Главная » Книги

Глинка Федор Николаевич - Зиновий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия, Страница 3

Глинка Федор Николаевич - Зиновий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия


1 2 3

;  Оба предводителя, избрав надежнейших из воинов, устремились в горы. Сначала места были не столь дики: долы и подгория покрыты плодоносными кустарниками - виноград, кизил, айва и черешня росли там в изобилии. Хмельницкий предпочитал всему простую черешню. Этот любимый плод малороссиян напоминал ему об отечестве. С углублением в горы везде усугублялась дикость мест, везде являлась природа в ужаснейшем виде: наместо виноградных лоз и златовидных жатв, пестревших на бедрах скал, ничего не видно стало, кроме дикого терна и каменных громад. Седые, дремучие туманы, проливные дожди, море, биющее в подножие скал, реки, падающие с высочайших утесов и в бурном стремлении своем сдирающие с гор бугры, каменья, древние дубы; глухо воющие пропасти, везде изрытые стези и ниспроверженные леса соделывали путь сей отважных ратников едва проходимым. Но мужество и великодушие все превозмогает. Хмельницкий был повсюду, где предстояла опасность: всех ободрял речами, всех подкреплял и дивил примером. Ложем его были жесткие граниты, он отвергал пищу, когда воины его терпели голод, и отдал собственную обувь истомленному юноше, который не мог идти далее по камням обнаженными стопами. Воины боготворили Хмельницкого, Аглаим удивлялся ему. Вопли пастырей служили извещением о злодеях, которых герои, неоднократно достигая, всегда поражали и, наконец, в обширной долине на берегах светлой Эндоли после упорного боя разбили совершенно. На возвратном пути провидению угодно было предоставить Хмельницкому случай спасти жизнь своего друга с пожертвованием собственной.
   Пробираясь узкими тропами среди каменных громад, неосторожный Аглаим скользит, упадает... и в одно мгновение уже крутится в горном протоке... Все испускают вопль - один Хмельницкий бросается вслед за другом, борется с волнами, с смертию и, наконец, извлекает его на берег. Оба изранены острием камней, Аглаим лишается чувств, но дружба и усердие возвратили ему чувства и жизнь. Умолчим о благодарности. Между тем достигают опять благословенных долин, где прежнее спокойствие восстановилось.
   Вокруг смертоносных копий уже вились виноградные лозы, а на щитах, приготовленных к брани, кроткие матери качали детей своих. "Ты герой и победитель!" - кричали воины Хмельницкому. "Ты избавитель наш!" - восклицал благодарный народ. "Ты спаситель жизни моей!" - говорил Аглаим, обнимая своего друга.
   Все благословляло Хмельницкого, все стремились делать его счастливым - и он не был счастлив! Тайная грусть об Отечестве снедала его.
   О страсть, из всех священнейшая, страсть, вдыхаемая самим небом, любовь к Отечеству! Ты ограждаешь царства, ты блюдешь свободу их как зеницу ока, ты укореняешь народы в пределах, положенных предками и утвержденных временами... Удалишься ли от лица земного - и все придет в смятение: народы забудут права и законы свои, посмеются местам родины, где впервой узрели свет, где нежные матери качали их в колыбелях. С презрением оставят они обычаи и домы отцов своих, покинут гробы предков и, подобно бродящим стадам, предпримут странствие из предела в предел, из царства в царство... Нет, священная! Не лишай смертных неоцененных благ твоего присутствия! Живи, о небесная! Живи вечно в Отечестве моем, да каждый росс, тобою воспаленный, подобно великим предкам, своим, не укоснет принести жизнь, имущество и все дары счастия для блага родного предела!.. Не везде ли согревает единое солнце? Не везде ли питает один воздух? Отчего же люди прилепляются сердцем к степям диким, к лесам дремучим, к странам, засыпанным снегами?.. Кто виною чудесной привязанности сей? Никто, кроме тебя, о любовь к Отечеству! Ты вселяешь в душу неизъяснимую привязанность к родным источникам, к родным лесам, даже к самым бесплодным пескам Отечества. Ты вселяешь необоримое влечение к родине!..
   И сие-то влечение, усилясь в душе Хмельницкого до степени страсти, утвердило в нем решимость оставить Крым.
   Аглаим проникнул намерение друга и старался отвратить или, по крайней мере, замедлить исполнение оного, надеясь очаровать его своею дружбою и красотами крымской природы. В один прекрасный вечер вышли они на цветущие долины помория. Природа во всех разнообразностях представилась глазам их: море, объятое тишиною, синело в необозримом пространстве; златая тень вечереющего солнца слабо мерцала в томном колыхании зыбей; алая заря занималась в небе и отсвечивалась в водах; рассеянные скалы, темнея в виде развалин древних городов, осребренные блеском луны, изображались в зыбучем зеркале морей. Испещренные цветами берега украшались в разных местах рассеянными оливковыми, миндальными, розовыми и померанцевыми рощицами. Громкое пение птиц раздавалось в окрестностях, благовонный меспил и душистые мяты окуривали теплый воздух. Неизъяснимая сладость вливалась в чувства вместе с ароматами. Хмельницкий погрузился в безмолвное восхищение. Аглаим воспользовался минутою и говорил:
   - Друг мой! Не благодатна ли природа наша, не прекрасен ли край сей? Ужели все наслаждения его не сильны заставить тебя позабыть Малороссию и остаться навсегда с нами?
   - Забыть мое Отечество! Разве ты считаешь меня столь малодушным?
   - Нет, мой великодушный друг! Но сия очаровательная прелесть мест, сие изобилие, сей благотворный воздух, сие пение разногласных пернатых, сие повсеместное благоухание...
   Хмельницкий не дал ему окончить и возразил:
   - Правда, здесь можно растаять сердцем и забыть о всем на свете, кроме отца и Отечества. Ничто, о Аглаим, не может сравниться с теми простыми наслаждениями, которые вкушаем в местах нашего рождения! Друг мой, ты не испытал еще горестной разлуки с Отечеством и не можешь знать, как жаждет душа сего вожделенного свидания, как сладки бывают для отлученного струи рек, вытекающих из его Отечества, как любезен каждый странник, облагоуханный воздухом его родины, как нежит, исцеляет сердце ветер, дующий от пределов родной страны!.. Знай, что дым Отечества приятнее всех благоуханий в мире и голос родины утешительнее всех сладчайших гласов пернатых и певиц. Аглаим, вспомни еще, что я имею родителя, что старец Филомар ожидает сына своего, что, может быть... кто знает, что без меня могло случиться?.. Нам должно расстаться, но мы останемся вечно друзьями; я останусь вечно благодарным гостеприимному Крыму и скоро, скоро, может быть, воззову его к помощи именем моего Отечества. Теперь не удерживай меня..
   Аглаим уважил непоколебимость намерений друга и поспешил с ним к отцу. Напрасно престарелый хан предлагал Хмельницкому злато и сокровища, напрасно представлял, что богатства, отнятые у турок, принадлежат ему, ибо, по обычаю земли, всею добычею располагает верховный начальник войск - он отказался от всего решительно.
   - Мне ничего не нужно, кроме вашей дружбы, а все, чем желаете наградить лично меня, соблюдите лучше для пользы моего Отечества. Скоро, может быть, воззовет оно ко всем народам земли о защите прав и свободы своей.
   Хан оплакал Хмельницкого, как родного сына; народ осетовал его, как друга. Аглаим и несколько воинов сопутствовали ему до самого Перекопа. Они прибыли к Тафре в поздний час ночи: все было тихо на полях, только эхо вторило темные крики ночных птиц и звонкие свисты подземных жителей степных. Стада и пастыри дремали, угасающие степные огни курились... Серебряное сияние луны растекалось по седому пространству ковыли. Там-то надлежало им расстаться. Аглаим повел друга своего на ближайший холм, положил руку на сердце, указал на звездное небо и произнес: "Понятия о вере, обряды богослужения различны в народах, но чувства их к существу верховному одинаковы: вселенная поклоняется единому богу. Сему-то вождю светлых легионов, сему блюстителю сей земли и сих небес поручаю тебя, друг мой! Клянусь богом, присутствующим! в священных мраках ночи и взирающим в сию минуту сквозь светлый круг луны на целую половину земли сей, клянусь, что пребуду вечно, до нетления последней искры жизни моей, твоим верным, неизменным другом!" Тут оба обнялись, зарыдали и расстались надолго, а может быть, и навсегда...
   Для чего убыстряешь стопы свои, о путник дальних стран? Для чего пламенеешь так желанием достигнуть пределов родины своей? Ты мечтаешь, что дружба и родство, что милые сердцу твоему встретят тебя, как прежде, отверстыми объятиями... Увы! Завеса неведения лежит на очах твоих: непроницаема завеса сия... Ты не знаешь, что в отсутствии твоем алчный гроб разверзал уста свои и смерть заходила в хижину твою; ты не ведаешь, что сладкий мир уже нарушен в жилище твоем, что злоба и притеснения разрушили убогий твой кров, что бурные воды потопили долину спокойствия, что величавое древо, под которым играл ты в младенчестве, медленно умирает, сломленное на корне своем, что странник не ищет более гостеприимства в обители добрых и ветер пустынный рыдает в развалинах ее!.. Но слабый смертный не ведает будущего и счастлив неведением своим!..
   Неописанно восхищение Хмельницкого, достигшего пределов Отечества. С жадностию дышал он воздухом, веющим от стран Малороссии. Он желал бы остановить, заключить в объятия, как друга, каждую бегущую волну Днепра, лобызавшую берега его родины... Но скоро на быстром арабском коне, под косматою татарскою буркою, достиг он и сам Чигирина. Что ж встречает в местах своей родины?.. Запустение... Долина, где стояла хижина, наполнилась водою, нивы потонули, все признаки бывшего жилища изгладились. Древнее течение реки Ирклея преграждено огромною новою плотиною, и составившееся от того обширное озеро потопило все окрестности. Изумленный не мог ничего постигнуть, он взглянул на противолежащий берег - увидел новый сад и движение в замке Чаплинского: это доказывало, что вельможа сей, живший до того времени в Варшаве, возвратился в поместья свои. Тайное предчувствие осыпало мразом сердце его. Он идет прямо к церкви и, к усугублению грусти своей, едва находит одни только развалины ее! Далее, на возвышенном холме, гроб матери его уцелел,- он приближается и видит еще другую свежую могилу. На диком камне начертаны слова: "Здесь после бурного дня жизни опочил Филомар..." Горестный сын, как громом пораженный, не мог дочитать эпитафии и упал на гроб родителя. Обильное течение слез облегчило наконец стеснение скорби. Он пришел в себя. Но куда обратиться? Где преклонить главу? Где искать изъяснений? Решается идти на прежнее жилище родителей Осмундовых, находит их еще в живых. Добрые окропили пришельца горячими слезами сострадания и рассказали ему печальную историю случившегося.
   Тут узнал Хмельницкий, что вскоре после его (отъезда) Вассиян, по обещанию своему, переселился к Филомару вместе с родителями его друга, что некоторое время наслаждались они покоем, дружбою и независимостию, но приезд из столицы могущего соседа их, Чаплинского, внезапно разрушил сие мирное счастие. Чаплинский, обогатя древний замок свой вымыслами новой роскоши, пожелал окружить его великолепными садами и облить водою. Высокомерный вельможа едва удостоил послать к Филомару с требованием, что<бы> уступил ему долину и срыл сооруженный им храм. "Я не могу,- отвечал Филомар,- сдвинуть храм божий и перенести кости предков моих. Хижина теперь еще мне необходима, пусть повременит немного: я чувствую, что скоро переселюсь из нее в могилу". Но своенравный вельможа не вытерпел: он приказал преградить течение реки - и с злобною радостию смотрел, как разлитие вод поглощало долину и хижину. Рабы Чаплинского разрушили церковь. Все ополчалось против злосчастного Филомара. Одна только дочь Чаплинского со слезами умоляла отца своего пощадить мирных жителей долины. Сия прелестная девица нарочно приходила утешать опечаленных и сама приносила целительные пития болящему Филомару, который, однако ж, вскоре, удрученный болезнию и горестями, перешел к неизменным радостям. Вассиян, успокоив прах своего друга, возвратился в прежнюю пустыню, где надеялся умереть спокойнее в отдалении от людей.
   Сие повествование возмутило душу Хмельницкого, он решился идти к гордому поляку и поставить меч судиею между им и собою. Родители Осмундовы не могли отклонить его от смелого предприятия. С полною надеждою на провидение и с чувством своего достоинства пошел Хмельницкий в замок Чаплинского. Отважность и благородный вид доставляют везде свободный доступ. Многочисленные рабы вельможи, объявя, что владелец их гуляет в садах своих, не смели остановить неизвестного. Величественная осанка, татарский меч, осыпанный дорогими каменьями, висевший на серебряных цепях, и богатое одеяние возбуждали в них благоговейное почтение. И сам Чаплинский поражен был внезапным появлением незнакомца.
   - Я тебе неизвестен,- говорил Хмельницкий,- но выслушай меня... Зиновий Богдан, сын Филомара Хмельницкого, вопрошает вельможу литовского: кто поверг во гроб моего родителя? кто разрушил сооруженный им храм? кто покрыл водою места родины моей и вымыл из земли еще не дотлевшие кости предков? Отвечай! - и суди, чего должен я требовать от человека, все сие совершившего?
   Хмельницкий умолк. Глаза героя горели тем страшным огнем негодования, который некогда приводил целые ополчения в трепет; кровь его кипела, и меч, блистая алмазами, при бедре колебался... Чаплинский воззрел кругом себя: не было рабов! Вид героя приводил его в трепет. Он сокрыл злобу и отвечал с притворною кротостию:
   - Удержи гнев твой, сын Филомара! Единая старость виною смерти твоего родителя, весеннее разлитие реки потопило вашу долину и...
   - Нет,- воскликнул Хмельницкий,- ты, злодей! Ты единый всему виновник! Ты принес на жертву ненасытной роскоши древнее достояние мирных семейств! Ты, дерзкий святотат, разрушил храм божий, ты погреб в живых родителя моего!.. О вы, змеи, сосущие грудь моего Отечества! Доколе будете питаться слезами и кровию нашею? Доколе?.. Но ты первый должен принять мзду от руки мстителя Малороссии: извлекай меч и защищайся!..
   Чаплинский испустил вопль отчаяния и оцепенел от страха. Хмельницкий блеснул мечом... как вдруг жалобный крик остановил его. Девица, прелестная как ангел, устремляется из-за дерева, восклицая сквозь слезы:
   - Пощади, пощади родителя моего!
   Прелести ее были неописанны, мщение покорилось красоте, и меч выпал из рук Хмельницкого. О! Сколь могущественно воззрение красоты!.. Так великодушный царь лесов смягчает гнев свой при виде Андрокла или укрощается стоном отчаянной матери в ту минуту, когда уже готовился поглотить младенца ее. Но малодушный соперник коварно пользуется минутой, он хватает лежащий меч и предается подлому бегству, громко скликая рабов своих.
   - Ах! Кто бы ты ни был, уйди, уйди скорей отсюда, несчастный,- говорила трепещущая девица Хмельницкому,- отец мой ужасен во гневе своем, ты погибнешь, юный воин... Беги!
   Но Хмельницкий не мог последовать совету прелестной... Он не умел спасаться бегством. Между тем раздраженный тиран, с пеною на устах, скрежеща зубами и задыхаясь от ярости, поспешно ведет за собою толпу рабов, гремящих оружием и цепями.
   Хмельницкий хочет защищаться... Но меч его в руках злодея! Малодушные трепещут одних взоров героя и долго не смеют еще к нему приступить. Наконец, бросясь все толпою, обременяют безоруженного тяжелыми веригами.
   - Теперь докажи мужество свое,- восклицает Чаплинский с коварным удовольствием.- Ты погибнешь, дерзкий раб. Все мучения истощу на тебя.
   Но Хмельницкий, сей питомец свободы и чести, не ведавший оков, безмолвно внимал укорам злодея, роняя невольно крупные слезы, вытесняемые скорбию из потупленных очей. Так плачет могущий лев, внезапно опутанный сетьми хитрых ловителей...
   - Повергните его в преисподнюю башен моих! Пусть вериги и глад усмирят буйный дух сего мятежника!
   Рабы повиновались голосу властелина и повлекли Хмельницкого... Он слышал издалека, как нежная дочь умоляла о помиловании свирепого родителя... Но открылся зев подземной могилы: несчастный узник опущен в нее, и три железных двери заскрипели на ржавых вереях, и громко зазвучали запоры, и глухо отозвался стук камней, которыми заваливали вход в темницу сию.
  

ПРИМЕЧАНИЯ

  
   Впервые - начало повести было опубликовано в издании: "Письма к другу, содержащие в себе замечания, мысли и рассуждения о разных предметах, с присовокуплением исторического повествования Зинобей Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия. В 3-х частях. Спб., 1816. В 1819 г. более полный текст был опубликован в "Соревнователе просвещения и благотворения", ч. V, VI, а затем повесть вышла отдельным изданием (в двух книгах), сброшюрованных из журнальных оттисков. Эта публикация завершалась словами: "Продолжение впредь". Однако окончания не последовало.
   Печатается по изданию: Глинка Ф. Н. Зиновий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия. - В сб.: Декабристы. Поэзия. Драматургия. Проза. Публицистика. Литературная критика. М.-Л., ГИХЛ, 1951.
  
   С. 123. Хмельницкий Богдан Зиновий (Зинобий) Михайлович (ок. 1595- 1657) - руководитель борьбы украинского народа против польско-шляхетского гнета, содействовавший воссоединению Украины с Россией (1654).
   С. 124. ...кратковременное владычество поляков в Москве... - имеется в в виду занятие Москвы и пребывание в ней поляков во главе с Лжедмитрием I с июля 1605-го. Алексей, сын Михаила... - царь Алексей Михайлович.
   С. 125. Разбив передовой отряд поляков... на Желтых водах... - в трехдневной битве у Желтых Вод (5, 7, 8 мая 1648 г.) Хмельницкий наголову разбил польские войска, предводительствуемые сыном коронного гетмана Потоцким и казацким комиссаром Шембергом.
   С. 126. ...по заключенному договору при Зборове 17 августа 1649 года...- договор с поляками, определяющий права казачества и закрепляющий ряд требований Хмельницкого, был заключен под Зборовом 8 августа 1649 г.
   Тель - Телль Вильгельм (XIV в.) - легендарный предводитель швейцарцев в борьбе против австрийских феодалов. Ваза Густав - вероятно, Густав II Адольф (1594-1632) из шведской династии Ваза, король, немало способствовавший благополучию и возвышению Швеции.
   Нассау Вильгельм - речь идет о принце Вильгельме I Оранском (Нассауском) (1533-1584), одном из активных борцов за освобождение Нидерландов от испанских завоевателей. Пожарский Дмитрий Михайлович (1578-1642) - князь, выдающийся военный и политический деятель, возглавивший вместе с Кузьмой Мининым борьбу против польской интервенции в 1611 - 1612 гг.
   С. 127. Плотто Цезарь - военный писатель, офицер прусской армии; его перу принадлежит ряд книг (на немецком яз.): "О начале успехов и современном состоянии русской армии" (1811), "Дневник, веденный во время войны России и Пруссии с Францией в 1806 - 1807 гг." (1811), а также несколько трудов по истории малороссийского (украинского) казачества. "Вильгельм Тель" Флориана...- имеется в виду роман французского писателя Жана Пьера Флориана (1755 - 1794) "Вильгельм Тель, или Освобожденная Швейцария" (М., 1802). "Батавцы, или Освобождение Голландии" Витобея - речь идет, видимо, о книге французского поэта Поля Жерома Битобе (1732 - 1808) "Батавы", повествующей об одном из героев восстания в Нидерландах (1567 - 1573) против власти испанского короля Филиппа II. В России был известен перевод в прозе: "Вильгельм, знаменитый герой. Поэма в десяти песнях, изображающая живейшими чертами храбрость его, мужество, воинские подвиги, добродетель, любовь к отечеству, несчастия и торжества над оными, сочинения Г. Битобе, члена королевской Берлинской академии наук", ч. 1, М., 1793.
   С. 131. ...вследствие договора Збаражского - то есть Зборовского - см. коммент. к с. 126.
   С. 137. Сигизмунд - Сигизмунд III Ваза (1566-1632), король Речи Посполитой с 1587 и шведский (1592-1599). Старался укрепить польское господство на Украине; организатор польской интервенции в России (1609 - 1618).
   С. 147. Тавры - древние жители Тавриды (Крыма) (9 в. до н. э.). Генуэзцы - жители генуэзских колоний на Черном море; в 1475 г. визирь турецкого султана Магомета II разрушил центральный город колоний - Каффу, или Кафу (ныне - Феодосия), следствием чего было разложение колоний и омусульманивание их жителей.
   Чингис - титул Темучина (ок. 1155-1227), основателя и великого хана Монгольской империи; возглавлял ряд завоевательных походов против народов Азии и Восточной Европы.
   Фирман - указ владыки в некоторых мусульманских странах.
   Ятаган - холодное оружие, по размеру среднее между саблей и кинжалом; было распространено в Азии и на Кавказе.
   Сеймен - начальственный титул в татарском войске.
   Мурза - татарский князь, наследственный старшина, приближенный хана.
   Колга - почетное именование наследника Крымского ханства.
   Нурадин салтан - богосветлый султан.
   С. 165. Чаплинский - Чигиринский (города Чигирина) подстароста, шляхтич, своевольно расправившийся с Богданом (Зиновием) Михайловичем Хмельницким (см. примеч. к с. 123) и его домашними, заковав их в цепи. По приказанию Чаплинского был сечен (и умер после расправы) десятилетний сын Хмельницкого.
   С. 168. Но открылся зев подземной могилы... - Богдан Хмельницкий был схвачен слугами Чаплинского и четыре дня находился у него в заключении; был отпущен по просьбе жены Чаплинского. Верея - столб, на котором укрепляется на петлях створка ворот.
  

Категория: Книги | Добавил: Armush (21.11.2012)
Просмотров: 341 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа