же они ушли?.

   - Чортъ знаетъ, что такое! - тихо бормоталъ Шавашъ:- насъ мало, оруж³я нѣтъ, все не организовано... Какъ это вышло? Кто началъ строить баррикады?

   - Да вы же сами строили... - ядовито усмѣхаясь, замѣтилъ Мотька.

   - Я?.. Что же... Я строилъ... Вижу, вы тутъ, люди работаютъ... Что же мнѣ - смотрѣть, что-ли?..

   - Строили по традиц³и... народъ строилъ!.. революц³я... строила...

   Найдичъ сидѣлъ на мѣшкѣ, набитомъ твердымъ узловатымъ тряпьемъ и нервно кусалъ губы. Его грызла досада; было жалко, что не удалось удержать солдатъ... Нужно было убѣдить ихъ, сказать имъ все, объяснить, увлечь смѣлыми, справедливыми словами... Мотька говорилъ глупости, а подъ конецъ и совсѣмъ оскорбилъ солдатъ, сказавъ, что у нихъ нѣтъ совѣсти... Нужно было разбудить въ нихъ мужество, зажечь отвагу... они говорили, что боятся разстрѣла...

   - Товарищи! - раздался вдругъ сверху чей-то непр³ятный, какъ будто разслабленный голосъ.

   Всѣ подняли глаза. Во второмъ этажѣ большого дома, на балконѣ, стоялъ хорошо одѣтый господинъ въ золотыхъ очкахъ, съ пухлыми бѣлыми щеками и небольшой свѣтло-русой бородкой. Отвернувъ полы пиджака и заложивъ кончики пальцевъ въ карманы брюкъ, онъ говорилъ быстрымъ дѣловымъ тономъ:

   - Товарищи, только-что мнѣ передали по телефону, что въ городѣ уже во многихъ мѣстахъ построены так³я же баррикады, какъ и у насъ...

   - Тамъ, вѣрно, друг³е либералы строили! - дерзко закричалъ Мотька.

   Господинъ въ очкахъ какъ-то странно вздрогнулъ, точно его дернули сзади, но тотчасъ же сдѣлалъ такой видъ, какъ будто онъ не слышалъ замѣчан³я Мотьки.

   - Во всякомъ случаѣ, я считалъ нужнымъ сообщить вамъ объ этомъ... кстати, что говорили солдаты?.. это, вѣроятно, организованные? куда они ушли?.. что?.. какое настроен³е въ войскахъ?..

   - Настроен³е отличное! Ручаются, что васъ не застрѣлятъ...

   Мотька не успѣлъ договорить. Послышалась четкая дробь барабановъ, дрожащимъ эхомъ разсыпавшаяся по всей улицѣ; потомъ частая барабанная трескотня сразу смолкла, точно ее обрубили. Далеко впереди поперекъ улицы быстро протянулась справа налѣво мутно-сѣрая полоса, словно тамъ задернулась занавѣсь, и стала рости, приближаясь къ баррикадѣ.

   - Это цѣлая рота! - спокойно сказалъ грузинъ, зорко вглядываясь впередъ. Ему уже видны были однообразныя фигуры солдатъ и густая щетина штыковъ, когда снова по безлюдной улицѣ разсыпалась короткая барабанная дробь и смолкла. Рота остановилась.

   За баррикадой было тихо. Всѣ напряженно вглядывались впередъ въ неподвижную лин³ю солдатъ, стараясь угадать ихъ намѣрен³я.

   - Они не будутъ стрѣлять! - горячо, съ искренней увѣренностью сказалъ Витя.

   - Который часъ? - глухо сказалъ Шавашъ и, не дожидаясь отвѣта, переглянулся съ Мотькой.

   Тотъ стоялъ совершенно спокойный, съ обычной брезгливой гримасой на толстыхъ, немного выпяченныхъ губахъ. Найдичъ нетерпѣливо шагалъ взадъ и впередъ, заложивъ руки въ карманы шинели и сбоку поглядывая на стоявшихъ въ отдален³и солдатъ. За баррикадой улица точно вымерла. Одна сторона ея была залита солнцемъ; съ другой - почти до самой середины мостовой, какъ разлившаяся смола, тянулась изсиня черная, изломанная тѣнь отъ высокихъ здан³й. Вдали, въ глубокой синевѣ студенаго неба, отчетливо вырѣзывался большой мутно-зеленый куполъ театра.

   Солдаты по-прежнему стояли неподвижной сѣрой полосой поперекъ улицы. Послѣ долгаго томительнаго ожидан³я, за баррикадой стало невыносимо душно. Мотька медленно подошелъ къ лѣстницѣ и полѣзъ наверхъ. Стоя на послѣдней перекладинѣ, упершись согнутыми колѣнями въ край опрокинутаго вагона, онъ быстро замахалъ бѣлымъ платкомъ и, надрывая грудь, сталъ что-то кричать солдатамъ.

   - Далеко, они не слышатъ...- раздался чей-то негромк³й, одинок³й голосъ.

