лнышко" с "мамой Нэлли", подтвердив еще раз свое приглашение Елецкой и Додошке провести у них лето.
Но бал не прекращался. Большой Джон, заменивший Добровского в качестве дирижера, придумал славную штучку: попросив разрешения maman, он повел танцующие пары в сад, мазуркой. Стройно заливался оркестр. Пары спорхнули по длинным лестницам, очутились в саду и с веселыми шутками под бряцание шпор и шелест платьев помчались по широкой аллее...
И вдруг звонкая трель прорезала гармонию ночи...
- Соловей!.. - И длинная фаланга танцующих остановилась как вкопанная.
А соловей все пел да пел... Он пел, как ручей в лесу, как тихое озеро в бурю, как стрекот кузнечиков в летнюю ночь, как голос юных легкокрылых эльфов, как поэты старинных рыцарских времен.
- Как хорошо!.. Как хорошо мне, мой Грицю!.. - прошептала Мара, сжимая руку своего жениха. - Будто дома мы, будто на хуторе в вишневом садике поет наш соловей.
- Скоро и мы будем там, серденько мое, - с необычайной лаской в голосе отвечал Грицко своей невесте.
А другая пара впереди, тоже зачарованная роскошной соловьиной песнью, смотрела в лицо друг другу и тихо смеялась.
- Вы ни чуточки не сердитесь на меня теперь, Большой Джон?.. - спрашивала Лида своего кавалера.
- Я был бы большим колпаком с ослиными ушами, маленькая русалочка, если бы посмел еще теперь сердиться на вас, - отвечал Большой Джон.
Соловей стих. Музыканты приблизились к окнам залы, и звуки оркестра наполнили сад.
- Вперед! - крикнул Большой Джон. - Вперед - не танцующие пары, а вы все, славные, юные существа, собирающиеся выпорхнуть из этого старого гнезда! Смело и бодро вперед в незнакомую жизнь на помощь близким, на утеху несчастным, и да покажется вам жизнь прекрасной, как эта белая ночь, как соловьиная песнь, как музыка, чарующая нас в эти минуты!..
- Ура! Большой Джон, ура! Дай Бог, чтобы слова ваши сбылись, добрый волшебник! - крикнула Лида, и все пары подхватили это "ура".
А белая ночь, казалось, знала то, чего не знали юные девушки, готовившиеся выпорхнуть из старого, насиженного гнезда...
Но белая ночь молчала, и будущее казалось девушкам такою же чарующей, как эта белая ночь, загадкой.