Сенковский Осип Иванович - Похождения одной ревижской души

олятся прочим кумирам. О, когда у меня будет капище, я постараюсь услышать молитвы всех тех, которые захотят ко мне адресоваться!.. Уж, верно, не стану даром съедать их жертвоприношений, подобно нынешним нашим богам, и обманывать надежды бедных поклонников!.. Таким образом я скоро прославлюсь первым божеством в мифологии, и сам Хормузда еще простоит у меня в передней..."

   Я построила бы в колпаке полную модель моего величия, если б тегри не снял его с головы в ту минуту. Посланец Хормузды торопливо вынул меня из-за подкладки и вколотил в какую-то голову, не дав даже мне времени опомниться, ни оглянуться. По внутреннему ее расположению я тотчас приметила, что это голова не собачья. "Что ж это такое? - подумала я.- Это, никак, людская голова?.. Точь-в-точь людской мозг! Ах он негодяй!.. Куда он меня забил?.." - Я хотела тотчас выскочить из нее, но усомнилась, потому что женщины с почтением называли его собакою. Приведенная в недоумение этим обстоятельством, я немножко задержалась в голове, а между тем тегри удалился. Я была в отчаянии. "Мои надежды! Мои истуканы! Мои величественные капища!.. Все исчезло в одно мгновение ока! Где я теперь?.. Что эти бабы врут? Какая это собака?.. Это человек! Я пропала! О, я несчастная!.. Меня опять сослали в людскую голову!.." - Однако женщины, а за ними и мужчины, как будто в насмешку над моею горестью, не переставали с глубочайшим благоговением величать меня собакою. Многие из них кричали во все горло: "Виват, собака! Ура, собака! Да здравствует наша собака!" - Моя горесть увеличилась еще изумлением и гневом, но загадка скоро объяснилась. Что ж вышло? Бездельник-тегри, не расслышав приказания великого Хормузды или ленясь отыскать подлинную собаку, в которую собственно была я назначена, принес меня к берегам Яика и всунул в голову родившемуся в ту минуту Собаке-хану, повелителю Золотой Орды, известному в истории под двумя однозначащими с названием этого животного именами, монгольским - Ногай-хана и татарским Копек-хана. И я, по странному стечению обстоятельств, попалась не в ту тварь, в которую следовало, а в ее однофамильца. Вот как исполняются неисповедимые приговоры судеб!..

   Так мне пришлось управлять людьми вместо того, чтоб спокойно лежать у ворот двора или бегать за стадом баранов на пастбище. Я предвидела ожидающие меня заботы, я чувствовала свою неспособность и предавалась унынию. Но время исцеляет все скорби, прикладывая к ним спасительную мазь забвения. Пока мой Собака-хан, или, как тогда все его называли, Копек-хан начал внятно говорить по-татарски, я совершенно забыла о прошедшем и так проникиулась новый своим саном, как будто со времени выпуска моего из кладовой только и делала на свете, что жила в татарских султанах. В продолжение его юности я мечтала о порядке, благоустройстве, правосудии, даже об искоренении греха, но когда вступила в заведование ордою, ви-зирские души постарались отвлечь мое внимание к предметам другого рода. Они всегда твердили мне о могуществе, говорили, что я должна только драться с людьми и думать о славе, и притесняли русских князей и татарских беков, чтоб побудить их к мятежу и доставить мне постоянный случай отличаться победами. Сначала этот род жизни сильно прельщал самолюбие моего Копека. Он беспрестанно побеждал непокорных, а его визири беспрестанно воспевали его славу и грабили побеждаемых. Но мы скоро постигли хитрость, которой рано или поздно он и я сделались бы жертвами: я велела крепко отколотить визирские души палками по пятам, и неисчерпаемый источник геройской славы мигом иссяк для моего Копека. Тогда приступили мы с ним к великому делу управления родом человеческим.

   Нельзя описать, ни исчислить трудностей, с которыми принуждены мы были бороться, хлопот и огорчений, которые окружали нас на этом, усеянном пропастями и изменою, поприще. Мы пытались управлять людьми по всем возможным методам, и никак не могли их удовольствовать. Мы управляли ими с кротостью - они предались бесчинству. Мы употребили с ними великодушие - они воздали нам неблагодарностью. Мы прибегнули к мудрости - они нас надули. Мы постановили законы - они разнесли их на крючках. Мы принялись за строгость - они начали роптать и грозить бунтом. "А бог же с ними,- сказала я Копеку,- не стоит того, чтоб терять напрасно время. С людьми мы никогда не добьемся толку. Лучше пойдем в гарем, к женщинам".- Мы пошли в гарем, составленный нами из первых красавиц средних веков, и, лаская их нежные подбородки, вдруг выдумали копейки - копейки, то есть круглые, некогда серебряные плитки, годные ко всякому употреблению и нареченные нашим благородным именем, собственно не копейки, но копеки, что значит "собачки". Счастливая мысль зардела в нашем мозгу вслед за этим изобретением. Я сказала Копеку: "Попробуем с людьми еще одно, но уже последнее средство: нельзя ли управлять ими при помощи этих "собачек"?.."

   Он сказал: якши! - тотчас велел наделать их несколько кулей, и мы опять взяли в руки бразды управления.

   Как скоро люди увидели наши новые, светлые, прелестные копейки, они бросились на них с жадностью, походившею на бешенство; они ползали, плакали, приходили в исступление от любви и преданности, от усердия к нам и нашему престолу, чтоб только достать горсть ваших "собачек"; они клялись служить нам верно, исполнять наши законы, избегать порока, говорить нам правду и даже веровать в великого Шеккямуни за столько-то копеек в месяц; некоторые предлагали нам своих жен и дочерей, свою честь и жизнь за две копейки одновременно. С тех пор стали мы царствовать в полном смысле слова, управлять людьми с невероятною легкостью и произвольно располагать их сердцами.

   Нужна ли нам была добродетель? - за десять копеек приносили ее к нам столько, что мы не знали, куда девать ее.

   Требовалась ли нам истина? - за двести копеек все говорили правду, а за двести других клялись, что вся эта истина - ложь.

   - Господа! вот копейка!.. Нам понадобился ум. У кого есть ум? - и вся огромная держава Золотой Орды, от Иртыша до Волхова, прибегала к подножию нашего престола, чтоб продать свой ум гуртом за копейку.

   За копейки мы имели повиновение; измену также имели мы за копейки. Мы сложили все продажные совести в один куль, из которого высыпали копейки на уплату за них их владельцам, и, дав людям два куля новых копеек задатку в счет снятого ими по торгам подряда на поставку потребного нам количества любви, порядка и послушания законам, поехали охотиться за перепелами. Перепелов в том году было очень мало: мы стреляли ворон, коршунов, воробьев и векш, били баклуши и тешились, как русские девки в семик, не думая более о людях и не опасаясь их страстей. Последние обыкновенно были заплачены нами в целом государстве за весь год вперед, под верный залог жадности и с вычетом пяти процентов в пользу обеднелых от честности лихоимцев.

   Мы благополучно царствовали таким образом до самой глубокой старости. Люди прославляли нашу мудрость, щедроту и великодушие, порядок процветал повсюду, и мой хан Копек единогласно был провозглашен благодетелем рода человеческого. Тогда люди были еще дешевы и копейки серебряные. Теперь цены на людей и на их чувства чрезвычайно возвысились: это следствие порчи нравов, роскоши и необузданного мотовства чувствованиями, которые в наше время кладутся горстями даже в щи и в отношения. Теперь и копейки стали медные!.. Это признак быстрого склонения вселенной к упадку.

   По кончине знаменитого, незабвенного отца копейки - да озарится могила его неугасаемым светом! - я была очень хорошо принята великим Хормуздою, который, зная уже об употребленном мною подлоге после выхода моего из тела ханжи, не только не наказал меня за подобную дерзость, не только милостиво простил в уважение высоких добродетелей покойного Собаки-хана, но и назначил мне, для прожития, почетное место в природе с обещанием подумать о дальнейшем моем повышении в следующем столетии.

   Я была, за отличие, переселена в русского мужика.

   Мы жили в бедности, но без хлопот, без страстей и всегда припеваючи. Никогда не была я так весела и счастлива, как в этом здоровом и трудолюбивом теле. Мы беззаботно исчерпали с ним все сладости, все счастия скромного его состояния - и сладость собирать обильные жатвы с поля, возделанного нашими руками,- и счастие купить себе новый армяк за несколько копеек, которые целых три года лежали зарыты в земле,- и роскошь просидеть иногда весь день в кабаке - и блаженство париться в бане - и приятность ходить в лес с девушками за грибами - и удовольствие побывать в далеком извозе.

   Одно только счастие оставалось еще не испытанным нами - счастие быть в бегах,- и я пожелала вкусить его при первой удобности. Мы бежали..."

  

  

   Этим словом оканчивается "Ярлык опасного знания", и более нет ни слова. И все, что в нем содержится, списано мною с точностью, без перемены и прибавки, для пользы и наставления верующих. А почему он назван "Ярлыком опасного знания", о том я, грешный Мерген-Саин, слышал так:

   Ехал заседатель степью, с колокольчиком и с переводчиком, и проезжал мимо ламы Мегедетай-Корчин-Угелюкчи - а святой лама, сидя один в степи, спал и писал. И писал не лама, а душа писала его рукою. Почему заседатель с колокольчиком и удивился этому чуду!

   Затем я услышал такое слово:

   Взял заседатель ярлык из рук спящего ламы и дал переводчику, чтобы он объяснил ему писание святого мужа. А переводчик прочитал писание и, не понимая высокого калмыцкого слога, сказал, якобы святой муж, лама Мегедетай-Корчин-Угелюкчи, по этому писанию, есть русский мужик в бегах, якобы делает он копейки в степи. И взяли святого мужа под стражу, и посадили в острог. И приехало в улус несколько сердитых русских мужей с колокольчиками производить по этому Ярлыку следствие об укрывательстве беглой ревижской души и отыскивать копейки, которые сделала она непозволительным образом,- и взяли под арест множество безвинных людей и множество баранов, и наделали много шуму, и не нашли ничего, ибо ничего и не было, и выпустили безвинных людей, а баранов не выпустили. И потому названо это писание "Ярлыком опасного знания".

   А в других шастрах повествуется о том иначе. Вот слова "Сказания о чудесной жизни ламы Мегедетай-Корчин-Угелюкчи", сочиненного пандидою Тегрин-Арсланом, который знал все, что есть и что было.

   "Пандида Тегрин-Арслан - мое слово есть следующее: что касается до приезда в улус сердитых русских мужей с колокольчиками и до произведенного ими следствия, то это вздор, неправда, история, и ничего подобного не бывало. Это выдумка ламы Брамбеуса. А вот как было. Взяли ламу Мегедетай-Корчин-Угелюкчи за то, что он писал, храпя, и посадили в тюрьму. И отдан был переводчикам Ярлык, который написала душа его во сне, с тем, чтобы они его растолковали. А переводчики донесли, что они прочитали Ярлык и поняли содержание и что в нем заключается воззвание к калмыкам скрытно бежать в Китай. И велено было судить за то святого мужа, но он сотворил чудо и освободился от клеветы переводчиков: после первого дождя сел на радугу, вылетел из острога в присутствии всего Нижнего Земского суда и торжественно уехал в Тибет. А Нижний Земский суд, увидев это чудо, с трепетом принес покаяние за грехи и убедился в могуществе всесовершеннейшего великого Шеккямуни. Все было так, и более ничего не было. Оно и не могло быть иначе. Когда такое высокое писание попадется в руки переводчикам, едва знающим монгольскую грамоту, они неминуемо должны вывести из него небылицу. И вывели саратовские переводчики из Ярлыка о деяниях души святого мужа воззвание к побегу в Китай. А очутись он в руках коварных парижских переводчиков-ориенталистов, они готовы еще сказать, что это письмо от Чингис-хана к знаменитому царю Руаде-Франсу, и сочинить о том толстую книгу, по образцу той, какую недавно сочинили о другом подобном Ярлыке. В этом состоит великая опасность, и потому назван он "Ярлыком опасного знания".

  

   1834

  

  

   Впервые: Новоселье.- Спб., 1834.- С. 130-236.

   С. 334. Шеккямуни (Шакьямуни) - в буддийской мифологии последний земной будда; основатель буддизма, живший в Северной Индии в середине I тысячелетия до и. э.

   С. 334. Шмидт Яков Иванович (1770-1847) - русский востоковед, один из основоположников монголоведения.

   С. 335. Маньджушри - в буддийской мифологии олицетворение мудрости, центральная фигура одного из древних тибетских произведений - "Манджушримулакальпы".

   С. 335. Тегри (тенгри) - в буддийской мифологии мужское божественное начало, распоряжающееся судьбами человека, народа и государства. По монгольским поверьям, тегри обитают на 17 небесах, в 33 царствах, каждое из которых имеет своего хана.

   С. 336. Бурхап - в мифологии монгольских народов обозначение будды, бога вообще; изображения бога, идола.

   С. 338. Хормузда (Хормуста) - в мифологии монгольских народов верховное небесное божество, главный среди 33 тегри, пребывающих на вершине мировой горы Сумеру (Эльбурдж).

   С. 343. Брама (Брахма) - в индийской мифологии бог-творец, создатель мира.

   С. 343. Мага-Раджа - титул высшего правителя в Индии.

   С. 343. Риши - в древнеиндийской мифологии мудрец, провидец.

   С. 345. Веды - древнейшие священные книги индийцев, состоящие из гимнов, молитв и т. д.

   С. 349. Мандарин - старое португальское название чиновников феодального Китая.

   С. 366. Кун-дзы (Конфуций) (ок. 551-479 до н. э.) - древнекитайский мыслитель, основатель философско-религиозного учения.

   С. 367. Ава - государство в Центральной Бирме в XIV-XVI вв.

   С. 372. Яик - название реки Урал до 1775 г.

   С. 372. Капище - см. примеч. к с. 92.

   С. 373. Ногай-хан - знаменитый хан Золотой Орды, перекочевавший в XIII в. к берегам Черного моря, потом к Дунаю.

   С. 374. ...собственно не копейки, но копеки, что значит "собачки".- шутливая этимология Сенковского не соответствует действительности: название монеты - копейка - объясняется тем, что на ней изображался всадник с копьем.

   С. 375. Векша - белка.

   С. 375. Семик - народный праздник в четверг на седьмой неделе после Пасхи (русальная неделя), остаток языческой древности.