   Тогда впереди баррикады показался Витя. Съ развѣвающимися кусками красной и бѣлой матер³и въ поднятыхъ рукахъ, онъ побѣжалъ посреди улицы къ солдатамъ, странно втягивая голову въ плечи и неуклюже болтая ногами, путавшимися въ длинныхъ полахъ свѣтло-сѣрой шинели.

   Найдичъ съ жуткимъ, щемящимъ чувствомъ смотрѣлъ на смѣлаго мальчика, пробѣжавшаго уже около половины квартала... И вдругъ что-то пронзительно взвизгнуло, блестящая красноватая зарница метнулась на одно мгновен³е передъ его глазами, послышался острый, ожесточенный лязгъ желѣза... Улица дрогнула, Витя остановился и, странно взмахнувъ руками, присѣлъ на корточки... потомъ лин³я солдатъ заволоклась мутнымъ синеватымъ дымомъ.

   Почти тотчасъ же съ баррикады грянулъ выстрѣлъ и слился съ отдаленной трескотней частыхъ ружейныхъ залповъ. Недалеко отъ Найдича что-то крякнуло кратко и недоконченно, длинный человѣкъ стремительно сорвался съ лѣстницы, что-то мягкое тяжело шлепнулось на землю... послышались стоны и дробный взвизгивающ³й лязгъ пуль о сосѣдн³я желѣзныя ворота... Шавашъ, блѣдный, съ искаженнымъ лицомъ, безъ папахи, сидѣлъ на ящикѣ, неестественно закинувъ на правое плечо руку, и слабо стоналъ; возлѣ него лицомъ кверху лежалъ молодой рабоч³й, неподвижный, съ раскрытымъ ртомъ и блестящими прищуренными глазами... Найдичъ поспѣшно вытянулъ руку и сильно нажалъ собачку; передъ нимъ блеснулъ огонекъ и заволокся пухлымъ синеватымъ дымкомъ... потомъ все сразу затихло.

   - Казаки! - раздались на баррикадѣ испуганные голоса.

   Невысок³й рыж³й студентъ бросился къ запертымъ желѣзнымъ воротамъ. За нимъ побѣжали всѣ. Гдѣ-то недалеко, за массивными громадами здан³й, снова затрещали кратк³е ружейные залпы. Тогда всѣ сразу отхлынули отъ воротъ, сдержанный скрежетъ пронесся среди нихъ, и они въ безпорядкѣ побѣжали по направлен³ю къ театру. За ними понеслись протяжные стоны и крики; слышалась площадная брань, частое цоканье конскихъ подковъ о мостовую, отрывистая команда...

   На перекресткѣ, въ охваченную ужасомъ, бѣгущую толпу врѣзались как³е-то тяжелые люди въ черныхъ шинеляхъ, сверкнули шашки, началось бѣшеное немилосердное изб³ен³е людей, безпомощно метавшихся во всѣ стороны. Среди криковъ и стоновъ раненыхъ, раздавались проклят³я, слышался дѣтск³й плачъ, свистъ и дикая матерная брань полицейскихъ... потомъ сухо лопнулъ одинок³й револьверный выстрѣлъ... гдѣ-то за угломъ тревожно затрубилъ рожокъ, послышался дружный топотъ лошадей, и, загудѣвъ на поворотѣ резиновыми шинами, въ улицу ворвалась большая карета скорой помощи. За ней, громко дребезжа колесами, нѣсколько извощичьихъ дрожекъ проѣхали къ баррикадѣ.

   Мимо театра медленно прошла группа молодежи, окруженная нарядомъ городовыхъ и гарцовавшихъ на гнѣдыхъ лошадяхъ, подбоченившихся въ сѣдлахъ казаковъ. Среди арестованныхъ было нѣсколько подростковъ и двое пожилыхъ рабочихъ, съ измученными скорбными лицами.

  

  

   На баррикадѣ суетились солдаты, поспѣшно распутывая проволоку, сбрасывая на панели разбитые ящики, мѣшки и обломки дерева. Молодой красивый офицеръ вполголоса отдавалъ приказан³я и наблюдалъ за установкой вагоновъ на рельсы. Нѣсколько солдатъ осторожно переносили къ подъѣзду большого магазина убитыхъ и раненыхъ. Кто-то слабо стоналъ. У солдатъ дрожали руки, лица ихъ были суровы и темны, и что то удручающее было въ ихъ медленной тяжкой работѣ.

   - Скорѣе, братцы... Кончайте, ради Бога!..- сказалъ офицеръ дрогнувшимъ голосомъ и, заложивъ назадъ руки, нервно зашагалъ взадъ и впередъ по панели.

   Недалеко отъ него, изъ остановившейся кареты, вышелъ врачъ въ красномъ кэпи и нѣсколько санитаровъ съ носилками. Съ подъѣхавшихъ дрожекъ, на ходу, соскочили студенты и трое дѣвушекъ съ повязками краснаго креста на рукавахъ. Они бросились къ раскрытой двери барскаго параднаго подъѣзда, у котораго нѣсколько человѣкъ бережно укладывали на носилки раненаго студента.

   - Здѣсь есть врачъ... помогите другимъ... вонъ у того магазина, на панели...

   Тамъ уже суетился докторъ, и санитары подымали носилки съ неподвижнымъ тѣломъ большого тяжелаго человѣка.

   - Господи!.. Это Шавашъ! - испуганно вскрикнула одна изъ сестеръ милосерд³я...

   - Въ плечо... рана не опасна... осторожнѣй пожалуйста! - нервно закричалъ докторъ.

   - Смертельно...- тихо и покорно сказалъ молодой длинноволосый санитаръ, наклонившись надъ тщедушнымъ тѣломъ бѣднаго Мотьки, закинувшаго назадъ голову и разметавшаго свои тонк³я худыя руки.

   - Ради Бога, докторъ!.. можетъ быть, онъ живъ еще...

   Докторъ обернулся. Двое студентовъ держали носилки, на которыхъ, вытянувшись, лежалъ мальчикъ въ гимназической шинели съ наивнымъ удивленнымъ лицомъ, съ бѣлыми безпомощно сложенными руками. Подлѣ него лежалъ небольшой рваный кусокъ красной матер³и, поднятый студентами. Маленьк³я ноги въ стоптанныхъ башмакахъ высунулись изъ-подъ обтрепанныхъ брюкъ и пугали своей неподвижностью.

   Что-то темное прошло по лицу доктора, онъ наклонился и приникъ ухомъ къ груди мальчика... Потомъ медленно разстегнулъ куртку и разорвалъ подъ ней худую заплатанную рубашку. На побѣлѣвшей прозрачной кожѣ, немного ниже сосца, виднѣлось маленькое темное пятнышко... Докторъ быстро замигалъ глазами и бережно завернулъ куртку на убитомъ.

   - Въ сердце... везите въ городскую больницу...

   - Постойте! - дрогнувшимъ голосомъ крикнулъ онъ вслѣдъ студентамъ:- везите въ клинику!.. въ университетъ!...

  

  

   Коротк³я осенн³я сумерки окутали синеватымъ туманомъ громадный безлюдный городъ. Чувствовалось какое-то зловѣщее ожидан³е въ неподвижной перспективѣ улицъ и въ дымчатыхъ силуэтахъ отдаленныхъ здан³й. Гдѣ-то далеко частой дробью глухо трещали барабаны, затихали и слышались снова, еще глуше и отдаленнѣе.

   По театральной площади, гулкимъ звономъ чеканя мостовую, проскакалъ взводъ казаковъ, свернулъ къ бульвару и быстро разсыпался рѣдкой цѣпью передъ главнымъ фасадомъ думы.

   За густымъ рядомъ колоннъ, въ глубинѣ широкой террасы безшумно и медленно передвигались сумеречныя тѣни, смыкались и поглощались мракомъ, разсѣивались и набѣгали снова. Въ большихъ квадратныхъ окнахъ было темно.

   Осадивъ коня, статный казач³й офицеръ ловко выгнулся въ сѣдлѣ и повернулся лицомъ къ бульвару. Осторожно играя тонкими стройными ногами, лошадь бокомъ вынесла впередъ, круто завернула задъ и, красиво собравъ шею, нетерпѣливо затанцовала на мѣстѣ.

   - Ко дворцу!- лѣниво, вполголоса скомандовалъ офицеръ и, слегка качнувшись впередъ, тронулъ поводья. За нимъ, по гладкой асфальтовой мостовой, медленными парами потянулся взводъ.

   - Это вы, Валер³анъ Николаевичъ? - окликнулъ офицера сѣдой круглоголовый генералъ, стоявш³й въ освѣщенномъ парадномъ подъѣздѣ, въ одномъ сюртукѣ и безъ фуражки.

   - Такъ точно, ваше превосходительство!

   - Ну, что? тихо?

   - Тихо, ваше превосходительство.

   - А въ думѣ какъ?

   - Никого нѣтъ, ваше превосходительство... въ окнахъ темно...

   - Командующ³й приказалъ выслать на Заставу двѣ роты стрѣлковъ и взводъ артиллер³и... Дубенцы нынче придутъ изъ Энска... Ваши люди сыты?

   - Такъ точно, ваше превосходительство.

   - Прекрасно. Гдѣ вы были?

   - На Троицкой... въ пять минутъ вдребезги разнесли революц³ю...

   - Ну, еще бы!.. Стрѣляли?

   - Пустое, ваше превосходительство... два залпа, потомъ нагайки...

   Генералъ засмѣялся.

   - Надѣюсь, урона не понесли? - спросилъ онъ съ иронической серьезностью.

   - Никакъ нѣтъ, ваше превосходительство...- весело усмѣхнувшись, отвѣтилъ офицеръ, сохраняя въ то же время сдержанную почтительность передъ начальникомъ.

   - Ну, и отлично... Спасибо за работу, братцы!

   - Рады стараться, ваше превосходительство!

   Генералъ всей пятерней поскребъ темя, какъ будто обдумывая что-то; потомъ повернулся къ офицеру и, безпечно смѣясь, прибавилъ совсѣмъ дружескимъ тономъ:

   - Спѣшу... Дамы съ нетерпѣн³емъ ожидаютъ извѣст³й...

   Ловко повернувшись на каблукахъ, онъ пристально посмотрѣлъ въ глаза одному изъ часовыхъ, державшихъ почетный караулъ у дворца, быстрой сѣменящей походкой прошелъ черезъ раскрытую казакомъ дверь въ вестибюль и поднялся наверхъ по широкой ярко освѣщенной лѣстницѣ.

   Офицеръ наклонился, потрепалъ шею неожиданно присмирѣвшаго коня и шагомъ проѣхалъ черезъ раскрытыя ворота въ длинный подъѣздъ, тускло освѣщенный большимъ шестиграннымъ фонаремъ. Туда же потянулся взводъ. Лошади громко застучали копытами по деревянному помосту; больш³я растущ³я тѣни метнулись отъ фонаря по стѣнамъ и по своду подъѣзда; потомъ все стихло. Заспанный солдатъ въ разстегнутой шинели лѣниво затворилъ ворота.

  

  

   Было уже за полночь, когда изъ красиваго подъѣзда биржи шумной гурьбой вышли на улицу журналисты.

   - Ну что же, господа, поздравляю съ успѣхомъ!- насмѣшливо произнесъ худой, нервный господинъ съ капризнымъ лицомъ и немного пучеглазый, - дума принимаетъ къ свѣдѣн³ю наши заявлен³я...

   Всѣ заволновались.

   - О, это было что-то эпическое!.. Они прячутся и для этой цѣли собрались въ биржѣ...

   - Лучше всѣхъ былъ Харламовъ... Онъ членъ управы... Пивоваръ, если не ошибаюсь... онъ уважаетъ насъ, какъ представителей печати... Каковъ либералъ? А?

   - Ну что, Леонидъ Степановичъ, какъ вы себя чувствуете? - спросилъ кто-то высокаго пожилого человѣка, съ усталымъ дряблымъ лицомъ и жесткой бородкой, коротко подстриженной квадратикомъ.

   - Отвратительно! - отвѣтилъ онъ съ раздражен³емъ.- Гласные думы! Что имъ за дѣло до убитыхъ революц³онеровъ?... Всѣ эти заявлен³я напрасны... Я предупреждалъ Фаста, но онъ, конечно, не соглашался со мной.

   - Не понимаю, при чемъ я тутъ? - обиженно сказалъ Фастъ, толстый, коротеньк³й человѣкъ съ немного выпяченнымъ брюшкомъ.- Я зналъ, что они не пойдутъ на погребен³е... Но зато они ассигнуютъ пособ³е семьямъ убитыхъ...

   - Это ты только теперь узналъ...

   Журналисты весело засмѣялись.

   - Литягинъ и Фастъ всегда ссорятся! Бросьте, господа... Вамъ куда?

   - Мнѣ на Почтовую, а вамъ?

   - Мнѣ внизъ. До свидан³я, господа!

   - Прощайте! Завтра въ редакц³и!

   Простившись съ товарищами, Фастъ и Леонидъ Степанычъ вдвоемъ пошли внизъ по направлен³ю къ городскому парку.

   Литягинъ медленно плелся по панели, приподнявъ плечи и заложивъ руки въ карманы, не обращая на своего спутника никакого вниман³и. Тотъ молча шелъ рядомъ, выступая чуть-чуть бокомъ и все время какъ-то особенно выразительно вздыхалъ.

   Такъ они подошли къ мосту, съ котораго видны были многочисленные огни въ гавани и освѣщенная снизу вспухшая оранжевая гряда дыма у эстокады.

   - Что это?.. Развѣ въ порту работаютъ? - спросилъ Леонидъ Степанычъ, останавливаясь у невысокой рѣшетки.

   - Не знаю... съ утра бастовали...

   Литягинъ перевелъ взглядъ на Фаста; потомъ снова повернулся къ гавани.

   - Да-а... - задумчиво протянулъ онъ: - вотъ они знаютъ, что нужно дѣлать. У нихъ настоящая правда, и право, и сила... И они создадутъ новую лучшую жизнь... Они, да вотъ молодежь, вспыльчивая, славная молодежь, которую мы еще не успѣли обратить въ свою трусливую, мѣщанскую вѣру... работники!.. Пролетар³атъ!.. Слово какое придумали!.. Честное... смѣлое слово!

   - Браво, Леонидъ!.. Жаль, что тебя не слышатъ соц³аль-демократы...

   Литягинъ промолчалъ и, отойдя отъ рѣшетки, медленно пошелъ дальше.

   - Нѣтъ, серьезно,- продолжалъ между тѣмъ Фастъ, съ легкой ирон³ей въ голосѣ:- ты такъ вѣришь въ побѣду пролетар³ата, почему бы тебѣ не войти въ организац³ю? Ты довольно свѣдущъ, много читалъ и, навѣрно, былъ бы очень полезенъ... Для тебя такая дѣятельность имѣла бы большое значен³е... Ты оживился бы, нашелъ бы себя, успокоился бы отъ сознан³я, что дѣлаешь нужное, полезное дѣло.

   Литягинъ пожалъ плечами и усмѣхнулся.

   - Это все не то! - сказалъ онъ послѣ нѣкотораго раздумья.- Теперь какъ разъ такое время, когда нужно еще нѣчто большее, чего у насъ нѣтъ... н это какъ разъ самое главное... Нужно мужество, смѣлость, способность дѣломъ подкрѣпить свое слово... Во мнѣ нѣтъ этого и я не хочу никого обманывать... Отъ моего дворянства во мнѣ ничего не осталось, но эта слабость, отсутств³е мужества - это особенности умирающаго класса... О, я прекрасно сознаю это и отлично разбираюсь въ своей психолог³и... Во мнѣ совѣсть всегда протестуетъ противъ моей натуры, но я подчиненъ какой-то внѣшней роковой силѣ, съ которой не въ силахъ бороться и которая со мной не церемонится... въ этомъ есть много драматическаго и смѣшного въ одно и то же время. Я мучусь отъ бездѣлья и лѣни и не знаю, куда дѣвать себя. Когда я дома, меня тянетъ къ людямъ; на людяхъ рвусь домой... Я дѣлаю глупости, зная напередъ, что это глупо; слоняюсь по газетнымъ редакц³ямъ, слушаю скучныя пошлыя сплетни и въ то же время сознаю, что это неумно и противно... но я не могу устроить свою жизнь иначе... Я наслѣдственный бездѣльникъ, мотъ, пьяница и неврастеникъ!.. Съ такими особенностями трудно сохранить равновѣс³е... Какой же изъ меня революц³онеръ? Вотъ я два раза сегодня былъ на баррикадѣ и дважды улепетывалъ, что есть духу.

   Фастъ снисходительно засмѣялся, какъ будто самъ былъ совершенно неспособенъ на такой позорный поступокъ.

   - Отъ казаковъ, что ли? - спросилъ онъ.

   - Хуже. Отъ собственной тѣни... Кто-то крикнулъ въ толпѣ, и всѣ побѣжали. По совѣсти скажу тебѣ: большаго ужаса никогда не испытывалъ: единственнымъ желан³емъ было ворваться куда-нибудь въ ворота, спрятаться за выступъ, спасти это поганое наспиртованное тѣло... полная потеря воли и разума! Теперь мнѣ стыдно вспомнить объ этомъ... Хожу точно оплеванный... А тутъ еще эта дума... городской голова, гласные, журналисты... Глупость, самоувѣренность, чванство... и ложь въ каждомъ словѣ, въ каждомъ движен³и... Фу! Противнѣе ничего не выдумаешь.

   - Да, ты правъ,- тотчасъ же согласился Фастъ и снова сокрушенно вздохнулъ. Меня самого все это безконечно разстроило... былъ такой моментъ, что я едва не разрыдался... ей-Богу!

   - Зачѣмъ ты потащилъ меня туда, не понимаю,- съ досадой протянулъ Литягинъ.- И как³е мы съ тобой журналисты?.. Ты за всю жизнь написалъ двѣ статьи о какихъ-то налогахъ... я только давалъ деньги на издан³е чужихъ произведен³й...

   Леонидъ Степанычъ закашлялся и остановился передохнуть.

   - Гдѣ ты былъ весь день? - спросилъ онъ, часто и тяжело отдуваясь.

   - Я?.. Я былъ очень занятъ.

   - Боже, какъ это таинственно!.. Былъ въ засѣдан³и свободныхъ соц³алистовъ, гдѣ составлялась еще одна резолюц³я... Внѣ парт³й, но въ закрытомъ помѣщен³и! Ха-ха-ха!.. Ну, Богъ съ тобой. Куда мы идемъ? Неужели спать?

   - А что такое? - спросилъ Фастъ недовольнымъ, обиженнымъ тономъ.

   - Мнѣ хочется пройтись немного. Пойдемъ по улицамъ: въ паркѣ теперь не совсѣмъ безопасно...

   - Пойдемъ, пожалуй... но вѣдь ты и такъ задыхаешься...

   - Пустое. Я ничуть не усталъ.

   - Кстати...- сказалъ Фастъ послѣ непродолжительнаго молчан³я:- завтра у тебя собран³е комитета..

   - Знаю... сестра ужъ мнѣ говорила... Чортъ знаетъ, что въ самомъ дѣлѣ! Я буржуй, такъ называемый "сочувствующ³й" и вотъ могу угодить въ тюрьму ни за что, ни про что... за сочувств³е...

   - Ольга Степановна говоритъ, что больше негдѣ...

   - Да ужъ если назначено, такъ дѣлать нечего... Она знаетъ, что дѣлаетъ.

   Леонидъ Степанычъ замолчалъ и взялъ Фаста объ руку Они медленно дошли до перекрестка и завернули направо. Тамъ было безлюдно и тихо. Тусклый свѣтъ газовыхъ фонарей безпомощно боролся съ густымъ ночнымъ мракомъ. Посреди улицы неподвижными темными клѣтками стояли высок³е вагоны конки. На боковыхъ разбитыхъ стеклахъ одного вагона холоднымъ блескомъ мигали бѣлесоватые отсвѣты фонаря, и казалось, что кто-то большой и безпокойный вставалъ и падалъ внутри вагона, припадалъ къ стеклу, и всматривался въ непроницаемую тьму улицъ. На мостовой было разсыпано битое стекло, валялись тряпки и обломки дерева. У обочины панели блеснуло что-то бѣлое. Фастъ наклонился и поднялъ смятую гимназическую фуражку съ изогнутымъ гербомъ на околышѣ.

   - Смотри, Леонидъ, здѣсь были гимназисты.

   Они вошли въ одинъ изъ вагоновъ и сѣли отдохнуть.

   - Жутко здѣсь! - тихо произнесъ Литягинъ послѣ непродолжительнаго раздумья и вдругъ заволновался.- Жутко! Но когда подумаешь, что дѣлается, чувствуешь, вѣришь въ торжество побѣды. Это революц³я! Дождались, Давидъ! Великая росс³йская революц³я! Мы видѣли начало пожара и ждали... мучительно долго... Вспыхивали искры и разносились вѣтромъ, и гасли среди безлюдной пустыни. Ослѣпительнымъ свѣтомъ блестѣли во мракѣ одно мгновен³е и гасли... Приходили пѣвцы и пророки, велик³е и скорбные, утѣшали свѣтлыми предсказан³ями. И вотъ сбылось. Изъ искры возгорѣлось пламя и охватило полнеба!.. полм³ра! Невиданное зрѣлище... Свободная Росс³я! Слышишь, Давидъ?.. Свободная Росс³я! Какое прекрасное слово - Росс³я! Оно получитъ теперь м³ровое значен³е и на всѣхъ языкахъ будетъ обозначать одно и то же. Свобода, любовь и поэз³я сольются въ одно понят³е и оно будетъ называться однимъ словомъ - Росс³я. Тогда мы вспомнимъ нашихъ пророковъ; тѣхъ, чьи страдан³я перешли въ радость для насъ, живущихъ послѣ нихъ...

   Растроганный внезапно нахлынувшимъ на него настроен³емъ, Литягинъ всталъ и молча прошелся взадъ и впередъ по рѣшетчатому полу вагона.

   - Давидъ, что это? - закричалъ онъ вдругъ, испуганно отшатнувшись назадъ.

   На задней площадкѣ вагона заворочалось что-то, и въ дверяхъ показалась темная фигура человѣка въ бѣлыхъ панталонахъ.

   - Уходите прочь! - раздался въ темнотѣ незнакомый, торжественно-протяжный голосъ.

   - Что вамъ угодно? - взволнованно спросилъ Фастъ, хватая Литягина за руку и пятясь къ дверямъ.

   - Вамъ говорю, уходите прочь! Вы ли не видите здѣсь ряды гробницъ и пламень лампадъ неугасимый?.. Уготованы стези Господу! Услышанъ гласъ воп³ющаго въ пустынѣ...

   - Кто вы такой? - снова спросилъ Фастъ, овладѣвъ собою.

   - Азъ есмь рабъ Бож³й!.. жду высочайшей резолюц³и!..

   - Это сумасшедш³й...

   - Посыпьте главу пепломъ и бѣгите прочь... Я знаю васъ!.. Кто не возьметъ крестъ и не пойдетъ за Мною, тотъ не достоинъ Меня...

   Онъ вошелъ въ вагонъ и, грузно опустившись на скамью, забормоталъ что-то непонятное. Фастъ переглянулся съ Леонидомъ Степанычемъ, уже оправившимся отъ испуга, но дышавшимъ тяжело и прерывисто.

   Они постояли еще немного, съ любопытствомъ всматриваясь въ громадную фигуру безумнаго человѣка; потомъ вышли изъ вагона и медленно пошли домой. Накрапывалъ рѣдк³й хлестк³й дождь.

  

  

   Послѣ дождя утро было совсѣмъ весеннее, тихое и теплое. Подлѣ собора на оголенныхъ деревьяхъ, на крышахъ и карнизахъ домовъ, словно тысячи бубенцовъ, шелестящимъ звономъ звенѣли щеглы и синицы, слетѣвш³еся въ несмѣтномъ числѣ къ этому мѣсту. Отяжелѣвш³я громады городскихъ здан³й какъ будто прятались за потускнѣвшими главами собора, быстро сокращаясь уходили отъ него правильными рядами и тонули въ отдален³и легкими мутно-лиловыми силуэтами неясныхъ очертан³й. По тротуарамъ сновали прохож³е, угрюмые и равнодушные, не замѣчавш³е ни встрѣчныхъ людей, ни птичьяго гама, ни прозрачно-дымчатаго утра.

   Найдичъ быстро перешелъ площадь и, завернувъ за уголъ, пошелъ внизъ по широкой оживленной улицѣ. Прежде всего нужно пройти въ портъ, такъ какъ тамъ сейчасъ же можно узнать о положен³и дѣлъ.

   Онъ сталъ припоминать все, что произошло вчера, и казалось, что это было страшно давно, еще тогда, когда онъ былъ маленькимъ мальчикомъ.- Кажется, былъ раненъ Шавашъ, ему было очень больно... Мотька упалъ съ лѣстницы... тоже, должно быть, раненъ... и маленьк³й гимназистъ тоже... онъ спряталъ голову и сидѣлъ на мостовой все время... его не убили... докторъ говорилъ, что никого не убили... убитыхъ нѣтъ... Забастовка теперь сорвалась, конечно... вотъ и магазины открыты... Какъ это все случилось странно... вчера онъ не замѣтилъ даже, что раненъ... только какой-то казакъ съ торчащими скулами что-то крикнулъ ему и махнулъ рукою... потомъ всѣ побѣжали и оставили его одного... а потомъ дѣвушка и молодой докторъ перевязывали ему голову... это ея братъ... нисколько не похожъ на сестру... они убѣдили его переночевать у нихъ и вотъ дали пальто и шапку. Выходить зря на улицу дѣйствительно не слѣдовало, навѣрно были больш³е аресты. Давно такъ не спалось, какъ въ эту ночь... Хорошая это штука - спать въ мягкой постели на чистомъ и тонкомъ бѣльѣ... Славная какая дѣвушка... Как³я есть хорош³я грустныя женск³я лица...- Найдичъ никакъ не могъ успокоиться. Мысли были оборванныя и точно прыгали въ сознан³и, одна за другой, безсвязныя, но ярк³я и с³яющ³я; и все время на него глядѣли больш³е печальные глаза, съ длинными темными рѣсницами. Потомъ все заволоклось легкимъ туманомъ, медленно разсѣялось и исчезло.

   Найдичъ задумавшись шелъ по широкой панели, не обращая вниман³я на встрѣчныхъ прохожихъ, поглощенный своими мыслями. Теперь онѣ были спокойны и строги и стройной цѣпью возникали одна за другой въ его сознан³и. Онъ думалъ о близкомъ освобожден³и народа и вѣрилъ, что теперь ничто уже не можетъ остановить побѣднаго шеств³я великой революц³и.

   Потомъ ему рисовались далек³я меланхолическ³я степи; тих³я, точно безлюдныя села, заметенныя снѣжными бурями; многоводныя рѣки, скованныя зимней стужей; и слышалась пѣсня, одинокая, тоскующая пѣсня... И что-то сжималось въ его груди отъ безнадежныхъ звуковъ этой пѣсни, давно знакомой, родной и безконечно близкой... Найдичъ быстро шелъ по панели, все ускоряя шаги, и вдругъ ему показалось, что кто-то позвалъ его, громко окликнулъ по имени. Онъ сразу остановился и поднялъ голову. Навстрѣчу, тяжело дыша, поспѣшалъ Литягинъ, кричавш³й ему еще издали:

   - Здравствуйте! Вотъ радъ, что вижу васъ... Здравствуйте! - повторилъ онъ, подходя и здороваясь. - Бросьте, господа, всю эту вашу конспирац³ю. Ну, на что это похоже? Знакомыхъ не узнаете...

   - Я это для васъ же дѣлаю... а сейчасъ даже не замѣтилъ...

   - Не повѣсятъ же меня въ самомъ дѣлѣ только за то, что я, бездѣльникъ и буржуй, знакомъ съ порядочнымъ человѣкомъ?

   - Я думаю, что нѣтъ,- разсѣянно отвѣтилъ Найдичъ съ совершенно серьезнымъ видомъ.

   - Ну, вотъ видите... значитъ, тѣмъ болѣе... А я, какъ видите, фланирую... Всѣ дѣлаютъ важное, нужное дѣло, а я фланирую... развиваю дыхан³е, потому что высшая цѣль моей жизни это избавиться отъ астмы... Недурно?.. а?.. Фастъ говоритъ, что я умѣю также развивать ходъ при видѣ враговъ, преимущественно внутреннихъ... простѣйш³й способъ самозащиты и потому, вѣроятно, онъ самый позорный... Да!..да, да... н-но!.. вы, я вижу, торопитесь?..

   - Да, мнѣ нужно въ портъ, на минутку...

   - Хотите, провожу васъ... посижу на бульварѣ... Что это съ вами? - вдругъ заговорилъ Литягинъ встревоженнымъ шопотомъ. Онъ взялъ Найдича объ руку и отвелъ его въ сторону.

   - У васъ повязка?.. вы ранены?

   - Пустяки! - отвѣтилъ Найдичъ, смѣясь:- легкая царапина, не стоитъ обращать вниман³я... Пойдемте...

   - Какъ не стоитъ?.. Какъ же не стоитъ?.. - растерянно говорилъ Литягинъ, повинуясь Найдичу и грузно шаркая калошами по панели. Онъ былъ искренне разстроенъ, у него дрожалъ подбородокъ и въ глазахъ блестѣли слезы. Задыхаясь отъ непривычной быстрой ходьбы, то и дѣло прерывая свою рѣчь затяжнымъ хрипомъ, онъ долго разспрашивалъ Найдича обо всемъ, что было съ нимъ наканунѣ; видѣлъ ли рану врачъ? Тотъ неохотно отвѣчалъ на эти вопросы, задумался, и снова на одно мгновен³е передъ нимъ промелькнули знакомыя милыя черты дѣвушки и син³е глаза съ темными рѣсницами...

   - Боже мой, Боже мой! - бормоталъ между тѣмъ Литягинъ:- чуть-чуть сильнѣе ударъ, и вамъ раскроили бы черепъ? А? Вѣдь васъ могли убить...

   - Пустое! Это казакъ шашкой зацѣпилъ... Черепъ то у меня, какъ видите, крѣпк³й...

   - Фу, чортъ! Это цинизмъ какой-то, такъ шутить... Вѣдь вы могли умереть...

   Найдичъ серьезно посмотрѣлъ на Леонида Степаныча, и въ глазахъ его вдругъ вспыхнуло что-то глубоко проникновенное. Литягинъ замолчалъ и потупился.

   - Я не боюсь смерти,- съ какой-то особенной простотой и задушевностью сказалъ Найдичъ.

   Литягинъ молча шелъ рядомъ съ нимъ, и видно было, что эти слова поразили его. "Я не боюсь смерти!.." Онъ долго обдумывалъ это и вѣрилъ честной искренности Найдича. - Но что же это такое?.. Почему же я боюсь смерти?.. - думалъ Леонидъ Степанычъ, мучительно стараясь объяснить себѣ эту разницу.

   - Я завидую вамъ,- сказалъ онъ, наконецъ, задумчиво, точно въ забытьѣ, и въ голосѣ его звучала глубокая затаенная грусть. - Я люблю жизнь. Люблю, понимаете ли, свою маленькую, никому ненужную жизнь, которая и мнѣ-то ни разу не принесла настоящей, полной радости. Я человѣкъ безъ цѣли и безъ обязанностей... И все-таки я люблю жизнь... мнѣ интересно знать, что будетъ завтра и черезъ годъ, и послѣ... Говорятъ, что это мѣщанство - жить такъ, какъ я живу... но поймите, что эта жизнь не причиняетъ мнѣ ничего, кромѣ страдан³й...

   - Зачѣмъ же вы такъ живете? - кротко спросилъ Найдичъ, видимо заинтересовавш³йся этой неожиданной исповѣдью.

   - Не знаю... я самъ виноватъ, вѣроятно... Но, вѣрите ли, я говорю правду... Чувствую, что друг³е нужны въ жизни, а я не нуженъ, и это сознан³е мучаетъ, страшно мучаетъ... Мнѣ тяжело признать, что для меня нѣтъ ничего въ жизни. И вотъ я все жду чего-то, на что-то надѣюсь, безпечно обманываю самого себя и люблю эти мечты и надежды... Въ большинствѣ случаевъ я всѣмъ говорю правду и лгу только самому себѣ... Иногда мнѣ кажется, что въ жизни я просто посторонн³й зритель... И, вѣрите ли, я, кажется, знаю толкъ въ этомъ дѣлѣ. Если жизнь дѣйствительно комед³я, какъ говорили когда-то умники, то я, право, былъ бы недурнымъ рецензентомъ въ такомъ театрѣ... Но это угнетаетъ меня еще болѣе... Я завидую исполнителямъ жизни, хотя въ нихъ часто такъ много пошлаго и театральнаго... У нихъ все-таки есть сознан³е исполненнаго долга, которое мнѣ совсѣмъ незнакомо...

   - Я думаю, что такого сознан³я не бываетъ,- серьезно сказалъ Найдичъ, внимательно слушавш³й Леонида Степаныча: - въ жизни его не можетъ быть. Исполненный долгъ?.. Какой долгъ?.. Какое исполнен³е?.. Есть одинъ долгъ, самый большой и единственный: нужно стремиться къ цѣли м³роздан³я, къ единственной доступной намъ идеѣ м³ра, къ освобожден³ю и возвеличен³ю человѣка. Только въ этомъ призван³е живыхъ, и только въ обликѣ смерти представляются мнѣ настоящ³я формы исполненнаго долга. Она одна покоритъ тѣло и отнесетъ душу къ чистой с³яющей цѣли, къ вѣчному факелу любви... Сознан³е исполненнаго долга!.. Но красота и велич³е этого сознан³я познается только въ минуту смерти, въ минуту полнаго возстан³я отъ земного сна, смежающаго душевныя силы... Мнѣ кажется, что нѣтъ на землѣ ничего прекраснѣе и ярче этого зрѣлища свободной казни и вознесен³я...

   Литягинъ грустно посмотрѣлъ на Найдича.

   - Значитъ, остается только взять револьверъ и застрѣлиться?

   - Я говорю о свободной, радостной смерти за освобожден³е и счастье человѣчества... - глухо, со страннымъ упорствомъ сказалъ Найдичъ и, бросивъ огорченный, болѣзненный взглядъ на Литягина, сразу замолчалъ и насупился.

   Они подходили уже къ бульвару. Сквозь стройные ряды оголенныхъ пятнистыхъ платановъ, виднѣлось грязно-сѣрое море и мутные бѣлесоватые тона горизонта. Внизу, подъ эстокадой отрывисто пыхтѣлъ черный неуклюж³й паровозъ, и медленно громыхали колеса тяжело нагруженныхъ вагоновъ. Въ просвѣтахъ межъ грязныхъ к мрачныхъ портовыхъ здан³й виднѣлись торчащ³я густой щетиной мачты судовъ и пароходовъ. Изъ широкой черной трубы валилъ пухлый ползуч³й дымъ. Гдѣ-то оглушительно и докучно тарахтѣла лебедка.

  

  

   Леонидъ