Главная » Книги

Вересаев Викентий Викентьевич - Без дороги, Страница 6

Вересаев Викентий Викентьевич - Без дороги


1 2 3 4 5 6

о так плоско понимать вещи.
   Впрочем, серьезно спорить и доказывать продолжала только Наташа; Даев больше забавлял-ся, наблюдая, какую нелепо-уродливую форму принимали их взгляды в понимании Сергея Андре-евича и Киселева.
   Сергей Андреевич молча прошелся по террасе.
   - Нет, господа, чтоб до такой можно было дойти узости, до такой чудовищной черствости и бессердечия,- этого я не ожидал! Ну, и времечко же теперь, нечего сказать,- довелось мне дожить!
   - На время грех жаловаться,- серьезно возразил Даев,- время хорошее и чрезвычайно интересное. Великолепное время. А что касается ваших упреков в бессердечии, то, уверяю вас, Сергей Андреевич, убедить ими кого-нибудь очень трудно. Мы утверждаем, что Россия вступила на известный путь развития и что заставить ее свернуть с этого пути ничто не в состоянии; дока-жите, что мы ошибаемся; но вы вместо этого на все лады стараетесь нам втолковать, что наш взгляд "возмутителен". Странное отношение к действительности! Пора бы уж перестать судить о ее явлениях с точки зрения наших идеалов.
   Сергей Андреевич с любопытством спросил:
   - Вы полагаете, что пора?
   - Да, я думаю, давно уже пора. Жизнь развивается по своим законам, не справляясь с ваши-ми идеалами; нечего и приставать к ней с этими идеалами; нужно принять те, которые диктует сама действительность.
   - Боже мой, боже мой! И это - молодежь, надежда страны!..- воскликнул Сергей Андре-евич.
   Он схватился за голову и взволнованно зашагал по террасе.
   Наташа с неопределенною улыбкою смотрела на скатерть. Даев следил за Сергеем Андрееви-чем с нескрываемою ирониею.
   - Если об этом говорить, то... Не завидую я стране, которой приходится довольствоваться надеждою на молодежь,- сказал он.- Слава богу, наша страна в этой надежде уж не нуждается. Вырос и выступил на сцену новый глубоко революционный класс...
   - Да не на вас же, конечно, рассчитывать...
   Голос Сергея Андреевича сорвался. Он махнул рукою и отошел к концу террасы.
   Облака на западе сияли ослепительным золотым светом, весь запад горел золотом. Казалось, будто там раскинулись какие-то широкие, необъятные равнины; длинные золотые лучи пронизали их, расходясь до половины неба, на севере кучились и громоздились тяжелые облака с бронзовым оттенком. Зелень орешников и кленов стала странно яркого цвета, золотой отблеск лег на далекие нивы и деревни.
   Сергей Андреевич, угрюмо прикусив губу, смотрел на торжествующе горевшее небо. Слезы душили его: так вот что стало из Наташи, вот в чем нашла она выход и успокоение!.. На Даева Сергей Андреевич давно уж махнул рукою. Прежде он недоумевал, как могла боевая натура Даева примириться с таким апофеозом квиетизма, потом, однако, решил, что жестокость нового учения вполне соответствовала черствому и недоброму характеру Даева. Но Наташа!..
   Сергей Андреевич, вспомнил, как однажды, четыре года назад*, она заехала к нему с прогул-ки верхом, вместе с своим двоюродным братом, доктором Чекановым. Столько в ее глазах было тогда жизни и счастья, столько молодости, радостно рвущейся на простор, отзывчивой и любя-щей! Сергей Андреевич сам весь тот день чувствовал себя как бы помолодевшим. Потом он увидел Наташу два месяца спустя. Она только что воротилась из Слесарска, где на ее руках умер доктор Чеканов, насмерть избитый толпою во время холерных беспорядков. Изменилась она страшно: глаза ее горели глубоким, сосредоточенным огнем, всеми помыслами, всем своим существом она как бы ушла в одно желание - желание страдания и жертвы. В то время Наташа часто бывала у Сергея Андреевича и настойчиво расспрашивала его, что теперь всего нужнее делать, на что отдать свои силы. Он полюбил ее, как дочь, и жизнь для него стала светлее; никогда он не работал столько, как в то время, и работал радостно, без обычного раздражения и ворчаний. Вскоре Наташа уехала на юг сестрою милосердия, затем, по окончании холеры, за границу... И вот что теперь стало из нее!
  
   * Впереди про это рассказано в дневниковой записи за 1 июля (стр. 34).
  
   А между тем по-прежнему она была симпатична Сергею Андреевичу... Что же это за прокля-тая зараза, откуда забрала она столько всепокоряющей силы?!
   Из-за сарая выехал на шарабане Володя. Он нахлестывал кнутом Нежданчика, поглядывая на балкон, не следит ли за ним отец, и лихо подкатил к калитке. У стола раздался шум отодвигаемых стульев. Сергей Андреевич воротился к гостям.
   Киселев застегивал пальто и надевал дорожную сумку.
   - Ну, прощайте, господа! - сказал он, протягивая свою широкую руку Наташе и Даеву.- Желаю вам всего хорошего. Делайте ваше "историческое" дело - открывайте фабрики, старай-тесь обезземелить крестьян, разрушить артель и кустарные промыслы,- может быть, вам когда-нибудь и станет стыдно за это. А мы - мы с нашими "братьями-артельщиками" не боимся вас... Вы не обижайтесь на меня!..- быстро прибавил он, добродушно улыбаясь и крепко пожимая обеими руками руку Даева.- Сердца у вас хорошие, только теория вас душит, вот в чем горе!
   Даев рассмеялся и горячо пожал в ответ руку Киселева.
   - А мне позвольте совершенно искренно пожелать вам возможно большего успеха.
   Киселев спустился с террасы. Сергей Андреевич после всего происшедшего чувствовал к нему прилив особенной любви и нежности; он не спускал с Киселева мягкого, любовного взгляда. Киселев, ощупывая наполненные карманы пальто, остановился перед шарабаном.
   - Доедет молодой человек? - спросил он, оглядывая маленькую фигурку Володи.
   Володя покраснел и с обиженною улыбкою быстро взглянул на отца. - Ничего, доедет... Только, брат, вот что,- сурово обратился Сергей Андреевич к Володе,- кнут пускай в дело пореже и. назад возвращайся через Басово, а не через Игнашкин Яр.
   Лицо Киселева внезапно стало серьезным.
   - Ну, Сергей Андреевич, оставайся здоровым! - вздохнул он и раскрыл объятия.- Бог весть, когда теперь свидимся.
   Они крепко поцеловались три раза накрест. Потом Сергей Андреевич еще раз прижал к себе Киселева и долго, горячо поцеловал его, как бы желая этим поцелуем выразить всю силу своего уважения и любви к нему.
   Киселев ступил на подножку шарабана, тяжело накренившегося под ним, уселся и еще раз ощупал карманы. Володя тронул Нежданчика.
  

V

  
   Сергей Андреевич воротился на террасу. В душе у него кипело. Его мучило, что на все его упреки Наташа и Даев отвечали только пожиманием плеч и сдержанной улыбкой; и ему хотелось хоть в чем-нибудь пристыдить их.
   Наташа, Люба и Даев сидели у самовара и разговаривали. Сергей Андреевич, насупившись, несколько раз прошелся по террасе.
   - Извините, господа,- сказал он.- Ну, можно ли было завязывать с Иваном Ивановичем такой спор? Неужели вы не чувствовали, до чего это было грубо и бестактно?
   Даев удивленно поднял брови.
   - Почему?
   - Какая была у вас цель? Неужели - убедить Ивана Ивановича, что дело всей его жизни - пустяки, что от него надо отказаться?
   - Я решительно не могу понять такого страха перед свободным обсуждением. Тогда и я вас упрекну: зачем вы с нами спорите? Может быть, и вы нас убедите отказаться от нашей деятель-ности? А относительно Киселева вы напрасно беспокоитесь: он настолько верит в свое дело и настолько туп, что его никто не переубедит. И вы меня извините, Сергей Андреевич, я думаю, что возражения наши больше огорчили не его, а вас, потому что вы в душе и сами не слишком-то верите в чудеса артели.
   - Никто о чудесах и не говорит,- устало произнес Сергей Андреевич.- Но дело это, во всяком случае, хорошее, и к нему непозволительно относиться так свысока, как вы делаете.
   - Позвольте, Сергей Андреевич, Иван Иванович говорил именно о чудесах,- возразила Наташа.- Но мне хотелось бы знать вот что: вы все время возражали нам, защищали Киселева; как же, однако, сами вы смотрите хоть бы на ту же общину или артель? Мне это осталось неясным.
   - Не знаю, Наталья Александровна! Это только для вас будущее ясно, как на ладони; по-моему, жизнь сложнее всяких схем, и никто, относящийся к ней сколько-нибудь добросовестно, не возьмется вам отвечать.
   - Но ведь выдвигает же эта жизнь какие-нибудь исторические задачи? Во что же верить, каким путем идти? Что нужно делать?
   Это были те же вопросы, которые Сергей Андреевич слышал от Наташи и четыре года назад. Тогда она с тоскою ждала от него, чтоб он дал ей веру в жизнь и указал дорогу,- и ему было тяжело, что он не может дать ей этой веры и что для него самого дорога неясна. Теперь, когда На-таша верила и стояла на дороге, Сергея Андреевича приводила в негодование самая возможность тех вопросов, которые она ему задавала.
   Волнуясь и раздражаясь, он стал доказывать, что жизнь предъявляет много разнообразных запросов и удовлетворение всех их одинаково необходимо, а будущее само уж должно решить, "историческою" ли была данная задача, или нет; что нельзя гоняться за какими-то отвлеченными историческими задачами, когда кругом так много насущного дела и так мало работников.
   - Ну да, то же самое я слышала от вас и четыре года назад,- сказала Наташа,- "не знаю" - и поэтому всякое дело одинаково хорошо и важно; только тогда вы не думали, что иначе и не может быть...
   Наташа быстро прошлась по террасе.
   - Как вы можете с этим жить! - произнесла она и с дрожью повела плечами.- Киселев наивен и живет вне времени, но он по крайней мере верит в свое дело; а во что верите вы? В окружающей жизни идет коренная, давно невиданная ломка, в этой ломке падает и гибнет одно, незаметно нарождается другое, жизнь перестраивается на совершенно новый лад, выдвигаются совершенно новые задачи. И вы стоите перед этим хаосом, потеряв под ногами всякую почву; старое вы бы рады удержать, но понимаете, что оно гибнет бесповоротно; к нарождающемуся новому не испытываете ничего, кроме недоверия и ненависти. Где же для вас выход? На все вы можете дать только один ответ: "не знаю!" Ведь перед вами такая пустота, такой кромешный мрак, что подумать жутко!.. И во имя этой-то пустоты вы вооружаетесь против нас и готовы обвинить чуть не в ренегатстве всех, кто покидает ваш лагерь! Да оставаться в вашем лагере невозможно уж по одному тому, что это значит прямо обречь себя на духовную смерть.
   - И не оставайтесь, Наталья Александровна, ищите дорогу! Когда вы ее найдете, мы первые же с радостью пойдем за вами. Но вместо того чтоб искать, вы зажмуриваете глаза, самоуверенно объявляете: "мы знаем!" там, где знать ничего не можете, и с легким сердцем готовы губить все, что не подходит под вашу схему. Разве это значит найти дорогу?.. Нет, Наталья Александровна, колоссальный успех вашей, с позволения сказать, "программы" я могу лишь объяснить совсем другим - тем всеобщим одичанием, которое вызвано теперешним безвременьем.
   - Я думаю, успех ее объясняется тем, что сама жизнь слишком неопровержимо доказала ее правильность. Если бы вы видели, какие радостные, кипучие родники борьбы и жизни бьют там, куда пошли мы!.. А за все то, что мы будто бы собираемся губить, вы можете быть совершенно спокойны: как можем мы что-нибудь губить? Мы никакой силы собою не представляем!
   Сергей Андреевич молча оглядел Наташу и едко усмехнулся.
   - Да, резюме во всяком случае получается весьма поучительное,- и уж, конечно, где ж тут может быть речь о "духовной смерти"! Мы силы никакой не представляем. Идеалы наши подчиняем действительности. Нигде никому помочь не можем...
   Наташа хотела возразить, нервно пожала плечами и замолчала. Даев, посмеиваясь, следил за нею.
   - Я думаю, спор давно уж пора кончить,- сказал он.- Ясно, что мы говорим на разных языках и никогда не столкуемся.
   - Действительно, пора кончить: мне уже давно время ехать.- Наташа быстро встала.
   - Вот-те раз! Наталья Александровна, полноте, куда это вам? - всполошился Сергей Андреевич.- Сейчас ужин готов. Много ли вам ехать-то, всего пять верст!..
   Наташа улыбнулась.
   - Нет, не пять, а тридцать пять. Я в город еду, к вам по дороге заехала.
   - В таком случае, ехать уж слишком поздно. Когда вы теперь в город приедете,- завтра на заре! Ведь вы не мужчина, Наталья Александровна: мало ли что может случиться по дороге! Ночи теперь темные. Оставайтесь-ка лучше у нас ночевать. Переночуете с Любой, а завтра утром напьетесь себе чаю и поедете.
   - Вот еще! - рассмеялась Наташа.- Какая, подумаешь, опасная дорога! У меня в городе дело есть, завтра утром непременно нужно быть; да и жарко ехать днем.
   Сергей Андреевич помолчал.
   - Ну, господь с вами!
   Наташа спустилась с лесенки и стала отвязывать от загородки лошадь. Сергей Андреевич, задумчиво теребя бороду, молча смотрел, как Наташа взнуздывала лошадь, как Даев подтягивал на седле подпруги. Наташа перекинула поводья на руку.
   - Спасибо вам, Наталья Александровна, что заехали,- медленно произнес Сергей Андрее-вич.- Но должен сознаться,- с горечью прибавил он,- не такою думал я вас увидеть.
   - Какая есть! - ответила Наташа с своею быстрою усмешкою.
   Сергей Андреевич нахмурился и молча пожал ее протянутую руку.
  

VI

  
   Наташа уехала. Сергей Андреевич постоял, засунув руки в карманы, надел фуражку и медле-нно пошел по деревенской улице.
   Запад уже не горел золотом. Он был покрыт ярки-розовыми, клочковатыми облаками, выгля-девшими, как вспаханное поле. По дороге гнали стадо; среди сплошного блеянья овец слышалось протяжное мычанье коров и хлопанье кнута. Мужики, верхом на устало шагавших лошадях, с запрокинутыми сохами возвращались с пахоты. Сергей Андреевич свернул в переулок и через обсаженные ивами конопляники вышел в поле. Он долго шел по дороге, понурившись и хмуро глядя в землю. На душе у него было тяжело и смутно.
   Дорога мимо полос крестьянской ржи сворачивала к Тормину. Сергей Андреевич присел на высокую межу, заросшую икотником и полевою рябинкою. Заря гасла, розовый цвет держался только на краях облаков и, наконец, исчез. Облака стали скучного свинцово-серого цвета. По широкой равнине, среди хлебов, мягко темнели деревни, в дубовых кустах Игнашкина Яра зами-гал костер. Мужик, с полным мешком за плечами, шел по тропинке через рожь. По-прежнему было тепло, и чувствовалась близость к земле, и по-прежнему медленно двигались в небе серые тучи, не угрожавшие дождем.
   Мужик с мешком вышел на дорогу и повернул по направлению к Тормину.
   - Прогуляться вышел по холодочку? - ласково обратился он к Сергею Андреевичу, порав-нявшись с ним.
   - Это ты, Капитон! Добрый вечер! Откуда бог несет?
   Капитон спустил мешок на землю и достал из кармана кисет.
   - Ходил к мельничихе, вот мучицы забрал до новины...
   Он набил табаком трубку и спрятал кисет.
   - Ну, дай посижу с тобою, передохну маленько,- сказал он, сел на межу рядом с Сергеем Андреевичем и стал закуривать.
   - Как старуха твоя поживает? - спросил Сергей Андреевич.
   - Опух в ногах уничтожился, слава богу. Под сердце нет-нет да подкатит, а только работает нынче хорошо, дай бог тебе здоровья.
   Они помолчали.
   - Вот рожь-то какая уродилась! И косить нечего будет,- сказал Сергей Андреевич и кивнул на тянувшуюся перед ним полосу; редкие, чахлые колосья ржи совершенно тонули в море густых васильков и полыни.
   Капитон поглядел на полосу и неохотно ответил:
   - Скосишь, брат, и такую. Моя вот полоска такая же точно.
   - Посеялся поздно, что ли?
   - А то с чего же?.. Приели к Филиппову дню хлебушко, ну, и набрал по четверти - у мель-ничихи, у Кузьмича, у санинского барина. Отдать-то отдай четверть, а отработать за нее надо ай нет? Там скоси десятину, там скоси;- ан свой сев-то и ушел. Вот и коси теперь васильки... А тут еще конь пал у меня на Аграфенин день,- прибавил он, помолчав.
   - Ну, брат, плохо твое дело! Как же ты теперь жить будешь?
   - Да уж... как хошь, так и живи,- медленно ответил Капитон и развел руками.
   Сергей Андреевич угрюмо возразил:
   - "Как хошь"... Ведь как-нибудь надо же прожить!
   - Как же не надо? Знамо дело,- надо.
   - Так как же ты проживешь?
   - Как! Н-ну...- Капитон подумал.- Кабы сын был у меня, в люди бы отдал: все кой-что домой бы принес
   - Так ведь нет же сына у тебя!
   - То-то что нет! Вот я же тебе и объясняю: как хошь, мол, так и живи.
   Сергей Андреевич замолчал. Капитон тоже молчал и задумчиво попыхивал трубкою.
   - Жизнь томная, это что говорить. То-омная жизнь! - произнес он словно про себя.
   Сергей Андреевич, угрюмо сдвинув брови, смотрел вдаль. Он припоминал сегодняшний спор и думал о том, что бы испытывали Наташа и Даев, слушая Капитона. Сергей Андреевич был убежден, что они ликовали бы в душе, глядя на этого горького пролетария, которого даже по недоразумению никто не назвал бы самостоятельным хозяином.
   Капитон докурил трубку, простился с Сергеем Андреевичем и пошел своею дорогою.
   Равнина темнела, в деревнях засветились огоньки. По дороге между овсами проскакал на ночное запоздавший парень, в рваном зипуне. Последний отблеск зари гас на тучах. Трудовой день кончился, надвигалась теплая и темная облачная ночь.
   Сергей Андреевич стоял, оглядывая даль; он чувствовал, как дорога и близка ему эта окружа-ющая его бедная, тихая жизнь, сколько удовлетворения испытывал он, отдавая на служение ей свои силы. И он думал о Киселеве, думал о сотнях рассеянных по широкой русской земле безвестных работников, делающих в глуши свое трудное, полезное и невидное дело... Да, ими всеми уже сделано кое-что, они с гордостью могут указать на плоды своего дела. Те, узкие и черствые, относятся к этому делу свысока... Что-то сами они сделают? И тяжелая злоба к ним шевельнулась в Сергее Андреевиче, и он почувствовал, что никогда не примирится с ними, никогда не протянет им руки...
   Через всю свою жизнь, полную ударов и разочарований, он пронес нетронутым одно - горя-чую любовь к народу и его душе, облагороженной и просветленной великою властью земли. И эта любовь, и его тоска перед тем, что так чужда ему народная душа,- все это для них смешно и непонятно. Им смешны сомнения и раздумье над путями, какими пойдет выбивающаяся из колеи народная жизнь. К чему раздумывать и искать, к чему бороться? Слепая историческая необхо-димость - для них высший суд, и они с трезвенною покорностью склоняют перед нею головы...
   - Да, что-то они сделают? - повторял Сергей Андреевич, мрачно глядя в темноту.
  
   1897
  
   1
  
  
  
  

Категория: Книги | Добавил: Armush (21.11.2012)
Просмотров: 376 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа