Гайдар Аркадий Петрович - На графских развалинах

   - Мы не напечатаем в газету, - испуганно отталкивая от себя такое обвинение, заговорил Валька. - Мы даже ни строки не напечатаем. Я даже не видел никогда, как это печатают, и он не видел тоже.

   Дергач лежал на спине и о чем-то думал. Так, по крайней мере, решил Яшка, потому что, когда человек лежит, уставившись глазами в звездное небо, он не может, чтобы не думать.

   - Дергач, - спросил неожиданно Яшка, - а кто он тебе?

   - Какой "он"?

   - Хрящ.

   При упоминании этого имени Дергач весь как-то дернулся, быстро повернулся и спросил, недоумевая и озлобленно:

   - Какой еще Хрящ?

   - Да ты же сам только что про него говорил.

   - А-а... разве говорил? - опять повертываясь на спину, рассеянно проговорил Дергач. - Так... человек один... У-ух, и человек! - Тут Дергач приподнялся, облокотившись на локти, лицо его перекосилось, и, отшвыривая окурок, он добавил едко: - У-ух, и негодяй... ух, и бандит!

   - Настоящий? - широко раскрывая удивленно-любопытные глаза, спросил Валька и добавил с нескрываемым сожалением: - А я вот ничего не видел - ни графа живого, ни бандита настоящего.

   Дергач презрительно пожал плечами:

   - А я и графа видел.

   - Живого?

   - Конечно, не дохлого.

   Валька, как и всегда в моменты возбуждения, зажмурил глаза и, проникшись невольным уважением к оборванцу, сказал с плохо скрываемой завистью:

   - И счастливый же ты, Дергач, что все видел.

   Дергач посмотрел на Вальку удивленно, пожалуй, даже сердито:

   - Ух, кабы тебе этакое счастье, завыл бы ты тогда, как перед волком корова! Нет, уж не приведись никому этакого счастья... Эх, кабы мне... - Тут Дергач махнул рукою и замолчал.

   И опять Яшке показалось, что на душе у Дергача есть какое-то большое, невысказанное горе. И не зная, собственно, к чему, он положил руку на плечо Дергачу и сказал:

   - Ничего, Дергач! Может быть, как-нибудь все и обойдется.

   Дергач отшатнулся было, но, встретившись глазами с серьезно-дружеским взглядом мальчугана, склонил слегка голову и ответил как-то приглушенно:

   - Хорошо бы, если все обошлось, да только не знаю.

   И с этого вечера между Яшкой и Дергачом протянулась нить необъяснимо крепкой дружбы.

  

  

  

   Идея Дергача была прямо-таки гениальна. Посвященный в тайну мальчуганов и их затруднения с доставкой продовольствия Волку, он быстро нашел выход.

   На рассвете можно было видеть Яшку и Вальку в саду, возле старой бани. Они торопливо выносили оттуда большой чугунный котел, в котором мать разводила обыкновенно щелок для стирки белья.

   То обстоятельство, что котел этот ребята потащили не через двор, а перевалили его прямо через забор к огородам, показывало, что все это делается без ведома домашних.

   Выбравшись на тропинку, мальчуганы подхватили котел за ручки и поспешно скрылись в кустах.

   Если бы проследить их дальнейший путь, то можно бы было видеть их пробегающими мимо мусорной свалки и исчезающими в провале глубокого пустынного оврага. Здесь было тихо и безветренно, только жужжанье неуклюжих шмелей да неумолкаемый рокот веселых кузнечиков заполняли утреннюю тишину.

   Ребята остановились передохнуть.

   - Ну и ловко же мы справились! Надо ведь было этакую махину вытащить. А к вечеру мы опять обратно стащим, и все будет шито-крыто.

   - Вечером-то труднее будет, Яшка, народу больше.

   - Ничего, справимся как-нибудь! Ну, пойдем.

   Они свернули в одно из бесчисленных ответвлений русла оврага и вскоре увидали дымок костра и Дергача, деловито хозяйничавшего возле огня.

   Дергач держал в руке нож и пучком сырой травы обтирал окровавленное лезвие. Рядом лежала только что содранная козлиная шкура и разрезанная на части туша.

   - А я уж думал, что вы не придете, - сказал приблизившимся ребятам Дергач. - Смотрите-ка, как я мясо разделал. Тут теперь Волку на неделю хватит. Надо проварить только покрепче да соли больше бухнуть, чтобы не испортилось. Ну, давайте за работу, живо!

   Дергач распоряжался умело и уверенно. Валька был командирован собрать хворост. Яшка камнем вбивал стойки для котла, а сам Дергач обчищал от сучьев перекладину.

   - Ребята! - возбужденно говорил Валька, бросая на землю огромную кучу хвороста. - А внизу ящериц сколько! Огромные есть, давайте потом наловим.

   - Можно потом наловить, а сейчас давай подбрасывай, распаливай огонь.

   Пламя, яростно пожирая сухую листву подброшенных веток, высоко взметнулось и полыхнуло теплом на лица мальчуганов, и без того раскрасневшиеся.

   В котел, наполненный водою из соседнего ручья, наклали куски мяса и высыпали чуть не целый фунт соли.

   - Так... готово теперь. С нее Волк так разжиреет, что скоро с теленка станет.

   Завалились все на траву. Солнце высушило уже росу. Пахло мятой, полынью и медом.

   Лежали сначала молча. Высоко в небе звенели беспечные, счастливые жаворонки, да где-то далеко в стороне мычало выгнанное на луга стадо.

   - Валька! - лениво сказал, не поворачивая головы, Яшка. - Я нашел карточку-то... Ну, какую! С пальмой, которую я тебе показать обещал.

   - А ну дай.

   Валька приподнялся, рассматривая выцветшую фотографию, и лицо его приняло несколько разочарованное выражение.

   - Ну уж! Этакую пальму-то я в трактире видал через окошко, только не знал, что пальмой называется. А граф-то так себе, какой-то вертлявый, только нос вперед крюком выдался да подбородок четырехугольный.

   - Это у них в семье все такие. Батька говорил, что у всего ихнего рода этакие носы, как у ястребов, так уж по наследству пошло.

   - А ну дай, я посмотрю! - отозвался Дергач, гревшийся на солнце.

   Он поднес фотографическую карточку к глазам и в ту же секунду слегка вскрикнул и быстро перевернулся.

   - Змей! - испуганно вскакивая, взвизгнул Валька.

   Яшка подпрыгнул тоже.

   Но Дергач не шевельнулся, схватил фотографию обеими руками и жадно впился в нее глазами.

   - Где змей? Чего ты врешь, дурак? - рассердился на Вальку Яшка. - Я вот тебе дам затрещину, чтобы знал, как спугивать.

   Валька виновато заморгал глазами:

   - Так разве же это я! Это же Дергач... чего он как ужаленный вертанулся.

   Яшка с удивлением посмотрел на Дергача. Лицо того было взволнованно, и глаза блестели.

   - Кто это? - спросил Дергач, показывая на карточку.

   - Это... это граф здешний... то есть сын графов. Их в революцию разгромили. А где Волка-то мы прячем - это ихняя усадьба была.

   - Вон оно что! - пробормотал Дергач, засовывая карточку в карман. И, отвечая на Яшкин вопросительный взгляд, добавил: - Потом отдам!.. А ну-ка, чего мы заканителились! Огонь чуть не погас. Давай хворосту.

   Долго - почти весь день - возились в овраге ребятишки. Собирали сучья, играли в колышек, поймали внизу четырех ящериц и завязали их занятно в тряпицу.

   Только что окончили варить козлятину, как Валька, разыскавший поверху дикую малину, кубарем скатился вниз.

   - Ребята, - прошептал он взволнованно, - по тропке из леса Степка, Мишка и Петька идут... должно быть, за грибами ходили. Вот бы накрыть их!

   - Нет, - ответил Яшка, перебарывая в себе желание отколотить своих заклятых врагов. - Ежели мы вдвоем выскочим, то они набьют нас, потому что их больше. А ежели с Дергачом, тогда они узнают и всем расскажут, что мы с ним заодно.

   - Дай я один пойду, - задорно предложил Дергач, и, схватив палку, он, как ящерица, начал пробираться наверх.

   Валька и Яшка забрались к краю оврага и, чуть высунув головы, приготовились наблюдать, а на крайний случай, уже невзирая ни на что, прийти на помощь товарищу.

   Дергач остановился за кустом У тропки и стал караулить. Едва Степкина компания приблизилась, Дергач вышел и, чуть расставив ноги, загородил им дорогу.

   Столь неожиданное появление опасного противника заставило остолбенеть мальчишек. Но, сообразив тотчас же, что их трое, а он один, они решили защищаться.

   - Бросай корзину! - крикнул Дергач вызывающе.

   Вместо ответа Степка поставил корзину и наклонился за камнем; остальные двое сделали то же.

   - А, так вы вот как! - рассерженно крикнул Дергач, и, оглушительно засвистев, он бросился с поднятой палкой на врагов.

   - Кровь! - в ужасе крикнул вдруг кто-то, разглядев красные руки Дергача.

   И, вероятно предположив, что страшный Дергач только что совершил кровавую расправу над каким-либо путником, все трое, не дожидаясь, пока и их постигнет та же участь, в панике бросились бежать, преследуемые издевательским свистом Дергача.

   - Видал, - восхищенно завопил Валька, - как он один на троих! Ой! Ой! Как хорошо, Яшка, что мы сдружились с Дергачом! - И Валька вне себя от восторга принялся кататься по траве.

   Дергач спустился к костру, молча бросил захваченную корзину и опять лег.

   - Как это ты их здорово! - сказал Яшка, подсаживаясь рядом.

   Дергач слегка улыбнулся, махнул рукой, как бы говоря, что не стоит о таком пустяке разговаривать, и опять, вынув фотографию, принялся ее рассматривать. Яшка высыпал грибы на траву, а старую корзинку кинул в огонь.

   - Зачем ты?

   - Нельзя же с ихней корзиной домой возвращаться, узнать могут. А грибы мы потом ссыпем в опростанный котел и домой стащим, а там в свои лукошки пересыпем. А если матери станут ругаться: где пропадали? - мы скажем, что за грибами ходили. Грибы-то во какие... белые, березовиков вовсе мало.

   Совсем уже вечерело, когда Дергач, нанизав куски мяса на бечеву, отправился снести продовольствие в "Графское", а ребята, подхватив котел, потащились к дому.

   Они благополучно миновали тропку, никого не встретили на огородах и уже в саду столкнулись с поливавшей грядки Яшкиной матерью.

   - Это вы что же, идолы, делаете? Это вас куда с котлом носило? - грозно приближаясь, спросила она.

   Валька, как и всегда в таких случаях, стремительно дал ходу, а Яшка так оторопел, что только и нашелся ответить:

   - Мы, мам, за грибами... мы, смотри, каких белых...

   - Это с котлом-то за грибами? - остолбенела мать. - Да ты чего врешь-то!

   Получив затрещину, Яшка взвыл не столько от боли, сколько по обычаю, и улепетнул во двор.

   Мать подошла к котлу, заглянула в него и, увидав большую груду грибов, пришла в еще большее недоумение:

   - Батюшки вы мои! Да что же это такое? Я думала, он врет, что за грибами... а он на самом деле... - И она беспомощно развела руками. - А только... только где же это видано, чтобы по лесу с двухпудовым котлом за грибами ходили... Да уж они, не дай бог, не сошли ли и на самом деле с ума?

  

  

  

   В этот вечер Яшку из дома больше не выпустили. Валька покрутился было возле его окна, посвистел. Но оттуда вдруг выглянуло рассерженное лицо Яшкиной матери и послышался ее суровый голос:

   - Я вот тебе посвищу! Я тебе посвищу, поросенок этакий! Я вот тебе сейчас ведро с помоями на голову выплесну!

   Валька шаром откатился подальше и решил, что Яшку заперли либо засадили за арифметику и придется одному бежать нырётку перекидывать.

   Он захватил с собою "кошку", то есть якорь из гвоздей, подвешенный к тонкой бечеве, и понесся к речке.

   Солнце уже скрылось. Над почерневшей рекою раскинулись облачка теплого пара. Валька спустился к старой искореженной раките, раскинувшейся возле поросшего осокой берега, взял конец бечевы в левую руку, правой раскачал "кошку" и, наметив место, быстро выбросил ее вперед.

   Вода булькнула. Испуганно бултыхнулись с берега встревоженные лягушки. Валька потянул конец бечевы - бечева не натягивалась.

   - Не зацепило! - догадался он и перебросил "кошку" чуть правее.

   - Ага... теперь есть!

   Сердце его затрепетало, как птица, запутавшаяся ночью в кустах, когда неуклюжие прутья нырётки показались над поверхностью воды.

   - Эх, кабы щука... либо налим фунта на три.

   Он выхватил нырётку, поднял ее к глазам и, не обращая внимания на струйки воды, стекавшие ему на штаны, принялся рассматривать улов:

   - Две плотвы... три ерша, три сайги и два рака.

   Валька вздохнул разочарованно, нанизал рыбешек на кукан. Раков выбросил в реку, нырётку перекинул на другое место и, свернув "кошку", выбрался наверх.

   Была уже ночь. Красной дугою выглядывал из-за леса край огромной луны. И, озаренные ее слабым сиянием, развалины графской усадьбы казались теперь снова величественным, крепко спящим замком.

   Но что это? Валька подпрыгнул, точно зацепил ногой за корягу, и выронил кукан. Одно из окон спящего замка озарилось изнутри слабым светом.

   "Что за штука? - подумал Валька. - Кто это там?.. Ага! Да это, конечно, Дергач зажег свечу. Но чего он там бродит? Как он, дурак, понять не может, что отсюда могут увидать мальчишки и заинтересоваться!"

   Валька наклонился, отыскивая оброненный кукан. Когда он поднял голову, то света в окошке уже Не было.

   И на Вальку напало сомнение, что не лунный ли отблеск на случайно сохранившемся осколке стекла принял он за огонь.

   "Надо будет завтра спросить Дергача, - решил он. - Ежели он не зажигал огня, то, значит, мне показалось".

  

  

  

   С утра Яшку нарядили в новые штаны, праздничную рубаху, и из сундука мать достала пахнущий нафталином картуз.

   - Мам... а картуз-то зачем? - запротестовал было Яшка. - Сейчас не осень и не зима, и так жарко.

   - Помалкивай! - оборвала его мать. - Хочешь, чтобы судья посмотрел на тебя и сказал бы: у, какой хулиган, весь растрепанный! Да рожу-то получше умой. Да если спрашивать тебя чего будут, то отвечай скромно да носом не шмыгай.

   В суде они встретили Степкину мать - лавочницу, разряженную в старомодную плюшевую кофту, и Степку, до того зачесанного назад, что, казалось, глаза его даже ко лбу подались.

   Матери расселись молча, не поздоровавшись. Степка же ухитрился показать Яшке язык, на что тот повернул ему в ответ аккуратно сложенную фигу.

   Началось разбирательство этого запутаннейшего дела по встречным искам о возмещении убытков.

   Первый - о стоимости трех кур, задушенных собакой, носящей кличку "Волк". Второй - о стоимости двух утят и куска вареного мяса, похищенных котом, носящим кличку "Косой". Сначала ничего невозможно было понять. Выходило как будто бы так, что кур никто не душил, а мяса никто не утаскивал. Потом вдруг оказалось, что куры сами были виноваты, ибо забрели на чужую территорию и разрывали грядки с рассадой. А утят сожрал и мясо стащил не "Косой" кот, что Степкин, а "Бесхвостый" Сычихин, который давно уже имел репутацию подозрительной личности, занимающейся темными делами. Однако бойкая Сычиха тотчас же клятвенно присягнула в том, что "Бесхвостый" вовсе не ее кот, а живет он на чердаке ее бани самовольно, сам заботясь о своем пропитании, и никакой ответственности за него она нести не может.

   - Свидетель Яков Бабушкин, - спросил судья, Егор Семенович, добрый старик со смеющимися глазами, - ответьте мне на вопрос: были ли вы во дворе, когда собака Волк бросилась на соседских кур?

   - Был, - отвечает Яшка.

   - Что вы делали?

   - Мы... - Яшка заминается.

   - Отвечайте... не бойтесь, - подбадривает судья.

   - Мы с Валькой пуляли из рогуль.

   - Из чего-о?

   - Из рогуль, - смущаясь, продолжает Яшка. - Палка такая с резиной, в нее камень заложишь, а он как треснет!

   - Куда треснет? - удивляется судья.

   - А куда нацелиться, туда и треснет, - объясняет Яшка и окончательно сбивается, услышав гул сдержанного хохота.

   - Так!.. И что же вы сделали, когда увидели, что собака Волк душит соседских кур?

   - Так они, товарищ судья, сами лезли к нам на грядки...

   - Я не про то! Вы ответьте, что вы сделали, когда увидали, что собака душит кур?

   - Мы... так мы когда подошли, то уже Волк убежал.

   - А куры были уже дохлые?

   - А кто их знает... может, и не дохлые... может, они просто с перепугу обмерли.

   - Садитесь... Свидетель Степан Сурков. Верно ли, что ваши куры забрели на чужой огород?

   - Они не сами забрели, их нарочно зерном подманили.

   - Почему же вы думаете, что подманили?

   - Обязательно подманили. А то чего же они на чужой двор пойдут? Что у них, своего нет, что ли?

   - Когда вы подобрали кур, то они были уже дохлые?

   - Вовсе дохлые... а у одной даже полноги не хватало. Мать как понесла их на базар продавать, то тех двух ничего, а эту третью насилу...

   Тут Степан, почувствовав вдруг тычок в бок со стороны сидевшей рядом матери, внезапно умолкает.

   Но уже поздно, и судья спрашивает строго и удивленно:

   - Так, значит, вы... дохлых кур. продали на базаре?

   Степкина мать чувствует, какую оплошность допустил ее сын, и пробует вывернуться:

   - Врет он, товарищ судья! Куры только помяты были, а вовсе еще живые; я их, конечно, зарезала и продала.

   - Та-ак! - растягивая слова и хитро сощуриваясь, говорит судья. - Значит, вы утверждаете, что зарезали своих живых кур и продали их на базаре... Но позвольте: о чем же тогда может быть иск?

   Зал дружно смеется, а Яшка чуть не взвизгивает от удовольствия. Яшка наверняка знает, что Волк задушил кур, но после того как Степка сболтнул, что их продали на базаре, Степкиной матери никак невозможно утверждать, что она продала дохлых кур.

   - Ух! - кричит он, через некоторое время выходя из суда. - Наша взяла.

   А позади разозленная лавочница говорит тихонько Степке:

   - Погоди, вот домой придем, я тебя выдеру, покажу я тебе, как языком брехать! - И, поворачиваясь к Яшкиной матери, она кричит сердито: - А вы скажите своему сорванцу, чтобы он не безобразничал! Утром отворяю кладовку, да так и обмерла - по всему полу ящеры шмыгают. Знаю я, кто это с огорода через окошко напускал.

   Но Яшка дергает мать за подол и говорит ей убедительно:

   - Не верь, мама! Что я, змеиный укротитель, что ли? Я и сам всех ящеров и змеев хуже смерти боюсь.

  

  

  

   В предыдущий вечер Дергач, захватив нанизанную на бечевку козлятину, пустился бежать к "Графскому".

   В подвале стоял уже полумрак. Дергач зажег свечу и, кинув кусок мяса всегда голодному Волку, улегся на охапку сена и опять вынул фотографию.

   - Так вот он кто! - прошептал Дергач. - А я думал, что это только кличка у него... В эполетах... А теперь до чего дошел человек... Так, значит, это его вся усадьба была...

   Дергач сунул карточку в карман и, уложив с собою теплого, плотно закусившего Волка, закрыл глаза.

   Под сводами каменного подвала стояла мертвая тишина. Слышно было даже, как колотится равномерно сердце Волка да шуршит под окном на пруду тростник.

   Дергач уснул. Спал он крепко, но беспокойно. Во сне он видел пальму, а под пальмой Яшку.

   "Иди сюда", - звал Яшка. И вдруг Дергач увидал, что это вовсе не Яшка, а сам грозный налетчик Хрящ стоит и манит его пальцем: "А ну, пойди сюда, пойди сюда... А почему ты захотел быть домушником*, а зачем ты бросил стремя?"

   ______________

   * Домушник (жарг.) - квартирный вор.

  

   Дергач хотел крикнуть, но не мог; хотел бежать, но трава заклеила ноги; он рванулся и... открыл глаза.

   Волк стоял рядом. Видно было, как зеленоватыми огоньками горели его глаза. Дергач погладил собаку и почувствовал, что каждый мускул ее напружинен и напряжен.

   - Ты чего? - спросил Дергач шепотом и, прислушиваясь, уловил где-то далеко вверху еле слышный шорох.

   "Это совы гоняются за летучими мышами, - подумал он. - Кто сюда ночью придет. Ложись, Волк, ложись... Никого нет. Мы одни".

   И, крепко обняв собаку, он полежал еще немного с открытыми глазами, потом уснул и больше не просыпался до рассвета.

  

  

  

   Дергач ответил Вальке, что никакого света он в верхних комнатах не зажигал. Но при этом он так смутился и нахмурился, что это не ускользнуло от глаз мальчуганов.

   - Я думаю податься завтра отсюда, - совершенно неожиданно заявил он.

   - Куда податься? Зачем, Дергач? Разве тебе здесь с нами плохо?

   Дергач помолчал... Видно было, что он колеблется и хочет что-то сказать ребятам.

   - Все туда же, - вздохнув, проговорил он. - Дом свой разыскивать. У меня ведь и отец и мать где-то есть. Как был голод, так я потерялся от них возле Одессы, а теперь и не знаю, где они. Думаю в Сибирь, в город Барнаул, пробраться, там где-то у меня тетка есть - она уж наверно адрес родителей знает. Да вся беда только в том, что я фамильи ее не знаю, а знаю, что зовут ее Марьей. Да в лицо немного помню.

   - Трудно найти без фамильи, Дергач.

   - Трудно, - подтвердил Валька. - Во, возьмем хоть у нас три соседских дома, а и то в них четыре Марьи, ежели не считать даже Маньку Куркину, которой один год, да коз, которых Машками зовут. А как твоего отца фамилия, Дергач?

   - Елкин Павел, а меня Митькой раньше звали. Это уже когда я в беспризорники поневоле попал, то там мне кличку дали.

   - А почему, Дергач, ты так вдруг собрался уходить?

   Дергач опять нахмурился.

   - А потому... - сказал он после некоторого раздумья, - что очутился я здесь, убегая от Хряща. Мы на главной линии, на ветке с ним нечаянно столкнулись. Он там был с одним еще, а теперь по некоторым приметам думаю я, что не сюда ли они направлялись тоже.

   - Ну и тебе-то что? Что тебе Хрящ, начальник, что ли?

   - Хрящ-то? - И Дергач насмешливо посмотрел на Яшку, как бы удивляясь нелепости такого вопроса. - Хрящ ежели поймает меня, то обязательно убьет.

   - Да за что же убьет? Разве есть такой закон ему, чтобы убивать?

   - У них есть закон.

   - У кого - у них?

   - У настоящих налетчиков. Я со стремя убежал, на которое они меня поставили... А у них уже так заведено, что кто со стремя самовольно уйдет, того обязательно убивать, как за измену.

   - Что же это за стремя?

   - Как тебе сказать... Ну, караул... или наблюдатель, которого выставляют возле дома для сигнала, пока грабят. Вот меня Хрящ и поставил, а я убежал нарочно... из-за этого двое тогда сгорели...

   - Пожар был?

   - Да не пожар... Сгорели - это, значит, попались и в тюрьму сели... Да чего вы стоите, рты поразинув?

   - Чудно больно, Дергач, - робко ответил Валька. - И рассказ такой страшный, и слова какие-то непонятные...

   - С собаками будешь жить - сам насобачишься. И до чего вредный этот Хрящ! Сколько он ребят смутил, сколько из-за него в исправительных колониях сидят! Эх, и надоела мне эта собачья жизнь! Все равно, ежели хоть не найду своего дома, ото всех сил буду стараться куда-нибудь пристроиться - к сапожнику в ученики либо в подшивалки, - уж где-нибудь, а приткнусь. Да чего тут говорить? - кончил Дергач и тряхнул лохматой головой. - Трудно хоть, но если захочешь, то все-таки на хороший путь вывернешься... Кончим про это разговаривать, побежим лучше на речку пиявок ловить; у Козьего заброда есть страшенные; потом купаться будем, а то чего про горе раздумывать...

   Дома мать сказала Яшке:

   - А тебя тут отец все разыскивал. Фотографию какую-то, говорит, не брал ли ты.

   - Какую еще фотографию?

   - Да спроси у него самого. Он в амбаре чего-то роется.

   "Вот еще новая напасть, - подумал Яшка. - И на что она ему понадобилась?"

   Из амбара вышел отец. Он был засыпан пылью и держал в руках кипу каких-то пожелтевших бумаг.

   - Яшенька, - сказал он ласково, - не видал ли ты где карточку с пальмой?

   - Видал где-то!

   - А ты пойди принеси мне ее...

   - Хорошо! - сказал Яшка и направился было в комнаты, но, по дороге вспомнив, что карточка осталась у Дергача в кармане, он вернулся. - Да я не помню уже, папаня, где я ее видел. И зачем она тебе вдруг понадобилась?

   - Нужно, милый! А ты вспомни обязательно. Ежели вспомнишь и принесешь, я тебе полтинник подарю.

   - По-олти-инник? - расцвел даже Яшка. - А не обманешь?

   - Обязательно сразу же подарю.

   Яшка исчез, теряясь в догадках, с чего это отец решил так расщедриться. Раньше бывало, гривенник в воскресенье не всегда выпросишь, а тут вдруг сразу целый полтинник.

   Он выскочил и засвистал Вальку.

   - Валька! Ты не знаешь, где Дергач?

   - Должно быть, у Волка ночует. А что?

   - Побежим, Валька, в "Графское", он мне беда как нужен. Карточку у него взять. Отец обещал, если я принесу, дать полтинник.

   - Темно уже, Яшка. Пока добежим, и вовсе ночь настанет.

   - Ну что же, что ночь, - а зато полтинник. Мы завтра бы селитры да бертолетовой соли купили - ракету сделаем.

   - Ну, побежим, - только чтобы одним духом. У меня мать в баню кстати ушла.

   Понеслись. Яшка бежал ровным, размеренным шагом, как настоящий бегун-спортсмен. Валька же не мог и тут обойтись без выкрутас. Он то учащал, то уменьшал шаг, попутно подражал то фырчанью мотора, то пыхтенью локомотива.

   Вот и поворот над речкою.

   - А ну, поддай пару... Ту-туу!..

   И вдруг Валька-паровоз на полном ходу дал тормоз; остановился как вкопанный и Яшка.

   Валька изумленно посмотрел на Яшку, Яшка на Вальку, потом оба повернули головы в сторону развалин "Графского". Сомнений не могло быть никаких: в угловой комнате второго этажа горел огонь.

   - Ого! - проговорил Яшка, выходя из оцепенения. - Это что же еще такое?

   - Я же говорил! Я говорил, что Дергач зажигал огонь. Ты видел, как он смутился, когда я его спросил про огонь?

   - Да чего же ему поверху шататься? Что он там затеял? Знаешь что, давай подкрадемся и подглядим, чего еще он там выдумал.

   - Боязно что-то подглядать, Яшка.

   - Вот еще, чего боязно! Чай, он с нами заодно. Да и карточка-то тоже нужна. Полтинники тоже не каждый день обещают. Сегодня батька пообещал, а назавтра возьмет и раздумает.

   И оба мальчугана припустились опять по тропке.

   Уж какой странный и причудливый ночью замок! Огромные липы спокойными вершинами чуть-чуть не касаются луны. Серый камень развалин не везде отличишь от ночного тумана. А черный заросший пруд, в котором отражаются звезды, кажется глубокой пропастью с светлячками, рассыпанными по дну.

   Как странно все ночью, как будто бы все вещи передвинулись со своих мест. Все приходится разыскивать сначала. И старая липа лежит как будто бы не там, где лежала, и заросшее плющом окно не на месте.

   - Залезай, Валька.

   - А ты?

   - И я сейчас, только ботинки сниму, чтобы не скрипели.

   Тихонько ступая босыми ногами по холодной каменной лесенке, Яшка начал пробираться наверх, намереваясь узнать, что именно делает там в такую позднюю пору Дергач. Он почти добрался до верхней ступеньки, как Валька неосторожно ступил на какую-то доску, которая предательски громко скрипнула.

   И тотчас же, к несказанному ужасу мальчуганов, глухой бас, никак не могший принадлежать Дергачу, сказал:

   - А как будто бы внизу что-то зашумело?

   И другой голос, тягучий и резкий, ответил:

   - Некому тут шуметь. Кто сюда ночью полезет!

   - Надо все-таки загородить окно, - продолжал первый. - Сходи вниз, я там рогожу видел, а то может увидать кто-нибудь свет со стороны речки.

   При этих словах мальчуганы еще больше перепугались, так как вниз нужно было спускаться мимо них. Они хотели уже было напролом кинуться к окну, но второй голос ответил:

   - Обойдется на сегодня и так. У меня свечки нету запасной вниз идти.

   Тогда медленно ребята начали пятиться назад.

   Они выбрались к окну и, выскочив на землю, во весь дух бросились бежать, оставив даже неподобранными Яшкины спрятанные ботинки.

  

  

  

   Добежав до огородов, ребятишки, не обсуждая всего случившегося, условились встретиться завтра пораньше и разбежались по домам.

   Яшка нырнул под одеяло и, укрывшись с головкой, притворился уснувшим.

   Вошел отец и спросил у матери:

   - Спит уже Яшка-то? Не нашел, видно, фотографию. Эх, и жаль, ежели не найдет!

   - Да на что она тебе? - отозвалась из-под одеяла засыпавшая уже мать.

   - Вот в том-то и дело, что есть на что. Фотография заваль завалью, ей пятак цена, а мне за нее пятерку посулили. Сижу я, газету читаю в сторожке. Подходит ко мне какой-то неизвестный человек. Я сразу угадал, что приезжий. Поздоровался он и спрашивает: "Вы будете Максим Нефедович Бабушкин?" - "Я", - говорю. "Очень приятно! Хотелось бы мне с вами поговорить. Ежели вы не заняты, то, может быть, зашли бы вы со мной в соседнюю чайную, "Золотое дно", а там за бутылкой пива я изложил бы вам суть дела". А я как раз домой собирался уже. "Что же, говорю, можно и зайти. Погодите, я только каретник на замок запру". Зашли мы в чайную, подали нам пару пива, и приступил он к делу.

   Оказывается, приехал он с товарищем из города от какого-то общества по изучению русской старины. То есть изучают они разные старые постройки, усадьбы и церкви. Какой архитектор сработал, в каком году да в каком стиле. И вот заинтересовались они и графским имением. Я объяснил ему, что хотя и много лет служил у графа садовником, но усадьба сама лет за сто еще до меня построена была, так что насчет архитектора сказать ничего не могу. Вот что касается оранжерей и парка, - это все было под моим наблюдением.

   Стал он тогда меня расспрашивать, какие растения выращивали да какие цветы. Я отвечаю ему и упомянул к слову про пальму. Он не верит: "Не может в этаком климате на воле пальма произрастать". - "Как, говорю, не может? Я врать не буду - у меня и по сию пору фотография с нее сохранилась". Как заблестели у него глаза... "Продайте нам эту фотографию, - предлагает он мне, - мы вам за нее рублей пять дадим. Вам она ни для чего, а нам для коллекции". Я так и ахнул - за всякую дрянь да пять рублей! Ну, думаю, верно уж, что не знаешь, где человеку удача выпадает. И пообещался ему принести... Да вот только нигде найти не могу.

   - Дураки люди, - сказала, зевая, мать. - Денег им девать, что ли, некуда? В прошлом годе тоже художник какой-то с Сычихи портрет рисовать взялся, да еще по целковому за день ей платил. Ну взял бы хоть председателеву жену срисовал или еще кого неприглядней, а то Сычиху - да на нее и без портрета смотреть оторопь берет!.. А ты поищи все-таки карточку-то, пятерки под забором не валяются. Вон Яшке к осени пальтишко справлять придется, из старого-то он вовсе вырос.

   "Ээх, и ду-ураки мы! - подумал Яшка, осторожно высовываясь из-под одеяла. - Эх, и трусы! И чего испугались? Мирные люди усадьбу обследуют. Да еще добрые какие, отцу пять рублей обещались. Нам бы вместо чем бежать, надо бы наверх к ним выбраться. Может быть, пособили бы в чем-нибудь - глядишь, по двугривенному заработали, а мы бежать. И чего только ночью со страха не померещится!"

   Яшка натянул покрепче одеяло и услышал, как отец повернул выключатель, выключая свет.

   Яшка повернулся на бок и закрыл глаза. Так он пролежал минут десять. Сладкая дрема начала охватывать его, и его мысли начинали смешиваться, мелькнул уже кусочек какого-то сна, как вдруг он услышал, что что-то тихонько стукнулось об пол, точно обвалился с потолка маленький кусочек штукатурки. Через минуту опять что-то стукнуло.

   "Должно быть, Васька-кот в темноте балует", - подумал Яшка и спустил руку к полу, отыскивая что-либо, чем можно бы отпугнуть кота. И в ту же минуту он почувствовал, что прямо к нему на одеяло упал небольшой, с горошину, камешек.

   "Кто-то через окно кидается. Уже не Валька ли... Но зачем же это он так поздно?.."

   Яшка высунулся в окно. Возле черного забора он еле разглядел прячущегося в тени Вальку. Яшка махнул ему рукой, что должно было означать: "Уходи, выйти не могу, отец с матерью только что легли". Однако Валька упрямо замотал головой и продолжал подавать сигнал, вызывая Яшку.

   "Вот, пес тебя забери! - подумал обеспокоенный Яшка. - Что у него могло этакое случиться, чтобы вызывать в полночь?"

   Он осторожно натянул штаны и прислушался. Сестренка Нюрка крепко спала. В соседней комнате похрапывал отец, но мать еще ворочалась с боку на бок.

   Яшка бесшумно взобрался на подоконник, нащупал рукою уступ и тихонько спустился на выемку фундамента. По выемке он добрался до угла и только здесь уже спрыгнул в мягкую землю клубничных грядок.

   - Ты чего? - напустился он на Вальку. - Разве я велел тебе по ночам будить?

   Вместо ответа Валька взволнованно приложил пальцы к губам и потащил Яшку за рукав.

   - Так чего же ты? - нетерпеливо переспросил Яшка, останавливаясь возле бани и не понимая возбужденного состояния Вальки. И тотчас же понял все или, вернее, ничего не понял - у стены бани он увидел привязанного, откуда-то взявшегося Волка.

   - Я только хотел ложиться спать, вышел оправиться, - рассказывал Валька, - смотрю, бежит во весь мах собака - и прямо ко мне. Я подумал, что бешеная, да со страха прямо на забор скакнул. И вижу вдруг, что это Волк.

   - Да зачем же его Дергач выпустил?

   - Не знаю.

   - Вот еще новая напасть... Гляди-ка, да Волк-то весь мохнатый, он в воде где-то был... Что же с ним делать сейчас?

   - Давай привяжем его пока в баню... А утром назад сведем. Он, может быть, вырвался у Дергача.

   Привязали собаку в бане... Еще раз условились встретиться пораньше утром и опять расстались.

   Яшка тем же путем начал пробираться домой. Уже возле самого окна он обернулся, и ему показалось, что верхушка сиреневого куста, росшего в саду возле бани, как-то неестественно сильно вздрогнула, точно ее качнули снизу. Необъяснимое беспокойство овладело отчего-то мальчуганом. Он забрался в комнату, сам не зная зачем запер окно на задвижку и долго не мог уснуть, раздумывая о случившемся. Должно быть, потом он заснул очень крепко, потому что проснулся как-то вдруг, рывком, от сильного шума и лая.

   - Яшка, - кричала мать, - Яшка, да проснись же ты, дьявол!

   Яшка вскочил, ничего не соображая.

   Лай все усиливался. Это уже был не простой лай собаки на проходящего путника, а отчаянная тревога, переходящая в остервенелый визг.

   Нефедыч, схватив со стены охотничью берданку, поспешно выбежал во двор.

   Через полминуты лай сразу оборвался, и почти тотчас же раздался грохот выстрела.

   Яшка не помня себя выскочил во двор. Навстречу ему попалось несколько человек соседей. Кто-то говорил:

   - В баню пробрался какой-то человек. Должно быть, вор. Он ранил ножом собаку. Нефедыч выстрелил, да мимо.

   - А зачем же он пробрался в баню? Зачем он напал на собаку?

   - Уж не знаю зачем, это вы у него спросите.

   "Ну и ночка! - подумал ошалелый Яшка, бросаясь к бане. - Ну и ночка сегодня, нечего сказать".

  

  

  

   Ударом ножа Волк был неопасно ранен в верхнюю часть шеи. Отец с матерью учинили Яшке строжайший допрос о том, каким образом "отравленная" собака очутилась в бане.

   Воспользовавшись благоприятным моментом, Яшка чистосердечно сознался, что Волк был спрятан им до поры до времени, и умолчал о том. где именно скрывался Волк. И так как иск к Волку не был утвержден судьей, а кроме того, собака показала себя настоящим героем, оберегая в прошедшую ночь дом от неизвестного злоумышленника, то Волку была объявлена амнистия.

   Встретившись с Валькой, который был осведомлен уже обо всем случившемся, Яшка потащил его в сад и там, остановившись в укромном местечке, сунул руку в карман.

   - Смотри, Валька! Вчера мы ночью не разглядели, а сегодня утром я нашел это, привязанное к ошейнику Волка.

   &nbs