Мамин-Сибиряк Д. Н. - Сказка про славного царя Гороха и его прекрасных дочерей царевну Кутафью и царевну Горошинку

ь Горошинкой. И Кутафью обманула... Не такая у меня Горошинка была...

   - Право, мама, я Горошинка,- уверяла Босоножка со слезами.

   - Нет, нет, нет... И не говори лучше. Еще царь Горох узнает и сейчас меня казнить велит...

   - Отец у меня добрый!..

   - Отец?!. Да как ты смеешь такие слова говорить? Да я тебя в чулан посажу, чумазую!

   Горошинка заплакала. Она же о всех хлопотала, а ее и на свадьбу забыли позвать, да еще родная мать хочет в чулан посадить. Царица Луковна еще сильнее рассердилась и даже ногами затопала.

   - Вот еще горюшко навязалось! - кричала она.- Ну, куда я с тобой денусь? Придет ужо царь Горох, увидит тебя - что я ему скажу? Уходи сейчас же с глаз моих...

   - Некуда мне идти, мама...

   - Какая я тебе мама!.. Ах ты, чучело гороховое, будет притворяться-то!.. Тоже, придумает: дочь!

   Царица Луковна и сердилась, и плакала, и решительно не знала, что ей делать. А тут еще, сохрани бог, царь Горох как-нибудь узнает... Вот беда прикачнулась!

   Думала-думала старушка и решила послать за дочерью Кутафьей: "Она помоложе, может, что и придумает, а я уж старуха, и взять с меня нечего..."

   Недели через три приехала и Кутафья, да еще вместе со своим мужем, королем Косарем. Все царство обрадовалось, а во дворце поднялся такой пир, что царица Луковна совсем позабыла о Босоножке, то есть не совсем забыла, а все откладывала разговор с Кутафьей.

   "Пусть молодые-то повеселятся да порадуются,- думала царица Луковна.- Покажи им этакую чучелу, так , все гости, пожалуй, разбегутся..."

   И гости веселились напропалую, а всех больше царь Пантелей - пляшет старик, только борода трясется. Король Косарь отдал ему все царство назад, и царь Пантелей радовался, точно вчера родился. Он всех обнимал и лез целоваться так, что царь Горох даже немного рассердился:

   - Что ты лижешь, Пантелей, точно теленок!

   - Голубчик, царь Горохушко, не сердись!..- повторял царь Пантелей, обнимая старого друга.- Ах, какой ты... Теперь я опять никого не боюсь и хоть сейчас опять готов воевать.

   - Ну, это дело ты брось... Прежде я тоже любил повоевать, а теперь ни-ни!.. И так проживем...

   Чтобы как-нибудь гости не увидали Босоножки, царица Луковна заперла ее в своей комнате на ключ, и бедная девушка могла любоваться только в окно, как веселились другие. Гостей наехало со всех сторон видимо-невидимо, и было что посмотреть. Когда надоедало веселиться в горницах, все гости выходили в сад, где играла веселая музыка, а по вечерам горели разноцветные огни. Царь Горох похаживал среди гостей, разглаживал свою бороду и весело приговаривал:

   - Не скучно ли кому? Не обидел ли я кого? Хватает ли всем вина и еды? Кто умеет веселиться, тот добрый человек...

   Босоножка видела из окна, как царь Пантелей с радости подбирал полы своего кафтана и пускался вприсядку. Он так размахивал длинными руками, что походил на мельницу или на летучую мышь. Не утерпела и царица Луковна - тряхнула стариной. Подбоченясь, взмахнула шелковым платочком и поплыла павой, отбивая серебряными каблучками.

   - Эх-эх-эх!..- приговаривала она, помахивая платочком.

   - Ай да старуха! - хвалил царь Горох.- Когда я был молодой, так вот как умел плясать, а теперь брюхо не позволяет...

   Босоножка смотрела на чужое веселье и плакала: очень уж ей было обидно чужое веселье.

  

  

   Сидя у своего окошечка, Босоножка много раз видела сестру, красавицу Кутафью, которая еще более похорошела, как вышла замуж. Раз Кутафья гуляла одна, и Босоножка ей крикнула:

   - Сестрица Кутафья, подойдите сюда!

   В первый раз Кутафья сделала вид, что не слыхала, во второй раз - она взглянула на Босоножку и притворилась, что не узнала ее.

   - Милая сестрица, да ведь это я, Горошинка!

   Красавица Кутафья пошла и пожаловалась матери. Царица Луковна страшно рассердилась, прибежала, выбранила Босоножку и закрыла окно ставнями.

   - Ты у меня смотри! - ворчала она.- Вот ужо, дай только гостям уехать... Пристало ли тебе, чучеле, с красавицей Кутафьей разговаривать? Только меня напрасно срамишь...

   Сидит Босоножка в темнице и опять плачет. Свету только и осталось, что щелочка между ставнями. Нечего делать, от скуки и в щелочку насмотришься. По целым часам Босоножка сидела у окна и смотрела в свою щелочку, как другие веселятся. Смотрела-смотрела и увидела красавца витязя, который приехал на пир случайно. Хорош витязь - лицо белое, глаза соколиные, русые кудри из кольца в кольцо. И молод, и хорош, и удал. Все любуются, а другие витязи только завидуют. Нечего сказать, хорош был король Косарь, а этот получше будет. Даже гордая красавица Кутафья не один раз потихоньку взглянула на писаного красавца и вздохнула.

   А у бедной Босоножки сердце так и бьется, точно пойманная птичка. Очень уж ей понравился неизвестный витязь. Вот бы за кого она замуж пошла! Да вся беда в том, что Босоножка не знала, как витязя зовут, а то как-нибудь вырвалась бы из своей тюрьмы и ушла бы к нему. Все бы ему до капельки рассказала, а он, наверно, пожалел бы ее. Ведь она хорошая, хоть и уродина.

   Сколько гости ни пировали, а пришлось разъезжаться по домам. Царя Пантелея увезли совсем пьяного. На прощанье с дочерью царица Луковна вспомнила про свою Босоножку и расплакалась:

   - Ах, что я с нею только делать буду, Кутафья!.. И царя Гороха боюсь, и добрых людей будет стыдно, когда узнают.

   Красавица Кутафья нахмурила свои соболиные брови и говорит:

   - О чем ты плачешь, матушка? Пошли ее в кухню, на самую черную работу - вот и все... Никто и не посмеет думать, что это твоя дочь.

   - Да ведь жаль ее, глупую!

   - Всех уродов не пережалеешь... Да я и не верю ей, что она твоя дочь. Совсем не в нашу семью: меня добрые люди красавицей называют, и брат Орлик тоже красавец. Откуда же такой-то уродине взяться?

   - Говорит, что моя...

   - Мало ли что она скажет... А ты ее пошли на кухню, да еще к самому злому повару.

   Сказано - сделано. Босоножка очутилась на кухне. Все повара и поварихи покатывались со смеху, глядя на нее:

   - Где это наша царица Луковна отыскала такую красоту? Вот так красавица! Хуже-то во всем гороховом царстве не сыскать.

   - И одежонка на ней тоже хороша! - удивлялась повариха, разглядывая Босоножку.- Ворон пугать... Ну и красавица!

   А Босоножка была даже рада, что освободилась из своего заточения, хотя ее и заставляли делать самую черную работу - она мыла грязную посуду, таскала помои, мыла полы. Все так ею и помыкали, а особенно поварихи. Только и знают, что покрикивают:

   - Эй ты, хромая нога, только даром царский хлеб ешь! А пользы от тебя никакой нет...

   Особенно донимала ее старшая повариха, злющая старая баба, у которой во рту словно был не один язык, а целых десять. Случалось не раз, что злая баба и прибьет Босоножку: то кулаком в бок сунет, то за косу дернет. Босоножка все переносила. Что можно было требовать от чужих людей, когда от нее отказались родная мать и сестра! Спрячется куда-нибудь в уголок и потихоньку плачет - только и всего. И пожаловаться некому. Правда, царица Луковна заглядывала несколько раз на кухню и справлялась о ней, но поварихи и повара кричали в один голос:

   - Ленивая-преленивая эта уродина, царица! Ничего делать не хочет, а только даром царский хлеб ест...

   - А вы ее наказывайте, чтобы не ленилась,- говорила царица.

   Стали Босоножку наказывать: то без обеда оставят, то запрут в темный чулан, то поколотят.

   Больше всего возмущало всех то, что она переносила все молча, а если плакала, то потихоньку.

   - Это какая-то отчаянная! - возмущались все.- Ее ничем не проймешь... Она еще что-нибудь сделает с нами. Возьмет да дворец подожжет - чего с нее взять, с колченогой!..

   Наконец вся дворня вышла из терпения, и все гурьбой пошли жаловаться царице Луковне:

   - Возьми ты от нас, царица Луковна, свою уродину. Житья нам не стало с нею. Вот как замаялись с нею все - и не рассказать!

   Подумала-подумала царица Луковна, покачала головой и говорит:

   - А что я с ней буду делать? Надоело мне слушать про нее...

   - Сошли ты ее, царица-матушка, на задний двор. Пусть гусей караулит. Самое это подходящее ей дело.

   - В самом деле, послать ее в гусятницы! - обрадовалась царица Луковна.- Так и сделаем... По крайней мере, с глаз долой

  

  

   Совсем обрадовалась Босоножка, как сделали ее гусятницей. Правда, кормили ее плохо - на задний двор посылали с царского стола одни объедки, но зато с раннего утра она угоняла своих гусей в поле и там проводила целые дни. Завернет корочку хлеба в платок - вот и весь обед. А как хорошо летом в поле - и зеленая травка, и цветочки, и ручейки, и солнышко смотрит с неба так ласково-ласково. Босоножка забывала про свое горе и веселилась, как умела. С нею разговаривали и полевая травка, и цветочки, и бойкие ручейки, и маленькие птички. Для них Босоножка совсем не была уродом, а таким же человеком, как и все другие.

   - Ты у нас будешь царицей,- шептали ей цветы.

   - Я и то царская дочь,- уверяла Босоножка.

   Огорчало Босоножку только одно: каждое утро на задний двор приходил царский повар, выбирал самого жирного гуся и уносил. Очень уж любил царь Горох поесть жирной гусятины. Гуси ужасно роптали на царя Гороха и долго гоготали:

   - Го-го-го... ел бы царь Горох всякую другую говядину, а нас бы лучше не трогал. И что мы ему понравились так, несчастные гуси!

   Босоножка ничем не могла утешить бедных гусей и даже не смела сказать, что царь Горох совсем добрый человек и никому не желает делать зла. Гуси все равно бы ей не поверили. Хуже всего было, когда наезжали во дворец гости. Царь Пантелей один съедал целого гуся. Любил старик покушать, хоть и худ был, словно Кашей. Другие гости тоже ели да царя Гороха похваливали. Вот какой добрый да гостеприимный царь... Не то, что король Косарь, у которого много не разгостишься. Красавица Кутафья, как вышла замуж, сделалась такая скупая - всего ей было жаль. Ну, гости похлопают глазами и уедут несолоно хлебавши к царю Гороху.

   Как-то наехало гостей с разных сторон видимо-невидимо, и захотел царь Горох потешить их молодецкою соколиною охотой. Разбили в чистом поле царскую палатку с золотым верхом, наставили столов, навезли и пива и браги, и всякого вина, разложили по столам всякую еду. Приехали и гости - женщины в колымагах, а мужчины верхом. Гарцуют на лихих аргамаках, и каждый показывает свою молодецкую удаль. Был среди гостей и тот молодой витязь, который так понравился Босоножке. Звали его Красик-богатырь. Все хорошо ездят, все хорошо показывают свою удаль, а Красик-богатырь - получше всех. Другие витязи и богатыри только завидуют.

   - Веселитесь, дорогие гости,- приговаривает царь Горох,- да меня, старика, лихом не поминайте... Кабы не мое толстое брюхо, так я бы показал вам, как надо веселиться. Устарел я немного, чтобы удаль свою показывать... Вот, спросите царицу Луковну, какой я был молодец. Бывало, никто лучше меня на коне не проедет... А из лука как стрелял - раз как пустил стрелу в медведя и прямо в левый глаз попал, а она в правую заднюю ногу вышла.

   Царица Луковна вовремя дернула за рукав расхваставшегося мужа, и царь Горох прибавил:

   - То бишь это не медведь был, а заяц...

   Тут царица Луковна дернула его опять за рукав, и царь Горох еще раз поправился:

   - То бишь и не заяц, а утка, и попал я ей не в глаз, а прямо-прямо в хвост... Так, Луковна?

   - Так, так, царь Горох,- говорит царица.- Вот какой был удалый...

   Расхвастались и другие витязи и богатыри, кто как умел. А больше всех расхвастался царь Пантелей.

   - Когда я был молодой - теперь мне борода мешает,- так я одною стрелою убил оленя, ястреба и щуку,- рассказывал старик, поглаживая бороду.- Дело прошлое, теперь можно и похвастаться...

   Пришлось царице Луковне дернуть за рукав и брата Пантелея, потому как очень уж он начал хвастаться. Смутился царь Пантелей, заикаться стал:

   - Да я... я... Я прежде вот как легок был на ногу: побегу и зайца за хвост поймаю. Вот хоть царя Гороха спросите...

   - Врешь ты все, Пантелей,- отвечает царь Горох.- Очень уж любишь похвастать... да... И прежде хвастал всегда, и теперь хвастаешь. Вот со мною действительно был один случай... да... Я верхом на волке целую ночь ездил. Ухватился за уши и сижу... Это все знают... Так, Луковна? Ведь ты помнишь?

   - Да будет вам, горе-богатыри! - уговаривала расходившихся стариков царица.- Мало ли что было... Не все же рассказывать. Пожалуй, и не поверят еще... Может быть, и со мною какие случаи бывали, а я молчу. Поезжайте-ка лучше на охоту...

   Загремели медные трубы, и царская охота выступила со стоянки. Царь Горох и царь Пантелей не могли ехать верхом и тащились за охотниками в колымагах.

   - Как я прежде верхом ездил! - со вздохом говорил царь Горох.

   - И я тоже...- говорил царь Пантелей.

   - Лучше меня никто не умел проехать...

   - И я тоже...

   - Ну, уж это ты хвастаешь, Пантелей!

   - И не думал... Спроси кого угодно.

   - И все-таки хвастаешь... Ну, сознайся, Пантелеюшка: прихвастнул малым делом?

   Царь Пантелей оглянулся и шепотом спросил:

   - А ты, Горохушко?

   Царь Горох тоже оглянулся и тоже ответил шепотом:

   - Чуть-чуть прибавил, Пантелеюшка... Так, на воробьиный нос.

   - И велик же, должно быть, твой воробей!

   Царь Горох чуть-чуть не рассердился, но вовремя вспомнил, что нужно быть добрым, и расцеловал Пантелея.

   - Какие мы с тобой богатыри, Пантелеюшка!.. Даже всем это удивительно! Куда им, молодым-то, до нас...

  

  

   Босоножка пасла своих гусей и видела, как тешится царь Горох своею охотой. Слышала она веселые звуки охотничьих рогов, лай собак и веселые окрики могучих богатырей, так красиво скакавших на своих дорогих аргамаках. Видела Босоножка, как царские сокольничьи бросали своих соколов на разную болотную птицу, поднимавшуюся с озера или с реки, на которой она пасла своих гусей. Взлетит сокол кверху и камнем падет на какую-нибудь несчастную утку, только перышки посыплются. А тут отделился один витязь от царской охоты и несется прямо на нее. Перепугалась Босоножка, что его сокол перебьет ее гусей, и загородила ему дорогу.

   - Витязь, не тронь моих гусей! - смело крикнула она и даже замахнулась хворостиной.

   Остановился витязь с удивлением, а Босоножка узнала в нем того самого, который понравился ей больше всех.

   - Да ты кто такая будешь? - спросил он.

   - Я царская дочь...

   Засмеялся витязь, оглядывая оборванную Босоножку с ног до головы. Ни дать ни взять настоящая царская дочь... А главное, смела и даже хворостиной на него замахнулась.

   - Вот что, царская дочь, дай-ка мне напиться воды,- сказал он.- Разжарился я очень, а слезать с коня неохота...

   Пошла Босоножка к реке, зачерпнула воды в деревянный ковш и подала витязю. Тот выпил, вытер усы и говорит:

   - Спасибо, красавица... Много я на свете видывал, а такую царскую дочь вижу в первый раз.

   Вернулся богатырь на царскую ставку и рассказывает всем о чуде, на которое наехал. Смеются все витязи и могучие богатыри, а у царицы Луковны душа в пятки ушла. Чего она боялась, то и случилось.

   - Приведите ее сюда - и посмотрим,- говорит подгулявший царь Пантелей.- Даже очень любопытно... Потешимся досыта.

   - И что вам за охота на уродину смотреть? - вступилась было царица Луковна.

   - А зачем она себя царскою дочерью величает?

   Послали сейчас же послов за Босоножкой и привели перед царский шатер. Царь Горох так и покатился со смеху, как увидал ее. И горбатая, и хромая, и вся в заплатках.

   - Точно где-то я тебя, умница, видел? - спрашивает он, разглаживая бороду.- Чья ты дочь?

   Босоножка смело посмотрела ему в глаза и отвечает:

   - Твоя, царь Горох.

   Все так и ахнули, и царь Пантелей чуть не задохнулся от смеху. Ах, какая смешная Босоножка и как осрамила Царя Гороха!

   - Это я знаю,- нашелся царь Горох.- Все мои подданные - мои дети...

   - Нет, я твоя родная дочь Горошинка,- смело ответила Босоножка.

   Тут уж не стерпела красавица Кутафья, выскочила и хотела вытолкать Босоножку в шею. Царь Горох тоже хотел рассердиться, но вовремя вспомнил, что он добрый царь, и только расхохотался. И все стали смеяться над Босоножкой, а Кутафья так и подступает к ней с кулаками. Все замерли, ожидая, что будет, как вдруг выступил из толпы витязь Красик. Молод и горд был Красик, и стало ему стыдно, что это он подвел бедную девушку, выставил ее на общую потеху, да и обидно притом, что здоровые люди смеются и потешаются над уродцем. Выступил витязь Красик и проговорил:

   - Цари, короли, витязи и славные богатыри, дайте слово вымолвить... Девушка не виновата, что она такою родилась, а ведь она такой же человек, как и мы. Это я ее привел на общее посмешище и женюсь на ней.

   Подошел витязь Красик к Босоножке, обнял ее и крепко поцеловал.

   Тут у всех на глазах случилось великое чудо: Босоножка превратилась в девушку неописанной красоты.

   - Да, это моя дочь! - крикнул царь Горох.- Она самая!..

   Спало колдовство с Босоножки, потому что полюбил ее первый богатырь, полюбил такою, какою она была.

  

   Я там был, мед-пиво пил, по усам текло - в рот не попало.

  

  

   Д. Н. Мамин-Сибиряк - писатель-реалист, проявлявший особый интерес к жизни народа: рабочих, бурлаков, старателей.

   Родился в семье заводского священника. Учился в Екатеринбургском духовном училище, в Пермской духовной семинарии, в Петербургской медико-хирургической академии (не закончил), на юридическом факультете Петербургского университета (не закончил). Участвовал в нелегальном освободительном движении. Жил на Урале и в Петербурге (с 1891 г.)

   Первый крупный роман, принесший ему литературную известность,- "Приваловские миллионы". Его романы "Горное гнездо", "Дикое счастье", "На улице", "Три конца" стали подлинной эпопеей народной жизни.

   Широкую известность приобрели произведения писателя для детей. "Аленушкины сказки" (1894-1896), "Зимовье на Студеной" (1892), "Серая шейка" (1893) переведены на многие языки народов мира, вошли в фонд классической детской литературы.

   "Сказка про славного царя Гороха..." печатается по изд.: Сказки русских писателей.- М., 1956. "Умнее всех" - по изд.: Мамин-Сибиряк. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10.- М., 1956.