Чарская Лидия Алексеевна - Сибирочка

ост лежал в углу темных маленьких сеней, которые она разглядела еще вчера ночью. Сибирочка храбро вступила в маленькие сени, широко раскрыв дверь землянки, и замерла от неожиданности и страха на пороге их.

   Прямо из-под пола, из-под ног девочки, послышался стон, тихий и протяжный.

   Стон прозвучал раз... другой... третий... Следом затем еще и еще...

   Сибирочка, бледная как смерть, словно приросла к месту, боясь пошевелиться.

   Опять простонал кто-то, еще внятнее на этот раз. Теперь уже Сибирочка не сомневалась больше: кто-то находится под ее ногами, под полом сеней. Голос выходил оттуда. Это был тихий, чуть слышный, жалобный голос, который точно молил о пощаде. Сибирочка, вся дрожа, бледная и взволнованная, кинулась обратно в землянку, схватила жестяную лампочку, горевшую там, и вернулась с нею обратно. Высоко подняв лампу над головой, она осветила сени. Прямо у ее ног находился четырехугольный квадрат из досок, как бы врытый в землю. Сибирочка нагнулась над этим дощатым квадратом и увидела приделанное к нему кольцо. Она схватилась за это кольцо своей слабой ручонкой и потянула его на себя изо всех сил. Неожиданно четырехугольный дощатый квадрат подался кверху, как крышка с ящика, образуя сбоку темное отверстие вниз.

   В ту же минуту стоны раздались слышнее, и, прежде чем Сибирочка могла сообразить что-либо, перед ней откуда-то снизу появилось бледное лицо и большие впалые глаза, смотревшие на нее страдальческим взглядом.

   Она узнала сразу и это лицо, и эти глаза. Перед ней был тот самый мальчик Андрей, который так заботливо отнесся к ней вчера ночью и которого она искала и не нашла сегодня утром в лесной норе.

   - Ты ли это? Что с тобою? Почему ты стонешь, Андрюша? - с испугом и волнением спрашивала она его.

   - Ах, они избили меня... за то... что я не позволил им сделать одно злое дело, - проговорил глухим голосом мальчик. - Ах, девочка, если бы ты знала только, как они били меня, как мучили!.. Если бы ты знала! Они требовали, чтобы я помог им в их гнусном поступке, а я не хотел, я спорил... отговаривал их, и вот... они приколотили меня и бросили сюда... в холодный подвал... Здесь темно, как в могиле... Здесь бегают крысы по моим коленям, и у меня нет сил даже прогнать их... У меня все тело болит и ноет... Ах, если бы можно было спастись отсюда, из лесной норы! Уйти совсем или умереть! - И Андрей снова застонал тяжелым страдальческим стоном.

   - Выходи же, выходи отсюда! - торопила его Сибирочка. - Я посвечу в подполье... Ах, бедный, бедный ты мой!

   - Но если я выйду, они изобьют меня до полусмерти. Я не вынесу больше этой муки. Мое тело и так все в ранах и рубцах. Во рту все пересохло... и нет больше сил у меня, - произнес тем же вымученным голосом несчастный.

   - Они не скоро еще вернутся, - торопливо срывалось с губ Сибирочки. - Постой, я принесу тебе воды... Ты подкрепишься немного и потом вылезешь из этой ужасной дыры...

   И, говоря это, она живо вернулась в землянку, почерпнула там из кадки, приютившейся в углу, ковшом воды и подала этот ковш мальчику. Тот с жадностью схватил его и выпил до дна.

   Вода действительно подбодрила Андрюшу. Он сделал над собою усилие, поднялся во весь рост, причем его бледное личико очутилось наравне с полом сеней; затем, захватив края ямы руками, поднялся на них и через минуту сидел уже на полу подле Сибирочки.

   - Знаешь ли ты, - начал он сразу, без всяких объяснений и расспросов, - куда ты попала?

   - Не знаю! - тихо отвечала Сибирочка и подняла на мальчика широко раскрытый, вопрошающий взгляд.

   - И я не знал тоже. До сегодняшней ночи не знал. Они никогда не говорили мне, кто они и откуда пришли и зачем скрываются в тайге. Они встретили меня как-то на опушке леса года два тому назад и предложили поселиться с ними. У меня только что умер тогда отец, оставивший меня круглым сиротою. Отец был лодочником, он перевозил людей на большой реке с берега на берег... А я учился в школе. Когда умер отец, пришлось бросить школу и идти искать работы. Вот они и предложили мне работу - сначала собирать милостыню для них по церквам в ближайших слободах и селениях да готовить им обед и чистить землянку. Такую работу еще можно было выносить, но сегодня ночью я узнал, кто они такие: они приказали мне помогать им в таком страшном деле, при одной мысли о котором можно сойти с ума... - дрожащим голосом закончил Андрюша.

   - Что же они приказали тебе и кто они такие? - почти с ужасом прошептала Сибирочка, широко раскрывая свои и без того большие глаза.

   - Они приказали мне, - прежним, чуть слышным шепотом продолжал Андрюша, и его тонкое личико стало совсем бледным, - они приказали мне идти с ними завтрашнюю ночь на работу...

   - На какую работу? - так же тихо спросила Сибирочка.

   Андрюша вздрогнул всем телом и, еще более бледнея и изменяясь в лице, проговорил чуть слышно:

   - Здесь, видишь, далеко от железной дороги, очень далеко. И чтобы попасть на поезд близким путем из ближайшего имения купцов-лесопромышленников Гандуровых, надо ехать глухой тайгой. Вот они и узнали, что этой ночью сам купец Гандуров будет возвращаться с деньгами к себе в имение, и решили покончить с ним...

   - Как покончить? - не поняла Сибирочка своего нового друга.

   - Решили убить купца...

   - Убить?!

   - Да. Ведь эти люди не кто иные, как лесные бродяги, беглые каторжники, скрывшиеся из тюрьмы... Они не одного человека обворовали и убили на своем веку. Их поймали, судили и сослали сюда, в Сибирь, на каторжные работы, а они бежали в тайгу и поселились в ней... Их всюду ищут и не могут найти. Это отец с двумя сыновьями. Их зовут: старика - Иван Палец, старший его сын - по прозвищу Зуб, а младший - Косточка... Вот к каким злодеям забросила нас судьба, - дрожащим голосом закончил свой рассказ Андрюша.

   - Но отчего же ты не убежал от них? - потрясенная и взволнованная его рассказом, спрашивала девочка.

   - Я только этою ночью узнал, что они за люди, - продолжал Андрюша. - Я думал, что это просто лесные охотники, звероловы и птицеловы, и жил у них потому, что мне некуда было деться. А сегодня ночью, когда они нашли тебя на мое место и ты будешь на них работать, как я работал до сих пор по дому и по хозяйству, они не захотели больше скрываться от меня и решили приручить и меня к их страшной работе - грабить и убивать людей. И уже сегодня они велели мне пробраться в лесное имение купца Гандурова и узнать там хорошенько, один ли он едет домой из города и много ли денег он везет с собою и какою дорогою поедет он по лесу... Чтобы я не мог убежать или выдать их, со мною пойдет Косточка и не отступит от меня ни на шаг... Потом мы вернемся к лесной норе, а ночью... ночью...

   Тут голос Андрюши прервался, и он не кончил своей фразы. Все лицо его изображало теперь одну сплошную муку ужаса. Сибирочка дрожала, как былинка, с головы до ног.

   - Надо спасти несчастного купца! - шептала она, схватив за руку своего нового друга.

   - Да, надо спасти! И я придумал, как это сделать! - решительным голосом подтвердил он и, помолчав немного, прибавил: - Это сделаешь ты!

   - Я?! - вскричала Сибирочка изумленно.

   - Ну да, ты... Ты сейчас же проберешься в селение, найдешь дом урядника и расскажешь ему все, а он отрядит людей в лес, прежде чем на купца Гандурова будет сделано нападение. Я бы мог сам пойти в поселок, но это может возбудить их подозрение. Если же убежишь ты, будет лучше. Мы разобьем окошко в землянке, и ты вылезешь через него... Но только раньше я сяду снова в подвал как ни в чем не бывало, чтобы они не подумали о том, что я послал тебя. Только тебе придется самой провести сюда урядника и его людей, потому что лесная нора так ловко спрятана в лесу, что ее трудно найти. Тебе же я дам мешок старых кедровых шишек, и от времени до времени ты будешь сажать шишки в снег, и по ним вы найдете обратную дорогу, конечно, если ночью не поднимется пурга и луна будет сиять, как и вчера, светло и ясно. Но я уверен, что так и будет, потому что дело идет о спасении человека, и Господь поможет нам, - с уверенностью в голосе произнес Андрюша.

   - Да, Господь поможет нам, - подтвердила и Сибирочка, - и мне почему-то кажется, что все должно кончиться хорошо!

   - Но ты должна идти, даже бежать, очень скоро... Берегись опоздать... Может быть, они убьют купца прежде, нежели ты сюда вернешься с помощью, - произнес чуть слышно мальчик.

   - О! - могла только проговорить Сибирочка. - Я побегу сейчас же, и добрый Боженька да молитва покойного дедушки помогут мне...

   Андрюша одобрительно кивнул ей головой.

   - Вот мешок с шишками, - произнес он, протягивая девочке плотно увязанный узел. - Помни, что каждые десять шагов ты будешь сажать по одной шишке в снег. А теперь - раз, два, три! Сейчас я покончу с окошком.

   И, отбежав немного, он со всего размаха вскочил на лавку и изо всей силы ударил кулаком по крошечному оконцу избы. Стекло с жалобным дзиньканьем разлетелось вдребезги. Из раненой руки Андрюши брызнула кровь, но он не обратил на это внимания.

   - Теперь я спущусь в подполье и до самого их прихода не вылезу оттуда, - срывающимся голосом говорил он, - пусть думают, что я не виновен в твоем бегстве. А то, пожалуй, изменят свой план на новый, из страха быть выданными мною через тебя. Ну, с Богом. Прощай!

   И он смело прыгнул в зияющую в полу яму.

   - Закрой меня крышкой! - послышался через минуту его голос оттуда.

   Сибирочка поспешила к нему и не без усилия исполнила желание своего нового друга. Потом, с трудом опустив над ним четырехугольную доску с кольцом, она крикнула ему "прощай!" - и, взобравшись на лавку, вылезла в оконце. Это было совсем не трудно сделать, потому что девочка была очень мала, а оконце землянки могло с успехом пропустить такую крошечную фигурку. К тому же с наружной стороны окно приходилось вровень с землею, и Сибирочка очутилась на свободе легче, нежели сама могла предполагать.

   Истово перекрестившись на небо несколько раз подряд, она бросилась бежать с возможною скоростью по узенькой, чуть заметной для глаз тропинке. Помня наказ Андрюши, девочка не забывала через каждые десять шагов втыкать по кедровой шишке в рыхлый снег, по одну сторону тропинки, не убавляя шагов. Между тем рассвет уже начинался и день всходил над тайгой. Выскочили из своих норок пушные зверьки и любопытными глазками провожали девочку.

   А Сибирочка все скорее и скорее бежала вперед, дрожа от страха при одной мысли, что она может опоздать сюда обратно к ночи. Волнение и усталость давали себя знать девочке все сильнее и сильнее. Маленькие ножки подкашивались каждую минуту, грудь дышала тяжелее, сердечко неровно билось в груди. Сибирочка буквально падала от усталости.

   "Что будет, если я не дойду вовремя?.. Они убьют несчастного купца!" - вихрем пронеслась жуткая мысль в голове девочки, и, не обращая внимания на то, что ее ноги нестерпимо болели и ныли, она с редкой стойкостью подвигалась вперед так быстро, насколько позволяли силы.

   Вот наконец мелькнул просвет в деревьях. Слава Богу, это опушка леса... Скоро конец ему... а от опушки до селения рукой подать...

   - Ну еще! Ну еще! Сибирочка, подкрепись немного, и ты у цели! - ободряла сама себя девочка, и, теперь уже не обращая внимания на то, что сучья деревьев рвут ее платье и шубенку и больно царапают ее лицо, она неслась со всех ног к опушке леса.

  

  

  

   Урядник Степан Артемьевич Алмазин собирался соснуть после дневного чая, когда ему сказали, что маленькая девочка желает говорить с ним по важному делу.

   - Какая еще девочка? - недовольным голосом проворчал Алмазин и велел ввести в горницу непрошеную гостью.

   - Ах, это ты, Сибирочка! - сразу узнав внучку старого птицелова, произнес он. - Что же твой дедушка? Уж не болен ли? Зачем ты пожаловала ко мне одна?

   Урядник говорил очень ласково с девочкой, которую любил за ее приветливость и миловидность. Он часто встречал ее вместе с дедушкой и всегда хорошо относился к Михайлычу и его внучке. Теперь он очень удивился, увидя девочку одну. Все привыкли видеть старого птицелова и его внучку всегда неразлучными, вместе.

   Напоминание о дедушке больно-больно резнуло исходившее горем сердце Сибирочки. Она громко зарыдала.

   - О чем плачешь, девочка? Говори толком... Что с дедкой приключилось? - тотчас же спросил Степан Артемьевич, но Сибирочка рыдала навзрыд и не могла ничего ответить. Ее маленькое сердце теперь так и рвалось от тоски. Она впервые почувствовала здесь, в своем селении, всю тяжесть своего горя. Не было больше ее дедушки, и никогда, никогда она, Сибирочка, не увидится уже с ним!

   Вдруг мысль о купце, которого надо было спасти во что бы то ни стало, как молния промелькнула в ее головке. И, захлебываясь от слез, девочка тут же стала взволнованно передавать все, что случилось в течение полусуток в тайге с нею и с дедом. Как они пошли за дичью и за хворостом, как упал дедушка, как захватили ее к себе лесные бродяги и как она узнала о том страшном деле, которое затевали они.

   Урядник слушал внимательно, и лицо его принимало все более и более взволнованное и озабоченное выражение. Когда же, рассказав все, Сибирочка стихла и только тихо всхлипывала о своем горе, Степан Артемьевич погладил ее по голове и ласково сказал:

   - Ты хорошая девочка, Сибирочка. Ты спасла жизнь купцу Гандурову, и не только ему одному: эти беглые каторжники наделали бы еще много бед, убили бы многих людей. Мы их давно разыскиваем и никак не подозревали, что они поселились в ближайшей от нас тайге... Ты получишь награду, Сибирочка, и от начальства, и от купца Гандурова, которому ты спасла жизнь! А теперь отдохни хорошенько, чтобы проводить нас в тайгу... Подкрепи свои силы. Моя жена накормит тебя. Ты пришла как раз вовремя, потому что купец Гандуров остановился у меня, чтобы дать отдохнуть лошадям, раньше чем пуститься снова в дорогу.

   И, говоря это, урядник погладил белокурую головку Сибирочки, восторгаясь смелостью малютки.

   Девочка, однако, отказалась от еды. Она знала, что медлить было нельзя. Хотя теперь смертельная опасность уже не грозила купцу Гандурову, но злодеи могли догадаться, в чем дело, и жестоко избить, а может статься, и убить Андрюшу за то, что он помог намеченной ими жертве ускользнуть из их рук.

   Поэтому она была не в силах есть и спать и все торопила Алмазина спешить с людьми в тайгу. Урядник и сам сознавал, что необходимо было как можно скорее поймать злодеев.

   Вскоре Сибирочку позвали в гостиную Алмазина, где находился сам купец Гандуров, уже узнавший о грозившей ему опасности.

   - Ты хорошая, самоотверженная девочка, - произнес он, ласково обнимая появившуюся перед ним Сибирочку, - ты избавила от большого горя мою семью, крошка, и за это я позабочусь о тебе и дам тебе денег, чтобы ты могла безбедно существовать всю свою жизнь. Ведь ты сирота?

   - Да, сирота, - произнесла Сибирочка, и опять при одном намеке на то, что она одна-одинешенька осталась теперь на свете, слезы хлынули у нее из глаз.

   - Не горюй, - произнес Гандуров, - я возьму тебя в дом к себе и буду заботиться о тебе, как о родной дочери.

   - И об Андрюше тоже! Возьмите к себе и Андрюшу! Ведь это он научил меня спасти вас. Без него вы бы погибли наверное! - проговорила Сибирочка и стала рассказывать купцу, кто такой был Андрюша.

   - Ладно, возьмем и Андрюшу, - согласился тот, - и о нем позабочусь, и ему хорошо будет. А теперь надо ехать ловить разбойников, - произнес он, поднимаясь с места, с довольной улыбкой, без тени тревоги.

   Действительно, надо было спешить. В какой-нибудь час времени урядник набрал себе помощников и разделил их на два отряда. Часть хорошо вооруженных людей он усадил в тройку купца и приказал им тихонько ехать по проезжему лесному пути, а сам, взяв с собой человек десять, вместе с Гандуровым и с Сибирочкой, пустился в путь пешком к лесной норе, в самую глубь тайги.

   Девочка шла впереди, указывая дорогу маленькому отряду. Месяц вышел на небо и хотя слабо, но все же освещал путь. Шишки, разбросанные Сибирочкою там и тут по снегу, указывали, куда надо было идти. Дорога, по которой ехала тройка с вооруженными людьми, была недалеко. До пеших путников долетал и звон колокольчиков, и фырканье коней.

   Отряд все глубже и глубже уходил в тайгу. Наконец где-то далеко блеснула маленькая точка огонька.

   - Это лесная нора! - прошептала Сибирочка, и сердце ее сильно забилось.

   Маленький отряд остановился. Урядник приказал людям, прячась за деревьями, медленно подвигаться к самому логовищу бродяг... Месяц как раз в это время спрятался за тучу, и в лесу стало темно, как в могиле.

   Сибирочка стояла подле купца Гандурова. Сначала все было тихо. Сердце Сибирочки то билось, то замирало в груди... Она боялась теперь, чтобы вместе со злодеями не схватили по ошибке Андрюшу и не причинили бы мальчику какого-нибудь вреда. Она надумала уже было пробраться к лесной норе и поискать там мальчика и с этой целью отошла незаметно от Гандурова, около которого находилась все время, как вдруг кто-то неожиданно и сильно схватил ее за плечо.

   - Это я! Я - Андрюша, - услышала она взволнованный шепот над своим ухом. - Ты сделала все-все, что я тебе говорил? - тем же тревожным шепотом осведомился он.

   - Все!

   - И урядник с людьми из селения здесь?

   - Здесь!

   Едва успела Сибирочка ответить это, как оглушительный выстрел нарушил мертвую тишину тайги. За ним другой... третий... Кто-то побежал в чащу, кто-то, тяжело хрипя, повалился на землю. И в тот же миг прозвучал в тишине громкий голос урядника:

   - Держите разбойников, ребята! Держите их!

   Свет фонарей, скрытых под полушубками до настоящей минуты, разом осветил лесную чащу.

   Теперь Сибирочка уже ясно видела, как десяток людей окружал Ивана Пальца и его сыновей. Последние ножами и топорами всячески отбивались от хорошо вооруженных людей. Завязалась упорная борьба. Наконец старый бродяга и его младший сын окончательно выбились из сил. Продолжал бороться и защищаться один только Зуб, потом вдруг сделал ловкий прыжок и, увернувшись с быстротою кошки, бросился в чащу.

  

   - Держи! Держи его! - кричал не своим голосом урядник, но бродяга был уже далеко. Размахивая огромным ножом и бросая проклятия и угрозы, он бежал теперь прямо на Андрюшу и Сибирочку, притаившихся за стволом огромного дуба.

   - Он увидит нас! Что нам делать?! - прошептала вне себя девочка, прижимаясь к своему новому другу и как бы ища у него защиты. Но последний уже не медлил.

   Бродяга бежал прямо на них, отрезав им путь к маленькому отряду.

   Он уже успел заметить притаившихся за деревом детей. На минуту он остановился. По его страшному лицу проскользнула бешеная, злая улыбка. Он понял, кто донес на него, его отца и брата в селение, кто выдал их с головой и привел сюда вооруженный ружьями отряд.

   - Ага, так вот ты как! - крикнул он бешено на всю тайгу и бросился на Андрюшу.

   Но тот ожидал, казалось, намеченного удара. Он схватил Сибирочку за руку и в несколько скачков очутился с нею в темноте за группою огромных кедров, куда уже не проникал свет фонарей.

   Здесь он быстро опустился на колени.

   - Садись ко мне на спину! - произнес он, и когда Сибирочка, не медля ни минуты, исполнила его приказание, он вскочил снова на ноги и метнулся с девочкою на спине в самую чащу тайги.

   Однако бродяга Зуб не отставал в погоне за ними. В темноте слышно было его тяжелое дыхание и хруст сухого валежника под его ногами. Он бежал почти по пятам детей... Только темнота ночи разделяла теперь их друг от друга... Сердце Андрюши колотилось в груди, как подстреленная птица... Упади он сейчас, и острый нож Зуба покончил бы с ним и с бедной, ни в чем не повинной Сибирочкой. Зная это, мальчик все прибавлял ходу, хотя усталые ноги болели нестерпимо, а спина мучительно ныла под тяжестью непривычной ей ноши. К тому же ветви деревьев больно хлестали его по лицу. Он бился из последних сил. А страшный Зуб все еще не отставал от маленьких беглецов. Это чувствовала Сибирочка, свернувшаяся в комочек на спине своего друга. В голове Сибирочки гнездилась теперь только одна мысль: "Пусть бежит и спасается один Андрюша, пусть бросит ее в снег... С нею все равно ему невозможно спастись... Слишком тяжело ему, бедному, бежать с такою тяжелою ношей на спине!" И, прильнув губами к уху мальчика, она зашептала ему, прерываясь на каждом слове:

   - Брось меня, Андрюша... Брось... Беги один... Авось он не заметит меня... Спасайся сам, милый! Оставь меня... Я только мешаю тебе...

   - Молчи! - хриплым звуком вырвалось из груди мальчика. - Вместе спасемся или умрем! - И, напрягая последние силы, он бросился как безумный вперед и в ту же минуту с глухим стоном вместе с Сибирочкой повалился на сугроб снега.

  

  

  

   Что-то холодное коснулось лица Сибирочки и почти одновременно она услышала чье-то тяжелое дыхание совсем близко от себя.

   Месяц скрылся за тучу, и в окружающей темноте не видно было ничего. Сибирочка протянула руку вперед и чуть не вскрикнула во весь голос: ее пальцы коснулись неподвижного лица Андрюши, по которому струилось что-то теплое и липкое, как клей.

   Она вытянула другую руку и сильно ударилась о нечто твердое, как камень. Теперь девочка поняла все. В отчаянной поспешности бега Андрюша наткнулся на дерево, выросшее посреди тропинки, и, ударившись об него головой, упал, обливаясь кровью, в сугроб, в то время как преследовавший их Зуб пробежал далее.

   Ужас сковал сердце Сибирочки. Что, если умер Андрюша? Что, если он, как и дедушка, не поднимется с сугроба больше никогда и она останется одна-одинешенька в этой страшной тайге, где бродят медведи и волки и где находится еще более страшный враг, взбешенный и готовый расправиться с ними своим огромным ножом бродяга! Но все страхи Сибирочки, весь ужас одиночества покрывались ее тоскою по Андрюше, которого она. несмотря на короткое знакомство, успела горячо полюбить.

   В несчастиях люди сходятся скорее и ближе. Ей казалось, что она знает мальчика давно-давно... Она взяла его за руку. Рука осталась неподвижною в ее маленькой ручонке. Мальчик был без чувств. Должно быть, он сильно поранил себе голову о ствол дерева.

   Тогда Сибирочка вспомнила, как дедушка лечил ее от ушиба в зимнее время. Он брал снегу и растирал им пострадавшее место. То же самое сделала со своим другом и девочка. Она схватила целые пригоршни снега и стала усердно прикладывать его к раненой голове Андрюши. Мало-помалу кровь перестала сочиться из лба, и мальчик начал проявлять кой-какие признаки жизни. С его губ сорвался первый стон, за ним другой, третий...

   - Где я? Что со мною? - спросил он слабым голосом, окончательно приходя в себя.

   - Андрюша, милый! Ты жив?! Жив! Слава Богу! - радостно прошептала Сибирочка, целуя и обнимая мальчика, все еще бессильно распростертого на снегу.

   - Жив, только у меня сильно голова болит... Но я могу двигаться дальше, - стараясь говорить бодрым голосом, произнес он. - А где Зуб? Или его утомила погоня, и он отстал от нас?

   - Нет, он пробежал мимо, теперь он находится впереди нас. Нам надо идти поскорее к лесной норе, где остались люди, а то он вернется сюда и найдет нас, - взволнованным голосом пояснила девочка. - Но ты не можешь идти, - добавила она, опасливо вглядываясь в белеющее перед нею во мраке лицо ее друга.

   - О, я попытаюсь! - послышался ответ в темноте, и Андрюша сделал усилие, чтобы подняться. - Давай твою ручонку. Пойдем, держась за руки, а то мы потеряем друг друга... Видишь, какая здесь темнота, - произнес он, с трудом поднимаясь на ноги.

   Сибирочка молча протянула ему руку, ощупью нашла его пальцы, и, тесно прижавшись друг к другу, дети повернули назад и пошли по тому направлению, где, как им казалось, они оставили урядника и людей.

  

  

  

   - Нет, я не могу идти больше. Голова болит все сильнее... А здесь оставаться нельзя... Звать на помощь тоже нельзя. Зуб услышит и прибежит сюда разделаться с нами, прежде нежели подоспеют сюда люди, - с отчаянием в голосе произнес Андрюша и, помолчав немного, прибавил уже значительно бодрее: - Вот что я придумал: мы выроем ямку в снегу, вроде звериной норки, заползем в нее и до утра отдохнем в ней хорошенько, а утром при свете увидим, где мы находимся и как нам пройти до селения, - уже совсем бодро заключил он свою речь.

   И прежде нежели Сибирочка могла одобрить его план, Андрюша уже ощупью, в темноте, принялся за работу. Яму в сугробе пришлось рыть руками, за неимением лопат. Сибирочка, как умела и могла, принялась помогать своему другу. Вскоре в рыхлом снегу появилась глубокая нора, и дети могли укрыться в ней и уснуть в ожидании утра. Они так и сделали, не медля больше ни минуты. Усталость и пережитые волнения помогли им забыться, и, прижавшись друг к другу, они уснули крепким сном в своей самодельной спальне...

  

   Миновала ночь. Наступило утро. Проснулась и ожила старая тайга. Белочка шаловливо запрыгала по ветвям огромных дубов. Какой-то пушистый зверек высунул из дупла дерева свою острую подвижную мордочку. Где-то прозвучал вдалеке унылый крик хищной птицы.

   От этого крика первый проснулся Андрей. Он вылез из своей снежной пещерки и не без изумления оглянулся кругом. В его лице отразились испуг и тревога. Он хорошо знал местность, окружавшую лесную нору. Хорошо знал прилегавшую к жилищу лесных бродяг тайгу, знал по крайней мере верст на десять кругом. Но здесь он еще не бывал ни разу. Местность казалась ему совсем незнакомой и дикой. Деревья разрослись здесь так густо кругом, что в лесу было сумрачно, как в могиле. Иногда, сплетаясь ветвями, они образовывали непроходимую стену, и только у корней их оставалось небольшое отверстие, которое можно было миновать, не иначе как только пригнувшись чуть ли не к самой земле. Невольное смущение охватило душу мальчика. Здесь, в этой непроходимой чаще, что могли поделать без крова и пищи он и вверенная его попечению самой судьбой маленькая девочка?

   Андрюша подошел к самодельной пещерке и заглянул в нее. В ней, подложив худенькую ручонку под голову, безмятежным сном сладко спала Сибирочка. Белокурые волосы, выбившись из-под платка, обрамляли ее личико, белое и нежное, как фарфор.

   - Бедная маленькая девочка, - прошептал Андрюша, - что ждет тебя!.. Голодная смерть в дикой тайге. Бедная маленькая девочка! Как мне жаль тебя! - Он нагнулся к спящей и крепко поцеловал ее.

   Сибирочка проснулась и недоумевающе открыла свои большие синие глаза. Она с минуту не понимала ничего. Потом оглянулась кругом и сильно испугалась, увидя незнакомую местность.

   - Мы заблудились! Да? - со страхом прошептала она.

   Андрюша хотел ответить своей маленькой подруге, но чьи-то тяжелые шаги, раздавшиеся в эту минуту, заставили его замереть на месте. Шаги приближались с каждой минутой, делаясь все слышнее и слышнее...

   - Это Зуб! - прошептала в тоске и страхе Сибирочка.

   - Да! - беззвучно проронил мальчик и прижал девочку к себе, заслонил ее собою, готовый защищать ее до последней возможности своими безоружными, но сильными руками.

   И оба широко раскрытыми взорами впились в чащу. Шум шагов приближался. К нему присоединился теперь хруст ломаемых ветвей и какое-то жуткое сопение.

   - Это Зуб!.. Теперь он уже не даст пощады и убьет нас сию же минуту! - прошептала девочка, и ее побледневшее личико выражало теперь один неизъяснимый сплошной ужас.

   Андрюша не сказал ни слова. Его грудь бурно вздымалась. Черные глаза сверкали. Он решил, что теперь им не миновать мести Зуба, но он хотел только одного: спасти во что бы то ни стало бедную маленькую девочку, доверчиво припавшую под его защиту. Он думал: "Зуб ударит меня своим ножом, я упаду навзничь на пещеру и прикрою собой Сибирочку, и он ее не увидит. Не увидит ни за что... Таким образом она будет спасена".

   Между тем шаги были уже совсем близко. Кто-то с остервенением пробивал себе путь, бешено ломая сучья и ветки по дороге. Вот они затрещали неистово, раздвинулись, и огромный бурый медведь выскочил из чащи и очутился в двух шагах от онемевших от ужаса детей.

  

  

  

   - О! - простонала Сибирочка и закрыла лицо руками.

   Медведь повернул голову, увидел детей и неожиданно поднялся на задние лапы. Оглушительный рев вырвался из его могучего тела. Тут только дети увидели зиявшую рану в боку медведя и тянувшуюся по его следу на снегу кровавую полоску. Глаза зверя были налиты кровью, пасть широко раскрыта. Казалось, полученная рана привела в бешенство страшное чудовище, и, издавая страшное рычанье, оно готово было уже кинуться на неожиданного и беспомощного врага. В одну минуту Андрюша сообразил, что от разъяренного лесного чудовища нет спасения.

   Если смерть под ножом лесного бродяги была ужасна, то вдвое ужаснее казалась она в когтях страшного медведя.

   Андрюша взглянул на Сибирочку. Она была белее снега и вся трепетала, как птичка, прижавшись к нему. Если бы у мальчика было какое-нибудь оружие, он, не задумываясь ни на минуту, кинулся бы на четвероногого врага. Но увы! Оружия не было у Андрюши - значит, не было и спасения. Он крепко обнял девочку и, прислонив ее головку к своей груди, старался заслонить ее от ужасного зверя.

  

   Раненый медведь с тем же жутким рычанием и с налитыми кровью глазами двинулся вперед. Его дыхание и хрип, выходивший из горла, теперь обдавали головы детей... Огромные лапы с острыми когтями, выходившими из-под мохнатой шкуры, направились к ним. С диким ревом чудовище пригнулось к земле, и...

   Что-то просвистело в воздухе и изо всей силы впилось в голову зверя. Дикий, оглушительный рев прорезал тишину тайги. Обливаясь кровью, медведь с шумом рухнул навзничь, обагряя алыми пятнами снег кругом себя. На месте страшного чудовища перед изумленными детьми появилось что-то странное, необычайное, чего еще не встречали ни Андрюша, ни его маленькая спутница никогда за все время их коротенькой жизни.

  

  

  

   К изумленным детям у входа в их пещерку подошло небольшого роста круглолицее существо, все с головы до ног зашитое в звериную шкуру. На странном существе была меховая куртка, плотно обхватывающая его спину и грудь, длинные штаны, узкие, словно трубки, из того же меха, невысокие сапоги из шкуры какого-то желтого зверька и меховой колпак, надвинутый на самые брови, из-под которых, поблескивая, сверкали маленькие, косо расставленные, но отнюдь не злые глазки. Плоский приплюснутый нос, толстые губы и румяные лоснящиеся щеки - все это так и дышало не то недоумением, не то любопытством.

   Странное существо смотрело во все глаза на детей. Дети - на странное существо. Потом маленькие глазки звероподобного, благодаря его шкурам, человечка сузились. Лицо расплылось в широчайшую улыбку. Прищелкнув языком, странное существо проговорило ломаным русским языком:

   - Твоя, здравствуй! - и закивало меховым колпаком вперед и назад, вправо и влево.

   - Здравствуйте! - едва приходя в себя от изумления, произнес Андрюша. - Это вы убили медведя? - тотчас же сделал он вопрос.

   - Моя убил, - опять закивал и заморгал глазами маленький человечек, - моя убил. Нымза убил. Великий шайтан помог Нымзе. Лесной хозяин пришел на чум к Нымзе, барана взял, рыбы взял и в лес ушел. Нымза за ним... В тайге догонял, стрелу пускал. Не долетала стрела... Другая пускал... не долетала... топором башка рубил, пополам башка... Помер лесной хозяин!

   - Убит, - согласился Андрюша.

   - Хорошо убит. Не встанет. Шкуру моя в город к русским понесет. Мясо коптить на шоле будет моя и твоя угостит. Поди на чум к Нымзе, твоя у Нымзы в гостях будет!

   И странное существо ободряюще похлопало по плечу Андрюшу.

   - Спасибо, что в гости зовешь... Я и эта маленькая девочка устали и голодны... Накорми нас у тебя на чуме... Ты ведь живешь близко? - попросил он странного человечка.

   - Моя близко, ошень-ошень близко живет, в тайге живет. Моя - остяк. Нымза - остяк, лето рыба ловит, зимой зверя бьет. Моя давно в тайге живет... Одна живет... Шкуры носит продавать на русские город... Нымза - остяк, но русских любит, хоть великому шайтану и лесным духам молится. Русским Нымза первый друг. Вот убил лесного хозяина Нымза; моя - лапы себе берет, твоя - голову отдаст, сердце и печенку, все самое, ух, вкусная другу отдаст Нымза!

   - Спасибо тебе. Сведи нас к себе, голубчик. Девочка устала и голодна, и я тоже, - попросил Андрюша.

   - Твоя сестра? - ткнул бесцеремонно остяк пальцем в Сибирочку.

   - Нет. Сиротка, чужая. Помоги нам. А я тебе с медведем управиться помогу.

   - Спасибо. Моя согласна. Вот бери нож. Не попорть только шкура. Гляди, как моя работать будет. - И, говоря это, остяк быстро вытащил острый нож из своего мехового сапога. Оттуда торчали еще деревянные стрелы с медными острыми наконечниками, похожими на маленькие кинжалы. Лук болтался на спине охотника. Ружья у него не было, только кривой топорик был воткнут за поясом. Медведь лежал неподвижно с другим таким острым топориком, ловко раздвоившим ему череп.

   Нымза подошел к убитому зверю и начал с того, что вынул у него топорик из головы. Черная кровь брызнула из раны. Нымза бросился на колени, приник к голове медведя и с жадностью стал пить теплую кровь.

   Сибирочка с ужасом и отвращением смотрела на Нымзу. Она не встречала еще охотников-остяков и не знала их обычаев и вкусов.

   Между тем Нымза разрезал ножом под брюхом медведя его теплую шкуру и приказал Андрюше надрезать лапы. Когда мальчик сделал это, охотник без труда снял шкуру с дымившейся еще туши медведя. Потом своим острым топориком отрезал ему голову и четыре лапы, одну за другой. Затем изрубил тушу зверя на четыре куска и, приложив палец к губам, пронзительно свистнул.

   Опять затрещали сучья и хворост, и легкий на этот раз шум пронесся, поблизости. Прошла еще минута, другая, и из чащи выскочила огромная мохнатая собака, очень похожая на медведя, запряженная в низкие розвальни-сани, в два аршина длины.

   Обыкновенно у остяков бывают только маленькие, худенькие собаки - лайки. Но собака остяка была совершенно особенная, из породы больших, сильных охотничьих собак, которые только редко встречаются на далеком Севере. Увидя детей, собака вся ощетинилась было, и ее кровью налитые глаза со злобою покосились на них, а огромные клыки оскалились, но Нымза произнес какое-то слово по-остяцки, и страшный пес тотчас же притих. Теперь он только облизывался и косился на лежавшие куски мяса на снегу.

   - Лун почуял вкусное мясо... Лун кушать хочет, - сказал Нымза, снова сморщив свое плоское приплюснутое лицо в улыбку, и похлопал собаку по ее всклокоченной шерсти. Та лизнула его руку и умильно завиляла хвостом. - Моя добычу сейчас класть станет. Пускай Лун везет на путь... Твоя помогай... - коротко ронял Нымза, обращаясь к Андрюше, и, схватив самый большой кусок медвежьей туши, положил его в сани. Андрюша последовал его примеру. Когда последняя лапа мертвого и разрубленного на части зверя очутилась на розвальнях, Нымза снял с себя кожаный пояс и пристегнул им куски к саням. Потом он щелкнул языком, как-то особенно громко свистнул, и Лун, взявшись с места, двинулся в путь, волоча за собой сани в глубь тайги.

   - Эк хороша! Хороша собака у Нымзы! - прищелкнул снова языком остяк. - А сейчас моя домой идет, и твоя тоже, и он тоже! - снова бесцеремонно тыкал пальцем Нымза то в сторону Сибирочки, то Андрюши.

   Андрюша ласково кивнул ему. Он был рад какому бы то ни было отдыху и покою для себя и своей спутницы и, взяв за руку девочку, бодро зашагал вместе с нею за гостеприимным охотником к его жилищу.

  

  

  

   - Моя чум близка! - изредка ронял шедший впереди детей остяк. - Сейчас там будем.

   Действительно, вскоре мелькнул просвет за деревьями, и небольшая поляна, сбегающая скатом к лесному озеру, покрытому теперь толстым льдом и запушенному снегом, представилась взорам детей. На самом берегу лесного озера стояло остроконечное остяцкое жилище, книзу широкое, кверху узкое, заканчивающееся шестом. Оно было сплетено из палок, покрытых звериными шкурами. Из небольшого отверстия вверху струился дымок. Остяк распахнул спущенную до пола шкуру какого-то зверя, и дети вошли в открывшееся им отверстие в чум. Посреди чума был устроен шол (так называют остяки очаг, род печурки); в нем тлели уголья и слабо догорал маленький синий огонек. На земляном полу чума лежали кошмы, то есть куски войлока и шкуры оленя и дикой козы, служившие заодно и постелью, и сиденьем. Незатейливая деревянная и глиняная посуда вместе с принадлежностями охоты, кривым ножом, топором и не то копьем, не то багром, висела на стене чума. Тут же в углу лежала и рыбачья сеть, а на небольшой подставке вроде полочки находилась чья-то высеченная из камня, безобразная голова с огромным ртом и торчащими ушами.

   Андрюша понял сразу, что это был идол, домашний божок хозяина, которому он молился, как и многие другие остяки-язычники.

   - Садись, гостем Нымзы будешь, - произнес любезно остяк и усадил обоих детей на мягкие кошмы.

   Потом он выскочил на минуту из чума, распряг Луна и вернулся в сопровождении собаки в жилище, с трудом таща на спине огромный кусок медвежатины. Сибирочка невольно попятилась при виде огромного пса, подошедшего к ней.

   - Твоя не бойся... Пускай твоя не бойся, - закивал и заулыбался остяк, - Лун не тронет. Лун умный, не ест человека.

   Действительно, Лун обнюхал ноги незнакомых еще ему гостей и преспокойно улегся около девочки, не сводя с хозяина умильного взгляда и тихо повиливая хвостом. Нымза растопил между тем шол, бросив в него сухой травы и валежника, и когда веселый огонек запылал в чуме, он воткнул на железный шест кусок медвежатины и прикрепил его над огнем.

   Вскоре вкусный запах жаркого распространился по всему жилищу. Проголодавшиеся дети с восторгом помышляли о вкусном куске медвежьего мяса.

   Лун тоже изъявлял некоторое нетерпение. Умный пес был, очевидно, убежден, что хозяин не забудет угостить и его.

   Жаркое наконец поспело. Нымза разрезал его на куски, посыпал солью, но прежде чем приступить к пиршеству, снова выскочил из чума и на этот раз вернулся очень медленно и торжественно, неся в руках голову медведя. Внеся ее в жилище, он положил голову на полочку рядом со своим божком-идолом и, присев на корточки перед ним, зашептал что-то по-остяцки и, просидев с минуту, вернулся к шолу.

   - Теперь моя знает, лесной хозяин не серчает на Нымзу... Я сказал ему, что только голод и нужда заставили Нымзу-охотника покончить с ним! Великий дух заступится за меня, - довольно улыбаясь, пояснил он детям и роздал им горячие медвежьи куски. Луну он бросил внутренности убитой добычи, и пес с жадностью принялся за них.

   Андрюша вспомнил, что его покойный отец, знавший отлично нравы инородцев, рассказывал ему, что медведь, или лесной хозяин, как его прозывают остяки, почитается у них священным, и хотя его разрешено убивать, но не иначе, как по совершении некоторых обрядов.

   Впрочем, Андрюше не пришлось долго думать. Голод, измучивший порядком детей, заставил их уйти всеми мыслями в еду. Куски опаленной огнем и копотью полусырой медвежатины показались им таким необычайно вкусным блюдом, какого ни тот, ни другая, казалось, не ели никогда!

   Лун вполне разделял их мнение и с редким аппетитом уничтожал свою порцию тут же рядом. Но вдруг он оставил еду, навострил уши и, глухо зарычав, поднялся с места. Шерсть ощетинилась на нем, глаза налились кровью.

   - Кто-то пробирается к чуму, Лун чует, - шепотом пояснил Нымза и, в свою очередь, приподнялся с кошмы, на которой сидел с жирным куском медвежьего мяса в руках.

   Дети перестали есть и испуганно переглянулись. Андрюша вскочил первый. За ним поднялась Сибирочка.

   - Что, если это Зуб разыскал нас? Надо бежать... - прошептал мальчик и, схватив за руку свою маленькую подругу, ринулся с нею к порогу остяцкого жилища.

   В тот же миг с отчаянным криком дети отпрянули назад в глубину чума.

   На пороге домика Нымзы стоял Зуб.

  

  

---