есть наша обязанность. Пиши третью расписку на три тысячи литр золота
и отплывай в-третье.
Федор, по настоянию Абрама, взял тысячу литр золота, сел на корабль и
поехал в Кальварию. Удача ему опять пошла самая счастливая. В Кальварии он
накупил пшеницы, по сребренику за решето, и отплыл с нею в Гундалы, а в
Гундалах всю пшеницу продал по златнице за решето. Денег стало очень много,
но Федор на том не остановился: в Гундалах он накупил хорошего виноградного
вина по сребренику за мотру и поплыл с вином в Антиохию. Вино за дорогу
переиграло, стало еще лучше, и Федор продал вино по златнице за мотру,
которую купил всего по сребренику.
После атого у Федора стало столько денег, что и девать некуда. Но Федор
знал, что он и прежде с Абрамовой руки наживал их легко, да только никогда
довезти не мог.
Как бы опять в третий раз того же самого не было.
Надумал Федор лучше самому денег не везти, а послать их с какими-нибудь
вольными корабельщиками так, чтобы им неизвестно было, что они везут.
Пошел Федор ходить по городу, купил для Абрама дар: антиохийский плащ,
да седло, чтобы на осле ездить, да крепкий ларец - и сделал из всего этого
один сверток, а ларец завернул в самую середку, и положил туда четыре тысячи
золотых литр: три тысячи в возврат за взятый у Абрама долг, а четвертую
тысячу за проценты. Завернул это все так, что ларца не видно было, и отдал
ехавшим в Царьград корабельщикам, чтоб отвезли Абраму-жидовину. А мало время
спустя и сам поехал за ними следом.
Вольные корабельщики не догадались, что они везут в посылке золото, и
как дошли до Царьграда, так сейчас и отдали посылку Абраму-жидовину.
Абрам был человек осторожный: он не стал при корабельщиках смотреть,
что такое ему от Федора прислано, а отнес сверток домой, заперся один и как
развернул плащ и седло, то нашел накрепко заклепанный ларец, а в ларце
деньги - все четыре тысячи златниц полностью: три - в возврат займа, а
четвертая - за проценты.
Абрам пересчитал деньги, спрятал их и молчит, никому ни слова не
говорит.
Вскоре затем Федор успел вернуться и сейчас же приходит к Абраму с
большими дарами: кладет перед ним и ткани, и каменья, и золото.
- Прими,- говорит,- от меня; я тебе всем обязан. Без тебя бы пропал я.
А Абрам отвечает:
- Я за дары тебя благодарю и принимаю их, но пора же тебе, Федор,
теперь мне и долг отдать. Федор сильно смутился, но отвечал другу:
- Правда, Абрам. Я затем и пришел, чтобы поднести тебе сначала мои дары
в честь, а теперь пойдем со мною на мой корабль, раскроем все, что я имею,
сочтем и поделим все поровну надвое: половину мне, а половину - тебе.
Абрам усмехнулся и говорит:
- Нет, Федор, я тебя искушал шуткою, чтобы видеть: не опалишься ли ты
на меня и не скажешь ли мне укоризны за мое жидовство. Вижу, однако, что ты
воистину кроток, как твой Учитель, Иисус Галилейский. Я от тебя через
корабельщиков весь свой долг и проценты получил, и мне больше ничего от тебя
не следует. Вот возьми свою должную грамоту. Но скажи мне только на милость,
как ты это так послал мне столь значительные деньги без всякого следа?
- А видишь,- отвечал Федор,- я ужасался моего иесчастия на обратный
путь и лучше хотел два раза тебе заплатить, чем еще один раз остаться
неисправным за порукой имени моего Спасителя.
Абрам обнял и расцеловал Федора.
- Да,- говорит,- ты Его истинно любишь и прославляешь. Умножь Бог на
свете людей, тебе равных и подобных.
- Да, умножь Бог и таких, как ты, Абрам! - отвечал Федор, и сказал, что
он желает построить из своего богатства такой дом, где бы был приют и харчи
всем бедным детям всех вер без различия, чтоб они с детства друг с другим
свыкались, а не разделялись.
Абрам очень обрадовался.
- Хорошо,- говорит,- и я свои процент не беру, а отдаю на этот дом.
Пусть дети живут без разбору, как мы с тобой жили в детстве нашем. И пусть
будет это дружбе нашей на старости поминанье.
И сделали так: построили дом и назвали его "селением ближних". И,
приходя туда, оба одною радостью радовались и, одною равною заботой о
"ближних" заботясь, мнили, яко единую и согласную службу приносят всех
сотворившему Богу.
Повесть эта не есть баснословие, измышленное досугом писателя. Это есть
истинная история, в древние годы действительно бывшая и в давние же годы
писанная рукой современного богочтителя и человеколюбца. Ныне она от старых
записей взята и в новом изложении подается для возможного удовольствия
друзей мира и человеколюбия, оскорбляемых нестерпимым дыханием
братоненавидения и злопомнения.
1886