Гаршин Всеволод Михайлович - Н. Беляев. Гаршин

="justify">  

  Я только в этот скорбный миг постиг.

  

   Мрачность этого стихотворения испугала молодую женщину. Она с беспокойством спросила, почему ему пришли в голову такие стихи. Писатель с грустью ответил, что не верит в полное освобождение от злого недуга, а в современной обстановке больной человек - это "фитиль дымящий, зловонный чад обильно разносящий".

   В июне Гаршин в несколько дней написал новый рассказ. К несчастью, рассказ этот не увидел света, так как при первых же припадках тоски - а они вновь наступили у Гаршина с июля, - он сжег рукопись. Сюжет этого рассказа он подробно изложил своим друзьям, как только ему стало немного лучше.

   "Это была, - вспоминал Фаусек, - странная история с ярким фантастическим характером; в ней были длинные диалоги научного и философского характера. Идея рассказа заключалась в защите дерзаний в науке, в праве людей науки дерзать и ошибаться. Это был протест против нетерпимости консерваторов науки. В повести действовали ученые, молодые и старые, профессора и их ученики, начинающие, но уже гордые своим знанием и враждебные ко всему, что, по их мнению, "не научно". Гаршин доказывал, что в истории науки много раз создавались теории и учения, казавшиеся в свое время грубыми заблуждениями, а впоследствии открывавшие человечеству новые области.

   Главными действующими лицами повести были два молодых приятеля: один - начинающий ученый, молодой самодовольный педант, другой - замкнутый в себе странный, болезненный чудак, с наклонностями к отвлеченному мышлению. Этот мыслитель додумался до медиумических явлений.

   По совету своего друга он демонстрирует обществу ученых скептиков новые, таинственные явления, которые он открыл. За обнаружение своей "творческой силы" он поплатился всей своей душевной деятельностью: после сеанса он впал в неизлечимое слабоумие..."

   Близилась осень, но состояние Гаршина не улучшалось. Еще с лета он перестал ходить на службу, а сейчас обычное выздоровление не наступало, и он сам предложил начальнику взять на его место временного заместителя.

   Вскоре Гаршин почувствовал себя несколько лучше и решил вернуться на службу. Он полагал, что механическая, по существу, служебная работа, может быть, будет ему даже полезна.

   Каково же было его огорчение и разочарование, когда новый заместитель встретил его с вытянутым лицом и, презрительно путая его имя и отчество, начал ему выговаривать за запущенные дела.

   Самоуверенный чиновник стал корить смущенного писателя за плохо подшитые папки, за недостаточную четкость в канцелярских бумагах, уверяя его, что съезд недоволен его работой.

   Гаршин, возмущенный и растерянный, тут же написал заявление об отставке.

   Призрак нищеты и голода вновь надвинулся на семейство Гаршина.

   Физические и нравственные муки не оставляли несчастного писателя весь последний год его жизни. Друзья видели его страдания, но не знали, как помочь ему. Гаршин страшно изменился, платье висело на его исхудалом теле, образуя нелепые складки. Глаза глубоко запали и горели лихорадочным блеском. Лицо поражало своей бледностью. Во время разговора он вдруг замолкал и с горьким плачем целовал руки своей жены, ища у нее защиты и утешения.

   Порой, провожая друзей на лестницу, со свечкой в руках, он шепотом, чтобы не слышала жена, обращался к своему собеседнику: "Право, лучше умереть, чем жить в тягость себе и другим".

   Часто он обращался к друзьям с одной и той же фразой, с мыслью, которая ему, повидимому, не давала покоя:

   "О, если бы нашелся друг, который покончил со мной из жалости, когда я потеряю рассудок".

   Однажды, чтобы его утешить, Надежда Михайловна дала торжественное обещание исполнить его желание. Это его немного успокоило.

   Ему уже было трудно ходить по улице. На воздухе кружилась голова, и Гаршин рисковал попасть под конно-железную дорогу. Заходя к приятелям, он нехотя раздевался, бродил унылый и вялый по комнатам, равнодушный ко всему, разглядывал книги и картины. Иногда под влиянием друзей, пытавшихся его развлечь, он немного оживлялся, но вскоре впадал в прежнее состояние.

   Некоторые друзья советовали ему уехать на юг; художник Ярошенко предлагал поехать в Кисловодск к нему на дачу, но Гаршин боялся зимой уезжать из Петербурга: он боялся одиночества и еще больше - тоски.

   Как-то Гаршин прочитал в газетах, что в Симбирской губернии требуется на фабрику с татарским населением женщина-врач. (Требование объяснялось тем, что татарки решались лечиться лишь у женщин-врачей.)

   Гаршин посоветовал жене предложить свои услуги. Он мечтал уехать вместе с ней подальше от Петербурга, на лоне природы заняться своей любимой ботаникой и укрепить свои нервы.

   Надежда Михайловна подала заявление, и так как женщин-врачей было мало, место за ней оставили.

   Угнетающе действовали на больные нервы писателя его отношения с родными, точнее, с матерью и братом.

   Екатерина Степановна не любила своей невестки, и это причиняло немало огорчений Гаршину. Брат его, Евгений Михайлович, влюбился в младшую сестру его жены. По закону православной церкви женитьба двух братьев на двух родных сестрах не разрешалась. Чтобы обойти закон, нужно было с большим риском венчаться где-нибудь в отдаленной местности, скрыв от священника это родство и дав взятку полиции.

   Молодые люди очень горевали, и Гаршин с женой приложили много усилий, чтобы помочь им.

   К несчастью, брак этот, осуществленный с большим трудом, оказался неудачным. Брат Гаршина вскоре после свадьбы охладел к своей жене. Вдобавок, Екатерина Степановна возненавидела и вторую невестку. Ссоры в доме не прекращались, и муж принял сторону матери против жены. Обстановка стала настолько невыносимой, что возмущенная молодая женщина покинула мужа.

   Всеволод Михайлович, посвященный во все подробности этой семейной драмы, стыдился поведения своих родных. Лето молодая женщина провела в деревне, а осенью, по приглашению семьи Гаршиных, переехала к ним на квартиру и здесь родила девочку.

   Расхождение между братьями наметилось, впрочем, еще задолго до этого. Евгений Гаршин, в отличие от своего старшего брата, обладал житейской сметкой. Одно время он даже занялся коммерцией и открыл книжный магазин. Став в ряды благонамеренных обывателей, он с иронией припоминал старшему брату времена "Отечественных записок", разговоров о "высоких идеалах" и т. д.

   Мать полностью сочувствовала младшему сыну, и в этой семейной распре они объединились против Всеволода Михайловича и его жены.

   Гаршин до глубины души был возмущен бездушным отношением брата к жене и ребенку: Евгений ни разу не наведался к жене, не интересовался ее судьбой и судьбой ребенка, а на упреки Всеволода отвечал письмами, полными раздражения.

   Положение отвергнутой жены с каждым днем становилось все более тяжелым и ложным. Надежда Михайловна не могла более видеть страдания своей сестры и решилась объясниться со свекровью. Во время объяснения Екатерина Степановна грубо оскорбила невестку. Молодая женщина в слезах уехала домой. На следующий день Всеволод сам решил поговорить с матерью. Он не хотел верить, что мать способна так обидеть его жену. Объяснение окончилось тем, что мать в раздражении прокляла сына.

   Гаршин любил свою мать. Несправедливые нападки, оскорбления, драматическое проклятие, которым она его проводила, - все это нанесло жестокий удар его больным нервам.

   На следующий день после объяснения с матерью Репин встретил Гаршина на улице. Гаршин показался ему более бледным, чем обычно, и чрезвычайно возбужденным. Они заговорили о новой вещи Короленко, но вдруг Репин заметил, что у Всеволода Михайловича на глазах слезы. Художник прервал разговор и стал участливо расспрашивать Гаршина о причинах грусти. Гаршин тут же на улице поведал ему скорбную историю своих отношений с родными. Вся душа его возмущалась тем, что даже близкие ему люди совершают подлости и несправедливости и сильный торжествует над слабым. Рассказывая, он плакал - горькими слезами, и Репин с трудом поддерживал его, содрогавшегося от рыданий.

   На каждом шагу Гаршин сталкивался с проявлениями насилия, угнетения, грубости и злобы. Как-то одной январской ночью на Невском проспекте дворники и городовые с улюлюканием и насмешками тащили в участок девушку, заподозренную в проституции. Вдруг перед ватагой дворников и здоровенных полицейских выросла фигура молодого человека с огромными глазами на мертвенно бледном лице. Это был Гаршин. Он горячо вступился за несчастную... Начался скандал, с пронзительными свистками полицейских, с гоготом праздных любителей уличных сцен. Происшествие завершилось протоколом в полицейском участке и штрафом за "нарушение общественной тишины".

   Гаршин не обвинял городовых и дворников за их поведение. Он говорил на другой день друзьям и знакомым, что в ночном происшествии по-настоящему виновны не слепые исполнители жестоких предписаний, а тот строй, который порождает это издевательство над людьми.

   Обстановка в литературном мире также мало способствовала улучшению душевного состояния Гаршина. Склоки, дрязги, сплетни особенно пышно расцветали в застойную пору общественного разброда восьмидесятых годов.

   Пожалуй, единственным отрадным моментом в этот период жизни Гаршина было появление в России нового замечательного писателя - Чехова.

   В начале марта 1888 года Гаршин явился рано утром к своему другу Фаусеку. Он был весел, возбужден, глаза его сияли радостью.

   - Я пришел сообщить тебе замечательную новость - в России появился новый первоклассный писатель.

   Гаршин восторженно стал говорить о последнем рассказе Антона Чехова "Степь", напечатанном в "Северном вестнике". Этот рассказ произвел на Гаршина необыкновенное впечатление. Он почувствовал к автору благодарность и не находил слов похвалы его таланту.

   Вечером Гаршин собрал друзей специально для читки вслух чеховского рассказа. Читал он очень хорошо и вместе со всеми восхищался мастерскими описаниями знакомой ему украинской природы.

   В марте Гаршин начал собираться в путь, на юг, чтобы воспользоваться предложением художника Ярошенко и пожить на его даче в Кисловодске.

   Перед самым отъездом в его состоянии вновь наступило ухудшение. Он встревожился, поспешил написать духовное завещание, чтобы в случае смерти обеспечить жену и избавить от необходимости обращаться к матери и брату, и поехал с женой к доктору Фрею. Психиатр внимательно осмотрел его и посоветовал скорее уехать на юг, чтобы переменить обстановку. Он надеялся, что в новых условиях опасность обострения заболевания минует Гаршина.

   Но Гаршин стал просить доктора Фрея разрешить ему остаться в лечебнице. Он боялся уезжать. Доктор, однако, упорно настаивал на отъезде. Лишь спустя двадцать лет Надежда Михайловна узнала от ассистентки врача об истинных причинах нежелания доктора Фрея оставить Гаршина в своей лечебнице. Оказывается, "знаменитый" психиатр боялся, что Гаршин, находясь в болезненном состоянии, может покончить жизнь самоубийством, и хотел оградить свою частную лечебницу от рискованного пациента.

   Окончательный отъезд был назначен на 20 марта. Накануне все вещи были уложены и все приготовления к отъезду закончены. Гаршин не спал всю ночь. Невыносимая тоска овладела им. Жизнь, в которой он не находил путей борьбы, опоры, ни одной светлой точки, казалась ему ужасным бременем, бесконечной цепью страданий.

   Гонимый бессонницей и тоской, он вышел из квартиры на лестницу. Перед его глазами предстал зияющий пролет лестницы. Он не раз уже останавливался у этого пролета, но прежде он находил в себе достаточно сил, чтобы отбросить мысль, которую считал подлостью. Он ясно представил себе: одно движение, и там, на дне лестничной клетки, он найдет избавление от страданий. Надломленная воля и мозг, измученный бессонницей и тоской, уже не могли остановить рокового шага. Чернеющий пролет манил неудержимо. Гаршин бросился вниз.

   Ни шума падения тела, ни стонов Гаршина никто не слыхал...

   Надежда Михайловна в этот момент находилась у дворника, договариваясь о разных хозяйственных мелочах в связи с предстоящим отъездом.

   Ничего не подозревая, она вернулась в квартиру, заглянула в спальню, но Гаршина в комнате не оказалось. Дверь на лестницу была открыта.

   Тяжелое предчувствие охватило молодую женщину. Испуганная, она выбежала на лестницу и услышала в темноте лестничного пролета стон.

   Надежда Михайловна окликнула мужа и бросилась вниз. На каменном полу, распростертый, лежал Гаршин.

   - Надя, ты не бойся, я еще жив, только сломал себе ногу, - с трудом прошептал он.

   На крик Надежды Михайловны сбежались люди.

   Через несколько минут писателя перенесли в квартиру. Гаршин был еще в сознании и, целуя руки жены, горестно умолял ее о прощении за причиненные страдания.

   У постели умирающего собрались его близкие друзья. Старик Герд спросил Гаршина, больно ли ему и страдает ли он. "Что значит эта боль в сравнении с тем, что здесь", ответил писатель, указывая на сердце.

   В больнице, куда его вскоре перевезли, Гаршин впал в бессознательное состояние и уже не приходил в себя до самой смерти.

   24 марта 1888 года страдальческая жизнь замечательного русского писателя кончилась. Гаршин умер.

  

   Смерть Гаршина вызвала широкий отклик в самых разнообразных кругах читающей России. Потрясенный и скорбный Репин два дня провел у изголовья Гаршина; он писал его последний портрет. Своего друга он изобразил лежащим в гробу, усыпанном красными цветами; по бокам красноватым пламенем горят две свечи. Лицо Гаршина напоминает лицо царевича Ивана. Слова Репина об обреченности, которую он видел в лице Гаршина, оказались пророческими.

   Рано утром у ворот лечебницы собралась тысячная толпа. До самого Волкова кладбища гроб с телом писателя несли на руках студенты, литераторы и друзья покойного. Катафалк утопал в цветах и бесчисленных венках от учебных заведений и писательских организаций. На могиле Гаршина были произнесены речи и прочитаны стихи. Писателя оплакивала вся радикально-прогрессивная интеллигенция.

   В память покойного были выпущены два сборника, в которых наряду с воспоминаниями друзей и родных нашли место также рассказы и рисунки известных писателей и художников той эпохи.

   Репин украсил сборник "Красный цветок" обложкой, на которой изобразил огромный, зловеще-красный мак. Этим он хотел подчеркнуть тождество Гаршина с героем его замечательного рассказа. На обратной стороне обложки, на фоне ночного пейзажа, художник нарисовал свиток, украшенный тернием и красным цветком. На свитке почерком Гаршина выведены строки из его рассказа:

  

   "... никто не заметил его; старик, дежуривший у постели, вероятно, спит крепким сном...

   ...звезды ласково мигали лучами, проникавшими до самого его сердца...

   "Я иду к вам", прошептал он, глядя на небо..."

  

   В другом сборнике - "Память Гаршина" - был помещен рисунок Репина, иллюстрирующий гаршинский рассказ "Художники". Этим рисунком Репин как бы прощался со своим безвременно погибшим другом.

   На рисунке показаны художники Рябинин и Дедов, проходящие по набережной; мимо них оборванные рабочие тащат, надрываясь, тяжелые мешки. Безмерно печальны глаза Рябинина, устремленные на рабочих. Дедов же оживлен, и его внимание привлечено каким-то уличным происшествием. Репин придал Рябинину черты Гаршина, а Дедову свои собственные черты. Великий художник как бы говорил, что в их дружбе Гаршин был Рябининым, а он, Репин, - Дедовым.

   Рябинин постоянно искал правду жизни, он требовал от искусства самоотверженной борьбы со злом и угнетением. Он требовал, чтобы художник брал темы для картин из гущи жизни и показывал эту жизнь без прикрас.

   Дедов же любуется пейзажами и ищет красоту ради красоты, ради наслаждения, которое она дает, он "добрый и невинный, как сам пейзаж, и страстно влюблен в свое искусство".

   Конечно Репин не был Дедовым. Со стороны автора "Бурлаков", "Не ждали" и "Грозного" это было лишь покаянным преувеличением, чтобы еще больше оттенить благородную роль Гаршина в их дружбе.

   Вскоре вокруг имени трагически погибшего писателя разгорелась литературная борьба. Самоубийство Гаршина вызвало оживленную полемику в печати. Большинство писателей и критиков пыталось объяснить его последний роковой поступок исключительно наследственным предрасположением к тяжелому недугу и страхом вновь заболеть.

   В этом дружном хоре одиноко прозвучал голос Глеба Успенского, решительно протестовавшего против обывательского псевдомедицинского объяснения преждевременной гибели писателя.

   Гаршина при жизни не понимали. Его лучшие поступки, благороднейшие побуждения пытались объяснить проявлением той или иной формы ненормальности. Его самоубийство легче и проще всего было объяснить лишь нервным расстройством. Это успокаивало совесть и облегчало душу его либеральствующих друзей.

   Было бы неверно отрицать предрасположение Гаршина к нервному заболеванию, его острую восприимчивость к впечатлениям внешней жизни. Но какова была эта жизнь, которую он воспринимал своими обнаженными, болезненными, тонко чувствующими нервами?

   Гаршин жил и творил в один из самых тяжелых периодов русской истории. На протяжении всей жизни писателя нарастал конфликт между его стремлением к свободе, добру и справедливости и жестокой русской действительностью эпохи Победоносцева.

   Болезнь Гаршина питалась впечатлениями внешней жизни. Оттуда, из жизни, шли толчки, обострявшие ее.

   Бесполезная борьба группы террористов с самодержавием, выстрел Млодецкого, попытка заступничества за осужденного к смерти, лицемерие и обман Лорис-Меликова - вот цепь событий, выбившая Гаршина из "нормальной" колеи жизни.

   Гаршин был окружен славой, любовью друзей и признанием читателей. Но чего стоит слава, если уход с мелкой чиновничьей должности грозит ему полным материальным крахом и нищетой! Слава приносила Гаршину и врагов и завистников. Визиты литературных паразитов отнимали у него остатки сил и здоровья. Слава на каждом шагу оборачивалась к Гаршину своей теневой стороной.

   Однако ни одно из гнетущих обстоятельств его быта не загораживало от него окружающей жизни, неисчислимых страданий людей его родины и всего человечества той эпохи.

   У него были острый ум и чуткое сердце. Каждое явление зла, произвола и насилия он переживал со всем напряжением своих болезненных нервов. И результатом были те чудесные реалистические произведения, которые утвердили навсегда его имя и в русской и в мировой литературе.

   Так вырастал замечательный мастер новеллы, один из первых творцов этого жанра в русской литературе.

   Гаршин был убежденным противником натуралистического протоколизма. Изгоняя из своей поэтики бытовые мелочи и детали, заслоняющие подлинную сущность явлений, Гаршин стремился писать сжато и экономно.

   На его творчество оказали влияние Андерсен (аллегорические сказки), Ч. Диккенс, Флобер, Мопассан и особенно Лев Толстой.

   Гаршин работал над своими произведениями с редкой писательской добросовестностью, шлифуя каждое слово. Когда однажды Репин спросил у него, почему он не напишет большой роман, Гаршин ответил, что есть короткие произведения, которые остаются в веках, а есть толстые тома, написанные опытными писателями, имевшие при выходе успех, а затем позабытые и недостойные даже почетного названия книги. Гаршин рассказывал, как он выбрасывает из своих рассказов ворохи макулатуры, удаляет весь балласт, все лишнее, что могло бы мешать чтению произведения, восприятию его. Это он считал важнейшей задачей писателя.

   Язык Гаршинских произведений ярок, выразителен и лаконичен. Поэтичность, достигнутая без вычурности, и прозрачная чистота слога характерны для большинства гаршинских новелл.

   "...В его маленьких рассказах и сказках, иногда в несколько страничек, - писал после его смерти Глеб Успенский, - положительно исчерпано все содержание нашей жизни, в условиях которой пришлось жить и Гаршину и всем его читателям. Говоря "все содержание жизни нашей", я не употребляю здесь какой-нибудь пышной и необдуманной фразы, - нет, именно все, что давала наиболее важного его уму и сердцу наша жизнь (наша - не значит только русская, а жизнь людей нашего времени вообще), все до последней черты пережито, перечувствовано им самим, жгучим чувством, и именно потому-то и могло быть высказано только в двух, да еще таких маленьких книжках".

   Политическая реакция в стране укрепилась. Все прогрессивное, все честное бралось мракобесами под политическое сомнение и изгонялось. Цензура свирепствовала. Подлость, угодничество, обывательщина расцветали пышным цветом.

   Попытки, как десять лет назад, броситься в гущу политической борьбы с горячими словами любви и всепрощения казались Гаршину сейчас уже наивными и бесполезными.

   Гаршин не понимал той громадной освободительной роли, которую должен был сыграть в русской жизни нарождающийся пролетариат. Гаршин был современником знаменитой морозовской стачки 1885 года, но не оценил ее настоящего значения.

   Великий народ собирал силы для новой, настоящей борьбы за свое счастье и освобождение. Больной Гаршин этого не видел и не понимал. Он не дождался эпохи, когда молодой рабочий класс выковал в кровопролитных боях свою большевистскую партию, своих гениальных вождей и под их руководством начал штурмовать столь могучее, казалось, здание самодержавия.

   Несмотря на неопределенность, расплывчатость его политических стремлений, Гаршин ценен и дорог советскому народу тем, что он - подлинный писатель-гуманист, что основой его творчества была горячая любовь к своему народу, что он ярко, выпукло, проникновенно показал жизнь и страдания людей исчезнувшего навеки безрадостного прошлого.

   "Муза писателя не находила в окружающей его действительности ничего радостного, ничего положительного", обычно заключают критики гаршинского творчества. Гаршин и не хотел искать в этой действительности ничего положительного, он не мог и не хотел мириться с гнусностями современного ему реакционного режима, он не верил, что в этой кромешной тьме может сиять луч света. Вот в чем корни пресловутого "пессимизма" Гаршина, который так охотно выдвигался на первый план многими критиками. Пессимизм Гаршина - это слезы скованного мечтателя над судьбой любимой родины. Его пессимизм выражал нежелание благородного писателя мириться с гнусностями современного ему общества; это был своеобразный социальный протест. Пессимизм Гаршина часто непосредственно противопоставлялся казенному "оптимизму" представителей реакционного буржуазно-либерального лагеря, призывавших к апологетике мрачной действительности:

   "Читая Гаршина, словно слушаешь прекрасную музыку, - писала большевистская "Правда" двадцать пять лет назад, в годовщину смерти писателя в (1913 году) - ...Его грусть становится так дорога всем, кто разгадает ее. Это грустный человек, сознающий свое одиночество, сознающий свое бессилие поворотить мир к добру, "когда вокруг все равнодушные и глухие люди..."

   Царское правительство боялось произведений Гаршина и старалось спрятать их от народа. Недавно найденные документы из архива царской цензуры показывают, как свирепо преследовало самодержавное правительство гаршинские рассказы при жизни и после смерти писателя.

   Цензурный комитет считал, что гаршинские рассказы могут нанести "ущерб значению как царской власти, так и церковной иерархии и питать мысли, клонящиеся к унижению их достоинства".

   Целый поток грозных циркуляров предписывал "запретить" гаршинские рассказы, "не допускать их в школьные библиотеки и народные читальни". Царский цензор Кочетов писал о рассказе "Четыре дня", что "...это тенденциозный и вредный рассказ не должен иметь доступа не только в школы, но и в руки народа"; по его мнению, этот рассказ нужно было изъять из обращения и уничтожить.

   Запрещая и преследуя гаршинские рассказы, царские цензоры (например Шемякин), исходили из того, что "все эти сказки и рассказы написаны весьма талантливо, языком живым и образным", - это, невидимому, особенно подстегивало в стремлении спрятать их от народа.

   Лишь сейчас, в Советской стране, произведения Гаршина стали доступны народу. Печаль и безысходность в произведениях Гаршина легко преодолеваются советским читателем, живущим в эпоху, когда вопросы, мучившие Гаршина, давно разрешены, когда с угнетением, насилием и эксплуатацией в нашей стране покончено навсегда, когда сам народ строит свою счастливую, радостную жизнь.

   Но нам неизменно дороги его демократические устремления, его жгучий протест против социально-политических условий той поры, нам дорога его горячая любовь ко всем трудящимся и угнетенным, его благородная мечта о лучшем будущем человечества.

   Пятидесятилетие со дня смерти Гаршина было торжественно отмечено всем советским народом. Большевистская "Правда", как и двадцать пять лет назад, высоко оценивала личность и творчество этого замечательного писателя. В дни годовщины "Правда" писала: "Он был художник в полном и высоком значении этого слова. Взыскательный, строгий к себе. То, что Гаршин успел создать за свою короткую, обидно быстро сгоревшую жизнь, принадлежит к лучшим образцам нашей литературы.

   В произведениях Гаршина отразились гуманистические и свободолюбивые традиции великой русской литературы".

   Советский народ всегда с любовью и глубоким уважением будет вспоминать тех благородных рыцарей-мечтателей, которые, не дождавшись зари освобождения, зачахли и погибли в мертвящей атмосфере старого мира, Гаршин - один из них.

  

  

   Абрамов Я. Всеволод Михайлович Гаршин. (Материалы для биографии.) "Памяти В. М. Гаршина". Художественно-литературный сборник. - СПБ, 1889 г., стр. 1-60.

   Акимов В. Всеволод Гаршин и его пребывание в Ефимовке 1880-1882. - "Красный цветок". Литературный сборник в память В. М. Гаршина. Приложение к журналу "Нива", 1910 г., стр. 15-20.

   Арсеньев К. В. Гаршин и его творчество. - "Вестник Европы", 1888 г., кн. 5-я, стр. 239-258.

   Баранцевич К. В.М. Гаршин. (К 25-летию со дня смерти.) - "Путь", 1913 г., кн. 3-я, стр. 32-34. То же в другой редакции: Из воспоминаний о В. М. Гаршине. - "Солнце России" N 13 от 23 марта 1913 г., стр. 8-9.

   Батюшков Ф. Памяти Гаршина. - "Современный мир", 1908 г., кн. IV, стр. 99.

   Бибиков В. Рассказы. - СПБ, 1888 г., стр. 347-381.

   Бялый Г.А. В. М. Гаршин и литературная борьба восьмидесятых годов. - Изд. Академии наук СССР, 1937 г.

   Видлер Ф.Ф. Литературные силуэты. Из воспоминаний. - "Новое слово", 1914 г., кн. 1-я, стр. 68-75.

   В.О. Смерть Гаршина. - "Речь" N 75 от 18 марта 1913 г. (Детали трагической смерти Г. со слов В. М. Латкина.)

   Васильев А. В. М. Гаршин на службе. - "Красный цветок". - Литературный сборник в память В. М Гаршина - СПБ, 1889 г., стр. 24 -29.

   Венгеров С. Биографические очерки о Гаршине: 1) "Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона", т. VIII, стр. 103-104, 2) "Новый энциклопедический словарь", т. XII, стр. 714-716.

   Гарин Д. Моя единственная встреча с Гаршиным. - "Красный цветок". -Литературный сборник в память В. М. Гаршина. - СПБ, 1889 г., стр. 29-32.

   Гаршин Е.М. "Литературные беседы", "Биржевые ведомости" N 91 от 1 апреля 1888 г.

   Гаршин Е.М. В. М. Гаршин. Воспоминания. - "Родник", 1888 г., кн. 6-я, стр. 559-569. Перепечатано Полн. собр. соч. В. М. Гаршина. Приложение к журналу "Нива", 1910 г., стр. 9-15.

   Гаршин Е.М. Как писался "Рядовой Иванов". - "Солнце России" N 13 от 23 марта 1913 г., стр. 4-5.

   Гаршин Е.М. Литературный дебют Всеволода Гаршина. - "Русская мысль", 1913 г., кн. 5-я, стр. 105-111.

   Дейч Л. Молодость Г. В. Плеханова. Воспоминания. - "Былое", 1918 г., кн. 7-я, стр. 127.

   Демчинский Н.А. В. М. Гаршин перед картиной И. Е. Репина. - "Солнце России" N13 от 23 марта 1913 г., стр. 9.

   Димитриева В.И. Так было. (Путь моей жизни.) - "Молодая гвардия", 1930 г., стр.121, 197, 217-219, 274, 276, 280, 445, 453.

   Дурылин С.Н. В. М. Гаршин. Из записок биографа. - Сборник "Звенья" за 1935 г., стр. 571-676.

   Дурылин С.Н. Репин и Гаршин. - Гос. Академия художественных наук, Москва, 1926 г.

   3асодимский П. На могиле Гаршина. 26 марта 1888 г. - "День" N 39 от 30 марта 1888 г.

   Златовратский Н. Из литературных воспоминаний. - "Русские ведомости" N 152 от 4 июня 1897 г.

   Кирпичников А. Всеволод Михайлович Гаршин (личные воспоминания). - "Вестник воспитания", 1903 г., кн. 1-я, стр. 15-37.

   Короленко В.Г. Критические очерки.

   Малышев М. О Всеволоде Гаршине. - "Памяти В.М. Гаршина". Художественно-литературный сборник. - СПБ, 1889 г., стр. 124-129.

   Микулич В. Всеволод Гаршин. - "Исторический вестник", 1914 г., кн. 1-я, стр. 120-134.

   Минский Н. Несколько слов о Гаршине по поводу десятилетия его смерти. - "Новости" N 96 от 9 апреля 1898 г.

   Налимов А. К воспоминаниям о Всеволоде Гаршине. - "Образование", 1898 г., кн. 3-я, стр. 51-53.

   Пантелеев Л. Памяти В. М. Гаршина. - "Современная иллюстрация" от 24 марта 1913 г., кн. 7-я, стр. 248.

   Плеханов Г.В. Собрание сочинений, т. X, стр. 377, 1925 г.

   Победоносцев К.П. и его корреспонденты. Письма и записки. - Госиздат, 1923 г.

   Рейнгард Н.В. Две встречи (воспоминания о В. М. Гаршине). - "Красный цветок". Литературный сборник в память В. М. Гаршина. - СПБ, 1889 г., стр. 54-59.

   Репин И.Е. Мои воспоминания. - Изд-во "Искусство", 1937 г.

   Репина Вера. Из детских воспоминаний дочери И. Е. Репина. - "Нива" N 24, 1914 г., стр. 573.

   Скабичевский А. Предисловие к собранию сочинений В. М. Гаршина.

   Соколов В.П. Гаршины. - "Исторический вестник", 1916 г., кн. 4-я и 5-я, стр. 130, 158 и 399-426.

   Сухотина-Толстая Т.Л. Друзья и гости Ясной Поляны. 1923 г , стр. 14-15.

   Толстой Илья. Мои воспоминания. - Москва, 1914 г., стр. 150 - 156, гл. 15.

   Успенский Глеб. Смерть В. М. Гаршина. - "Русские ведомости" от 12 апреля 1888 г., N 101. Перепечатано: "Памяти В. М. Гаршина", Художественно-литературный сборник. - СПБ, 1889 г стр. 147-160; "Красный цветок", Литературный сборник в память В. М. Гаршина. Приложение к журналу "Нива". 1910 г., стр. 77-87

   Фаусек Виктор. Памяти Всеволода Михайловича Гаршина. - "Памяти В. М. Гаршина". Художественно-литературный сборник. - СПБ, 1889 г., стр. 77-123. Перепечатано: Полн. собр. соч. В. М. Гаршина. Приложение к журналу "Нива", 1910 г., стр. 28-63.

   Фаусек Вячеслав. Из воспоминаний о В М. Гаршине. - "Современный Мир", 1913 г., кн. 3-я, стр. 57-65.

   Фаусек Ю.И. Последний год жизни В. М. Гаршина. - "Русская молва" от 24 марта 1913 г., N 102.

   Чертков В.Г. Письма В. М. Гаршина В. Г. Черткову. - Сборник "Звенья" за 1935 г., стр. 677-681.

   Чуковский К. О В. М. Гаршине. - "Русская мысль", 1909 г., кн. 12-я, стр. 117 - 141.

   Эртель А. О Всеволоде Гаршине. - "Русские ведомости" от 2 мая 1888 г., N 114. Перепечатано: "Красный цветок". Литературный сборник в память В М. Гаршина. - СПБ, 1889 г., стр. 45-53.

   Ясинский Роман моей жизни. - Госиздат, 1926 г., стр. 138-139, 147-148, 150, 170, 172-173, 180, 214-215, 233-236.