Чарская Лидия Алексеевна - Сибирочка

и не успела она опомниться, как чьи-то сильные руки подхватили ее, подняли на воздух, и Сибирочка почувствовала себя бережно опущенной на чье-то крепкое плечо.

   - Элла, это ты! - прошептала она и благодарными глазами взглянула сверху вниз на черное, широко улыбающееся ей лицо негритянки.

   - Так! Так! Так! Элла тебя любит, госпожа! М-м-м-м, м-м-м-м! - с самым довольным видом промычала негритянка.

   Теперь, прильнув к маленькой дырочке одним глазом, Сибирочка могла великолепно следить за всем, что происходило на сцене.

   Андрюша как раз в эту минуту выходил к публике. Важно, со степенным видом прошел он к средине арены, где сидел с невозмутимо спокойным видом m-r Пьеро, который, держа спеленатого Роберта вверх ногами, укачивал его, мурлыча вполголоса колыбельную песню, но настолько громко, что публика отлично слышала каждое слово:

   Баю-баюшки-баю,

   Я тебя качаю.

   Я клоун, ты клоуненок,

   Я кот, ты котенок,

   Я человек, ты человенок...

   - Вы неверно поете. Надо сказать не человенок, а ребенок, - с невозмутимым видом поправил его Андрюша, приблизившись почти вплотную к этой группе.

   - А я говорил так: "я человек, ты человенок", и мне нравится, как я говорил, - еще более картавя и ломая язык, проговорил Пьеро, принимая глупый и обиженный вид. - И проходи, пожалюйста, своей дорожка.

   И запел снова:

   Баю-баюшки-баю,

   Я тебя качаю.

   Я клоун, ты клоуненок,

   Я кот, ты котенок,

   Я человек, ты человенок...

   - Ты осел, а он осленок! - диким басом загудел на весь цирк Андрюша так, что Пьеро вместе со стулом и с Робертом очутились на земле, а публика покатилась со смеху.

   Пьеро сделал вид еще глупее и вдруг, широко улыбнувшись, поднял свою шляпу и самым неожиданным смешным образом произнес:

   - Здравствуйте, пожалюйста!

   - Здравствуйте, пожалюйста! - отвечал ему в тон Андрюша и, приблизившись к Пьеро, протянул руку.

   Но у Пьеро на руках был Роберт. Старый клоун сделал бессмысленное лицо и проговорил:

   - Извинить, пожалюйста, у меня занят моя ручка. Я сперва положит моего человенка, а потом пожал ваш рука!

   И, говоря это, он положил Роберта на песок, а сам протянул руку Андрюше и наклонил голову. Клоуны стукнулись головами и одновременно с комическим видом потерли себе затылки.

   - Уф, это не годит... Ви прошиб моя мозга! - затряс головою и зафыркал клоун Пьеро.

   - Вы ошиблись, в вашей голове не было мозга, - с самым любезным видом, сняв еще раз шляпу, как бы извиняясь, произнес Андрюша.

   - Как не было мозга на моя голова, - удивился клоун, - честное слово? Не было мозга, честное слово?

   - Честное слово! - подтвердил Андрюша.

   - Кар-рауль!.. Я потерял моя мозга... Надо давать знать в полицию! А ви не нашли моя мозга!.. Я вам верит, ви кароший человек!.. Здравствуйте еще раз! Кароший человек!

   И неожиданно старый клоун снял шляпу и снова с самым почтительным поклоном склонился перед Андрюшею. Тот поклонился тоже, и произошло новое столкновение лбами. Опять потирание воображаемых шишек и снова вежливый поклон. И снова стуканье, и так раз пять.

   Публика хохотала.

   Сибирочка хорошо видела весь театральный зал, все ложи и места, спускающиеся уступами к арене, как в цирке. Особенно весело хохотали в одной ложе. Там сидел бледный, весь в черном господин, молодая дама и белокурая нарядная девочка лет девяти. Девочка смеялась звонко над проделками клоунов и громко вскрикивала от восторга. Иногда ее восторг проявлялся бурно, и тогда молодая дама и высокий господин наклонялись к уху девочки с белокурыми локонами и шептали ей что-то. Она затихала на минуту, делала недовольную рожицу, надувала губки и молча блестящими глазками следила несколько времени за клоунами. Потом забывалась снова и начинала хохотать и вскрикивать от удовольствия, не обращая внимания на замечания господина в черном и молодой дамы.

   Эта девочка с немного надменным личиком, теперь, впрочем, оживленным улыбкой, почему-то заинтересовала Сибирочку. В ней было что-то резкое, что-то гордое и милое в одно и то же время, как будто девочка считала себя много знатнее всей этой публики и всех присутствующих на представлении детей.

   Между тем клоуны на сцене разошлись вовсю. Теперь они как будто ссорились, и Пьеро искал всюду своего спеленатого Роберта, который был пришпилен Андрюшей на спину самого Пьеро.

   - Где мой человенок? - кричал неистово старый клоун.

   - Он около вас. И не далеко, и совсем близко, и не совсем высоко, и совсем низко. Он висит и прямо, висит и криво, и потому некрасиво... Но чтобы узнать, где он, вы должны выйти вон, к зеркалу вернуться, встать к нему задом и обернуться! - с удивительно смешными гримасами пояснял Андрюша.

   Публика хохотала. Девочка в нарядном платье хохотала громче всех.

   Роберт между тем подражая ребенку, заплакал жалобно на спине у деда. Старый клоун, наконец найдя его, с растерянным видом произнес, засовывая палец в рот:

   - Этот плютовка представлял из моей спины коляска. Очень карашо! Вот я буду наказать тебя.

   И он улегся на спину, накрыв собою Роберта.

   - Теперь он будет как в тюрьма! - с лукавым видом объявил он публике. И вдруг испустил пронзительный крик: - Мой человенок превратился в мотор!

   Спеленатый Роберт соскочил очень ловко со спины деда и покатился по арене. За ним побежали Пьеро и Андрюша. Они настигали мальчика и садились на землю, чтобы схватить его, но, когда садились, он уже укатывался дальше. Так длилось несколько минут, пока Андрюша не бросился в песок и не стал кататься по земле следом за Робертом. Пьеро последовал их примеру. Старшим клоунам удалось наконец поймать младшего, и Андрюша, подхватив его, бросил Пьеро. Тот, как мячик, швырнул Роберта обратно, и так они перебрасывались до тех пор, пока Пьеро не грохнул малютку со всего размаха о песок и заревел при этом, как ревут наказанные дети.

   - Ой-ой-ой, что я наделал! Я убил тебя, мой человеночек! - вопил он, раскачиваясь над ним и причитая.

   Роберт лежал на песке, не двигаясь, как мертвый.

   - Надо его хоронить! Вырыть ему ямку и зарыть его! - предложил Андрюша Пьеро.

   - Пойди и зарой!

   - Сам пойди и зарой.

   - Караул! Я не хочу!.. Я боюсь!

   - И я боюсь!

   - Пойдем вместе!

   - Пойдем!

   - Очено карошо!

   Они взялись под руки и пошли, умышленно трясясь от страха и стукаясь друг о друга.

   Потом улеглись на землю и поползли на четвереньках...

   И вдруг, когда они уже были около Роберта, Пьеро тронул незаметно какую-то пружинку, скрытую в его пеленках. Роберт вскочил, взлетел на воздух и тотчас же опустился обратно, но уже без пеленок, а в нарядном костюме маленького итальянского рыбака и стал лихо отплясывать под веселые звуки оркестра.

   Андрюша и Пьеро последовали его примеру, причем нелепые клетчатые балахоны и штаны их куда-то исчезли, и они оказались в таких же красивых неаполитанских костюмах, успев наскоро платком стереть краски с лица.

   Окончив танец, Андрюша махнул рукою музыкантам и, перейдя на русскую плясовую, стал отплясывать казачка. Из-за кулис выбежала Герта с гармоникой в руках, наряженная в русский костюм, и лебедью поплыла по сцене.

   Публика аплодировала и неистово кричала "браво".

   - Браво русскому мальчику! M-r Андре, браво! - неистовствовала публика, сразу догадавшись, что под итальянским покроем платья скрывается у юного клоуна настоящая русская душа.

   - Ну, вот и кончили! - радостно произнес Андрюша, вбежав за кулисы и обращаясь к соскочившей с рук Эллы Сибирочке. - Ты видела меня?

   - Все, все видела, - отвечала она, с восторгом глядя на него восхищенными глазами. - Ты очень хорошо исполнил все, что было надо... А особенно танец сошел хорошо! - восторгалась девочка, целуя своего названого брата.

   - И m-r Пьеро похвалил меня, - весело проговорил Андрюша.

   - Что-то будет со мною? - произнесла озабоченно Сибирочка. - Сейчас мой выход. Мистер Билль уже зовет меня.

   - Мужайся... Я уверен, что ты будешь молодцом и заслужишь похвалу... Я буду стоять за занавесом и не спускать с тебя глаз, чтобы ты знала, что я здесь, рядом, и в случае надобности защищу тебя! Ну, иди же! Иди с Богом!

   И он легонько толкнул девочку по направлению к выходу на арену.

  

  

  

   Музыка играла что-то нежное-нежное, когда Сибирочка в сопровождении мистера Билля и Никса, вооруженных бичами, появилась на сцене. Первое, что увидела девочка, - это ближайшую к ней ложу, в которой сидела, уже замеченная ею сквозь отверстие занавеса, нарядная маленькая барышня, теперь державшая в руках огромную коробку и угощавшаяся конфетами из нее.

   - Ах, какая чудная девочка! Смотри, папа, она такая же белокурая, как и я! - вскричала нарядная маленькая барышня в ложе. - Прелесть, что за девочка, право!

   - Надо говорить шепотом, Аля... Вы обращаете на себя общее внимание, - остановила ее дама, которая, по всей вероятности, была ее гувернанткой.

   - Ах, отстаньте, вы мешаете мне смотреть! - сердито ответила девочка и надула губки. - Львы! Львы! О, какие страшные! - кричала она снова через минуту, увидя появившуюся на арене большую клетку. - Неужели эта маленькая девочка пойдет к ним туда?!

   - Тише, Аля, говори шепотом, детка! - ласково остановил ее молчавший до сих пор бледный господин в темном костюме.

   Девочка мгновенно стихла.

   Лишь только львы появились на арене, Сибирочка смело прыгнула к дверям клетки и, с улыбкой держась за задвижку этой двери, послала публике воздушный поцелуй.

   Теперь она уже ничуть не трусила Цезаря и Юноны; за этот месяц львы успели настолько привыкнуть к девочке, что без всякого недовольства подпускали ее к себе, позволяя ей проделывать с ними всевозможные штуки.

   Мистер Билль не вошел в клетку с нею, а поместился неподалеку, подле ее двери. Сибирочка же и Никс смело переступили ее порог под оглушительные аплодисменты публики.

   Цезарь и Юнона мигом подошли к детям. Никс первый должен был показать свое искусство юного укротителя львов. Он вскочил на спину Цезаря и, ударив его хлыстиком, стал скакать на нем по клетке, как на коне. Публика, удивляясь и восторгаясь его смелости, кричала "браво". Тогда улыбающийся, торжествующий и гордый своим успехом мальчик соскочил с Цезаря и заставил служить Юнону, дав ей небольшое ружье в передние лапы. С покорностью львица проделала все, что требовалось от нее. Наконец следовал самый сложный номер в исполнении Никса. Юнона должна была выстрелить из ружья и как бы убить Никса, потом, оглушая воздух пронзительным ревом, сесть над мнимо умершим мальчиком, щупать его сердце, пульс, обнимать и целовать его. Когда же Никс вскочил на ноги, львица, а с нею и Цезарь, обхватив друг друга на радостях, заплясали какой-то танец, к полному восторгу публики, хлопавшей неистово в ладоши и кричавшей: "Браво, Никс, браво!"

   Счастливый и улыбающийся Никс раскланивался со зрителями, и никто бы не узнал теперь в этом приветливом, славном мальчике всегда грубого и сердитого Николая Вихрова.

   Но вот наступила очередь действовать Сибирочке.

   Никс выскочил из клетки, посылая поклоны и поцелуи все еще аплодировавшей ему публике, а Сибирочка заступила его место.

   Она начала с того, что своей маленькой ручкой толкнула Юнону. Юнона толкнула Цезаря, и оба они повалились на пол и забарахтались на деревянном полу клетки.

   С легким вызывающим криком Сибирочка бросилась на зверей и, весело смеясь, стала возиться с ними на полу клетки. Публика уже не кричала теперь "браво". Публика затихла и, затаив дыхание, следила за этой опасной игрой хищных диких зверей с ребенком. Сделай Сибирочка хоть одно неверное движение, не пришедшееся по вкусу львам, и звери разорвали бы в одно мгновение свою укротительницу. Это отлично понимала публика и, чуть дыша, смотрела на арену.

   Белокурые волосы девочки спутались с золотистыми гривами страшных зверей. Ее руки попадали то и дело в их горячие пасти, ее пальчики теребили их за уши, дергали их за волосы, хлопали по ноздрям, из которых валил пар. Наконец, крикнув что-то звонко и задорно, Сибирочка вскочила на ноги... И тут публика буквально замерла от ужаса при виде того, что произошло вслед за этим. Сибирочка быстро подбежала к Цезарю и, заставив его легким криком усесться перед нею, обеими ручонками схватила его огромную морду и широко раскрыла пасть зверя.

   Тут публика не выдержала и громко ахнула всем театром. А маленькая белокурая головка в это время очутилась в пасти Цезаря между двумя рядами острых зубов зверя...

   Сибирочка открыла свой розовый ротик и, улыбаясь своими чудно разгоревшимися синими глазками, запела песенку о львах - царях пустыни, попавших нежданно в неволю к людям...

   Страшно было видеть эту миниатюрную детскую головку, беспечно распевающую в огромной пасти великана льва...

   Синие глаза сверкали, как две чудные сапфировые звезды на фоне багрово-черного неба чудовища.

   - Довольно! Довольно! - кричала публика, и, когда улыбающаяся, хорошенькая, как полевой цветок, Сибирочка выбежала из клетки, оглушительным восторгам зрителей не было конца.

   - Браво, Сибирочка, браво! - кричали сидящие в ложах, в партере и на задних скамьях на самом верху.

   - Молодец! Браво! Она лучше Никса! Она смелее Никса! И такая крошка! Такая малютка! Никс великан перед нею! Где же Никсу проделать все это! Браво, браво! - слышались отдельные голоса.

   Нарядная девочка в ложе кричала громче всех.

   - Папа, - дергала она за руку отца, не отводя глаз от весело раскланивающейся с публикой Сибирочки, - папа, позови ее к нам сюда! Я хочу ее видеть! Хочу! Хочу!..

   - Этого нельзя, моя девочка. Этого нельзя, - успокаивал ее господин в черном, - маленьких артистов не пускают в публику...

   - Кто не пускает? Кто смеет не пускать? Несносные! Противные! - горячилась девочка. - Отчего не пускают?.. Я хочу! Я хочу! А если не пускают, так я вот что сделаю!..

   И не успели господин и молодая дама остановить девочку, как она схватила коробку с конфетами, лежавшую у нее на коленях, быстро рванула ленту, связывавшую ее локоны, и, перевязав на скорую руку этой лентой коробку, широко размахнулась и бросила коробку вниз, к ногам изумленной и растерянно улыбающейся Сибирочки.

   - Ну, чего стоишь? Бери! Тебе ведь! - услышала в ту же минуту Сибирочка голос Никса у своего уха и увидела бледное, исковерканное злою гримасою лицо мальчика.

   "Что с вами, Никс? Отчего вы рассердились?" - хотела было спросить она мальчика, но он так сердито взглянул на нее и так больно сжал ее пальцы, схватив ее за руку и увлекая с арены, что вопрос так и замер на губах девочки.

  

  

  

   Было ясное весеннее утро. Стоял красавец май. Все артисты труппы театра "Развлечение" сидели за завтраком. Миловидная Герта, как настоящая взрослая хозяйка, оделяла всех кушаньями. Элла, сидя подле своей любимой госпожи, не сводила с нее глаз. Подле Эллы приютилась Сибирочка, а рядом с Сибирочкою - Андрюша. Дети весело болтали на странном смешном языке, который вряд ли был понятен им самим. Это делалось для Эллы, которую лишь восемь месяцев тому назад привезли из Африки и которая не умела говорить иначе, как по-негритянски.

   Весело вспоминали дети последнее представление, во время которого белокурая девочка из ложи бросила Сибирочке коробку конфет.

   - Я не раз встречала эту девочку на улице, - проговорила Герта, - она, должно быть, очень богатая и важная барышня. На ней всегда такие нарядные костюмы, и ездит она в экипаже, запряженном парою прекрасных рысаков.

   - О! - подняла палец кверху Элла, догадавшись, о чем шла речь, и стала делать уморительные гримасы, желая изобразить свой восторг перед маленькой русской госпожой.

   - А все-таки ты, милочка, лучше ее! - улыбнулась с чрезвычайной нежностью Сибирочке Герта. - Если б ты знала, какою красоточкою ты выглядела в клетке у львов! И такая смелая, такая храбрая! Признаться, у меня сердце екнуло, когда я увидела твою головку в пасти этого свирепого Цезаря.

   - Да, маленький мисс у нас совсем молодец. О, она, эта малютка, перещеголяет Никса! - вмешиваясь в разговор детей, произнес мистер Билль, завтракавший за отдельным столом с директором, его теткой, господином Ивановым, главою акробатов, и клоуном Дюруа.

   Мистер Билль редко хвалил кого-нибудь, и поэтому все очень удивились его неожиданной похвале.

   - Молодец мисс Сибирушка! - продолжал он, глядя на порозовевшую от удовольствия девочку. - Молодец! Куда нашему Никсу! О, я придумайт один весьма хороший игра... представление... Публикум будет в восторге. И Андре будет читать. Андре тоже! Дюруа похваляйт. О, это будет чудесный штук, то, что я придумал.

   Мистер Билль был, очевидно, в самом лучшем настроении духа. Успех Сибирочки совсем преобразил его. Оловянные глаза англичанина блестели, на желтом лице играл румянец.

   - О, - произнес он снова через минуту, - вышел мисс Сибирушка первый разов и большущий коробка конфет уже получайл. Этого не бивало еще никогда. Никс не помогал нишево! Надо беречь мисс Сибирушка и выпускать на публика пореже, как можно пореже. Пускай на зверь выходит кто похуже, пускай выходит Никс.

   И, совершенно спокойно произнеся эту фразу, мистер Билль отвернулся и заговорил о том же с директором Шольцем, продолжая восхищаться девочкой.

   - Поздравляю, поздравляю, Сибирочка! Видишь, как дорожит тобою мистер Билль, - зашептали Герта и Андрюша на ушко осчастливленной девочке, в то время как силачка Элла, не говоря ни слова, сцапала ее в свои железные объятия и, нежно прижимая ее к себе, начала целовать.

   - Как ты чувствуешь себя сегодня? Каково тебе? Небось не пришлись по сердцу эти похвалы?

   Эта фраза, сказанная старшим Ивановым, точно молотом ударила в ухо Никса. Во все время завтрака он сидел сам не свой, то бледнея, то краснея каждую минуту.

   Похвалы Сибирочке точно ножами резали и терзали его завистливую душу. Никс был взбешен на девочку, на ее шумный успех, на мистера Билля, захвалившего ее, на Эллу, Герту и Андрюшу, восторгавшихся ею. Но больше всего был зол на себя за то, что он сам привел "негодную девчонку" (теперь Никс не называл иначе Сибирочку) к мистеру Биллю и сам дал ей возможность показать себя.

   Слова мистера Билля о том, что ему, Никсу, далеко до Сибирочки, что он не так хорош, смел и ловок, как она, приводили его в бешенство. Самая черная зависть глодала душу мальчика. А тут еще Денис Иванов, угадав, что происходило в сердце озлобившегося, завистливого Никса, словно подливал масла в огонь.

   - И тебе не стыдно уступать свой успех какой-то глупой девчонке? - шептал он на ухо Никсу. - Ты такой молодчинище, и вдруг...

   - Ну, какой он молодчинище - зареветь готов! - подзуживал с другой стороны Никса второй брат, Глеб.

   - Понятно, зареветь! Фи, стыд какой! А еще мужчина! - захохотал третий, Петр. - Да я бы на твоем месте не ревел, а проучил бы их всех хорошенько, и девчонку эту, и мальчишку, Андрейку негодного. Тоже, поди, нос задрал, загордился своей пляской, - продолжал он тише. - Пока его не было, я плясал и русскую, и все. Меня публика чуть на руках не носила, а тут на вот, как снег на голову свалились оба... О, будь я на твоем месте, я бы вздул их обоих так, что любо-дорого.

   - Не стану я рук марать о девчонку! - презрительно оттопыривая губу, произнес Никс.

   - Ну, так Андрейку отколоти как следует - девчонке это еще больнее будет, чем ее самое обидеть. Он к тому же и зазнался не в меру! А мы поможем тебе! - предложил снова Глеб.

   - Поможете?

   - Конечно. Только ты брату Вадимке не говори. Он с Андрейкой дружен... Сейчас ему насплетничает о нашем решении. А уж руки у меня на этого Андрейку чешутся. Еще бы! Вчера еще Шольц говорит отцу: "Вот, - говорит, - если б кто-нибудь из ваших сыновей мог выучить акробатическим штукам Андре, он бы всех за пояс заткнул. На диво ловкий мальчик!" Вот мы и покажем этому ловкому... Проучим хорошенько. Ведь точно принц какой: нос задирает, не разговаривает с нами даже. Гусь!

   - Сначала его проучим, а потом придумаем, как бы Сибирку эту с места сдвинуть, - нашептывал на ухо Никсу Денис Иванов.

   Никс угрюмо мотнул головою.

   В его душе не было сейчас места ни одному светлому чувству; напротив того, в голове Никса зрело одно новое решение, которое он ни за что бы не высказал своим новым друзьям.

  

  

  

   "Милая маленькая девочка! Я не знаю твоего имени и потому просто называю тебя милой маленькой девочкой. Пожалуйста, не сердись на меня за это. Тебя называют Сибирочкой. Почему? Должно быть, ты родилась и выросла в Сибири... Так сказал мне мой папа - князь. Я тоже была в Сибири, но очень давно и не помню, когда это даже было... Тогда я была совсем маленькой девочкой. Теперь я большая. Мне уже девять лет. А тебе сколько? Какая ты храбрая! Когда я увидела твою голову в пасти этого ужасного льва, я чуть не закричала от испуга. Я думала, что он тебя съест. M-lle Софи, моя гувернантка, сделала мне выговор за то, что я бросила тебе конфеты, а не послала их с лакеем. Она говорит, что это неприлично, потому что я княжна и княжне надо уметь вести себя. А ты не княжна, маленькая девочка? Это хорошо и худо. Хорошо - потому что ты можешь кричать и тебя не останавливают каждую минуту, можешь громко разговаривать, смеяться, а худо - потому что у тебя нет таких нарядных платьиц, шляп, нет таких игрушек с картинками, как у меня, и ты должна входить в клетку этих ужасных львов, потому что иначе тебе нечем будет кормиться! Мне очень жаль тебя... Когда ты снова будешь давать представление, мой папа - князь повезет меня в театр. Ну, вот видишь, как много я тебе написала! M-lle Софи говорит, что я худо написала и испортила двумя кляксами письмо. Но это ничего. Тебе приятно будет получить это письмо и с кляксами, тем более что вместе с кляксами ты найдешь в нем и маленькое колечко с рубином, которое я тебе дарю. Когда я буду в театре, я приду к тебе с папой за занавес. Ведь пустят? Должны пустить. Мой папа - князь, очень богатый и важный барин. У него столько денег, что если их навалить в кучу - получится гора.

   Прощай, Сибирочка! Скоро я тебя увижу.

  

   Это письмо несколько раз подряд было прочтено Гертой, самой Сибирочкой и Андрюшей. На пальчике Сибирочки уже красовалось приложенное к письму прелестное кольцо с рубином, похожим на алую капельку крови. И письмо, и колечко рано утром доставил высокий лакей, одетый, как барин. Лакей пришел с парадного крыльца и спросил, можно ли ему видеть "барышню Сибирочку". Смущенная девочка вышла к лакею, и тот вручил ей письмо с колечком.

   - Вот видишь, - весело говорила Герта Сибирочке, - вот видишь, у тебя нашлись покровители и друзья. Я очень счастлива за тебя, милочка.

   Счастлив был за свою милую подругу и Андрюша, счастлива и Элла. Негритянка прыгала и хлопала в ладоши, пальцем показывая на колечко. Сибирочка написала ответ, в котором поблагодарила свою новую подругу, и вручила письмо лакею.

   Потом Андрюша, она и Герта поехали на репетицию в театр, где их уже ждали остальные члены труппы.

   Мистер Билль и господин Шольц придумали неделю тому назад совершенно новое и чрезвычайно интересное представление, какого еще не приходилось видеть посетителям театра "Развлечение".

   Они решили представить на сцене то, что было почти две тысячи лет тому назад. Это была небольшая пьеса из времен гонения римлян на христиан, сочиненная самим мистером Биллем. Она заключалась в следующем.

   Девочка-христианка, по имени Вероника, живет в Риме, которым правит цезарь, то есть император, Нерон.

   Нерон запрещает христианам веровать в Христа и мучает, и пытает всех, кто не хочет поклоняться бездушным идолам, которым поклоняется сам император и его приближенные.

   Веронику, которую должна была изображать Сибирочка, схватывают слуги Нерона и приводят ее по приказанию цезаря в клетку со львами, которые и должны растерзать девочку-христианку.

   Львы готовы броситься на нее, готовы вонзить в нее свои когти, но девочка надевает на шею одного из них венок из лавров, брошенный ей в клетку Нероном, как бы в насмешку над нею, и лев тут же преклоняет колена перед девочкой Вероникой. Его примеру следует другой лев, и Вероника здравой и невредимой выходит из клетки, получает прощение императора, приближенные которого тут же уверовали в Христа.

   Эту небольшую пьесу очень усердно разучивали теперь дети: Никс, Андрюша, Герта, Сибирочка и другие. С утра до вечера они находились теперь в театре-цирке и проделывали все, что требовал от них мистер Билль.

   В то утро, когда лакей князя Гордова принес письмо и подарок Сибирочке, репетиция немного запоздала, так как мистер Билль пошел осматривать с врачом ногу Юноны, которую та нечаянно подвернула во время последнего представления.

   Господин Шольц был занят у себя в кабинете. Старик Дюруа занимался со своим внуком, которого, вследствие его молодости, учил отдельно.

   Никс и три старших брата Ивановы были уже на арене, когда Герта, Элла, Сибирочка и Андрюша появились там.

   - Что это у тебя на пальце? Откуда ты стащила такую прелесть? - грубо крикнул Никс, успевший сразу заметить на тоненьком мизинце Сибирочки рубиновое кольцо.

   Последняя вспыхнула от обиды. Вспыхнула и Герта за свою любимицу, в то время как негритянка, заслыша грубый голос и заметя вызывающий тон мальчика, грозно сдвинула свои сросшиеся брови.

   Зато Андрюша был бледен, как белый воротничок его рубашки.

   - Как ты смеешь обижать девочку! - сдержанно произнес он, не возвышая голоса, в то время как глаза его уже загорелись гневными искрами.

   - Ах, скажите, пожалуйста, какие нежности! Не забудь, что я должен знать все, что касается вас. Я вас поставил на место и за вас отвечаю. Девчонка стянула где-то кольцо, и я не должен этого заметить... - начал было с хохотом Никс и не докончил своей фразы.

   В два прыжка Андрюша очутился около него. Его тонкие, но сильные пальцы, как клещи, впились в плечо Никса. Его перекошенное лицо с бешенством приблизилось к лицу противника.

   - Слушай, ты, - произнес он голосом, от которого Никс невольно вздрогнул, - если ты посмеешь когда-нибудь еще дурно обращаться с нею, - он обратил взгляд на Сибирочку, - то я... то я разделаюсь с тобою сам! Слышишь ты меня?!

   И Андрюша оттолкнул от себя не ожидавшего ничего подобного Никса так, что тот закачался из стороны в сторону и в тот же момент растянулся на песке, во всю свою длину, под звонкий хохот всех присутствующих.

  

  

  

   В большом летнем театре имелся длинный подвал. Этот подвал, вернее, целое подземелье, был устроен для того, чтобы там складывать старые и новые декорации, всевозможные театральные костюмы, имущество театра и цирка и прочие вещи, необходимые для каждого хозяина театрального дела. Часть этих вещей находилась в здании обоих театров, часть была сложена здесь.

   Этот огромный подвал состоял из длиннейших переходов, образовавшихся от нагроможденных здесь ящиков и кулис, и заканчивался небольшою каморкою, куда никто не заходил даже днем, потому что там было темно, как в могиле, и слышалась какая-то неприятная и шумная возня. Разумеется, это возились крысы, но у младших членов труппы театра "Развлечение" было убеждение, что внизу, в подвале, живет черный дух, хозяин подземелья, который и ночи, и дни проводит в каморке. Если бы кто-либо заглянул сюда в перерыв между репетициями, то понял бы, какой там хозяйничал дух или, вернее, четыре духа разом.

   Лишь только днем кончалось первое отделение занятий на сцене и давался часовой отдых, три старших брата Ивановы и Никс Вихров незаметно уходили и один за другим пробирались сюда.

   Здесь один из них доставал огарок свечи и зажигал его. Другой вынимал из разных карманов всевозможное угощение. Тут были и сласти, и фрукты, и закуски, и даже вино. Употребление вина строго воспрещалось в "Большом доме" у господина Шольца. Но старший из братьев Ивановых успел утащить бутылку вина из погреба хозяина, которое исключительно держалось для гостей, и распивал его с братьями и Никсом. Последнего он успел тоже приучить к этому дурному делу. Если запастись лакомствами и вином было почему-либо неудобно этим путем, Никс покупал это угощение на свои деньги, которые умел всегда выклянчивать у матери, не чаявшей в нем души.

   Они пировали здесь днем, пировали во время представлений, в перерывах между выходами на сцену.

   Братья Ивановы были испорченные молодые люди, но Никсу они казались самыми лучшими друзьями, и он во всем старался подражать им. Если Денис, Глеб и Петр Ивановы курили - курил и Никс, хотя курение и не доставляло ему ровно никакого удовольствия. Пили братья вино - пил и Никс, хотя от вина его тошнило и нестерпимо болела голова. Но Никсу не хотелось отстать от своих старших товарищей, и он во что бы то ни стало желал показаться им вполне взрослым молодым человеком. Это было гадко, глупо и смешно. С этой целью четыре друга удалялись в крохотную комнатку подполья, где пировали, не боясь быть открытыми начальством и стариком Ивановым, который, разумеется, сильно рассердился бы на своих сыновей.

   - А ведь я придумал славную штучку! - воскликнул Никс, только что выпивший большую рюмку вина, отчего у него закружилась голова.

   - Что ты еще придумал? - спросили у него три брата-акробата.

   Они с Никсом сидели в этот вечер в каморке подземелья прямо на полу, поджав под себя ноги по-турецки.

   Перед ними стоял ящик, уставленный старыми, с отбитыми краями тарелками, наполненными лакомствами до краев, и едва початая бутылка вина. И вино, и сласти на этот раз были унесены из кладовой директора, пока Герта, выдававшая повару провизию, утром отлучилась на кухню, оставив дверь не запертой на ключ.

   - Что ж ты придумал?

   - А вот что: вам известно, друзья мои, что в пьесе "Христианка и львы" я играю Нерона. Я сижу на троне и бросаю венок в насмешку над обреченной к смерти Вероникой. Она надевает его на шею Юноны. Так вот - ха-ха-ха! - в венок я спрячу две острые иголки и... и... воображаю, как захочет слушаться негодную Сибирку львица, когда ей вонзятся в тело по обе стороны шеи две острые иглы! Ха-ха-ха-ха! Разумеется, покорности от нее тогда и не жди! И вместо того чтобы улечься к ногам девчонки, она запрыгает бесом по клетке!.. Ха-ха-ха-ха! Вот то будет потеха! И уж выругает мистер Билль Сибирку за это... И перед публикой она осрамится, и нагоняй получит, и никто уже не станет хвалить ее и подносить ей подарки! Ха-ха-ха-ха!

   - А вдруг львица рассвирепеет и кинется на Сибирочку? - тревожно произнес один из младших Ивановых, в котором еще не вполне заглохли хорошие порывы.

   - Ну вот еще! Так вот тебе и кинется сразу! У меня будет револьвер наготове, и я выстрелю чуть что, да и мистер Билль не допустит: он всегда находится тут же, рядом, поблизости у клетки. И потом, стоит только чуть-чуть ранить львицу, чтобы она забыла все и, бросив намеченную жертву, кинулась разыскивать обидчика...

   - Ну, в таком случае все пойдет отлично, - одобрил Никса Денис Иванов, - все увидят, что девчонка испортила пьесу, не умея внушить покорности львам. И публика уже не будет на ее стороне, и опять ты станешь, Никс, ее любимцем.

   - О, мне это безразлично! - с деланно небрежным видом произнес Никс. - Я скоро ухожу от Билля, и он один с Сибирочкой поедет в Америку подыскивать и приручать новых молодых львов.

   - Он возьмет и Андрея! - произнес старший Иванов и тотчас же добавил с лукавой усмешкой: - А ты, Никс, так и забыл, как тебя оскорбил Андрей, и простил ему все, как божья коровка!

   Никс вспыхнул до корней волос.

   - Я?.. Я?.. Я простил? - залепетал он смущенно.

   - Ты... ты... - передразнил его Денис. - Что ты дашь мне за то, если мне удастся заманить сюда Андрея?

   - Как что? - так и всколыхнулись его два брата и сам Никс.

   - Ну да! - продолжал с усмешкой Денис. - Я поспорил сегодня утром с Андреем. Я сказал ему, что, вероятно, он боится, как и все здешние ребята, черного духа, который бродит в подполье. Он ответил, что не боится ничего. Тогда я ему сказал: докажи и приди сегодня вечером в перерыв представлений. И глупый мальчик обещал прийти. Сейчас он явится сюда... Нам остается только проучить его как следует и навсегда отвадить от глупой привычки важничать перед нами.

   - О, какой вы умный, Деня! Как вы славно придумали все это! - вскричал Никс. - Я сделаю вам за это все, чего бы вы ни пожелали! Но, чу... вы слышите шаги? Это он!.. - внезапно прервал Никс свою речь.

   Действительно, в подполье кто-то шел по направлению к каморке. Все три брата и Никс чутко насторожились... Вот ближе... ближе шаги... еще ближе... Теперь они уже у самых дверей каморки.

   - Сейчас он войдет! Слушайся, братцы, меня! - скомандовал шепотом Денис. - Я первый подскочу к нему и схвачу его за руки, чтобы он не мог защищаться. Вы же хорошенько прибейте его, не жалея кулаков. Потом мы свяжем его и оставим здесь, а сами пойдем к господину Шольцу и приведем его сюда. Он увидит связанного Андрея, недопитую бутылку и закуски из своего погреба и... и... решит, что облагодетельствованный им мальчик бездельник и вор. А мы все четверо подтвердим это...

   - Прекрасно, прекрасно! - зашептали два младших брата Ивановы и Никс. - Теперь-то мы доберемся до него, как и следовало бы давно! - И, потирая руки, они стали ждать появления Андрюши.

  

   Еще ближе послышались шаги. Теперь уже совсем-совсем близко... Кто-то тронул дверь... Скобка звякнула, и...

   Высокое, в черном плаще существо, со страшным бледным лицом, появилось на пороге каморки. На голове, покрытой черным капюшоном, торчали рога. Из-под плаща змеился длинный хвост. Стекловидные глаза слабо мерцали при тусклом свете огарка.

   - Ага! Попались! Будете хозяйничать в моем царстве! Вот я вас за это! - гробовым голосом произнес неизвестный посетитель и, отделившись от двери, огромными шагами двинулся вперед.

   - Ай-ай-ай, черный дух! - взвизгнул не своим голосом Никс и, продолжая неистово визжать, закрыл лицо руками и вне себя повалился на пол.

   Два младших Иванова присели тут же, подле него, шепча молитвы.

   - Чур, меня! Чур, меня! Чур, меня! Чур! Чур! Чур! - закричал дико, вытаращив глаза на страшное явление, старший Иванов и забился носом в самый угол каморки.

   - Ха-ха-ха-ха! И трусы же вы, братцы! Сами черным духом пугали и сами же первые его испугались! - раздался веселый звонкий смех из-под капюшона, и вмиг полетела с грохотом страшная маска с высокой палки, на которой она была надета, упала черная мантия, отскочили рожки с хвостом - и смеющееся лицо Андрюши предстало внезапно перед насмерть перепуганными друзьями. - Ха-ха-ха-ха! Это я... Я же, глядите, трусы! - весело вскричал он. - Я шел к вам, да по дороге увидел в каком-то раскрытом сундуке в подполье старый, заношенный костюм с рожками и хвостом и эту маску и напялил все это на себя. Дай, думаю, припугну их в шутку... А выходит, что вы - трусы и на самом деле испугались. Ха-ха-ха-ха! - тем же веселым смехом заключил он свою речь.

   Юноши во все глаза смотрели на него, еще не понимая сути дела. Наконец Денис Иванов тихонько вышел из своего угла. Никс, все еще продолжавший тихо подвизгивать, точно испуганная комнатная собачка, тоже нерешительно приподнялся с земли. Так же нерешительно встали на ноги и другие два брата, Глеб и Петр.

   - Так это ты, а не черный дух, на самом деле! - произнес Денис.

   - Ха-ха-ха-ха! Ну разумеется, я! - пришел совсем уже в веселое настроение Андрюша.

   - Это он! - словно эхо проронили Никс и два младших Иванова в один голос.

   - Это он! - подтвердил их брат Денис, и у него сделалось в эту минуту сконфуженное и очень глупое лицо.

   - Но как же ты смеешь смеяться над нами?! - неожиданно разразился он, глядя сердитыми глазами на все еще продолжавшего смеяться Андрюшу.

   - Да, как ты смеешь?.. Мы проучим тебя за это! - послышались угрожающие голоса его братьев.

   - Да, да, проучим, проучим! - подтвердил внезапно обретший свою прежнюю храбрость Никс.

   - Вот я тебя за это! - гаркнул во весь голос старший Иванов и кинулся на мальчика с поднятыми кулаками, прежде чем тот успел что-то сообразить.

   Кинулись вслед за ним и его братья, и Никс Вихров на Андрюшу. Но тут случилось нечто неожиданное! Андрюша внезапно прыгнул на середину каморки и в одну секунду затушил свечу. Полная тьма воцарилась теперь здесь. В этой темноте только слышалась какая-то отчаянная возня и наконец раздался звенящий слезами голос Никса:

   - Вы с ума сошли, Денис! Мне больно! Вы дергаете меня за волосы... Ой-ой-ой-ой!

   - Да разве это ты, Никс? - послышался изумленный голос старшего Иванова.

   - Я! Разумеется, я! Да оставьте же мои волосы, говорю я вам.

   - Вот странно! А я ведь думал, что это Андрюшка.

   - Андрюшка должен быть в противоположном углу, - откликнулся Глеб.

   - Держи его, братцы! - неистово закричал Петр и метнулся по подполью в полной темноте.

   - Ай-ай-ай! Это не Андрюшка, а я! Я же - Денис! Как ты смеешь меня бить! Я пожалуюсь отцу и господину Шольцу! - неистово завопил он в тот же миг на все подполье.

   - Ах, это ты! Прости, пожалуйста, и не хнычь! Я думал, это Андрей. Да где же он, наконец?

   Братья Ивановы и Никс носились в потемках, награждая шлепками и тумаками один другого, причем они тут же узнавали свои промахи и неистово бранили Андрюшу, который давно успел уже в это время подняться наверх и, весело смеясь, рассказывал обо всем происшедшем своим друзьям. Только перед самым началом второго отделения спектакля четыре истерзанные, в разорванных платьях, с предательскими синяками на лбу, растрепанные фигуры вылезли из подполья.

   Господин Иванов сделал строгое внушение своим сыновьям, мистер Билль - Никсу, а господин Шольц пригрозил выключить всех четверых из своей труппы, если что-либо подобное повторится еще раз. Господин Шольц еще не знал всего, что случилось, и бранил юношей только за драку и шум, доносившийся к ним все время из подполья. Андрюша же был далек от намерения поведать всю правду. Благородный мальчик не хотел причинить никому зла.

  

  

  

   - Вас зовут, дитя мое! За вами пришли!

   И господин Шольц, взяв за руку Сибирочку, с таинственной улыбкой повел ее через столовую, где только что окончился завтрак, в приемную, куда заглядывали иногда редкие знакомые и друзья обитателей "Большого дома". У дверей приемной директор оставил девочку и ушел. Она была очень удивлена. Она никого не знала, кто бы мог прийти к ней. Правда, та странная маленькая аристократка-барышня обещала побывать у нее в театре в вечер представления пьесы "Христианка и львы", но до этого представления оставалось еще два дня, стал