Федоров Александр Митрофанович - Рассказы, Страница 2 - Книги

дить по этим захолустным уголкам да понаблюдать народ. Нигде, знаете, не встречается столько цельных натур и типов, как в провинции, и особенно в глуши. Да оно и понятно: здесь не то что в столице, где каждый волей-неволей подпадает под колеса общественной жизни, которая только и оставляет одну оболочку неприкосновенной из всех наследственных, благоприобретенных черт. А тут как человек замкнется в свою раковину, так и живет до гроба. Никакие "течения" не врываются в его душу извне и не нарушают его цельности и самобытности.

- "Как говорит! и говорит, как пишет!"³ - умиленно мигнул мне комик, одним глазом с деланным восторгом глядя на Ларского, а другим обращаясь ко мне за сочувствием.

- Вы совершенно правы! - поспешил согласиться я, поддерживая, таким образом, наивную комедию.

- Ну, а лето - самое подходящее время для этого,- продолжал Ларский.

- Моцион-с! - снова ввернул свое слово Скукин.

Трагик опять метнул на Скукина взор; тот ни с того ни с сего начал отдуваться и гладить себя по тому месту, где у всякого человека живот, а у сухопарого комика была впадина, как в блюдечке,- гладить, как гастроном после обильного ужина с устрицами и шампанским.

- Знаете, природа... луга, птички,- продолжал Ларский.

- Тенистый лес, ручейки,- в тон ему подхватил комик и, опять испугавшись своих слов, уже не глядя на трагика, прибавил: - А недурно было бы, в самом деле, отдохнуть в тенистом лесу и напиться из ручейка холодной водицы, а то солнце просто с ума сошло. Еще один градус - и я превращусь в сальное пятно.

Ну, это было довольно мудрено, хотя бы прибавилось еще не один, а тридцать градусов. Из сухопарого комика, по которому можно было изучать анатомию, самые сильные прессы не выжали бы и капельки жира.

- Ну, куда ты-то суешься толковать о природе? - прервал его тираду Ларский.- "Тенистый лес, ручейки!" Для тебя дороже всякого леса - трактир. Ручейки и лес разве только тогда бы произвели на тебя впечатление, когда, вместо воды, струилась бы в них изделие вдовы Попова", а на деревьях, вместо листьев, красовалась бы закуска...

Комик даже сплюнул от представления такой картины, однако нашел нужным возразить:

- Это еще вопрос, кто больше любит природу-то! Я, можно сказать, вырос в лесу.

- И впрямь ты дубина стоеросовая,- смеясь, сострил Ларский.

Комик обиделся.

- Вы откуда же теперь-то? - задал я Ларскому вопрос.

- Из Баулинска,- ответил он.

Баулинск отстоял от Серебрянска всего только в сорока верстах.

- Ужасная, знаете, публика там,- сказал Ларский.- Купцы больше. Приходят в театр, спрашивают в кассе: "Ломовая камедь-то али словесная?" - то есть акробаты или драматическая труппа? Как только услышат, что "словесная",- назад. "Мы, говорят, тоже видали виды-то, нас на мякине не проведешь".

Девочка, до этого времени ловившая бабочек, проговорила:

- А один купец Скукину горчицей лицо вымазал и дал за это пятнадцать рублей. А папа отнял у Скукина деньги, а купца побил и деньги ему в лицо бросил.

Это откровеннее разоблачение вызвало у Ларского и Дальской краску стыда и смущения, но "купеческий помазанник" смутился меньше всех.

- Глупо сделал, милочка,- ответил он,- отчего дураку не доставить удовольствие, меня не убыло оттого, что он мне горчицей рожу вымазал, а теперь вот и кайся. На пятнадцать рублей-то мы бы доехали, а тут изволь-ка драть пешком... "Идешь и себя презираешь",- как говорил мой коллега Аркаша Счастливцев⁴.

- Да замолчишь ли ты, несчастный!..- стиснув зубы, закричал на него Ларский.

Чтобы прервать эту неприятную сцену, я снова перевел разговор на их деятельность, вскользь упомянув о грубости провинциальных нравов.

- Что же вы, втроем даете спектакли? - спросил я. - То есть вчетвером,- поправил меня Скукин.

Я одно мгновение находился в недоумении, но потом мой взгляд остановился на девочке.

- Она у нас тоже не последняя спица в колеснице,- с гордостью заявил Скукин,- некоторые рольки так разделывает, что мое почтение.

- Я и куплеты умею петь,- заявила девочка.- Мне в Горске коробку конфет поднесли.

- Да! будущая знаменитость,- заявил отец.- Опереточная звезда Звонская-Перезвонская как увидала ее в "Рип-Рип"⁵ - "отдайте, говорит, мне; я из нее вторую Жюдик⁶ сделаю".

Будущая "вторая Жюдик" жеманно пожимала плечами.

- И напрасно не отдали,- заявила она.- У Звонской-Перезвонской поклонников не оберешься... Она бы мне хорошие платья шила, а поклонники дарили бы цветы и конфеты.

- И тебе не жаль было бы покинуть маму? - покраснев, спросила ее мать.

- А я бы не покинула! - возразила девочка.- Ты бы к ней поступила швеей или горничной.

Предложение это, должно быть, было не особенно по душе Дальской; она смутилась и постаралась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой и страдальческой.

- Дитя века,- сказал Ларский, и в этих словах слышалась горечь.

- Поедемте, господа! - опять взмолилась Дальская, чтобы прекратить свое унизительное положение, которое, как мне казалось, она чувствовала сильнее всех.

- Ну, ладно, поедемте,- согласился и Ларский.- Вы в какую сторону? - спросил он меня.

- В ту же, куда и вы.

- Ну, вот, значит, и двинемтесь вместе, если... не боитесь скомпрометировать себя,- не без горечи сказал трагик.

- Что вы, помилуйте! - поспешил возразить я.

- Вы что же, до города? - спросила меня Дальская.

- Нет, у меня верстах в трех отсюда - хутор.

- А ближе нет никаких благодетельных учреждений, где бы можно было подкрепить упавшие силы? - переспросил Скукин.

- Нет! Но, если вы не откажетесь, я буду очень рад служить вам, чем могу,- ответил я.

- Благодарим,- сказал Ларский,- мы как-нибудь доберемся уж до города.

- Нет, отчего же? - заявил Скукин.- Я с удовольствием.

- Ну, да! Конечно, ты рад! - заметил Ларский.

Но я видел, что Ларский сам не прочь согласиться на мое предложение, и я решился быть настойчивым.

- Послушайте, Евгений Львович,- начал я,- вы напрасно не хотите принять моего предложения. Я буду очень счастлив хотя в незначительной степени отблагодарить вас за то наслаждение, которое вы некогда доставляли мне своим талантом.

В глазах Ларского засветилась признательность, но, оглядывая свой убогий, наполовину театральный костюм и костюмы своих спутников, он все еще колебался.

- Видите ли,- слабо протестовал он,- я не одет... А мой гардероб прибудет не раньше завтрашнего дня... Со мною ничего нет, чтобы переодеться.

Впоследствии я узнал, что необходимые костюмы - исключая, конечно, "испанских" - брались напрокат у жида, торговца готовым платьем в Серебрянске. Жид этот не позволял даже отрывать от них ярлыков с обозначением цены, и Ларский со Скукиным так с этими ярлыками и гуляли по сцене. По окончании спектакля костюмы снимались и немедленно возвращались их владельцу.

Я старался успокоить его насчет его костюма.

- Я человек одинокий, так что вам некого будет стесняться... Ну, решайте же! В память прошлого мы разопьем с вами бутылочку шампанского, которой вряд ли без этого суждено будет дождаться такого торжественного случая. А потом отдохнете, и я прикажу вас довезти до города.

Скукин нетерпеливо вздыхал, недовольно глядя на молчавшего товарища, и досадливо качал головою.

- Черт знает, чего ломается! - не выдержал наконец он и чуть не испортил этим всего дела.

Готовый согласиться Ларский опять заупрямился.

- Помогите мне уговорить его,- обратился я к Дальской.

- В самом деле, Женя... Отчего бы и не согласиться? - нерешительно заявила она.

- Соглашайся, папка, а то я у тебя в бенефис играть не стану,- заявила и дочь.

- Ну, уж если и ты, Брут⁷, так и быть: будь по-вашему,- согласился наконец трагик и крепко сжал мне руку.

Лицо Скукина мгновенно просияло, и он также протянул мне руку со словами:

- Как приятно встретить в глуши человека, умеющего ценить благородных артистов.

И, торжественно проговорив это, он ловко опрокинул на голову импровизированный шлем и запел "Марсельезу", беспощадно коверкая французские слова.

Трагик также старался улыбкою побороть неловкость, берясь за ручки тележки, и с какою-то не идущею к делу прибауткою двинулся вперед.

Шествие тронулось. Впереди шел Ларский, за ним - Скукин, а позади - я с Дальской, девочкой и Цербером.

- Послушайте,- шепнула мне вдруг Дальская.

Я остановился.

- Ради бога, извините, что я, будучи так мало знакома с вами, принуждена... решилась... Ну, словом, я хотела просить вас не угощать водкой ни Скукина, ни особенно мужа.

Я поспешил успокоить ее на этот счет. В это время Ларский, как будто чувствуя, о чем идет речь, обернулся назад и укоризненно посмотрел па Дальскую.

Та как ни в чем не бывало продолжала идти.

Солнце по-прежнему пекло с неба, и по-прежнему назойливо трещали кузнечики.

Часа через полтора мы уже входили в ворота моего хутора. Прислуга с изумлением глядела на моих спутников, но, видя мое внимание к ним, скрыла свое удивление. Я пригласил гостей в столовую, где было тихо и прохладно, и распорядился, чтобы накрывали на стол, а главное - подали чего-нибудь прохладительного. Скукин развалился на лонгшезе и, взяв со стола из ящика сигару, закурил ее. Дальская с девочкой молча разглядывали гравюры только что полученного журнала, а Ларский разговаривал со мною за столом. Он старался держать себя с достоинством, но его костюм и положение, очевидно, стесняли его до тех пор, пока в бокалах не заискрилось шампанское, а в стаканах и рюмках вино...

Водки на столе не было, несмотря на весьма прозрачные намеки Скукина; тем не менее к концу обеда мы все значительно охмелели, а Ларский и Скукин, почти не отрывавшие от губ стаканов с вином, и совсем опьянели. Разговор сделался оживленнее. Ларский и Скукин стали хвастаться своими успехами, и дело едва не кончилось поражением Скукина. Пришлось успокаивать того и другого, а чтобы положить конец дальнейшим "недоразумениям", я предложил своим гостям отдохнуть и указал всем отдельные комнаты. Последним повел я в свой кабинет Ларского. Он совершенно опьянел. Мускулы его лица ослабели, и нижняя челюсть опустилась, что придавало ему старчески-скорбное выражение. Он грузно сел на приготовленный ему диван и, сжав обеими руками голову, оперся ими о колени.

Я приказал подать содовой воды и дал ему выпить. Он выпил автоматически и как будто бы несколько освежился.

Мне пришло в голову, что он, может быть, стесняется меня лечь спать, и я уже хотел уйти, как вдруг он поднял голову и мутным взглядом посмотрел на меня.

- Садитесь,- проговорил наконец он и усадил меня рядом на диван.

Прошла минута молчания. Ларский сидел, погрузившись в глубокую задумчивость.

- Послушайте! - наконец заговорил он, положив мне руки на плечи,- я вижу, вы благородный человек, а я - скотина.

- Полноте!

- Нет, я скотина! - настойчиво повторял он,- "Но не лучше ли, прежде, чем бросим мы в нее приговор роковой,- подзовем-ка ее да расспросим: как дошла ты до жизни такой?"⁸ А все-таки я скотина: в первый раз попал к человеку в дом и нализался вдрызг... Вы благородный человек... Выпьем на брудершафт...

Выпили... содовой воды, но Ларский не заметил этого невинного обмана.

- А когда-то и я был человеком,- продолжал он,- да погубили меня, погубили... "Люди добрые! Взгляните! Коршуны живого человека заклевали!"⁹ - вдруг возопил он, потрясая руками, но, на мгновенье поднявшись с дивана, он снова упал на него, и обильные пьяные слезы покатились у него из глаз.

- Полно, Евгений Львович, ложитесь спать,- старался я его успокоить, но напрасно: Ларский не унимался.

- Человеком был... Мечтал о благородном искусстве... Работал. Ночи не спал... Сам рыдал над ролями, прежде чем заставить рыдать публику... Вот когда я был человеком... А потом, когда достиг... падение... Со ступеньки на ступеньку... "Братья актеры, и в нашей судьбе что-то лежит роковое!"¹⁰ - продекламировал он некрасовский стих.- Все эта овации, аплодисменты, цветы, лавры - все это гибель... все это развращает. Именным указом запретил бы их, потому что в них - погибель, если не таланта, так души... Где они - там зависть, интриги, мерзость!.. Много нужно сил, чтобы бороться с ними, а сил-то и не было... На женщин растратил их да на вино... Женщины стаями бегали за мной: графиня Н - ская, А - ва, Б - цкая... И им же несть числа... А оттого, что я - скотина!.. Любви просило сердце, а мне давали разврат. Очнулся поздно!.. Попадались, как вы, славные люди... Помню, мальчик один... на коленях стоял передо мною, умолял бросить пить... Славный мальчик... Он потом поступил на сцену и стал - скотиной... Да, "что-то лежит роковое"... Антрепренеры стали сторониться... Круто приходилось... Зиму кое-как кормился; там сыграешь... здесь... Ну, и сыт, и пьян... Главное - пьян. На что другое, а на водку публика щедра... За честь считают... Придет пост - ложусь в С - ую больницу. Доктор знакомый был... Из семинаристов... Тоже славный... Лечить меня хотел. Недавно слышу... в белой горячке сам умер... Кто по этой дорожке пошел, тот не вернется назад... Спасенья нет... А она... она хотела спасти... Проклятие!..

О демоны! Гоните прочь меня

От этого прекрасного созданья!

Крутите в вихре бурном! Жарьте в сере!

Купайте в глубочайших безднах, полных

Текучего огня!.. О Дездемона!.. О! О! О!..¹¹-

вопил Ларский, потрясая руками в сторону столовой, и зарыдал; сквозь эти рыдания порою вылетали слова: - На сцену пошла... Ребенком... Талант без денег хуже, чем деньги без таланта... Офелию со мною играла... "Офелия, ты честная девушка... Удались в монастырь..."¹² Да, в монастырь, а не в театр, не в трактир... А то... спасти! Себя погубила... А ребенок! Какая участь ждет его?! Бедная! Бедная! Погубил я тебя! Погубил!..

Ларский уткнул голову в подушки и зарыдал судорожно, мучительно... Я долго стоял как окаменелый. В этих бессвязных воплях, перепутанных с хвастовством, слышались стоны истерзанного сердца. Правда, он рассказал мне довольно обычную повесть из жизни русского провинциального актера, но трагизм ее от этого нисколько не уменьшился... Наоборот...

Наконец рыдания мало-помалу стали утихать... Может быть, Ларский заснул, а может быть - притворился спящим. И в том, и в другом случае нужно было оставить его одного... Я на цыпочках подошел к двери я отворил ее. Маленькая фигурка отскочила снаружи и скрылась. Это девочка, дочь Ларского, подслушивала нас...

III

Часа через три после описанной сцены гости мои собрались на дворе. Ларский был мрачен и старался не глядеть ни на меня, ни на Дальскую. Скукин, наоборот, был весел и все приглашал меня на спектакль... Лошади тронулись...

"Орезервуар!" {До свидания (искаж. фр. au revoir).} - закончил свои приглашения Скукин шутовским словцом и послал мне воздушный поцелуй.

Он оставил мне афишу и билетов на 25 рублен, которые я обещал распродать.

Деньги, вырученные за билеты, я отослал Скукину, но сам в театр не пошел. Мне тяжело было бы увидеть прежний кумир развенчанным и поруганным... На память о них осталась у меня афиша, с которой, как выражался Скукин, "кровь текла ручьями". Афиша носила на себе отпечаток разнообразного гения Скукина. Вот она:

6 АВГУСТА

ГОРОДЕ СЕРЕБРЯНСКЕ

труппою гастролирующих столичных артистов

дан будет спектакль

с участием знаменитейшего трагика Ларского,

соперника Росси и Сальвини¹³

"ГАМЛЕТ, ПРИНЦ ДАТСКИЙ"

Отрывок из всемирно известной трагедии гениальнейшего

драматурга Вильяма Шекспира, удостоившегося читать это

произведение перед взорами славной английской королевы

Елизаветы и прочих монархов

Роль Гамлета исполнит Е. Л. Ларский, Офелии - Н. П. Дальская, Полония - П. В. Скукин.

Костюмы и обстановка безусловно верны эпохе

"СЦЕНА У ФОНТАНА"

Отрывок из знаменитейшей трагедии гениального русского поэта А. С. Пушкина... Роскошная обстановка и костюмы. Кроме того, на сцене будет изображен настоящий бахчисарайский фонтан по рисункам всемирно известного художника N. Вода из настоящего Бахчисарайского фонтана, в чем публика может легко убедиться Дмитрий Самозванец - г. Ларский Марина, коварная полька - г-жа Дальская

В заключение

ВЕЧЕР СМЕХА И ЗАБАВЫ,

в котором между прочим будет совершено

О_Т_Р_У_Б_Л_Е_Н_И_Е Г_О_Л_О_В_Ы Ж_И_В_О_М_У Ч_Е_Л_О_В_Е_К_У

Зрителей приглашают лично убедиться в действительной реальности этого факта

Кроме того

г. Скукиным,

дававшим свои представления перед взорами арабского, китайского, персидского, турецкого и прочих монархов и удостоившегося от них всевозможных лестных наград и отзывов, будут даны

лучшие NoNo из мира волшебных явлений и черной магии: спиритизма, магнетизма, гипнотизма, а также ловкости рук, проверенных известным профессором Менделеевым

А в заключение всего

Г. СКУКИН ВЛЕЗЕТ В БУТЫЛКУ

и угадает оттуда мысли публики, которая, надеюсь, почтит спектакль своим лестным присутствием...

С почтением режиссер - Скукин.

КОММЕНТАРИИ

А. М. ФЕДОРОВ

Александр Митрофанович Федоров родился в 1868 году в Саратове в семье переселившегося в город крестьянина-бедняка. Он рано остался сиротой. Незадолго до окончания саратовского реального училища был исключен из-за столкновения с директором. Несколько лет он вел кочевую жизнь провинциального актера; с 1896 года работал в одесских газетах, преимущественно как фельетонист.

Свою литературную деятельность Федоров начал еще школьником публикацией стихов в газете "Саратовский дневник". В 1894 году в Москве вышла его первая книга - "Стихотворения". На протяжении последующих лет появилось еще несколько его стихотворных сборников, многое из которых включено в собрание сочинений (тт. I-VII. М., 1911-1913). Несмотря на относительно широкую известность, поэтическое творчество Федорова было вторично, подражательно. На это указывал П. Ф. Якубович, признавая вместе с тем, что "Федоров поэт талантливый... посвящающий свое дарование идеям добра и человечности" {П. Ф. Гриневич (П. Ф. Якубович). Очерки русской поэзии. СПб., 1911, с. 348.}.

Более значительным выглядело творчество Федорова - романиста и драматурга. В его реалистической, бытописательской прозе заметно влияние Чехова и Бунина, их произведений о русской деревне. Уже в первом своем романе, "Степь сказалась" (1898), Федоров предстал перед читателем внимательным исследователем жизни, чутким к бедам и нуждам обездоленных людей. Под впечатлением поездки 1901 года на голод в Поволжье им был написан роман "Земля" (опубликован в 1903 г. в "Русском богатстве"). Федорову принадлежат романы из жизни художников - "Природа", "Его глаза", романы, в которых сделана попытка запечатлеть своеобразный "социологический портрет" различных сторон российской действительности,- "Камни", "Бумажное царство", "Заря жизни", книги путевых очерков - "На восток", "За океан", а также многочисленные сборники рассказов. Рецензируя вышедшее в 1903 году двухтомное собрание рассказов писателя, журнал "Русское богатство" писал: "Наблюдение у него если не глубоко, то разнообразно; он многое видел, интересуется разнообразными сферами жизни и душевными положениями и умеет привлечь к ним интерес. Такими рассказами, как "Нерв прогресса"... он может гордиться" {"Русское богатство", 1903, No 6, отд. II, с. 8.}.

Ведущее место в творчестве Федорова заняла драматургия, которой он стал заниматься в начале 900-х годов. В 1901 году в Александрийском театре в Петербурге была поставлена его первая комедия - "Бурелом", которую критика назвала "пьесой настроения". Федорова привлекал и, несомненно, влиял на него драматургический опыт Чехова. После знакомства писателей в 1900 году в Одессе Федоров присылал Чехову на отзыв свои пьесы, прислушивался к его мнению. О пьесе "Старый дом" Чехов писал Федорову 25 марта 1901 года: "...она мне очень понравилась и, по-моему, будет иметь солидный успех. Вы талантливый человек, и это уже не должно подлежать ни малейшему сомнению". В октябре 1902 года Чехов сообщил Федорову свое мнение о другой его пьесе: "Стихия" произвела на меня сильное впечатление. Это интересная, совсем новая, живая вещь, делающая честь Вашему таланту. Пожалуй, это лучшая Ваша пьеса". Об отношениях, связывавших писателей, рассказывают воспоминания жены Федорова, Л. К. Федоровой ("Литературное наследство. Чехов", т. 68. М., Изд-во АН СССР, 1960, с. 629-638), а также воспоминания о Чехове самого Федорова (сб. "Памяти Чехова". М., 1906).

После Октябрьской революции вышел роман Федорова "Моя весна" (М., 1918). С 1920 года писатель жил в эмиграции в Болгарии, где опубликовал "Антологию болгарской поэзии" (1924). Умер А. М. Федоров в 1949 году в Софии.

"НЕРВ ПРОГРЕССА"

Печатается по изданию: А. М. Федоров. Рассказы, кн. Т. СПб., изд. О. Н. Поповой, 1903. Автор предполагал подарить Чехову эту книгу, и Антон Павлович ждал ее. "Обещанную книжку жду",- писал он автору 23 февраля 1903 г. Книга Чехову была подарена.

¹ Слова Мельника из оперы А. С. Даргомыжского "Русалка" (1855), написанной по одноименной поэме А. С. Пушкина.

² Перефразированная цитата из студенческой песни "Наша жизнь коротка..." (1850-е годы).

ГАСТРОЛЕРЫ

Печатается по изданию: А. М. Федоров. Рассказы, кн. I. СПб., изд. О. Н. Поповой, 1903.

¹ Цитата из трагедии У. Шекспира "Король Ричард III" (1593).

² Произвольная цитата из пьесы У. Шекспира "Буря" (1611).

³ Неточная цитата из комедии А. С. Грибоедова "Горе от ума" (1824).

⁴ Слова героя пьесы А. Н. Островского "Лес" (1870).

⁵ Речь идет об оперетте французского композитора Р. Планкета "Рип ван Винкль" (1882).

⁶ Жюдик (Анна Дамьен, 1850-1911) - французская актриса оперетты, с 1875 г. гастролировала в Петербурге.

⁷ ...и ты, Брут...- слова из трагедии У. Шекспира "Юлий Цезарь" (1599). Историки считают эту фразу легендарной.

⁸ Цитата из стихотворения Н. А. Некрасова "Убогая и нарядная" (1859).

⁹ Произвольная вариация монолога Любима Торцова, героя комедии А. Н. Островского "Бедность не порок" (1853).

¹⁰ Перефразированная цитата из стихотворения Н. А. Некрасова "В больнице" (1855).

¹¹ Цитата из трагедии У. Шекспира "Отелло" (1604).

¹² Цитата из трагедии У. Шекспира "Гамлет" (1601).

¹³ Росси Эрнесто (1827-1896) - итальянский актер, с 1878 г. гастролировал в России; Сальвини Томмазо (1829-1915) - итальянский актер, с 1880 г. гастролировал в России.