Главная » Книги

Гейнце Николай Эдуардович - Сцены из петербургской жизни

Гейнце Николай Эдуардович - Сцены из петербургской жизни


1 2 3

A name="Author" content="Вадим Ершов"> Гейнце Н. Э. СЦЕНЫ ИЗ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЖИЗНИ

Николай Эдуардович Гейнце

СЦЕНЫ ИЗ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЖИЗНИ

Рассказы

Составитель Л. И. Моргун
Текст адаптирован ИПП "AMEX Ltd"
Художник М. Ю. Смирнов


СОДЕРЖАНИЕ:

СЦЕНЫ ИЗ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЖИЗНИ

Торжество добродетели
Современные сестрицы
Дорогая шляпа
Чековая книжка
Выигрышный билет
Этажом ошибся
Вечный жених
От Москвы до Петербурга

МЕЛКИЕ РАССКАЗЫ

Бессилие искусства
Исповедь
В цирке
Портрет
Петербургская субретка
Первая подлость




СЦЕНЫ ИЗ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЖИЗНИ


Рассказы



Торжество добродетели

(из петербургской жизни)

        - Так вы поступаете с несчастной, любящей вас женщиной, через год любви! Только через год! Я, беззащитная молодая вдова, приехала в этот столичный омут, в этот ваш Петербург, не успев оправиться от безвременной утраты любимого мужа, без средств к жизни, желая в большом городе найти себе честный кусок хлеба, поступив в гувернантки, в лектрисы, в компаньонки, в конторщицы, чтобы, добывая себе скудное пропитание тяжелым трудом, окончить свою жизнь, как была, - честной женщиной.
        Она быстрым движением откинула шлейф своего роскошного утреннего капота и нервно заходила по мягкому, пушистому ковру убранного как игрушка будуара.
        Он стоял, опершись правой рукой на спинку chaise longue'a с опущенной головой и молчал.
        - Я встретилась с вами, - она остановилась снова перед ним, - я увлеклась, я, слабое созданье, была не в силах устоять против вашей элегантной внешности, против ваших заискивающих ласк, против хитросплетенных сетей соблазна, я отдалась вам безраздельно, бесповоротно, безрассудно...
        Она закрыла своими маленькими ручками, сплошь унизанными дорогими кольцами и браслетами, красивое вызывающее лицо, обрамленное роскошными волосами пепельного цвета, и замолкла.
        Он не смел поднять на нее глаза.
        - Правда, вы окружили меня роскошью, - начала она снова упавшим голосом, бессильно опустив руки и обводя комнату полупрезрительным взглядом, - вы исполнили все мои прихоти, даже капризы, вы, видимо, любили меня, но эта роскошь, этот комфорт куплены ценой моего падения...
        Она истерически захохотала.
        - Я простила вам и это, я до сего дня любила вас, любила безумно, мысль о неверности казалась мне преступлением среди этой жизни в грехе, а вы... через год, только через год...
        Она подступила к нему совсем близко.
        - Где вы были вчера вечером?
        Он сделал движение губами, не поднимая головы.
        - Не открывайте рта, не оправдывайтесь, я знаю это лучше вас... В отдельном кабинете у Кюба с одной из тех тварей, которые составляют достояние всех... Вы, пользующийся взаимностью красивейшей женщины Петербурга...
        Она отступила от него и окинула себя быстрым взглядом в огромном трюмо.
        - И притом честной женщины... - с пафосом добавила она.
        - Идите вон! - крикнула она через мгновение, сделав величественный жест по направлению к двери, - и чтобы нога ваша не переступала этого созданного вашими же грязными руками гнездышка любви...
        Он продолжал стоять молчаливый, смущенный, застигнутый врасплох.
        Она была права, он был виноват, он поддался обаянию французской сирены, но как могла она узнать про это таинственное свидание, при котором им принято столько предосторожностей?
        Он недоумевал.
        Оставалось одно: предложить ей руку; сердце уже было давно ей отдано. Он знал, что она всеми силами души желала этого, но до сих пор воздерживался, хотя был совершенно независим и самостоятелен; страшно расставаться со свободой.
        Теперь это являлось единственным средством смягчить ее справедливый гнев.
        Он решился.
        - Прости, прости меня, моя дорогая, я виноват, каюсь, я увлекся, прости меня, ты имеешь полное право упрекать меня...
        Он сделал к ней несколько шагов.
        Она отступила...
        - Прости меня, этого более не повторится; отныне я хочу, чтобы ты еще более имела прав на меня, я прошу тебя быть моей женой...
        Он снова приблизился к ней.
        Она не отступила.


* * *

        Через несколько времени состоялась их свадьба. Только несколько друзей после церковного торжества выпили по бокалу шампанского в их гнездышке любви.
        Один из друзей спросил его, как пришла ему мысль жениться?
        Он рассказал все.
        Друг улыбнулся. Он вспомнил вечер, проведенный с ней в отдельном кабинете ресторана Кюба, и то, как она внимательно прислушивалась к говору в соседнем кабинете.


Современные сестрицы

(из петербургской жизни)

        Завернул это я на днях на Варшавский вокзал к скорому поезду проводить одного приятеля, покидавшего "любезное отечество". До отхода поезда оставалось более получаса: мы засели за один из буфетных столиков выпить прощальную бутылку.
        Отъезжающих было не особенно много, больше все иностранцы, русских же наперечет.
        За соседним с нами столом поместилась компания русских, состоявшая из двух дам и двух кавалеров.
        Дамы были обе молоденькие - одна блондинка, с льняным цветом волос и каким-то восковым прозрачным миловидным личиком, другая совершенная брюнетка с выразительными чертами дышащего здоровьем лица.
        Несмотря на кажущийся контраст, в лицах обеих дам было что-то родственное. Мужчины были также своего рода контрастами - один блондин, с реденьками чиновничьими баками и геммороидальным лицом истого петербуржца, другой темный шатен, с небольшой окладистой бородкой, с энергичным выражением лица и проницательным взглядом карих глаз, блестевших из-под очков в золотой оправе.
        Шатен и блондинка были одеты в дорожные костюмы.
        Блондин и брюнетка - в городские; они, видимо, провожали первых.
        Костюмы всех были весьма изящного покроя.
        Они говорили по-русски и были все на "ты" друг с другом.
        На столе перед ними стояла покрытая салфеткой бутылка шампанского и фрукты...
        Меня почему-то заинтересовала эта компания, и я стал прислушиваться к разговору.
        Увы, он не давал никакой путеводной нити к разгадке говоривших личностей. Разговор шел о курсе, перекидывались взаимной просьбой писать. Родственное "ты" звучало какой-то дисгармонией в видимо натянутой беседе.
        Это заинтересовало меня еще более.
        В это время в буфетную залу вошел приехавший тоже провожать моего приятеля наш общий знакомый и направился к нашему столу.
        Проходя мимо стола, за которым заседала заинтересовавшая меня компания, он снял шляпу и поклонился. Все сидевшие ответили ему поклоном.
        - Кто это, что сидят рядом с нами, наклонился я к нему, когда он, поздоровавшись с нами, уселся за стол. Он назвал фамилии мужчин. Блондин был чиновником, а шатен был доктор.
        - А дамы?
        - Блондинка жена блондина, а брюнетка ее сестра. Да на что вам понадобилось все это?
        - Они меня почему-то заинтересовали.
        - Ишь у вас нюх-то какой! Они в самом деле действующие лица недавней драмы, хотя с благополучным, как видите, концом. Это целая история...
        - Расскажите!..
        - Извольте...
        Он передал мне наскоро следующую, не лишенную пикантности и далеко не заурядную историю:
        Лет пять тому назад, две сидевшие за столиком сестры: старшая блондинка и младшая брюнетка жили со старухой матерью в собственном доме на Петербургской стороне. Отца обе потеряли еще в детстве. Он оставил им хорошее состояние. За старшей сестрой ухаживали два друга, только что окончившие курс - медик и юрист. Медик был застенчив и робок с женщинами, юрист - большой руки ловелас. Пока первый обдумывал сделать решительный шаг, второй уже успел увлечь девушку и объяснился.
        Доктор, наконец, решился сделать предложение в день рождения любимой девушки, когда ей исполнилось восемнадцать лет, но, увы, этот день оказался днем объявления невестой его друга.
        Опоздавший затаил в себе свое горе и остался другом счастливого соперника, весьма часто бывал у супругов и был их домашним доктором.
        Молодая женщина догадывалась о его затаенной беспредельной к ней любви, но, боготворя своего мужа, не показывала доктору об этом даже и виду, стараясь, напротив, держаться от него подальше.
        Доктор, со своей стороны, ни на что не рассчитывал. Его дружба к ее мужу была совершенно искренняя.
        Через два года после свадьбы умерла ее мать, и ее младшая незамужняя сестра переехала к ней.
        Они стали жить втроем...
        Муж видимо ухаживал за своей свояченицей, старался всячески ей угодить, но любящая жена была вне всяких подозрений, объясняя все это желанием сделать приятное ей, так как муж знал, что она горячо любила сестру.
        Так шло время...
        Месяца три тому назад жена его друга захворала и слегла.
        Болезнь была серьезная. Доктор внимательно следил за ее ходом и приложил для ее излечения все свои знания... Больная стала поправляться.
        Однажды, это было не особенно, давно доктор, приехав утром, позволил ей в этот день встать, но не надолго, и уехал, обещав заехать на другой день.
        - Я не скажу мужу, а сделаю ему сюрприз, - подумала больная, - вечером одену капот и пойду к нему в кабинет. То-то удивится и обрадуется.
        Сказано-сделано.
        По возвращении мужа со службы, часа через два после обеда, больная встала с постели, накинула капот и тихонько пошла к кабинету, отворила дверь и... увидела свою сестру, сидящую на коленях у мужа...
        По странной тайне человеческого организма, слабая женщина вдруг окрепла: твердой походкой прошла она в переднюю, надела верхнее платье, накинула на голову платок и вышла из дома.
        Ошеломленные, застигнутые врасплох, муж и сестра не успели опомниться, как она уже ехала на извозчике на холостую квартиру доктора.
        Последнего не было дома.
        Пораженный расстроенным видом приехавшей дамы лакей не осмелился не пустить ее в квартиру.
        Она прошла в кабинет.
        Возвратившийся доктор застал свою нежданную гостью полулежащей в кресле в глубоком обмороке...
        Он привел ее в чувство... Она рассказала ему все...
        К мужу она не вернулась и сошлась с доктором...
        Муж возвратил ей все ее вещи и капитал, тихо, мирно, без скандала.
        Они даже помирились.
        Теперь, оправившись от болезни, она с доктором уезжает за границу. Муж и сестра, как видите, провожают их.
        - Чем это не тема для современного романа? Дарю вам ее! - закончил рассказчик.
        Раздался второй звонок.
        Все поспешили на платформу.
        Я видел, как компания, сидящая за столом, расцеловалась друг с другом на прощание.
        Пробил третий звонок. Поезд тронулся.
        Блондин подал руку брюнетке. Они вышли из подъезда вокзала, сели в ожидавшую их изящную пролетку на резинах и укатили.


Дорогая шляпа

(из закулисной жизни петербургского кафешантана)

        Было четыре часа пополудни второго дня Святой недели.
        В одном из громадных домов Офицерской улицы, во дворе, в убогой комнате, отдаваемой "от съемщика", сидел на сильно потертом, но когда-то обитом американской клеенкой, покосившемся, видимо, от отсутствия одной ножки, диване "куплетист" одного столичного увеселительного заведения Федор Николаевич Дождев-Ласточкин.
        На столе, стоявшем перед диваном и покрытом цветной скатертью, кипел позеленевший от времени самовар и между чайной посудой стояли бутылка водки, рюмка, тарелка с хлебом и довольно значительных размеров куском ветчины. Тут же лежали разбросанные деньги: две радужных и объемистая пачка мелких кредитных билетов.
        У стены, около двери комнаты, убранство которой дополняли несколько разнокалиберных легких стульев, железная кровать с убогой постелью и небольшой комод, на котором красовалась шелковая шляпа-цилиндр, стояла в почтительной позе высокая худая старуха с хищным выражением лица - квартирная хозяйка, известная между ее жильцами под именем "Савишны".
        - За мной за два месяца и четырнадцать дней, следовательно, по первое мая за три месяца, - говорил Дождев-Ласточкин.
        - Точно так-с, - отвечала Савишна, пожирая глазами лежавшие на столе кредитки.
        - За три месяца, значит, будет всего тридцать шесть рублей - получите, - отсчитал он ей деньги и подал.
        Старуха дрожащими руками приняла деньги и тщательно их пересчитала.
        - Очень вами благодарны... Таперича, значит, мы по первое мая в расчете.
        - То-то, а вчера ругаться да мировым стращать... Ах ты, старая карга, Бога бы побоялась, - для такого праздника.
        - Уж не осудите: такое наше рукомесло, - сделала сконфуженный вид старуха и поспешно удалилась из комнаты.
        Федор Николаевич остался один.
        - Вот они, голубушки, - положил он руку на лежащие на столе деньги, - и почет и уважение, и талант, и гений - все в них, - задумчиво произнес он и, налив себе рюмку водки, начал резать ветчину.
        Дверь комнаты распахнулась и в нее не вошел, а буквально влетел товарищ Дождева-Ласточкина по сцене, "рассказчик из народного быта" того же увеселительного заведения, Антон Антонович Легкокрылов.
        - Дома и пирует... Ба, да ты Калифорнию, кажется, открыл, - увидал он лежавшие на столе деньги.
        - Здравствуй, - подал Федор Николаевич руку приятелю, - садись... Сперва чаю или водки?
        - Конечно, последней, - заявил Легкокрылов.
        Федор Николаевич выпил налитую рюмку, закусил и, наполнив ее снова - пододвинул к усевшемуся за стол Легкокрылову, а затем собрал со стола деньги и сунул их небрежно в боковой карман пиджака.
        Легкокрылов выпил, закусил и уставился на хозяина.
        - Да откуда тебе такая уйма денег свалилась, наследство, что ли, получил? - задал он вопрос после некоторого молчания.
        - А помнишь, Кречинский сказал, что во всяком доме есть деньги, надо уметь только их найти.
        - Так что же?
        - Ну, я и нашел...
        - Где же и как ты нашел?
        - Как! Ум, брат, всему делу начало, ум, но работает он подлец, только в крайности, потому и полагаю я, что все великие открытия сделаны нищими.
        - Да ты не философствуй, а расскажи толком, - приставал гость.
        - Нет, ты погоди, - продолжал Федор Николаевич, - остался я к первому дню праздника в этой только паре, даже фрачную на страстной заложил, а без нее, ты знаешь, каждый из нас, как солдат без ружья, за квартиру три месяца не плачено, хозяйка изгнанием грозит и только ради великого праздника милость оказала; - за душой ни полтины и вдруг одна гениальная мысль и в кармане три радужных.
        - Три, - подавился даже куском ветчины пораженный такой суммой гость.
        - Да, три.
        - Но откуда же, не томи, голубчик!
        - Изволь, для приятеля расскажу, - заметил Федор Николаевич. Затем, выпив рюмку водки и наполнив ее для Легкокрылого, он встал, подошел к комоду, взял цилиндр и подал его ему.
        - Видишь!
        - Вижу, шляпа, - недоумевал тот.
        - Шляпа, - передразнил его Федор Николаевич, - а что на дне тульи написано?
        - Ф. Н. Дождев-Ласточкин, - прочел Антон Антонович вытесненную золотом надпись и удивленно поднял глаза на хозяина. - Но в чем же дело? Не понимаю!
        - Вот эта-то шляпа и принесла мне сегодня доходу триста рублей - словом, благоговей - это дорогая шляпа, - взял ее из рук Легкокрылого Федор Николаевич и бережно поставил на комод.
        - Да не разводи бобы-то, расскажи! - не унимался Антон Антонович.
        - Ты знаешь, что я с нашей шансонеткой Зюзиной разошелся, порвал все, она меня променяла на того восточного человека, который обыкновенно сидит у нас в первом ряду, то есть не на человека, а на ходячий набитый карман. Я ее не упрекаю, она сделала, подобно Периколле:

До гроба твоя Периколла.
Но больше страдать не могу...

        Пропел Федор Николаевич и задумался.
        Антон Антонович застыл в ожидании продолжения.
        - Теперь ее удел - роскошь и блеск, а мой - нищета и страданье! - меланхолически начал Федор Николаевич. - Одно, с ее стороны, подло: она, по настоянию своего восточного человека, который ревнив, как Отелло, порвала со мной всякое знакомство и я не могу даже прибегать к помощи моей бывшей подруги жизни. Наконец, как я тебе говорил уже, я дошел до крайности... Фрачная пара, понимаешь ли ты, фрачная пара и та заложена... Сегодня утром я решился идти к ней с визитом и - пошел!..
        - Ну?..
        - Звоню; отворяет горничная, я вхожу, "Дома?" спрашиваю. Смешалась. - "Никак нет-с!" говорит. На столе в передней, стоит шляпа-цилиндр, - его шляпа, тоже с вытесненной золотом фамилией; я свою - поставил рядом. Я сперва хотел войти насильно, но вдруг гениальная мысль озарила меня! Я беру вместо своей его шляпу и - удаляюсь... Обрадованная горничная запирает за мной дверь.
        Федор Николаевич снова умолк.
        - Дальше, дальше! - прошептал Легкокрылов.
        - Иду оттуда и прямо домой. Не проходит получаса, как ко мне является ее горничная с моей шляпой.
        - Обменять изволили!
        - Знаю.
        - Позвольте получить?
        - Триста рублей, ни копейки менее, - заявляю я и выпроваживаю вон с моей шляпой.
        Проходит еще томительных полчаса, и горничная со шляпой и пакетом с тремя радужными является снова. Я возвращаю шляпу.
        - Да ты, Федя, гений! - порывисто произнес Антон Антонович, - выпьем, ты мне плесни в чайный стакан - вместе хочу.
        Федор Николаевич начал наливать водку.


Чековая книжка

(из жизни петербургского темного люда)

        Встретился на днях с приятелем, который знает чуть не пол-Петербурга и посвящен почти во все закулисные тайны, как крупных, так и мелких столичных "дельцов".
        Разговорились о том, о сем и между прочим о частых крахах петербургских банкиров.
        - Конечно, заметил я, платится одна легкомысленная провинция...
        - Нет, не скажи, - перебил он, - многие держат деньги у этих, с позволения сказать, банкиров и на вкладах и на текущем счету, соблазняясь высоким процентом, а иные имеют от них чековые книжки для разного рода кунштюков... С ними они обделывают свои делишки и пускают пыль в глаза...
        - То есть как?
        - Да так... Вносите вы, положим, в такую банкирскую контору тысячу рублей, вам контора выдает квитанцию в этой сумме и чековую книжку, на которой не обозначена сумма вашего вклада... Квитанцию вы запираете в ваш письменный стол, а книжку чеков кладете в карман и вы... капиталист... Вы берете по чекам деньги, выбираете даже все, но квитанция, а главное, чековая книжка остается у вас и вы все-таки... продолжаете быть капиталистом...
        - Даже когда по этой книжке не выдадут больше ни гроша?..
        - Даже когда не выдадут ни гроша... Да вот, вы знаете Z?
        - Это комиссионера?.. Знаю, видал... он живет на Стремянной...
        - Он самый, но вы ошибаетесь, он не может называться комиссионером в обыкновенном значении этого слова, он, поднимайте выше, делец... у него что месяц, то один проект грандиознее другого, он всегда окружен если не большими капиталистами, то во всяком случае состоятельными людьми, месяц-два безусловно верящими в его финансовый ум вообще и в его проекты: "Товарищество на паях для добывания олова на Мурманском берегу" и "Акционерное общество копчения свиных туш в Тамбовской губернии для экспорта за границу", в особенности... Но это между прочим... Я отвлекся от нити рассказа...
        Вот у этого самого Z всегда есть чековая книжка какой-нибудь банкирской конторы и на нее он зарабатывает хорошие деньги... Пригласит к себе обедать какого-нибудь еще не разочаровавшегося в нем будущего "пайщика" в деле "добывания олова" или "копчения свиных туш". Обед - надо отдать справедливость - всегда хороший, с шампанским, в седьмом часу вечера. Вдруг за обедом подает лакей, - пройдоха тоже парень, - телеграмму, всегда одну и ту же - тщательно ее сохраняют... Z развертывает и читает: "Немедленно выезжайте курьерским, Москва, жду". Z за бумажник, там оказывается каких-нибудь двадцать-тридцать рублей...
        - Каково, положение! - восклицает он. - Надо сейчас же ехать в Москву, а денег нет... Дайте, голубчик, триста - четыреста рублей, а я вам напишу чек на банкирскую контору - завтра в 10 часов получите... Приди телеграмма, - будь проклята наша почта, - двумя-тремя часами ранее, получил бы сам, а теперь контора закрыта...
        Еще не разочаровавшийся гость, будущий "пайщик", вынимает деньги... Z вырывает чек из книжки и пишет сумму и, выпроводив гостя... остается дома, приказывая лакею несколько дней говорить обедавшему с ним, что он уехал в Москву...
        Через известное количество дней он, наконец, принимает своего нового кредитора, бросается к нему навстречу и не дает выговорить слова...
        - Простите, ради Бога, мою рассеянность, чек с вами...
        - Со мной, по нему ничего не выдали, так как деньги ваши уже все получены, - подает кредитор чек.
        Z быстро рвет его.
        - Из ума вон... совсем из ума вон, что денег там нет... Просто от этих дел голова идет кругом... Уж вы меня извините, голубчик, что заставил вас понапрасну проехать в контору...
        - Ничего, ничего... - заставляет тот, думая, что сейчас получит свои деньги... Ничуть не бывало.
        - Завтра завезу вам с благодарностью, - заставляет Z, и это завтра продолжается до последнего "судного дня"... Так и живет... да еще как живет - припеваючи... Только частные крахи контор вводят его в хлопоты: приходится добывать и вносить деньги на время в другую контору для получения чековой книжки... - заключил рассказчик.


Выигрышный билет

(Петербургская быль)

        Павел Петрович Маслобойников был вдовец.
        Человек еще далеко не старый он служил бухгалтером в одной из петербургских банкирских контор и получал обеспечивающее его содержание.
        Имея, кроме того, небольшой капиталец, он жил припеваючи.
        Детей у него не было. Жениться второй раз он не намеревался, хотя среди знакомых, и маменек, и дочек, он считался завидным женихом, и его в силу того еще радушнее принимали.
        Павел Петрович посмеивался себе в ус и пользовался выгодами своего положения.
        Двумя отличительными чертами характера моего героя были деликатность и скопидомство.
        Последнее выражалось в отношении всех лиц, с ним так или иначе сталкивавшихся, независимо от того или другого их положения. Даже с единственной прислугой своей, кухаркой Марфой, он не иначе обращался как на "вы", величая ее Марфой Силантьевной.
        Марфа Силантьевна была разбитная солдатская вдова, лет сорока, дородная и красивая баба, давно уже жившая по местам в Петербурге, оставившем на ней, вместе с промозглым запахом цикория, особый отпечаток, свойственный лишь истой "петербургской" прислуге.
        Жила она у Павла Петровича лет около десяти, поступивши еще при жизни его супруги, и почти три года его вдовства бесконтрольно вела его небольшое хозяйство.
        Нравственности она была безукоризненной и, хотя любила позубоскалить с соседней прислугой и дворниками, но никакого "двоюродного брата" или просто "унтера" на кухне Павла Петровича не появлялось.
        - Если в закон вступить, - оно пожалуй; а то что так публику-то пугать, - отвечала она на вопросы по этому поводу.
        Павлу Петровичу и его интересам она была предана фанатически, и товарищи его даже смеялись над ним, говоря, что он держит из экономии влюбленную в него кухарку; да и на самом деле - малейшая шутка с ней Павла Петровича доставляла ей видимое удовольствие, и по лунообразному ее лицу разливалась масляная улыбка.
        Живя тихо и скромно, она успела скопить себе на выигрышный билет внутреннего займа, и Павел Петрович сам купил ей его в своей конторе; два раза в год после тиража Марфа Силантьевна, подавая барину самовар, озабоченно спрашивала:
        - А что, батюшка, Павел Петрович, на мою сиротскую долю ничего Бог не послал?
        Оказывалось обыкновенно, что не послал.
        Номер билета был записан у Павла Петровича.
        Так мирно текла их жизнь, и лишь за год до описываемого мною события Марфа Силантьевна была встревожена известием о пожаре, посетившем ее деревню, и о том, что дом ее родителей сделался жертвой пламени.
        Привез это известие ее шурин.
        Поговорила об этом с барином во время утреннего чая, потужила, поохала, отписала в деревню - и все пошло по-прежнему.
        Однажды, на другой день тиража, просматривая в конторе таблицу выигрышей, Павел Петрович был поражен: на билет Марфы Силантьевны пал главный выигрыш в двести тысяч.
        Павел Петрович задумался.
        - Славная она баба, - рассуждал он, возвращаясь домой из конторы, - простая, добрая, хорошая из нее жена выйдет...
        - Двести тысяч - это ух какой капитал, а в хороших руках много с ним сделать дел можно, - мелькнуло у него в голове.
        Он вернулся домой. На встретившую его Марфу Силантьевну он посмотрел как-то особенно нежно.
        - Ну что, королева, обед готов, - взял он ее за подбородок.
        - Готов, мигом подаю, - зарделась Марфа Силантьевна.
        Весь вечер просидел у себя в кабинете Павел Петрович, раздумывая, сказать ли Марфе о выигрыше и потом предложить ей руку и сердце, или же сперва жениться, а потом сообщить.
        - А ну, как с такими деньгами она на меня и глядеть не захочет, - рассуждал Павел Петрович.
        В согласии Марфы Силантьевны на брак с ним в ее настоящем положении он не сомневался.
        Павел Петрович решил не говорить.
        Смущенный ожидал он на другой день утром обычного вопроса Марфы Силантьевны об ее "сиротской доле", но его не последовало.
        - Сам Бог помогает, - думал Павел Петрович, уходя на службу, - видно, забыла.
        Ухаживаний Павел Петрович за Марфой Силантьевной, увенчавшихся полным успехом, и нежных сцен со стороны последней на мотив вопросов: "И за что ты меня дуру-бабу любишь? Я описывать не стану. Скажу лишь, что со свадьбой поспешили. Она совершилась более чем скромно в присутствии лишь необходимых свидетелей-товарищей Маслобойникова, немало подтрунивших над приятелем и немало подивившихся его странному выбору.
        Через несколько дней после свадьбы Павел Петрович решился, наконец, за утренним чаем, когда Марфа Силантьевна уже не стояла около, а восседала за самоваром в качестве "молодой хозяйки" - прислуживала же другая кухарка, - навести разговор об интересующем его предмете.
        - Дай-ка, Маруша, - ласково начал он, - твой выигрышный билет, я его с своим положу - теперь все равно у нас все общее.
        - Какой билет, батюшка? - уставилась на него жена.
        - Как какой? Да вот, который я тебе четыре года назад купил, - еще ты все спрашивала, не выиграл ли?
        - И, батюшка, я его еще летошний год разменяла, а деньги в деревню на поправку после пожара родным отослала. Шурин и разменял, и деньги отвез.
        Павел Петрович побледнел, схватился обеими руками за голову - и откинулся на спинку стула.
        Марфа Силантьевна бессмысленно уставилась на него своими заплывшими от жира глазами.
        Картина!


Этажом ошибся

(правдивая история)

        - Колзаков!
        - Хмыров!
        - Какими судьбами?
        - Проветриться приехал, плесень деревенскую стряхнуть.
        - Здравствуй!
        - Здравствуй!
        Раздались поцелуи.
        Так встретились на Невском два господина, один в меховом пальто и бобровом картузе, толстый брюнет с легкой проседью в длинной бороде, а другой шикарно одетый в осеннее пальто и цилиндр, блондин с тщательно расчесанными баками и в золотом пенсне на носу.
        Полный брюнет был богатый помещик одной из приволжских губерний, первый раз приехавший в Петербург Петр Александрович Колзаков, а изящный блондин - отставной корнет Аркадий Осипович Хмыров, проживший на своем веку не одно состояние, и теперь, в ожидании наследства, живущий в кредит, открытый, впрочем, ему почти везде в широком размере. Сосед Колзакова, по бывшему своему именью, Хмыров, был с ним приятелем, но несколько лет уже как совершенно потерял его из виду, продавши имение.
        - Ну, как живешь? - спросил Колзаков.
        - Ничего, надеемся, не унываем.
        - Это хорошо!
        - Женился...
        - Ты?
        - Да, с год, на француженке, парижанке, воплощенное изящество и грация. Впрочем, что же я расписываю, сам увидишь, зайдешь, чай. Ты надолго?
        - Поживу.
        - Так заходи.
        - Всенепременно, на днях...
        Хмыров сказал свой адрес, назвал одну из лучших улиц Петербурга, примыкающих к Невскому проспекту, близ Адмиралтейства, номер дома и квартиры.
        - Да ты запиши.
        - Запомню, я возвращусь к себе в гостиницу и сейчас же запишу.
        Приятели расстались.
        На другой день, часов около двух Петр Александрович нанял извозчика и отправился к Хмырову. Отыскав дом, он вошел в подъезд и обратился к швейцару.
        - Квартира номер 12?
        - Второй этаж, дверь направо.
        Колзаков поднялся по лестнице и нажал пуговку электрического звонка.
        - Дома? - спросил он у отворившей ему горничной.
        - Дома-с.
        Разоблачившись, Петр Александрович пришел в залу, затем в гостиную. Меблировка комнат была шикарна, но позолота мебели и багет страдали резкостью и аляповатостью.
        В противоположной двери гостиной, через которую виднелся роскошный будуар, появилась изящная блондинка с красноватым цветом волос, одетая в роскошный пеньюар из легкой материи, сплошь обшитой кружевами, так что казалось, что его обладательница утопала в кружевных волнах. Картина была поразительная.
        Петр Александрович онемел от восторга.
        - Славную, однако, штучку подцепил Хмыров, - мысленно сказал он себе, глотая слюнки и церемонно расшаркиваясь с хозяйкой.
        - Bon jour, - протянула та ему руку, причем откидной рукав дал ему возможность увидеть ее всю до плеча, - je ne m'en souviens pas.
        Петр Александрович положительно захлебнулся.
        - Prenez place, - указала ему хозяйка на табурет.
        Колзаков уселся.
        Красавица опустилась на близ стоящую кушетку, причем откинула шлейф пеньюара, и Петр Александрович увидал очаровательные миниатюрные ножки, обутые в ажурные чулки и шелковые голубые маленькие туфли.
        Он сидел и млел.
        - А супруг ваш дома? - наконец, решился он задать вопрос.
        - Je ne comprends pas!
        Оказалось, что хозяйка не понимала по-русски.
        Колзаков же не понимал совершенно по-французски.
        Наступило молчание, во время которого Петр Александрович положительно пожирал хозяйку глазами.
        - Верно, его дома нет, тоже вертопрах, одна заря, чай, вгонит, другая выгонит, а ей одной бедняжке скучно: хотя и говорить с ней не могу, а все посижу, больно хороша, - думал Колзаков.
        - Peut etre voulez vous un gobelet de champagne? - начала хозяйка.
        Петр Александрович с недоумением смотрел на нее.
        - Выпить, - перевела красавица и сделала жест около рта, причем показала восхитительный розовый локоток.
        Колзаков понял и утвердительно закивал головой.
        - Все за закуской посижу подольше, - подумал он.
        - Денги! - вдруг протянула руку француженка.
        Петр Александрович до того был поражен, что машинально вынул объемистый бумажник, развернул его и протянул ей.
        Она осторожно вынула две радужных, причем, наклонившись к Колзакову, обдала его каким-то восхитительным ароматом, исходящим от ее тела сквозившего на груди через тонкую ткань кружев; у него закружилась голова.
        Хозяйка, взяв ассигнации, исчезла в будуаре.
        - Какой же подлец Хмыров: без денег жену оставляет, спросил бы вчера - я бы дал. Фонбаронство заело, гордость - на брюхе шелк, а в брюхе щелк. А она прелестна, и достанется же такое сокровище такому скоту. Приударить разве, да вот беда, по-ихнему не знаю...
        В будуаре раздались легкие шаги, хозяйка появилась снова.
        - Prends place isi, - указала она Петру Александровичу на место около себя на кушетке.
        Ободренный Колзаков пересел, не веря своему счастью.
        - Неужели будет успех! Только бы Хмыров не вернулся, - подумал он.
        Через несколько времени на столе появилось замороженное шампанское.
        Выпив несколько стаканов, Петр Александрович стал целовать у хозяйки руки и добрался до локотка.


* * *

        Уже наступали сумерки, когда Петр Александрович, веселый и довольный выбрался из квартиры Хмырова.
        На лестнице первого этажа ему встретилась какая-то изящная брюнеточка.
        - Тоже штучка невредная! - прошептал он.
        Вдруг перед ним как из-под земли вырос Хмыров.
        - Ты откуда? - воскликнул тот.
        - От тебя, брат, - смутился Петр Александрович, - недавно приехал, с женой твоей минут пять посидел, - премилая барынька.
        - Как с женой? Она сейчас со мной из гостей приехала, вперед прошла, ты ее встретил?
        - Это брюнетка, нет - то блондинка.
        - Какая блондинка?
        - У которой я был.
        - В каком номере?
        - В двенадцатом.
        - Ну, я живу в четырнадцатом, этажом выше.
        - Значит, я этажом ошибся, - развел руками Колзаков.
        - Ишь, старый греховодник, да как удачно ошибся-то, куда попал! - расхохотался Хмыров.


Вечный жених

(Тип)

        - A propos! Вы завтра свободны от двух до четырех? - обратилась ко мне на днях Валентина Львовна Кедрина, моя хорошая знакомая, молоденькая, хорошенькая и разбитная вдовушка, довольно долго оставляя в моей руке свою миниатюрную ручку в лиловой перчатке.
        - Для вас я свободен всегда, я не свободен только никогда от мысли о вас, - пошутил я.
        - Шалун... я спрашиваю серьезно...
        - Серьезно?
        - Да, пойдемте завтра со мной к Гомолицким...
        - К Гомолицким... я их не знаю...
        - Узнаете... я вас представлю, я давно об вас говорила... их дочь Наденька - брюнетка в вашем вкусе...
        - Мне не надо никого... кроме...
        - Кроме меня... знаю... слышала... но вам надо "петербургские типы", вы на днях говорили мне, а там вы встретите тип, который едва ли встречали... Я специально и еду для того, чтобы спасти от него Nadine... или, скорее, карман ее татап.
        - Вы, спасти... от кого?
        - От "вечного жениха".
        - От "вечного жениха"? Объясните, ради Бога, ровно ничего не понимаю...
        - Тем лучше, пойдемте туда, когда поедете... В два часа я вас жду...
        Она вырвала у меня свою ручку и скрылась в подъезде.
        Разговор этот происходил у одного из домов на Сергиевской улице, куда я проводил Валентину Львовну из Аквариума.
        Обещанный тип меня крайне заинтересовал... "Вечный жених"... Что может значить это прозвище "вечный жених" в связи со спасением от него карманов.
        На другой день я был аккуратен, и в начале третьего часа мы с Валентной Львовной уже были на Бассейной улице, где жили мать и дочь Гомолицкие, очень состоятельные люди, занимавшие роскошную квартиру в бельэтаже.
        Во время церемонии представления меня в зале, от моего внимания не ускользнула какая-то странная сконфуженность, почти смущение обеих хозяек.
        Нас попросили в гостиную, где сидел в кресле довольно красивый господин, на вид лет сорока, элегантно одетый с волнистыми светло-каштановыми волосами и такой же расчесанной на двое бородой.
        Я невольно взглянул на Кедрину - она очень заметно улыбнулась.
        "Вечный жених" промелькнуло в моей голове, и я пристально оглядел вставшего при нашем приближении господина... Лицо его было мне знакомо, я встречал его зимой прогуливающимся на Невском, в концертах, театрах, на балах, а летом на загородных гуляньях...
        - Андрей Дмитриевич Торбеев, вы не знакомы... - представила хозяйка гостя Валентине Львовне.
        - Нет, мы хорошо знакомы... - подчеркнула последняя слово "хорошо" и поклонилась кивком головы.
        По лицу Торбеева пробежало нечто вроде судорог, но он остался с полупротянутой рукой.
        Он подал ее мне, когда нас представили.
        Не прошло пяти минут, как он встал и стал откланиваться хозяйке и ее дочери...
        В гостиной еще никто не нарушил неловкого молчания, наступившего после неудачного представления...
        Торбеев вышел очень быстро...
        - Не понравилось... - громко захохотала ему вслед Валентина Львовна.
        Обе хозяйки со страхом и беспокойством глядели на нее.
        Я впился в нее глазами и насторожил уши.
        - Он сватается за Наденьку? - спросила Кедрина в упор старушку Гомолицкую...
        - Да... то есть... нет... почему вы так думаете? - растерялась та.
        - Да потому, что я знаю, что он сватается всюду, сватался ранее за десяток других, сватался, наконец, за меня, так как он этим живет - это его профессия... он "вечный жених".
        - За вас?.. - воскликнули разом мать и дочь.
        - Да за меня... взял у меня две тысячи для получения полугодового отчета из своего саратовского имения, на которое показывал мне план, фотографии усадьбы и живописных мест...
        - Он показывал их и нам...
        - Поздравляю... может, вы дали тоже денег...
        - Нет еще... Я обещала завтра взять из банкирской конторы три тысячи... ведь он почти объявленный жених Nadine... - призналась m-me Гомолицкая.
        - Гоните его, скорей гоните... - у него не только имения, у него ничего нет... Я тоже была его объявленной невестой... и благословляю Бога, что отделалась только двумя тысячами... Да он и не женится... Он начнет оттягивать на долгий срок, пока невеста не потеряет терпенья и не откажется сама, как я и сделала... - взволнованно говорила Валентина Львовна...
        - Это невозможно... это невозможно...
        - Да спросите Наталью Семеновну... он сватался и был даже ее женихом, несмотря на то, что ей сорок семь лет и она далеко не богата, - он сумел наказать и ее на тысячу рублей...
        - Но помилуйте, она-то нас с ним и познакомила... очень его хвалила!
        Валентина Львовна покатилась со смеху...
        - Молодец!.. Вероятно, захотела вернуть свою тысячу из ваших трех, вошла с ним в компанию...
        Обе Гомолицкие сидели как ошпаренные...
        - Да вы не бойтесь... Он теперь к вам и носа не покажет... Не приедет и за деньгами... Меня увидел, значит, кончено... я громоотвод... - засмеялась Кедрина и принялась рассказывать, как она через горничную узнала, что Торбеев сегодня будет у них.
        Мы просидели еще несколько минут и уехали...
        - Целуйте ручку... Видели и слышали... - заявила Валентина Львовна, когда за нами захлопнулась дверца кареты.
        Я с двойным удовольствием исполнил ее приказание.
        Предсказание ее сбылось:
        Торбеев более не явился к Гомолицким, хотя, как слышно, не перестал заниматься своей оригинальной профессией сватовства.


* * *

        Все, рассказанное нами под вымышленными фамилиями, - факт, дорогой читатель! "Вечный жених" гуляет по Петербургу, собирая дани с алчущих связать себя узами Гименея.


От Москвы до Петербурга

(наброски с натуры)

        Почтовый поезд Николаевской железной дороги идет на всех парах.
        В общем вагоне первого класса "для курящих" по разным углам на просторе разместились: старый еврей-банкир, со всех сторон обложившийся дорогими и прихотливыми несессерами; двое молодых гвардейских офицеров из "новоиспеченных"; артельщик в высоких со скрипом с сборами сапогах, с туго набитой дорожной сумкой через плечо; худощавый немец, беспрестанно кашляющий и успевший уже заплевать вокруг себя ковер на протяжении квадратного аршина, и прехорошенькая блондинка, с большими слегка подведенными глазами и в громадной, с экипажное колесо, шляпе на пепельных, тщательно подвитых волосах.
        В ушах у блондинки красуются крупные бриллианты; красивый воздушный стан ее как-то особенно элегантно задрапирован складками шикарного дорожного костюма из темно-серой английской материи.
        Она полулежит на угловом раскидном кресле и исподлобья бросает томные взгляды на своих спутников.
        Каждый из них в свою очередь отвечает ей тем же, причем взгляды кавалеров, исключая всякий намек на робость, выражают самую геройскую решимость познакомиться во что бы то ни стало.
        Даже катаральный немец плюет с какой-то особой, чуть не ли не геройской отвагой.
        - Станция Клин!.. Поезд стоит 10 минут! - как перун, проносясь по вагонам, возвещает кондуктор.
        - Уже!.. - вырывается у блондинки восклицание удивления.
        - А вы разве только до Клина едете?.. - чуть не плачет один из "свежеиспеченных" гвардейцев, поднимаясь с места и как-то особенно ухарски звеня шпорами и отпущенной саблей.
        Старый жид насмешливо смотрит на юного Марса, немец угрюмо сплевывает в его сторону; товарищ юнца слегка подтягивается, как парадер на смотру; один только артельщик хладнокровно зевает, крестя свой широкий рот.
        - Нет!.. Я еду в Петербург!.. - возвещает блондинка, обжигая своего нового знакомца молниеносным взглядом.
        В вагоне ощущается поголовное облегчение.
        Молчаливый гвардеец стучит и гремит бранными доспехами не меньше своего разговорчивого товарища; старик банкир щурит свои морщинистые и маленькие глазки; немец кашляет и плюет как-то аккуратнее и веселее.
        Раздается протяжный свисток. Поезд останавливается.
        В столовой блондинка, по странному стечению обстоятельств, очутилась между обоими юнцами, которые по очереди друг перед другом угощают ее всеми кулинарными благами, украшающими буфетные столы.
        Немец сидит неподалеку и сосредоточенно пьет из чашки бульон; старик-жид прохаживается мимо и лукаво улыбается.
        По возвращении в вагон гвардейцы подсаживаются уже ближе к юной путешественнице и ведут с ней оживленную беседу.
        Худосочный немец и старый банкир вслушиваются; артельщик вытаскивает откуда-то подушку в тиковой полосатой наволочке, плотно подсовывает себе под бок свою сумку и укладывается в кресле.
        В вагон входит франтоватый барин средних лет, с тщательно выбритым, еще красивым лицом и безукоризненными манерами истого джентльмена.
        Он сразу опытным взглядом бывалого человека окидывает вагон и усаживается по соседству с соблазнительной блондинкой.
        Она взглядывает на него и, сдернув с правой руки перчатку, сверкает крупными бриллиантами своих колец.
        Джентльмен пристально смотрит попеременно то на нее, то на ее кольца, и многозначительно улыбается.
        Один из юнцов перехватывает эту улыбку на лету и пересаживается поближе к джентльмену.
        Разговор начинался с взаимного одолжения спичкой и быстро переходит в более интересную беседу.
        - Какова?.. Не правда ли, красавица?.. - восторженно спрашивает юный Марс.
        - Да... недурна!.. - снисходительно поводит франт своими выхоленными усами. - Подержана немножко!.. А все-таки живет!
        Разговор происходил на французском диалекте. Джентльмен говорит не совсем шепотом.
        Гвардеец тревожно озирается.
        - Тише! - остерегает он своего нового знакомого. - Она может услыхать.
        - Пускай ее слушает на здоровье? Все равно ничего не поймет! Это из отечественных!
        - Почему вы думаете?
        - Я не думаю, а наверно знаю! - улыбается джентльмен. - В чем другом я ошибиться могу, а уж на этом меня никто не поймает. Не дешево мне досталась эта наука! Не один десяток тысяч я на этом курсе оставил!..
        - Что же вы думаете? Из каких она?
        - Да чего же тут думать? Тут и думать нечего. Из "оных", - это вне всякого сомнения. И в добавок из небогатых!.. Быть может, для контенансу на какой-нибудь провинциальной или клубной сцене время от времени подвизается... движения несколько театральны... но по профессии своя, родная, великорусская кокотка!.. Все аллюры родного, недосоздавшегося деми-монда. Все мы, к стыду нашему и в то же время к нашей гордости, до создания своего кровного демимонда еще не доросли, не допутались... Паров у нас не хватает! Мы пробавляемся еще подражаниями и подражаниями пока вообще довольно слабыми!..
        На лице юного гвардейца выразилось легкое разочарование.
        - Да... а?.. - протянул он. - Вот оно что! Ну, а как же вы говорите, что она "из небогатых"?!. А бриллианты-то у нее какие? Вы не заметили?..
        - Напротив, заметил и подробно оценил!.. Это тоже "подражание" и тоже неособенно удачное. Есть в Петербурге такой магазин, "а ля парюр" он прозывается, и вот в нем-то и продаются эти "парюры"... Но вы этим не смущайтесь, ваше высокопревосходительство!.. с ласковой фамильярностью истого барства прибавил красивый джентльмен, дружески протягивая руку своему юному собеседнику. - Смело, вперед!.. Чем слабее неприятельские силы, тем легче и успешнее победа... Только не зевайте, твердо помните одиннадцатую заповедь! За вами стоит опасный арьергард.
        - Арьергард?.. Какой?
        - А видите в том углу старого еврея? Это известный банкир Шлемензон!.. Денег у него груды и танцовщицу свою он недавно "рассчитал"... как он выражается, значит, вакансия есть. Много тратить он не любит, но для этой "парюрными" бриллиантами разукрашенной блондинки его немногое покажется целой Голкондой! Она, видимо, в тонких!
        - Спасибо вам за совет!.. - улыбается гвардеец, крепко пожимая руку симпатичного джентльмена. - Ну, а сами-то вы как же?.. И не попробуете счастья?..
        - Где уж нам старикам! - махнув рукой, улыбается барин. - У меня дома жена хорошенькая да четверо детишек маленьких! Что мне сия Гекуба, и что я Гекубе?
        Во время этого апарте дела другого юнца идут очевидно довольно успешно. Он уже сидит рядом с соблазнительной блондинкой и играет кистями ее миниатюрной муфты.
        Немец отплевывается с возрастающим ожесточением.
        Еврей плотоядно улыбается.
        Артельщик выводит носом легкие рулады.
        Проходит несколько часов.
        Оба гвардейца на верху блаженства. Они по очереди окружают блондинку вниманием и заботами, укладывают ее подушки, прикрывают пледом ее маленькие ножки, и оба млеют от восторга.
        Немец захлебывается от кашля.
        Старый банкир безмятежно дремлет.
        Красивый джентльмен потягивается под щегольским английским пледом и, покручивая свои седеющие усы, отечески посматривал на молодых гвардейцев.
        - Станция Бологое!.. Поезд стоит полчаса! - возвещает кондуктор.
        Из вагона выходят далеко не все.
        Поезд двигается вновь... Все погружаются в глубокий сон... Кое-где фонари задергиваются зелеными и темно-фиолетовыми занавесками, кое-где свечи совсем тушатся... Проходит ночь.
        - Станция Колпино! Остановка пять минут!.. - кричит кондук


Другие авторы
  • Анненский Иннокентий Федорович
  • Елисеев Александр Васильевич
  • Балтрушайтис Юргис Казимирович
  • Надсон Семен Яковлевич
  • Потехин Алексей Антипович
  • Кохановская Надежда Степановна
  • Менделевич Родион Абрамович
  • Гайдар Аркадий Петрович
  • Сухово-Кобылин Александр Васильевич
  • Губер Эдуард Иванович
  • Другие произведения
  • Бедный Демьян - Антирелигиозные стихотворения
  • Арцыбашев Николай Сергеевич - Арцыбашев Н. С.: Биографическая справка
  • Брюсов Валерий Яковлевич - Теперь, - когда я проснулся...
  • Чернышевский Николай Гаврилович - [заметки о Некрасове]
  • Пруст Марсель - Германт
  • Барбе_д-Оревильи Жюль Амеде - Барбе д'Оревильи: биографическая справка
  • Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович - Смешные песни Александра Иволгина (Чижик)
  • Гиппиус Зинаида Николаевна - Своими путями
  • Волошин Максимилиан Александрович - В. Купченко, З. Давыдов. Поэт - отвечатель
  • Лажечников Иван Иванович - Как я знал М. Л. Магницкого
  • Категория: Книги | Добавил: Ash (12.11.2012)
    Просмотров: 827 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа