Тургенев Иван Сергеевич - Три портрета

льгу за руку.

   - Матушка! - раздался медный голос Василия.- Вы обещали мне не оскорблять ее.

   - Я хочу... признавайся же... признавайся... правда ли? правда?

   - Матушка... вспомните...- проговорил медленно Василий.

   Это одно слово сильно потрясло Анну Павловну. Она прислонилась к спинке кресел и зарыдала.

   Ольга Ивановна тихонько подняла голову и хотела было броситься к ногам старухи, но Василий удержал ее, поднял и посадил на другие кресла. Анна Павловна продолжала плакать и шептать несвязные слова...

   - Послушайте, матушка,- заговорил Василий,- не убивайте себя! Беде помочь еще можно... Если Рогачев...

   Ольга Ивановна вздрогнула и выпрямилась.

   - Если Рогачев,- продолжал Василий, значительно взглянув на Ольгу Ивановну,- вообразил, что может безнаказанно опозорить честное семейство...

   Ольге Ивановне стало страшно.

   - В моем доме,- простонала Анна Павловна.

   - Успокойтесь, матушка. Он воспользовался ее неопытностью, ее молодостью, он... Вы что-то хотите сказать? - прибавил он, увидя, что Ольга порывается к нему...

   Ольга Ивановна упала в кресла.

   - Я сейчас еду к Рогачеву. Я заставлю его жениться сегодня же. Будьте уверены, я не позволю ему насмехаться над нами...

   - Но... Василий Иванович... вы...- прошептала Ольга.

   Он долго и холодно посмотрел на нее. Она замолчала снова.

   - Матушка, дайте мне слово не беспокоить ее до моего приезда. Посмотрите - она едва жива. Да и вам надобно отдохнуть. Надейтесь на меня; я отвечаю за всё; во всяком случае подождите моего возвращения. Повторяю вам - не убивайте ни ее, ни себя - и положитесь на меня.

   Он приблизился к дверям и остановился.

   - Матушка,- сказал он,- пойдемте со мной, оставьте ее одну, прошу вас.

   Анна Павловна встала, подошла к иконе, положила земной поклон и тихо последовала за сыном. Ольга Ивановна молча и неподвижно проводила ее глазами. Василий проворно вернулся, схватил ее за руку, шепнул ей на ухо: "Надейтесь на меня и не выдайте нас,- и тотчас удалился...- Бурсье,- закричал он, спускаясь быстро вниз по лестнице,- Бурсье!.."

   Через четверть часа он уже сидел в коляске с своим слугой.

   В этот день старика Рогачева не было дома. Он поехал в уездный город закупать мухояру на кафтаны своим челядинцам. Павел Афанасьевич сидел у себя в кабинете и рассматривал коллекцию полинявших бабочек. Приподняв брови и вытянув губы, он осторожно переворачивал булавкой хрупкие крылышки "ночного сфинкса", как вдруг почувствовал у себя на плече небольшую, но тяжелую руку. Он оглянулся - перед ним стоял Василий.

   - Здравствуйте, Василий Иванович,- проговорил он не без некоторого изумления.

   Василий посмотрел на него и сел перед ним на стул.

   Павел Афанасьевич улыбнулся было... да взглянул на Василья, опустился, раскрыл рот и сложил руки.

   - А скажите-ка, Павел Афанасьевич,- заговорил вдруг Василий,- скоро ли вы намерены сыграть свадебку?

   - Я?.. скоро... конечно... я, с моей стороны... впрочем, как вы и ваша сестрица... я, с моей стороны, готов хоть завтра.

   - Прекрасно, прекрасно. Вы человек весьма нетерпеливый, Павел Афанасьевич.

   - Как это-с?

   - Слушайте,- прибавил Василий Иванович, вставая,- я всё знаю; вы меня понимаете, и я вам приказываю, без отлагательства, завтра же жениться на Ольге.

   - Позвольте, позвольте, однако ж,- возразил Рогачев, не поднимаясь с места,- вы мне приказываете? Я сам искал руки Ольги Ивановны, и мне нечего приказывать... Признаюсь, Василий Иванович, я вас что-то не понимаю.

   - Не понимаешь?

   - Нет, право, не понимаю-с.

   - Даешь ты мне слово жениться на ней завтра же?

   - Да помилуйте, Василий Иванович... не сами ли вы неоднократно откладывали нашу свадьбу? Без вас она бы уже давно состоялась. И теперь я и не думаю отказываться. Что же значат ваши угрозы, ваши настоятельные требования?

   Павел Афанасьевич отер пот с лица.

   - Даешь ли ты мне слово? говори: да или нет? - повторил с расстановкой Василий.

   - Извольте... даю-с, но...

   - Хорошо. Помни же... А она во всем призналась.

   - Кто призналась?

   - Ольга Ивановна.

   - Да в чем призналась?

   - Да что вы передо мной-то притворяетесь, Павел Афанасьевич? Я ведь вам не чужой.

   - В чем я притворяюсь? Я вас не понимаю, не понимаю, решительно не понимаю. В чем могла Ольга Ивановна признаться?

   - В чем? Вы мне надоели! Известно в чем.

   - Убей меня бог...

   - Нет, я тебя убью - если ты на ней не женишься... понимаешь?

   - Как!..- Павел Афанасьевич вскочил и остановился перед Васильем.- Ольга Ивановна... вы говорите...

   - Ловок, братец, ты, ловок, признаюсь,- Василий с улыбкой потрепал его по плечу,- даром что на вид смирен...

   - Боже мой, боже!.. Вы меня с ума сводите... Что вы хотите сказать, объяснитесь, ради бога!

   Василий нагнулся к нему и шепнул ему что-то на ухо.

   Рогачев вскрикнул:

   - Как?.. я? Василий топнул ногой.

   - Ольга Ивановна? Ольга?..

   - Да... ваша невеста...

   - Моя невеста... Василий Иванович... она... она... Да я ж ее и знать не хочу! - закричал Павел Афанасьевич.- Бог с ней совсем! За кого вы меня принимаете? Обмануть меня - меня обмануть... Ольга Ивановна, не грешно вам, не совестно вам... (Слезы брызнули у него из глаз.) Спасибо вам, Василий Иванович, спасибо... А я ее и знать теперь не хочу! не хочу! не хочу! и не говорите... Ах, мои батюшки - вот до чего я дожил! Хорошо же, хорошо!

   - Полно вам ребячиться,- заметил хладнокровно Василий Иванович.- Помните, вы мне дали слово: завтра свадьба.

   - Нет, этому не бывать! Полноте, Василий Иванович, опять-таки скажу вам - за кого вы меня принимаете? Много чести: покорно благодарим-с. Извините-с.

   - Как угодно! - возразил Василий.- Доставайте шпагу.

   - Как шпагу... зачем шпагу?

   - Зачем? А вот зачем.

   Василий вынул свою французскую тонкую, гибкую шпагу и слегка согнул ее об пол.

   - Вы хотите... со мной... драться?..

   - Именно.

   - Но, Василий Иванович, помилуйте, войдите в мое -положение. Как же я могу, посудите сами, после того, что вы мне сказали... Я честный человек, Василий Иванович, я дворянин.

   - Вы дворянин, вы честный человек - так извольте же со мной драться.

   - Василий Иванович!

   - Вы, кажется, робеете, господин Рогачев?

   - Я вовсе не робею, Василий Иванович. Вы думали запугать меня, Василий Иванович. Вот, дескать, я его пугну, он и струсит, он на всё тотчас и согласится... Нет, Василий Иванович, я такой же дворянин, как и вы, хотя воспитания столичного не получил действительно, и запугать вам меня не удастся, извините.

   - Очень хорошо,- возразил Василий,- где же ваша шпага?

   - Ерошка! - закричал Павел Афанасьевич. Вошел человек.

   - Достань мне шпагу - там, ты знаешь, на чердаке... поскорей...

   Ерошка вышел. Павел Афанасьевич вдруг чрезвычайно побледнел, торопливо снял шлафрок, надел кафтан рыжего цвета с стразовыми большими пуговицами... намотал на шею галстух... Василий глядел на него и перебирал пальцами правой руки.

   - Так что ж? драться нам, Павел Афанасьевич?

   - Драться так драться,- возразил Рогачев и торопливо застегнул камзол.

   - Эй, Павел Афанасьевич, послушайтесь моего совета: женись... что тебе... А я, поверь мне...

   - Нет, Василий Иванович,- перебил его Рогачев.- Вы меня, я знаю, либо убьете, либо изувечите; но чести своей я терять не намерен, умирать так умирать.

   Ерошка вошел и трепетно подал Рогачеву старенькую шпажонку в кожаных, истресканных ножнах. В то время все дворяне носили шпаги при пудре; но степные помещики пудрились раза два в год. Ерошка отошел к дверям и заплакал. Павел Афанасьевич вытолкал его вон из комнаты.

   - Однако, Василий Иванович,- заметил он с некоторым смущением,- я не могу сейчас с вами драться: позвольте отложить нашу дуэль до завтра; батюшки нет дома; да и дела мои, на всякий случай, не худо привести в порядок.

   - Вы, я вижу, опять начинаете робеть, милостивый государь.

   - Нет, нет, Василий Иванович; но посудите сами...

   - Послушайте,- закричал Лучинов,- вы меня выводите из терпенья... Или дайте мне слово тотчас жениться, или деритесь... или я вас прибью палкой, как труса, понимаете?

   - Пойдемте в сад,- отвечал сквозь зубы Рогачев.

   Но вдруг дверь растворилась, и старая няня Ефимовна, вся растрепанная, ворвалась в комнату, упала перед Рогачевым на колени, схватила его за ноги...

   - Батюшка ты мой!- завопила она,- дитятко ты мое... что ты такое затеял? Не погуби нас, горемычных, батюшка! Ведь он тебя убьет, голубчик ты мой! Да прикажи нам только, прикажи, мы его, озорника этакого, шапками закидаем... Павел Афанасьевич, дитятко ты мое, побойся бога!

   В дверях показалось множество бледных и встревоженных лиц... показалась даже рыжая борода старосты.

   - Пусти меня, Ефимовна, пусти! - пробормотал Рогачев.

   - Не пущу, родимый, не пущу. Что ты это, батюшка, что ты? Да что скажет Афанасий-то Лукич-то? Да он нас всех с бела света сгонит... А вы что стоите? Возьмите-ка незваного гостя под ручки да и выпроводите его вон из дому, чтобы духа его не было...

   - Рогачев! - грозно вскрикнул Василий Иванович.

   - Ты с ума сошла, Ефимовна, ты меня позоришь, помилуй...- проговорил Павел Афанасьевич.- Ступай, ступай себе с богом, и вы пошли вон, слышите?..

   Василий Иванович быстро подошел к растворенному окошку, достал небольшой серебряный свисток - слегка свистнул... Бурсье отозвался невдалеке. Лучи-нов тотчас обратился к Павлу Афанасьевичу:

   - Чем же эта комедия кончится?

   - Василий Иванович, я приеду к вам завтра - что мне делать с этой сумасшедшей бабой...

   - Э! да я вижу, с вами нечего долго толковать,- сказал Василий и поднял было трость...

   Павел Афанасьевич рванулся, оттолкнул Ефимовну, схватил шпагу и бросился через другие двери в сад.

   Василий ринулся вслед за ним. Они вбежали оба в деревянную беседку, хитро раскрашенную на китайский манер, заперлись и обнажили шпаги. Рогачев когда-то брал уроки в фехтовании, но теперь едва сумел выпасть как следует. Лезвия скрестились. Василий видимо играл шпагой Рогачева. Павел Афанасьевич задыхался, бледнел и с смятеньем глядел в лицо Лучинову. Между тем в саду раздавались крики; толпа народа бежала к беседке. Вдруг Рогачеву послышался раздирающий старческий вопль... он узнал голос отца. Афанасий Лукич, без шапки, с растрепанными волосами, бежал впереди всех, отчаянно махая руками...

   Сильным и неожиданным поворотом клинка вышиб Василий шпагу из руки Павла Афанасьевича.

   - Женись, брат,- сказал он ему,- полно тебе дурачиться.

   - Не женюсь,- прошептал Рогачев, закрыл глаза и весь затрясся.

   Афанасий Лукич начал ломиться в дверь беседки.

   - Не хочешь? - закричал Василий.

   Рогачев покачал отрицательно головой.

   - Ну, так чёрт же с тобой!

   Бедный Павел Афанасьевич упал мертвый: шпага Л учинова. воткнулась ему в сердце... Дверь затрещала, старик Рогачев ворвался в беседку, но Василий уже успел выскочить в окно...

   Два часа спустя вошел он в комнату Ольги Ивановны... Она с ужасом бросилась к нему навстречу... Он молча поклонился ей, вынул шпагу и проколол, на месте сердца, портрет Павла Афанасьевича. Ольга вскрикнула и в беспамятстве упала на пол... Василий отправился к Анне Павловне. Он застал ее в образной. "Матушка,- проговорил он,- мы отомщены".- Бедная старуха вздрогнула и продолжала молиться.

   Через неделю Василий уехал в Петербург - и через два года вернулся в деревню, разбитый параличом, без языка. Он уже не застал в живых ни Анны Павловны, ни Ольги - и умер скоро сам на руках у Юдича, который кормил его, как ребенка, и один умел понимать его несвязный лепет.

  

  

  

   Григорьев - Григорьев Ап. Сочинения. СПб.: Издание Н. Страхова, 1876. Т. I.

   Добролюбов - Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч. / Под общей редакцией П. И. Лебедева-Полянского. Т. I-VI. М.; Л.: Гослитиздат, 1934-1941 (1945).

   Дружинин - Дружинин А. В. Собр. соч. СПб., 1865. Т. VII.

   Иванов - Проф. Иванов Ив. Иван Сергеевич Тургенев. Жизнь. Личность. Творчество. Нежин, 1914.

   Истомин - Истомин К. К. "Старая манера" Тургенева (1834-1855 гг.) СПб., 1913.

   Клеман, Летопись - Клеман М. К. Летопись жизни и творчества И. С. Тургенева Под. ред. Н. К. Пиксанова. М.; Л.: Academie, 1934.

   Назарова - Назарова Л. Н. К вопросу об оценке литературно-критической деятельности И. С. Тургенева его современниками (1851-1853).- Вопросы изучения русской литературы XI-XX веков. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958, с. 162-167.

   Писарев - Писарев Д. И. Сочинения: В 4-х т. М.: Гослитиздат, 1955-1956.

   Рус арх - "Русский архив" (журнал).

   Рус беседа - "Русская беседа" (журнал).

   Рус Обозр - "Русское обозрение" (журнал).

   Со ГБЛ - "И. С. Тургенев", сборник / Под ред. Н. Л. Бродского. М., 1940 (Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина).

   Сб ПД 1923 - "Сборник Пушкинского Дома на 1923 год". Пгр., 1922.

   Т. Соч. 1860-1801 - Сочинения И. С. Тургенева. Исправленные и дополненные. М.: Изд. Н. А. Основского. 1861. Т. II, III.

   Т. Соч, 1865 - Сочинения И. С. Тургенева (1844-1864). Карлсруэ: Изд. бр. Салаевых. 1865. Ч. II, III.

   Т, Соч. 1868-1871 - Сочинения И. С. Тургенева (1844-1868). М.: Изд. бр. Салаевых. 1868. Ч. 2, 3.

   Т, Соч, 1874 - Сочинения И. С. Тургенева (1844-1868). М.: Изд. бр. Салаевых. 1874. Ч. 2. 3.

   Фет - Фет А. А. Мои воспоминания (1848-1889). М.. 1890. Ч. I и II.

   1858. Scènes, I - Scènes de la vie russe, par M. J. Tourguéneff. Nouvelles russes, traduites avec l'autorisation de l'auteur par M. X. Marmier. Paris. 1858.

   1858. Scènrs, II - Scènes de la vie russe, par M. J. Tourguéneff. Deuxième série, traduite avec la collaboration de l'auteur par Louis Viardot. Paris, 1858.

  

  

  

   Петербургский сборник, 1846, с. 445-482.

   Т, 1856, ч. 1, с. 127-174.

   Т, Соч, 1860-1861, т. 2, с. 79-108.

   Г, Соч, 1865, ч. 2, с. 91-125.

   Т, Соч, 1868-1871, ч. 2, с. 89-122.

   Т, Соч, 1874, ч. 2, с. 89-122.

   Г, Соч, 1880, т. 6, с. 95-128.

  

   Автограф рассказа не сохранился.

   Впервые опубликовано: Петербургский сборник, 1846, с. 445-482, с подписью: И. С. Тургенев (ценз. разр. 12 января 1846 г.).

   Печатается по тексту Т, Соч, 1880 с учетом списка опечаток, приложенного к 1-му тому того же издания, с устранением явных опечаток, не замеченных Тургеневым, а также со следующими исправлениями по другим источникам текста:

   Стр. 81, строка 30: "не он служит" вместо "не он служил" (по всем источникам до Т, Соч, 1874).

   Стр. 82, строки 20-21: "расположились" вместо "разложились" (по всем источникам до Т, Соч, 1868-1871).

   Стр. 90, строка 14: "испытать" вместо "испытывать" (по всем другим источникам).

   Стр. 92, строка 12: "не было еще и помина" вместо "не было еще помина" (по всем другим источникам).

   Стр. 95, строки 30-31: "не привлекла бы" вместо "не привлекала бы" (по всем источникам до Т, Соч, 1874).

   Стр. 97, строка 15: "решалась" вместо "решилась" (по всем другим источникам).

   Стр. 98, строки 17-18: "не разговаривала" вместо "не разговаривать" (по всем источникам до Т, Соч, 1874).

   Стр. 101, строка 31: "на другие кресла" вместо "на другое кресло" (по всем другим источникам).

   Стр. 102, строка 3: "упала в кресла" вместо "упала в кресло" (но всем другим источникам).

   Стр. 106, строка 37: "и поднял было" вместо "и поднял быстро" (но всем источникам до Т, Соч, 1868-1871).

  

   Время работы Тургенева над "Тремя портретами" точно не установлено, так как никаких упоминаний об этом в его переписке не сохранилось. Можно думать, что рассказ был написан в конце 1845 г.: к 3 января 1846 г. он, в числе других материалов для "Петербургского сборника", был уже набран (см. письмо Некрасова к А. В. Никитенко от 3 января 1846 г.- Некрасов, т. X, с. 51). Включая рассказ в издание 1856-го года, Тургенев поставил дату: "1846", имея в виду, очевидно, время выхода его в свет. Эту дату он сохранял и в последующих изданиях.

   При подготовке рассказа для издания 1856-го года Тургенев несколько его выправил: устранил слова и выражения, несшие на себе отпечаток экспрессивной романтической манеры, не вполне еще преодоленной им в 1845 г., сделал мелкие стилистические поправки; довольно существенной правке была подвергнута сцена- истязания Юдича (см. раздел "Варианты" в издании: Т, ПСС и П, Сочинения, т. V, с 456-460).

   Поместив в "Петербургском сборнике" ряд своих произведений (помимо "Трех портретов", поэму "Помещик", стихотворения "Тьма", "Римская элегия"), Тургенев открыто показал себя одним из ближайших участников литературного направления, получившего (как раз в связи с выходом "Петербургского сборника") наименование "натуральной школы". Вокруг этого сборника разгорелась журнально-критическая борьба, принявшая сразу же весьма ожесточенный характер. Однако рассказ "Три портрета" не привлек к себе большого внимания критики. Лишь в некоторых статьях проскальзывали беглые замечания о нем и о его герое.

   Белинский в своей статье о "Петербургском сборнике" коротко, хотя и с видимым одобрением, упомянул о "Трех портретах": ""Три портрета", рассказ г. Тургенева, при ловком и живом изложении имеет всю заманчивость не повести, а скорее воспоминаний о добром старом времени. К нему шел бы эпиграф: Дела минувших дней!.." (Белинский, т. 9, с. 566).Очевидно, под влиянием этого отзыва Тургенев в издании 1856-го года придал своему рассказу подзаголовок: "Исторический этюд". В статье "Взгляд на русскую литературу 1847 года", характеризуя новые произведения Тургенева, Белинский обратился к раннему творчеству писателя и с одобрением отметил (наряду с "Помещиком") "его рассказ в прозе - "Три портрета", из которого видно, что г. Тургенев и в прозе нашел свою настоящую дорогу" (там же, т. 10, с. 345).

   Немногочисленные отзывы о рассказе критиков, не принадлежавших к "натуральной школе" или открыто нападавших на нее, были бесцветны и неопределенны. Л. Брант в статье, подписанной "Я. Я. Я.", назвав поэму "Помещик" явно неудачным подражавшем Пушкину, писал далее: "Несколько сноснее "Три портрета", рассказ в прозе того же г-на Ив. Тургенева. Здесь представлен характер, до такой степени сатанинский и такой утонченный обольститель, что перед ним самый Печорин Лермонтова кажется идеалом благородства и добродетели; по. может быть, и правда - всякие люди бывают на свете!" (Сев Пчела, 1846, No 26. 31 января). Еще менее определенным было высказывание А, В. Никитенко, который ограничился общими рассуждениями о таланте Тургенева, не сказав ничего дельного о самом рассказе: "Как писатель умный, он может произвести одно умное, интересное; как художник он производит большею частою нечто неопределенное, бледное или тусклое, в котором мысль ходит иногда ровными, иногда неровными шагами, задумывается, мечтает, улыбается, пли вздыхает, даже отваживается на дело - и не делает деда, которое уже начала <...> Всё, что мы сказали здесь вообще о произведениях господина Тургенева, относится и к его "Помещику" и к "Трем портретам". Нам почти нечего сказать об этих новых произведениях его легкого и приятного пера: в них один н те же достоинства и недостатки" (Б-ка Чт, 1846, No 4, Критика, с. 48-49,). Полностью умолчал о рассказе и К. С. Аксаков в статье о "Петербургском сборнике" (Московский литературный и ученый сборник на 1847 год. М., 1847, Критика, с. 36-38). Однако из косвенных его замечаний (почти всё содержание сборника он считает "хламом", о Тургеневе говорит, что он "пишет всё плоше и плоше". "Помещика" называет "вздором") можно сделать вывод, что и к "Трем портретам" он отнесся также с резким неодобрением. Более явственно это неодобрение выразилось в статье С. П. Шевырева, который обратил главное внимание на безнравственность героя рассказа и писал: "В прозаической повести г. Тургенева "Три портрета" есть лицо, какого мы еще до сих пор в повестях не встречали. Это малодушный подлец. Василий Иванович Лучинов. который крадет деньги из мешков у скупого отца, потом обнажает на него шпагу, далее обольщает девушку-сироту в доме матери, слагает вину на другого, хочет принудить ого жениться на ней, не получив его согласия и зная, что он не умеет драться, вызывает его на дуэль и убивает его" (Москв. 1846. No 2, Критика, с. 183).

   В защиту Тургенева против "Москвитянина" выступил тогда же на страницах "Финского вестника" Ап. Григорьев, в то время с симпатией и сочувствием относившийся к "натуральной школе". Называя Тургенева талантливым поэтом "школы Лермонтова", критик решительно отвергает суждение о рассказе с позиций "неподдельно-восточного мнения", как он иронически определяет взгляды Шевырева; в своей характеристике "Трех портретов" Григорьев открыто утверждает право личности на критику устаревших воззрений, противопоставляя эту идею идее покорности, которую защищал "Москвитянин": "...всего более восстало неподдельно-восточное мнение на прозаический рассказ г. Тургенева "Три портрета", рассказ в высшей степени художественный, в котором впервые в нашей литературе является одно из тех чудных лиц XVIII века, из тех героев своего времени, которые носили в душе семена того же пресыщения жизнью, как и наши, с тем только различием, что они были величавее, ослепительнее наших; понятно, что в особенности возмутило патриархальное мнение. Герой рассказа, к величайшему сожалению, не позволяет дражайшему родителю наложить на пего руки, или прямее сказать и употребляя технические слова, отодрать его на конюшне" (Финский вестник, 1846, т. IX. май. Библиографическая хроника, с. 31-32; за несколько месяцев до этой статьи Григорьев выразил свое отношение к рассказу Тургенева в "Ведомостях С.-Петербургской городской полиции", 1846, No 33, 9 февраля).

   Ап. Григорьев придавал "Трем портретам" большое значение. В более поздние годы он еще дважды обращался к истолкованию исторического и нравственного значении образа Василия Лучинова. В 1855 г., в период сотрудничества в "Москвитянине", он высказывался о раннем творчестве Тургенева диаметрально противоположно тому, что писал за десять лет до этого. Теперь критик упрекает Тургенева в том, что он "начал прямо с крайних крайностей направления, оставшегося в наследство после Лермонтова", в том, что в "Помещике" он "кадил сатирическому направлению", что в своей повести "Три портрета" он "пытался, опять-таки как поэт, придать грандиозность, поэтичность тем гнилушкам, которых ужасающая прозоватостъ приводила его в отчаяние" (Москв, 1855, No 15 и 16, август. Журналистика. "Обозрение наличных литературных деятелей", с. 193). Еще через четыре года, уже не в "Москвитянине", а в "Русском слове", Ап. Григорьев напечатал большую статью о Тургеневе. Говоря о "Трех портретах" и о влиянии творчества Лермонтова на автора рассказа, критик переносит в новую статью многие мысли н фразы из своей статьи 1855 г., по придает им в ряде случаев иное толкование, а иногда прямо вступает в полемику с самим собой. В герое рассказа Григорьев признает теперь типическое содержание: "Василию Лучинову Тургенева я придаю особенную важность потому, что в этом лице старый тип Дон-Жуана, Ловласа и т. д. принял впервые наши русские, оригинальные формы" (Рус Сл, 1859, No 5; цит. по кн.: Григорьев. с. 322). "Что ни говорите о безнравственности Василия Лучинова - по несомненно, что в этом образе есть поэзия, есть обаяние <...> Безнравственность Василия Лучинова вы, разумеется, моральным судом казнили, но то грозное н зловещее. то страстное до безумия и вместе владеющее собою до рефлексии, что в нем являлось, ни художник не развенчивал, ни вы развенчать не могли - и внутри вашей души никак не могли согласиться с критиком, назвавшим Василия Лучинова гнилым человеком. Василий Лучинов, пожалуй, не только гнил, он - гнусен; но сила его, эта страстность почти что южная, соединенная с северным владением собою, эта пламенность рефлексии или рефлексия пламенности есть типовая особенность" (там же. с. 321).

   В этой же статье Григорьев отметил связь между образом Лучинова и образом Ивана Петровича Лаврецкого в "Дворянском гнезде": "...тип Ивана Петровича напоминает тип Василия Лучинова - по уже отношение автора к этому тину совершенно изменилось. Из трагического оно перешло почти в комическое <...> Иван Петрович и Василий Лучинов - две разные стороны одного и того же тина, как Чацкий и Репетилов, например, в отношении к людям двадцатых годов - две разные стороны типа" (там же, с. 435-436). Это наблюдение критика может быть пополнено еще одной параллелью: очерк того же типического характера был намечен Тургеневым также в "родословной Лаврецкого", где упомянут "родной прадед Федора Ивановича, Андрей, человек жестокий, дерзкий, умный и лукавый. До нынешнего дня не умолкла молва об его самоуправстве, о бешеном его нраве, безумной щедрости и алчности неутолимой" ("Дворянское гнездо", гл. VIII).

   В мемуарной литературе о Тургеневе имеется свидетельство, что в истории Лучинова писатель использовал семейные предания рода Лутовиновых. М. А. Щепкин, описывая в своих воспоминаниях усадьбу и барский дом в Спасском, рассказывает о висевшем в столовой старинном портрете: "На нем был изображен мужчина в зеленом камзоле (кафтане) екатерининских времен, обшитом галуном, в трехугольной шляпе. Портрет был проколот, по-видимому, шпагой, как раз на месте сердца изображенного мужчины. Не трудно было узнать в этом портрете прототип картины, описанной Тургеневым в одной из его повестей - "Три портрета". Предание, вполне схожее с содержанием тургеневской повести, долго держалось среди старых дворовых". И дальше Щепкин ссылается па рассказы старика бурмистра и бывшей горничной Варвары Петровны о том, что "дядя матери Ивана Сергеевича, Иван Иванович Лутовинов, сделал роковой прокол" (ИВ, 1898, No 9, с. 911. Этот портрет в настоящее время утрачен). H. M. Гутьяр в статье "Предки И. С. Тургенева" также указывал, что герой "Трех портретов" "Василий Иванович Лучинов, умный, изворотливый, смелый до дерзости и человек без всякой нравственности - один из сыновей Ивана Андреевича Лутовинова, очевидно, младший - Иван Иванович" (Г у т ь я р H. M. Иван Сергеевич Тургенев. Юрьев, 1907, с. 14). В "Записках" В. А. Бакарева, относящихся к 1850-1860-м годам, сохранился "Рассказ о П. И. Лутовинове": "У Лутовинова было более пяти тысяч душ крестьян и бездна денег; он был холостой; у него была сестра девушка, о которой узнал он, что к ней ездит сосед. В одну ночь поймал он его у ней, велел тащить его на псарный двор, где беспрерывно варилась всякая падаль для корму собак, туда хотел он молодца бросить, но один из людей его, увидав беду, ударил в набат и тем спас бедного, избитого до полусмерти!" (Т и его время, с. 315). Л. В. Крестова, опубликовавшая отрывок из "Записок" Бакарева, справедливо отметила, что "эпизод с соседом вводит в ту духовную атмосферу, в которой разыгрывалась драма "Трех портретов"" (там же, с. 316), но при этом внесла в мемуарный рассказ поправку: он должен быть отнесен не к родному деду Тургенева П. И. Лутовпнову, а к брату последнего - Алексею Ивановичу (1747-1796).

   С "Записками охотника" и с отраженной в них русской действительностью "Три портрета" сопоставлены в статье: Громов В. А. Об идейно-художественной связи повестей И. С. Тургенева 40-50-х годов с "Записками охотника" ("Три встречи", "Три портрета").- Межвузовский тургеневский сборник. Орел, 1D63, с. 60-72. (Уч. зап. Орлов, гос. пед. ин-ха, т. 17.)

   В 1858 г. "Три портрета" в авторизованном переводе Кс. Мармье были включены в сборник повестей и рассказов Тургенева, изданный в Париже (1858, Scènes, I). В том же году с французского повесть была переведена на венгерский язык ("Délibâb", No 46-48).

   В немецком переводе "Три портрета" вышли в томе "Drei Novellen" (вместе с "Дворянским гнездом" и "Муму") в 1870 г. в Митаве (изд. Э. Бере). См, об этом: Dornасher К. Bibliographie der deutschsprachigen Buchausgabeii der Werke I. S. Turgenevs 1854-1900.- Pädagogisclie Hochschule "Karl Liebk-necht". Potsdam Wissenschaftliche Zeitschrift. Jg. 19/1975. H. 2, S. 286.

  

   Стр. 80. Он был рожден "для жизни мирной, для деревенской тишины"...- Цитата из романа Пушкина "Евгений Онегин" (глава первая, строфа LV).

   Стр. 81. ...когда приходилось перескакивать волка или лисицу...- Перескакивать - охотничье выражение: отрезать путь зверю, перенимать его во время охоты.

   ...зачичкало.- Зачичкаться - областное слово курского и орловского говоров: съежиться, захилеть, спасть с тела, похудеть (Даль). См. это же слово в письме Тургенева к В. Н. Кашперову от 5(17) января 1857 г.: "Не дайте своему таланту ни заснуть, ни рассыпаться на мелочи, ни, говоря орловским слогом, зачичкаться, то есть до времени высохнуть".

   Стр. 82. ..."по строгим правилам искусства".- Несколько измененная цитата из "Евгения Онегина" (глава шестая, строфа XXVI).

   ...с восторгом упоминали о двух знаменитых "угонках".- Угонка - момент во время псовой охоты, когда заяц, чувствуя, что собаки настигают его, внезапным прыжком круто меняет направление бега.

   Разговоры имеют свои судьбы - как книги (по латинской пословице)...- Намек на латинскую поговорку: "Habeant sua fata libelli" (Книги имеют свою судьбу).

   Стр. 83. ...с большими стразовыми пуговицами...- В конце XVIII в. возникла мода на пуговицы и другие изделия из стекла, имитирующего драгоценные камни. Эти изделия назывались стразами по имени немецкого ювелира Страза, который изобрел способ изготовления искусственных драгоценных камней.

   Стр. 91. ...русские девицы начали почитывать романы вроде Похождений маркиза Глаголя, Фанфана и Лолоты, Алексея, или Хижины в лесу...- Приключения маркиза Г., или Жизнь благородного человека, оставившего свет. Соч. аббата Прево. Перевод с французского И. Елагина и В. Лукина, 6 частей. СПб., 1756-1761 \ этот роман был переиздан в 1780 и 1793 годах. Роман Ф.-Г. Дюкре-Дюменнля "Лолота и Фанфан, или Приключения двух младенцев, оставленных на необитаемом оетрове" в переводе Ф. Розанова был издан в 1789 г. и в. дальнейшем несколько раз переиздавался. Его же роман "Алексис, или Домик в лесу, манускрипт, найденный на берегу реки Изеры и изданный в свет сочинителем Лолоты и Фанфана" в переводе Алексея Печенегова издавался в 1794, 1800 и 1804 гг. Названные Тургеневым романы Дюкре-Дюмениля сохраняли свою популярность в России еще в первые десятилетия XIX в. Белинский шкал о них: "...мы не без сердечного трепета вспоминаем иногда романы Радклиф, Дюкре-Дюминиля и Августа Лафонтена и, смеясь над ними, все-таки любим их, как добрых друзей нашего мечтательного детства..." (Белинский, т. 6, с. 518).

   Мужчины на свете Как мухи к нам льнут...- Ария из комической оперы "Леста, днепровская русалка", переделанной Н. С. Краспопольскпм из популярной немецкой оперы "Das Donau-weibchen", музыка Кауэра, либретто Генслера. Опера была поставлена в Петербурге в 1803 г. и затем обошла все провинциальные сцены н удержалась в репертуаре до конца двадцатых годов. Историк русской оперы, упоминая о блестящем исполнении певицами Болиной и Сандуновой арий Лесты, свидетельствует: "У барынь и барышней из мелкого чиновничьего быта не сходила с клавикорд ария Лиды "Мужчины на свете как мухи к нам льнут"" (Морков В. Исторический очерк русской оперы. СПб., 1862, с. 59; см. также: Арапов П. Н. Летопись русского театра. СПб.. 1861, с. 164).

   Стр. 92. ...Ольга Ивановна родилась в 1757 году...- Это указание не соответствует другим хронологическим данным, содержащимся в рассказе, согласно которым Ольга Ивановна появилась в доме Лучиновых грудным ребенком около 1769 г. Следует отметить, что в издании 1858, Scenes, I эта фраза была исключена.

   ...в ее время об эмигрантах не было еще и помина.- В результате революции 1789-1793 гг. началась массовая эмиграция французских дворян и аристократов во многие страны Европы, в том числе и в Россию. Русские дворяне охотно приглашали эмигрантов в учителя и гувернеры к своим детям, так как они в совершенстве владели светскими манерами и изысканным произношением. Упоминание об одном из таких эмигрантов см. в рассказе Тургенева "Льгов" (наст. изд., Сочинения, т. 3).

   ...Ольгу Ивановну сговорили за соседа - Павла Афанасьевича Рогачева...- Прототипом Ольги Ивановны была младшая сестра Лутовшювых, Дарья; прообразом Рогачева - Николай Рыкачев (в некоторых документах он именуется Рогачевым). Подробнее об этом см.: Чернов Н. Лутовиновская старина. Вступление к биографии.- Литературная газета. 1968, No 36, 4 сентября.

   Стр. 93. ..."для контенансу"...- Французское: par contenance - для приличия, чтобы соблюсти известные правила. Тургенев неоднократно применял это выражение - в "Петушкове" (наст. том, с. 162), в "Отцах и детях" (глава XVI), в своих письмах. Но, по-видимому, оно было свойственно лишь французскому языку русских дворян,- Кс. Мармье в своем переводе "Трех портретов" исключил его из текста рассказа (1858. Scènes, I, p. 310).

   Стр. 96. ...сбивал головки цикорий, этих глупеньких желтых цветков...- Цикорий - одно из народных названий одуванчика. Настоящий цикорий цветет голубыми цветами.

   ..."быстрее быстрой лани"...- Неточная цитата из поэмы Лермонтова "Беглец". У Лермонтова: "быстрее лани".

   Стр. 102. ...закупать мухояру на кафтаны своим челядинцам.- Мухояр (от арабского: muhajjar) - старинная дешевая хлопчатобумажная ткань с примесью шелка или шерсти.

   Стр. 105. В то время все дворяне носили шпаги при пудре... По моде XVIII в. дворяне в парадных случаях надевали шпаги и пудреные парики.