Главная » Книги

Черный Саша - Заметки из журнала "Новый Сатирикон"

Черный Саша - Заметки из журнала "Новый Сатирикон"



Саша Черный

    печатается по изданию: "Сатирикон" и сатириконцы. М., 2000
    http://imwerden.de. Некоммерческое электронное издание. 2007
  

Первый грех

  
   На каком языке говорили в раю? Ты, верно, думаешь, что на русском... Я тоже так думал, когда был маленьким. Маленький француз, если спросишь его об этом, вынет палец изо рта и ответит: "Конечно, в раю гово­рили только по-французски!" Маленький немец не заду­мается: "По-немецки, как же иначе"... Но все это не так.
   В раю говорили на райском языке. Люди его сейчас позабыли, а звери, может быть, помнят, да и то не все. Чудесный это был язык: в нем совсем не было ни бран­ных, ни злых слов. Понимали его не только Адам и Ева и жившие с ними в раю крылатые духи, но и звери, и пти­цы, и бессловесные рыбы (даже рыбы!), и пчелы, вечно перелетавшие с цветка на цветок, и качающиеся травы, и любая скромная ромашка, расцветавшая в тени рай­ской ограды.
   Вечерами травы шептали на лужайке под темнеющи­ми пальмами:
   - Тишина... Засыпаем...
   - И мы... - отвечали, кивая тяжелыми гроздьями, ба­наны.
   - Спать! Спать! - гудели в воздухе райские золотые шмели, слетаясь на ночлег в дупло трехобхватного дуба, что рос у ручья возле тропинки к водопою.
   - А где тут трава помягче? - бурчал неизменно каж­дый вечер грузный носорог, укладываясь среди колючего тростника на покой. Он тростник называл травой, и ка­зался он ему мягче пуховой постели.
   Звери даже во сне разговаривали. Мартышки визжа­ли и хихикали - они видели только смешные сны; сонная рысь, облизывая свесившуюся с дерева лапу, тихонько урчала: "Ах, какой большой сладкий финик"... А бегемо­ты, выставив из тины похожие на чемоданы морды, зе­вали, смотрели спросонья на встающую малиновую луну и фыркали:
   - Фу, какое сегодня мутное солнце.
   И добрые все были - удивительно. Комары никого не кусали, - что они ели, я не знаю, но ни Адама, ни Еву, которые ходили без всякой одежды, ни один комар ни разу не укусил. Гиены не грызлись между собой, никого не за­дирали, сидели часами скромно под бананами и ждали, пока ветер не сбросит им тяжелую душистую вязку с пло­дами. Львы облизывали всех, кто к ним ни подходил, да­же скверно пахнущих шакалов, - ели траву, и так как на­есться травой дело было не простое, то они, как быки и лошади, по целым дням не подымали морды от сочных стеблей, - а проворные белки, которым и минуту трудно усидеть на месте, играя друг с другом, бегали взапуски по львиным спинам, как по мягким диванам.
   Однажды на лужайке перед закатом звери вздумали играть в свою любимую игру: в лестницу. В гимназии мы тоже играли когда-то в такую игру и называли ее "пира­мидой", но звери такого мудреного слова не знали.
   Первым стал слон, скосил умные маленькие глаза в сторону и сказал в нос: "А ну-ка!"
   Потом растопырил ноги, опустил голову, покачался и утвердился посреди лужайки тверже скалы. На слона взобрался, отдуваясь от одышки и осторожно выпуская когти (чтоб слону не было больно), толстый тигр, на ти­гра взлезла горилла, на гориллу медведь, на медведя пантера, на пантеру рысь, на рысь мартышка, на мар­тышку белка, на белку крыса, а на крысу - мышь...
   Играли в лестницу, как видишь, только такие звери, которые умели лазить. Остальные расселись вокруг всей лужайки, смотрели и веселились.
   И вот слон осторожно поднял одну ногу, переставил, - потом другую и пошел вдоль всей лужайки, солидно и ти­хо, словно кадку с мороженым нес на голове. Горилла ре­вела, рысь весело мяукала, крыса, задрав хвост, пищала, как вырвавшийся из хлева поросенок, - и только мышо­нок на самом верху лестницы дрожал и крепко прижи­мался животом к крысе: у него кружилась голова.
   Из зарослей кактусов на веселую игру смотрели кро­лики. Среди них один белый, любимый кролик Евы, - а рядом, вытянув плоскую голову, притаилась огромная, жирная гадина-змея. Как она попала в рай? Переползла через ограду по крепкому плющу, или добрый архангел Михаил, стороживший райские врата, сделал вид, что не заметил ее, когда хитрая тварь проскользнула мимо него на заре, сверкая и блестя чешуей?.. Не знаю. Она одна никогда ни с кем не играла, таилась от всех и молча про­ползала в кустах, зловеще поглядывая на зверей, - глаза у нее были желтые, цвета мутного студня, с черной попе­речной ниточкой в зрачках.
   Белый кролик, круглый и пухлый, как муфта, не успел оглянуться, как все его кроличьи друзья ускакали куда-то за рощу, чтоб посмотреть на "лестницу" с другой сто­роны лужайки.
   Задремал он, что ли, или надоело прыгать, - он ос­тался на месте, разлегся, поднял нос и беспечно ды­шал. И вдруг рядом из-под папоротника поднялась тя­желая змеиная голова, раскрыла медленно пасть и, не мигая, уставилась на него круглыми желтыми глазами. В первый раз в жизни стало бедному кролику страшно: сердце забилось, как муха в стакане, под ложечкой за­тошнило, лапки к земле приросли, - голова с желтыми глазами все ближе и ближе, все страшней и огромней, - и жало, словно вьюн, так и мелькает вверх и вниз, вправо и влево.
   Крикнуть? Позвать других зверей? Но бедный кролик вдруг все райские слова позабыл, даже пискнуть не мог, только задними лапами со страха два раза в землю уда­рил и...
   Первые переполошились райские птицы. С деревьев сверху им все видно было: смотрят, лежит змея под па­поротниками в тени, хвостом чуть-чуть шевелит, а в па­сти у нее белая кроличья спина и задние лапы дергают­ся и с каждым мигом все глубже и глубже в змею влеза­ют. Встрепенулись и, словно разноцветные цветы, с криком полетели на лужайку к зверям. Мигом рассыпа­лась "лестница"! Прибежал грузный слон, и тигр, и мар­тышки, и мышь, все, все, - окружили гадину, ничего по­нять не могут.
   - Отдай кролика! - загудел слон.
   - Отдай! - пискнула мышь.
   - Отдай, отдай! - заворчал медведь.
   - Сейчас же отдай! - заревел тигр...
   Отдай да отдай... Так она и отдаст. Слюной его, бед­няжку, всего обслюнила и все глубже и глубже в пасть за­сасывает.
   Что делать зверям? Браниться не умеют, отнимать си­лой - не догадались, никогда у них таких историй не бы­ло. И вот рысь спохватилась первая: где Ева? Она для них как добрая мать была, - ее любимого кролика змея глота­ет, - надо за Евой бежать.
  

* * *

  
   Ева сидела над райским прудом под пальмой, склони­лась к воде, заплетала и расплетала светлые волосы - был ей пруд яснее всякого зеркала. Не поняла она снача­ла торопливых слов задыхающейся рыси: кролик - змея - глотает - не отдает! Поняла только, что с ее любимым бе­лым кроликом какая-то беда стряслась. В раю, ты зна­ешь, не было ни детей, ни ягнят, ни щенят, ни котят, ни­кто их никогда и в глаза не видал, но Ева почему-то боль­ше всего любила таких зверей, которых можно, как мла­денца, на руки взять. Слон велик, белка на руках не уси­дит, а белый кролик - такой ленивый, и теплый, и пуши­стый - был ей всех милее..
   Встала Ева и пошла быстрыми легкими шагами, едва касаясь травы, к зверям. За ней вприпрыжку, высунув язык, рысь.
   Пришла и - видит: звери перед змеей в кучу сбились, и Адам тут. Да и он не в помощь. Стал перед зверями и, как попугай, повторяет за другими: "Отдай кролика!" А у кролика только розовые пятки из пасти дрыгают.
   Всплеснула Ева руками, соленые капли так из глаз и брызнули (никогда она раньше не плакала), и скорее-ско­рей через колючие кактусы, сквозь заросли шершавых кустов побежала к райским вратам, - и все кактусы и па­поротники расступились перед ней и шумели ей вслед: скорей! скорей!
   Архангел Михаил стоял у широко открытых врат и смо­трел вдаль на обступившие райский сад румяные от зака­та горы. Каждый вечер смотрел - и не мог насмотреться.
   - Что с тобой, Ева? - спросил он удивленно, обернув­шись на быстрые шаги.
   - Змея! Кролика!
   - Так я и знал... - нахмурился Михаил и, подняв перед собой огненный меч, освещавший, словно факел, темне­ющую землю, пошел за Евой.
   Веером расступились звери перед архангелом. Опус­тил он пламенем книзу струистый меч, облокотился на золотую рукоять, и закорчилась, как на копье, под взгля­дом его лучисто-синих глаз змея...
   - Ты! - топнул ногой крылатый страж. - Злая и низкая тварь! Ты прокралась сюда тайком. Я не выгнал тебя, живи, - в раю для всех есть место. Но если ты не хочешь жить по-Божьему, я заставлю тебя, как прикованную, не двигаться с места! Вон там, видишь, - Михаил взмахнул багровым мечом, - там, куда никому доступа нет, посре­ди рая стоит яблоня...
   - Древо познания добра и зла? - быстро спросила лю­бопытная Ева, с трудом выговаривая странное слово "зло".
   - Да, добра и зла, - строго ответил архангел. - Ни днем, ни ночью, - наклонился он к змее, - не смеешь ты сползать со ствола: лежи и сторожи... Ступай!
   Змея покорно шевельнулась и медленно поползла.
   - А кролик, а кролик! - закричала взволнованная Ева.
   - Отдай кролика, - тихо сказал архангел. Змея по­ползла дальше.
   - Отдай кролика! - верхушки пальм вздрогнули, так крикнул архангел.
   Понатужилась змея и, сверкая желтыми глазами, как резиновый мячик выбросила из толстой пасти чуть жи­вой комочек к ногам Евы.
   Бедный кролик! Он едва дышал, чихал и дрожал и был весь мокрый, словно новорожденный котенок. Только на руках у Евы стал он приходить в себя и дышать ровнее...
   Ушел архангел к вратам. Разбрелись на ночлег удив­ленные звери. И, шумя потемневшей травой, проползая мимо ног испуганной Евы к заповедному дереву, злобно прошипела, блестя тусклой чешуею, змея:
   - Жа-ло-вать-ся! Ну погоди же, я тебе отомщу...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Как она отомстила, ты, верно, уже знаешь - прочел в школе. А не прочел, так узнаешь в свое время.

1922

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Саша Черный

  
    печатается по изданию: "Сатирикон" и сатириконцы. М., 2000
    http://imwerden.de. Некоммерческое электронное издание. 2007
  

Об Аркадии Аверченко

  
   Неожиданная кончина широко популярного писателя-юмориста, так преждевременно ушедшего из жизни, еще теснее смыкает круг русской писательской семьи. Кто бы ни ушел из тех, немногих, кто привлекал к себе внимание за последние десятилетия, - поэт ли, про­заик, драматург, - смены нет и не видно.
   Первые литературные шаги А. Т. Аверченко еще на па­мяти читателя связаны с основанием им в конце девяно­стых годов в содружестве с несколькими литераторами и художниками "Сатирикона", близкого по облику мюнхен­скому "Simplicissimus"'y. Никому не ведомый харьков­ский провинциал приехал в Петербург и на страницах нового журнала, столь непохожего на прежние кустарно-юмористические еженедельники, сразу выдвинулся сво­им сочным, здоровым юмором, своеобразным талантом рассказчика-весельчака, сумевшего расшевелить само­го серьезного и хмурого российского читателя.
   Чуждый надрыва, далекий от всех интеллигентских "проклятых" вопросов, Аверченко сделал своим героем мелочи быта, а острая наблюдательность, четкое знание русской провинции, особое чувство смешного, - связан­ное, быть может, с его хохлацким происхождением, порой доходили до виртуозной игры в его коротеньких расска­зах-анекдотах. Автор, чуть ли не единственный в прозе представитель беспечной русской богемы, сталкивал лба­ми неожиданные положения, развивал до гротеска ка­кую-либо уродливую, подмеченную им в толпе черту и, не глумясь, не уничтожая своего случайного героя, весело над ним потешался и отпускал его с миром. Таков был да­лекий предшественник Аверченко, популярный в свое время немецкий юморист Сафир, современник Гейне.
   Длинный хвост подражателей, все эти Гуревичи, Оль Д'Оры и Ландау, упражнявшиеся на задворках "Сатири­кона" и окружавшие блеклым гарниром имя своего учи­теля, ни в малой мере не усвоили своеобразных черт его письма: меткого и короткого диалога, нарастания внеш­него комизма, неожиданного фейерверка развязки.
   Аверченко создал стиль и моду, а бойкая юмористиче­ская артель торговала шипучкой, разливая ее в бутылки из-под чужого шампанского.
   Среди тяжелодумов той поры, мрачно копавшихся в вопросах пола, неуклюже флиртовавших то с мистиче­ским анархизмом, то с проблемой смерти, свежий зара­зительный юмор Аверченко был, несомненно, оздоров­ляюще полезен и сыграл свою общественную роль поми­мо направленческого безразличия автора.
   Быть может, длительная фельетонная работа, сроч­ная, связывающая размером и зачастую комкающая те­мы, помешала покойному юмористу развернуть свое да­рование в более широкие бытовые полотна, помешала ему стать тем, чем был Федотов в живописи. Но, увы, счастливая возможность выдерживать свои рукописи в ящике письменного стола, возможность неторопливого и независимого от злобы дня творчества была неосуще­ствима для тех, кто, подобно покойному, жил исключи­тельно еженедельно-журнальным и газетным трудом, не дающим ни передышки, ни места для широких замы­слов. А альманахи и толстые журналы с упорством ста­роверов чурались юмора, предпочитали ему любую муйжелевскую мочалку, тянущуюся с января по декабрь.
  

* * *

  
   В эмиграции, вне окружения старого многоцветного и сочного русского быта, добродушный юмор Аверченко резко надломился. С непоколебимым упорством вгры­зался он в безрадостную и бездарную тему: "больше­визм". Сатира сменила юмор. Ненависть к поработите­лям быта заслонила веселую усмешку обывателя над за­бавными нравами своей родной улицы, беспечно шумя­щей за его окном ("обывательское" отношение для нас се­годня отнюдь не жупел, а напротив - во многом здоровое, утверждающее национальный быт начало).
   В последние годы Аверченко неутомимо бил своей легкой скрипкой по чугунным красным головам, и это невеселое, новое для него занятие является большой и доблестной заслугой покойного писателя. Разумеется, за вывернутой наизнанку сумасшедшей большевистской жизнью никому не угнаться. Любая вырезка из советской хроники фантастичнее любого гротеска самого Щедрина, но в мире все растущего эмигрантского без­различия и усталости дорого каждое слово протеста и не­примиримого отрицания красной свистопляски. Были "сменившие вехи", были и полусменившие, а вот веселый и беспечный юморист оказался одним из самых стойких и непримиримых.
  

* * *

  
   Мы надеемся, что в эмиграции найдется русское из­дательство, которое догадается выпустить в свет "Из­бранные рассказы Аверченко". Покойный автор отли­чался одним редким качеством: он почти никогда не был скучен. А избранные его рассказы, собранные внима­тельной рукой и связанные вместе, не залежатся на книжных складах и будут лучшей данью памяти жизне­радостного писателя и человека, который вне всяких теорий словесности простаком-самоучкой пришел в ли­тературу и всем нам подарил немало веселых минут.
  

18 марта 1925

  

Саша Черный

  
  
    печатается по изданию: "Сатирикон" и сатириконцы. М., 2000
    http://imwerden.de. Некоммерческое электронное издание. 2007
  

Русская книжная полка

  
   В какое эмигрантское жилье не придешь - прежде всего ищешь глазами: а есть ли здесь книжная полка? И нередко, увы, вместо книжной полки со стопкой русских книг увидишь глупую куклу маркизу в углу диванчика, граммофонные пластинки с негритянскими завывания­ми, пачку билетов со скидкой в ближайшее кино ("Скре­жет страсти", "Объятье мулатки") и замусоленную колоду карт на столе.
   "Помилуйте, - говорят иные, - какие там книги! Жизнь птичья, эмигрантская, где там еще на перелете книжной полкой обзаводиться".
   Так ли?
   Живем подолгу, многие десяток лет кряду сидят в сво­их "иноземных" углах, кое-кто и мебелью обзавелся, и да­же книжный шкаф купил по случаю подержанный... Но книг так и не завел.
   Дорого!
   Но ведь весь Пушкин стоит не дороже глупой куклы маркизы, нескольких пластинок с фокстротами, не­скольких билетов в угловое кино, не дороже двух бутылок с вишневкой.
   Скажем просто:
   Только тот причастен к русской культуре и в меру сил хранит ее и передает своим детям, кто у себя дома, в своем гнезде, не может обойтись без русской книж­ной полки.
   Ибо если и от русской книги отвернемся, выбросим ее из обихода, - не превратится ли ежегодный праздник "дня русской культуры" в торжественный холодный па­рад, в официальные поминки по гениям русской мысли?
  

1930. Париж

  
  
  
  
  
  
  
  
  

2

  
  


Другие авторы
  • Развлечение-Издательство
  • Бражнев Е.
  • Ломоносов Михаил Васильевич
  • Губер Эдуард Иванович
  • Забелин Иван Егорович
  • Шидловский Сергей Илиодорович
  • Арцыбашев Николай Сергеевич
  • Пальмин Лиодор Иванович
  • Боткин В. П., Фет А. А.
  • Авксентьев Николай Дмитриевич
  • Другие произведения
  • Давыдов Гавриил Иванович - Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним
  • Муратов Павел Павлович - Открытие древнерусского искусства
  • Кошко Аркадий Францевич - Очерки уголовного мира царской России. Книга первая
  • Кривич Валентин - Заметки о русской беллетристике
  • Щербина Николай Федорович - Письмо М. Н. Каткову
  • Ряховский Василий Дмитриевич - В. Д. Ряховский: биографическая справка
  • Островский Александр Николаевич - Доходное место
  • Ибсен Генрик - Йун Габриэль Боркман
  • Леонтьев Константин Николаевич - Пасха на Афонской Горе
  • Плеханов Георгий Валентинович - Пора объясниться!
  • Категория: Книги | Добавил: Ash (12.11.2012)
    Просмотров: 926 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа