Источник: Пантелеймон Романов; Избранные произведения.
Изд-во "Художественная литература", Москва, 1988.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (http://belolibrary.imwerden.de), 20 августа 2002.
На верхней слободе в трех семьях заболело сразу несколько человек. Совет послал в город за доктором, а домашние заболевших за коновалом, который никогда не отказывался от практики и не затруднялся никакими болезнями, будь его пациент лошадь или человек.
Двое больных оказались в семье портного. На завалинке его избы сидели - он сам, старушка Марковна и печник, когда пришел коновал.
С заросшей до глаз седой бородой, с кожаной сумочкой на поясе, на которой было изображение лошади из белого металла, весь обвешанный какими-то ремнями, коновал прошел молча и мрачно мимо сидевших прямо в избу, не поздоровавшись ни с кем.
Портной пошел за ним.
- Вот в городе один доктор на человека, другой на лошадь, третий еще на что-нибудь, а наш Петр Степаныч не разбирает,- и лошадей, и людей, всех валяет.
- Молодчина.
- Голова очень работает. И строг.
- Без этого нельзя. Ежели доктора не бояться, это уж последнее дело,- сказал печник.
В избе портного лежало двое в жару. Коновал подошел к ним и несколько времени строго смотрел на них. Портной несмело выглядывал из-за его плеча.
Коновал бросил смотреть на больных и недовольно, подозрительно обвел взглядом стены. Они были только что выбелены, в избе было подметено.
- Когда белили? - спросил коновал, поведя заросшей шеей в сторону хозяина.
- Вчерась побелили.
- Зачем это?
- Почище чтоб было.
- Что - почище?
- Да, вообще, чтобы... Доктор в прошлом годе говорил, чтоб первое дело - чистота.
- Уж нанюхались... Чистотой, брат, не вылечишь.
- Вылечишь не вылечишь, а приостановить...- сказал несмело портной,- чтобы эти не разводились.
- Кто эти?
- Кто... Что от болезни разводятся.
Коновал только посмотрел с минуту на хозяина, ничего не сказал и, отвернувшись, стал на столе раскладывать свои лекарства, доставая их из кожаной сумочки.
- Что ж, лекарство-то одно и то же, что вчерась корове давали, Петр Степаныч? - спросил портной.
- А тебе какого ж еще захотелось?
Лечебные средства у него одни и те же; что для лошадей, то и для людей. Поэтому, если лошади молчат при его лечении, то люди кричат не своим голосом или лезут на стены; при разных болезнях одни и те же средства. Но чем болезнь сильнее, тем доза больше. Причем если со здоровыми он суров, то к больному подходит с выражением палача, у которого есть личные счеты с преступником. Пронизавши его, как следует, взглядом, коновал засучивает рукава на своих узловатых жилистых руках и принимается мазать мазью. А когда больной начинает пересчитывать всех святых и поминать родителей, коновал отойдет, опустит засученные руки, посмотрит на него и скажет: - Взяло... Кричи, кричи больше, с криком боль выходит.
Докторов он ненавидит какою-то острой ненавистью, смешанной с презрением, во-первых, как конкурентов по практике, во-вторых, как явных и наглых обманщиков.
Вдруг сидевшие на завалинке прислушались: из избы послышался крик и причитания, как будто у кого-то добрались до живого места.
- Взяло...- сказал печник, послушав еще немного.- Сейчас должно выйти. Скажи, пожалуйста, как дерет, словно шкуру с него спущают.
- А ведь уж без памяти совсем лежал и голоса не подавал.
- Тут, брат, мертвый в память придет.
- Да, уж этот работает без обману.
Из избы вышел портной и, махнув рукой, сел на завалинку.
- Не приведи бог,- сказал он,- болеть плохо, а уж лечиться вовсе - другу и недругу закажешь.
Через минуту вышел и коновал. Но не как врач, окончив лечение, выходит, чтобы успокоить родственников, а как строгий обвинитель. В руках у него был какой-то пузырек с больничным ярлыком.
- Это что у тебя? - спросил он у портного.
- Да это так... Прошлый раз в город ездил, в больнице дали.
- Что ж, там всем дают, кто и не просит? - спросил иронически коновал.
- Нет, да ведь как сказать-то... все думается.
Коновал ничего не сказал, только поболтал лекарство, посмотрел его на свет и забросил далеко в крапиву.
- Теперь думаться не будет,- сказал печник. И прибавил:- Это верно, что доктора не могут, фасон один.
Коновал долго молчал, потом сказал нехотя:
- Какие доктора... Есть доктора, которые помогают. А только теперь их нету. Одно жульё да шантрапа осталась. Нешто он тебя может понимать? У этих, как чуть что - за чистотой смотреть или хуже того - в стекла рассматривать.
- Отвод глаз,- сказал печник, набивая трубку.
- Чистоту соблюдают, чтобы эти не разводились,- сказал нерешительно портной.
Коновала даже передернуло, как будто дотронулись до больного зуба:
- Кто эти?
- Козявки,- сказал портной.- У каждой болезни свои козявки.
Коновал плюнул и стал мрачно себе набивать трубку. Этим дуракам, что ни скажи - все ладно. Вот и ломают перед ними комедию: ручки помоют, фартучек наденут и про козявок наговорят с три короба.
- Насчет чистоты это верно,- сказал печник, улыбнувшись, и покачал головой.- Был я в городе в больнице, рассадил себе на базаре руку вилами. Пошел... Так они - первое дело - мыть. Один раз вымоет, ваткой оботрет, потом опять давай сначала.
- А себе руки мыл? - спросил коновал.
- Мыл, мыл, как же. И перед этим и после этого,- сказал печник,- ровно ты не человек, а обезьян какой-нибудь.
- Ну, вот. Прежде лечили - очков этих не втирали. Бывало, фершел Иван Спиридонович,- с боком или поясницей придешь к нему,- так он рук мыть не станет или ваткой обтирать, а глянет на тебя, как следует, что мороз по коже пройдет, и сейчас же, не говоря худого слова,- мазать. Суток двое откричишься и здоров. А ежели рано кричать перестал, опять снова мазать.
- Здорово драло?
- Здорово...- неохотно отозвался коновал,- ежели бы такого вот стрикулиста, что теперь в городской больнице орудует, промазать как следует, двух дней бы не выжил. Уж на что мы крепки были, а и то...
- Да, это здорово.
- Прежде денег даром не брали.
- А вот глухой у нас был,- сказал печник,- вот работал-то - страсть. Не слыхал ни черта. Это что ты ему там про свою болезнь говоришь,- как в стену горох. Да он, если бы и слышал, так все равно бы слушать не стал. У него своя линия. Все, бывало, шепчет что-то. И столько ж он всякой чертовщины знал, заговоров этих! Ты что-нибудь ему поперек дороги пошел, а там, глядишь, по всей деревне червяк сел на капусту, или саранча полетела. Бывало, молебнов двадцать выдуем всей деревней, покамест остановим. Либо выйдет ночью за околицу, шепчет что-то, а наутро лихоманка начинает всех трясти. Вот какие люди были.
- Да, не осталось уж такого народу,- сказала со вздохом старушка Марковна.
- Верить перестали.
- В одно верить перестали, их на другом поймали,- отозвался коновал.- Им бы теперь только чтобы все по-ученому было, а что там в середке, об этом разговору нет. Заместо лекарства капсульки какие-то пошли. Хоть ты их горстями глотай,- ничего не почувствуешь.
- Верно, верно,- сказал печник.- Да вот далеко ходить незачем: моя старуха намедни пошла в больницу, ей там каких-то каточков дали. Так, маленькие - с горошину. Разгрызешь его, а там вроде как зола с чем-то.
- Небось все поела? - спросил, покосившись, коновал.
Печник осекся.
- Нет, штуки три съела и выбросила. Ни шута толку. "Лучше бы,- говорит,- я к Петру Степанычу добежала".
- А отчего же не добежала? На чистоту позарилась?
- Нет, побоялась, от мази кричать дюже будет.
- Нежны очень стали. Хочуть, чтоб я лечил и чтоб без крику обходилось. Через что у тебя болезнь-то будет выходить, коли ты кричать не будешь? Об этом ты не подумал?
- Да, это хоть правильно...
- То-то вот - правильно. Покамест с тобой говоришь, у тебя правильно, а как отвернулся, так опять черт ее что. За больницу кто руку в совете тянул?
- Да это что ж, не я один, там все поднимали,- сказал печник.
- Значит, и все дураки непонимающие. Прежде ребят крапивой драли до самой свадьбы, а теперь они над вами командуют. Оттого у вас и козявки разводятся. Прежде об них и слуху не было. А как только вот эти стрикулисты в фартучках да в очках появились, так и козявки откуда-то взялись. Фартучки да очки есть, а лекарства настоящего нету. Прежде какие мази были! Человека с ног валили, а не то, что козявок. А теперешние и козявки не свалят. Какое же это лекарство, когда в нем силы нету? А уж туману, туману...
- Уж это покуда некуда,- сказал печник.- Намедни кузнец ходил в больницу, кашлял дюже. Пришел. "Плюнь",- говорят; "хорошо, отчего же, можно",- плюнул. А они потом давай в стекла рассматривать.
- Козявок искали,- негромко сказал портной.
Коновал подавился дымом.
Все некоторое время молчали.
Потом портной спросил:
- Ну, а насчет наших как, Петр Степаныч, поправятся?
Коновал в это время выколачивал о бревно трубку; выколотив и почистив ее гвоздиком, он сказал:
- Как кричать кончут, тогда еще приди.