Главная » Книги

Черный Саша - Дневник фокса Микки, Страница 2

Черный Саша - Дневник фокса Микки


1 2

бку. Как у меня колотится сердце!..
  Тигр - противный. Большая кошка и больше ничего. Воображаю, если его пустить в молочную. Целую ванну сливок выпьет, не меньше. А потом съест молочницу и пойдет в Булонский лес отдыхать.
  Лев - славненький... Один совсем старичок. Под кожей складки, лысый и даже хвостом не дрыгает. Зина читала как-то, что лев очень любит, если к нему в клетку посадить собачку. Пять разорвет, а с шестой подружится. Я думаю, что лучше быть... седьмой - и гулять на свободе.
  Есть еще какие-то зубры. Мохнатый, рогатый, голова копной. Зачем такие водятся? Ни играть с ним, ни носить его на руках нельзя... Вообще на свете много лишнего.
  Дикобраз, например. Ну куда он годится? Камин им чистить, что ли? Или кенгуру... На животе у нее портмоне, а в портмоне кенгуренок. А шкура у нее, кажется, застегивается на спине, как Зинин лифчик. Ерунда!
  Слава Богу, что я фокс! Собак в клетки не сажают. Хотя бы некоторых следовало: бульдогов и разных других догов. Очень несимпатичные собаки! И почти дикие. У нас напротив живет бульдог Цезарь, так он непременно норовит перед нашей дверью сделать пакость. Надо будет ему отомстить. Как?.. Очень просто. У них ведь тоже есть дверь...
  Людей в клетках не видал. А уж нашего садовника не мешало бы посадить! С кухаркой - вместе. Написать: "Собачьи враги". И давать им в день по кочану капусты и по две морковки - больше ни-ни. Почему они меня не кормили? Почему сами крали и яйца, и сливки, и коньяк, а меня за каждую несчастную косточку ногой шпыняли?
  Видел змей. Одна, большая и длинная, как пожарная кишка, посмотрела на меня и прошипела: "Этого, пожалуй, не проглотишь!" Скотина... Так тебе и позволили живых фоксов глотать!
  У слона два хвоста - спереди и сзади, и рога во рту... И пусть меня сто раз уверяют, что это "хобот" и "клыки", я говорю: хвост и рога. Зина решила, что если посмотреть на мышь в телескоп, то получится слон. А что такое телескоп, пес его знает!
  Да... Птицы, оказывается, бывают ростом с буфет. Страусы!.. И на хвосте у них такие же перья, как в альбоме у Зининой бабушки на шляпе. Перьев этих теперь больше не носят, молока страусы не дают, значит, надо их просто зажарить, начинить каштанами и съесть! Ты бы, Микки, хотел страусовую лапку погрызть? Что ж, я любопытный...
  Поздно. Надо идти спать. А в голове карусель: обезьяньи зады, верблюжьи горбы, слоновые перья и страусовые хоботы...
  Пойду еще понюхаю валерьяновую пробочку. Сердце так и стучит... Как мотоциклет...
  Тошнит! Ик... Где кухаркина умывательная чашка?!
  
  
  
  
  
  
  
   Мокс-Фикки

    КАК Я ЗАБЛУДИЛСЯ

  КАРАНДАШ дрожит в моих зубах... Ах, что случилось! В кинематографе это называется "трагедия", а по-моему, еще хуже. Мы вернулись из Парижа на пляж, и я немножко одурел. Носился мимо всех кабинок, прыгал через отдыхающих дам, обнюхивал знакомых детей - душечки! - и радостно лаял. К черту Зоологический сад, да здравствует собачья свобода!
  И вот... допрыгался. Повернул к парку, нырнул в какой-то зеленый переулок, попал в чужой огород - растерзал старую туфлю, - оттуда в поле, оттуда на шоссе - и все погибло! Я заблудился... Сел на камень, задрожал и потерял "присутствие духа". До сих пор я не знал, что такое это "присутствие"...
  Обнюхал шоссе: чужие подметки, пыль, резина и автомобильное масло... где моя вилла? Домики вдруг стали все одинаковые, дети у калиток, словно мыши, сделались похожи друг на друга. Вылетел к морю - другое море! И небо не то, и берег пустой и шершавый... Старички и дети обдирали со скалы устриц, никто на меня и не взглянул. Ну конечно, идиотские устрицы интереснее бездомного фокса! Песок летит в глаза. Тростник лопочет какой-то вздор. Ему, дураку, хорошо - прирос к месту, не заблудится... Слезы горохом покатились по морде. И ужаснее всего: я голый! Ошейник остался дома, а на ошейнике мой адрес. Любая девчонка (уж я бы устроил!) прочла бы его и отвела меня домой. Ух! Если бы не отлив, я бы, пожалуй, утопился... Примечание: и был бы большой дурак, потому что я все-таки отыскался.

    * * *

  Перед желтым забором у палисадничка прислонился к телеграфному столбу и опустил голову. Я видел на картинке в такой позе заблудившуюся собачку, и поза эта мне очень понравилась.
  Что ж, я не ошибся. В калитке показалось розовое пятно. Вышла девочка (они всегда добрее мальчиков) и присела передо мной на дорожке.
  - Что с тобой, собачка?
  Я всхлипнул и поднял правую лапку. Понятно и без слов.
  - Заблудилась? Хочешь ко мне? Может быть, тебя еще и найдут... Мама у меня добрая, а с папой справимся.
  Что делать? Ночевать в лесу... Разве я дикий верблюд? В животе пусто. Я пошел за девочкой и благодарно лизнул ее в коленку. Если она когда-нибудь заблудится, непременно отведу ее домой...
  - Мама! - запищала она. - Мамочка! Я привела Фифи, она заблудилась. Можно ее пока оставить у нас?
  О! Почему "Фифи"?! Я Микки, Микки! Но я у которого такие прекрасные мысли, не могу ведь и полслова сказать на их человеческом языке.. Пусть. Кто сам себе яму копает, тот в нее и попадает...
  Мама надела пенсне (будто и без пенсне не видно, что я заблудился!) и улыбнулась:
  - Какая хорошенькая! Дай ей, дружок, молока с булкой. У нее очень порядочный вид... А там посмотрим.
  "У нее"... У него, а не у нее! Я же ведь мальчик. Но ужасно хотелось есть, надо было покориться.
  Ел я не торопясь, будто одолжение им делал. Вы угощаете? Спасибо, я съем. Но, пожалуйста, не подумайте, что я какой-нибудь голодный бродячий пес.
  Потом пришел папа. Почему эти папы всюду суют свой нос, не знаю...
  - Что это за собака? Что у тебя, Лили, за манера тащить всех зверей к нам на виллу? Может быть, она чахоточная... Пойди, пойди прочь отсюда! Ну!
  Я? Чахоточная?
  Девочка расхныкалась. Я с достоинством сделал шаг к калитке. Но мама строго посмотрела на папу. Он был дрессированный: фукнул, пожал плечами и пошел на веранду читать свою газету. Съел?
  А я встал перед мамой на задние лапки, сделал три па и перепрыгнул через скамеечку. Гоп! Вперед, тур вокруг комнаты и назад...
  - Мамочка, какой он умница!
  Еще бы. Если бы я был человеком, давно бы уже профессором был.
  
  

    * * *

  Новый папа делает вид, что меня не замечает. Я его - тоже... Во сне видел Зину и залаял от радости: она кормила меня с ложечки гоголь- моголем и говорила: "Ты мое сокровище... если ты еще раз заблудишься, я никогда не выйду замуж".
  Лили проснулась - в окне белел рассвет - и свесила голову с кроватки:
  - Фифи! Ты чего?
  Ничего. Страдаю. Кошке все равно: сегодня Зина, завтра Лили. А я честная, привязчивая собака...
  Второй день без Зины. К новой девочке пришел в гости толстый мальчик- кузен. У собак, слава Богу, кузенов нет... Садился на меня верхом, чуть не раздавил. Потом запряг меня в автомобиль - а я уперся! Собаку? В автомобиль?! Тыкал моими лапами в пианино. Я все снес и из вежливости даже не укусил его...
  Лилина мама меня оценила, и когда девочка опрокинула тарелку с супом, показала на меня:
  - Бери пример с Фифи! Видишь, как она осторожно ест...
  Опять Фифи! Когда что-нибудь не нравится, говорят: "фи!" Фи-фи, значит, когда совсем не нравится? Придумают же такое цыплячье имя... Я нашел под шкапом кубики с буквами и сложил: "Микки". Потянул девочку за юбку: читай! Кажется, ясно. А она ничего не поняла и кричит:
  - Мама! Фифи умеет показывать фокусы!
  - Хорошо. Дай ему шоколаду.
  Ах, когда же, когда же меня найдут? Побежал даже в мэрию. Быть может, Зина заявила туда что я потерялся. Ничего подобного. На пороге лежала лохматая дворняжка и зарычала:
  - Р-рав! Ты куда, бродяга, суешься?
  Я?! Бродяга?! Мужик ты несчастный!..
  Счастье твое, что я так воспитан, что с дворнягами в драку не лезу...

    * * *

  "Гора с плеч свалилась"... Куда она свалилась, не знаю, но, словом... я нашелся!
  Лили вышла со мной на пляж. И вдруг вдали - лиловое с белым платьице, полосатый мяч и светлые кудряшки. Зина!!
  Как мы целовались, как мы визжали, как мы плакали!
  Лили тихонько подошла и спросила:
  - Это ваша Фифи?
  - Да! Только это не Фифи, а Микки...
  - Ах, Микки! Извините, я не знала. Позвольте вам ее передать. Она заблудилась, и я ее приютила.
  А у самой в глазах "трагедия".
  Но Зина ее утешила. Поблагодарила "очень-очень-очень" и обещала приходить со мной в гости. Они подружатся, уж я это по глазам заметил.
  Я, разумеется, послужил перед Лили и передние лапки накрест сложил: Мерси! Очень-очень-очень...
  И пошел, сконфуженный, за Зиной, ни на шаг не отходя от ее милых смуглых ножек.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Микки

    В ЦИРКЕ

  У нашего вокзала появились длинные дома на колесах. Не то фургоны, не то вагоны. Красные, с зелеными ставенками, над крышей труба, из трубы дым. На откидной ступеньке одного дома сидел карлик с огромной головой и красными глазами и мрачно курил трубку. А в глубине двора тоже вагоны-дома, но с решетками, и пахло от них густо-прегусто зоологическим садом.
  На афишах чудеса... Три льва прыгают через укротительницу, а потом играют с ней в жмурки. Морж жонглирует горящей лампой и бильярдными шарами. Морж - такой неповоротливый дурак... кто бы подумал! Знаменитый пудель Флакс решает задачи на сложение и вычитание... Важность какая... Я и делить и умножать умею... Однако в знаменитости не лезу. Мисс Каравелла исполнит на неоседланном жеребце джигу - матросский танец. Негр Буль-Пуль... Стоп! Не надо забегать вперед, Микки, а то совсем спутаешься - что это за собачья привычка такая!

    * * *

  Зинин папа взял нам ложу: мне и Зине. Ложа - это такая будка, вроде собачьей, но без крыши. Обита красным вонючим коленкором. Стулья складные и жесткие, потому что цирк походный.
  Оркестр ужасный! Я вообще музыки не выношу, особенно граммофона. Но когда один скелет плюет в флейту, а другой, толстяк, стоймя поставил огромную скрипку и ерзает по ней какой-то линейкой, а третий лупит палками по барабану, локтями о медные линейки и ногами в большой пузатый бубен, а четвертая, лиловая курица, разъезжает взад и вперед по пианино и подпрыгивает... О! "Слуга покорный" - как говорит Зинин холостяк дядя, когда ему предлагают жениться.
  Клоуны - просто раскрашенные идиоты. Я думаю, что они напрасно притворяются, будто они нарочно идиоты, наверно, такие и есть. Разве станет умный человек подставлять морду под пощечину, кататься по грязным опилкам и мешать служителям убирать ковер? Совсем не смешно. Одно мне понравилось: у того клоуна, у которого сзади было нарисовано на широких штанах солнце, чуб на голове вставал и опускался... Еще ухо, я понимаю, но чуб! Очень интересный номер!
  Жеребец-толстяк, а что он не оседлан, совсем не важно. У него такая широкая спина, даже с выемкой, что пляши на ней, как на хозяйской постели, сколько хочешь. Прыгал он лениво. Словно вальсирующая корова... А мисс Каравелла все косилась трусливо на барьер и делала вид, что она первая наездница в мире. Костюм славненький - вверху ничего, а посредине зеленый и желтый бисер. И зачем она так долго ездила? Жеребец под конец так вспотел, что я расчихался. Неинтересно.
  Потом поставили круглую решетку, подкатили к дверям клетку, и вышли львы. Вышли... и зевают. Хорошие дикие звери! Зина немножко испугалась (девчонка!), но ведь я сидел рядом. Чего же бояться? Львы долго не хотели через укротительницу прыгать: уж она их упрашивала, и под шейкой щекотала и на ухо что-то шептала, и бичом под брюхо толкала. Согласились - и перепрыгнули. А потом завязала им глаза белыми лентами, взяла в руки колокольчик и стала играть с ними в жмурки. Один лев сделал три шага и лег. Другой понюхал и пошел за ней... Обман! Я сам видел: у нее в руке был маленький Кусочек мяса... Неинтересно!
  Выходило еще голландское семейство эквилибристов. Папа катался на переднем колесе велосипеда (отдельно!), мама на другом колесе (тоже отдельно!), сын скакал верхом на большом мяче, а дочка каталась на широком обруче задом наперед... Вот это здорово!
  Потом летали тарелки, ножи, лампы, зонтики, мальчики и девочки. Ух! Я даже залаял от радости. А под конец все семейство устроило пирамиду. Внизу папа и мама, на плечах две дочки, у них на плечах мальчик, у него на плечах собачка, у собачки на плечах... котенок, а у котенка на плечах... воробей! Трах - и все рассыпалось, закувыркалось по ковру и убежало за занавеску... Браво! Бис! Гав-гав-гав!

    * * *

  В антракте было еще веселей. Антракт - это когда одно кончилось, а другое еще не началось. И вот взрослые с детьми постарше пошли за занавеску смотреть лошадей и прочих млекопитающих, а самые крошечные дети вылезли из всех лож и углов на арену и устроили свой собственный цирк.
  Девочка с зеленым бантом изображала дрессированную лошадь и на четвереньках гарцевала по барьеру: голова набок, а сама все правой ножкой брыкала. Мальчишки, конечно, были львами и, пожалуй, свирепее настоящих - рычали, плевались, кусались и бросали друг в дружку опилками . Двое даже подрались: один другого шлепнул - шлепают же клоунов, - а тот ему сдачи... И оба заревели, совсем уж не по- клоунски... А я носился по всей арене и хватал их всех (шутя, конечно!) за коленки.
  Вышел карлик в сиреневом сюртучке с медными пуговицами и зазвонил в колокольчик. Дзинь-дзинь! Долой с арены - представление продолжается! Один из "львов", совсем еще маленький мальчик, ни за что не хотел уходить. И пришла его мама из ложи, взяла льва на руки, шлепнула и унесла на место. Вот тебе и лев!

    * * *

  Морж - молодец. Вернусь на нашу виллу и непременно попробую жонглировать горящей лампой. У меня, правда, не такой широкий нос... Ну что ж, возьму маленькую лампочку...
  Я побежал за занавеску: оказывается, у моржа в загородке есть цинковая ванна, а после представления ему дают живую рыбу, бутерброд с рыбьим жиром и рюмку водки. Здорово!
  Да, что я еще заметил! Под края циркового шатра подлезают бесплатные мальчишки и смотрят на представление... А карлик бегает кругом и хлопает их прутом по пяткам.
  Негр Буль-Пуль вроде сумасшедшего. Играл на метле "марш пьяных крокодилов", аккомпанировал себе на собственном животе, а ногами выделывал такие штуки, точно у него было четыре пары лап... И пахло от него корицей и жженой пробкой. Фи!
  Потом вышел "факир". Факир - это человек который сам себя режет, а ему даже приятно, и кровь не идет. Он себя, должно быть, замораживает перед представлением. Проткнул себе губы вязальной спицей, под мышку вбил гвоздь... Я даже отвернулся. Нервы не выдержали... А самое ужасное: он взял у толстого солдата из публики никелевые часы, проглотил их, только кончик цепочки изо рта болтался, - и попросил публику послушать, как у него в груди часы тикают. Ужас! Кожа по морозу подирается!
  Кажется, все. На закуску вылетела на арену крохотная мохнатая лошадка с красной метелкой над головой и с колокольчиками. Я и не знал, что есть такая порода лошадиных болонок! Она так чудесно прыгала сквозь обруч, становилась на задние лапки и брыкалась, что Зина пришла в восторг. Я тоже.
  Удивляюсь, почему Зинин папа не купит ей такую лошадку... Запрягли б мы ее в шарабанчик и катались по пляжу. Это тебе не на осле черепашьим шагом топтаться!.. И все бы очень удивлялись, и я бы получал много сахару...
  "Кто едет?" - "Микки с Зиной!"
  "Чья лошадка?" - "Миккина с Зиной!" Чудесно!
  Устал. Больше не могу... Вот сейчас только подпишусь и побегу на пляж играть в цирк. Бум-бум!
  
  
  
   Знаменитый укротитель догов и бульдогов,
  
  
  
  
  
  
  эквилибрист и наездник
  
  
  
  
  
  
  
   фокс Микки

    ПРОКЛЯТЫЙ ПАРОХОД

  У курортной пристани качался белый дом-пароход. Труба, балкончик для капитана, внизу - круглые окошечки, чтобы рыбы могли заглядывать в каюты. Спереди нос острый, сзади - тупой... Вода подшлепывает снизу, веревка скрипит, из пароходной печки - дым.
  "Гу-гу!" Фу, как труба противно лает. Все затыкают уши, а я не могу... Зина берет меня на ручки - я дрожу, доски под нами тоже дрожат - и несет меня на эту противную штуку. Сзади - папа.
  Прогулка! Мало им места на земле... Я хоть плавать умею, а они что будут делать в своих ботинках и чулках, если дом перевернется?
  Люди шли - шли - шли. Чистые костюмчики, из карманов - платочки (зубных щеток в петличках, слава Богу, еще не носят!), и все толкаются, и все извиняются. Пардон! А ты не толкайся, и пардона твоего не нужно, а то все лапы отдавили...
  Сели на скамейки по бокам, и вверху, и внизу, как воробьи на телеграфных проволоках... Небо качается, улица качается, и наш пол качается. И я совсем потерял центр тяжести, присел на пол и Распластался, как лягушка на льду.
  Так мучить сухопутного фокса! За что?!
  "Гу-гу-гу!"- поехали. Все машут лапами, посылают безвоздушные поцелуи. Подумаешь... На три часа уезжаем, и такое лицемерие. Подкрался к загородке посреди парохода и посмотрел вниз: железные лапы ходят, чмокают и переворачиваются, а главная нога, вся в масле, вокруг себя пляшет... Машина. "Чики-фуки, фуки-чики, пики-Микки, Микки- пики..." Да остановись ты хоть на минутку!!

    * * *

  Пока шли проливчиком - ничего. А потом заливчик, а потом... ух! Там море, тут море, небо с водой кругом сошлось, горизонты какие-то со всех сторон появились... Разве так можно? А земля где? За пароходом - белый кипяток, чайки вперегонку за нами летят и кричат, как голодные котята... Столько рыбы в море, целый день обедать можно, чего им еще надо?
  Ну что ж, раз прогулка, нечего под скамейкой пресмыкаться. Пошел по ногам, ноги вежливо раздвигаются. Пардон, силь ву пле. (Извините, пожалуйста!)
  У матросов деревянные башмаки - корабликами, у пассажиров обыкновенные, белые и желтые туфли. Практично и симпатично. А у дам что ни ноги, то другой фасон: с бантиками, с пряжечками, с красной решеткой, с зелеными каблучками... Кто им эти фасоны выдумывает?..
  Был у капитана на балкончике. Старенький, толстенький, борода, как у рождественского деда, глазки голубенькие. Расставил ноги и забавляется: повернет колесо с палками в одну сторону, потом в другую, потом в третью, а сам в трубку рычит: "Доброе утро! - полдоброго утра! четверть доброго утра!" - а может быть, я и напутал.
  Нашел кухню. Пол себе качайся, а она свое дело делает. Варит. Повар сунул мне в нос омара... но я на него так посмотрел, что ему стыдно стало, и он высморкался (повар).
  А пол все подымается, волны, как бульдоги, со всех сторон морды в пене, и все на меня кивают. Ай! Подымается, опускается. Смейся! Посади- ка краба на сушу, небось ему тоже будет несладко. Ветер свистит и выворачивает уши наизнанку. Ай!..
  У нашего соседа слетела в воду шляпа. "Свежеет!" - успокоил его Зинин папа. Дуреет, а не свежеет... Ба-бах! Ба-ба-бах!
  Я прижался к ногам незнакомой старухи, закрыл глаза и тихонько- тихонько визжал: море! Золотое мое море... Ну, перестань, ну, успокойся! Я никогда больше не поеду. Я маленький фокс, ничтожная собачка, за что ты на меня сердишься? Я никогда тебя не трогал, никогда на тебя не лаял (ух, как я врал!)...
  Да, так оно тебе и перестанет. И вот я вышел из себя. Вспрыгнул на скамейку, повернулся к морю спиной и наступил лапой на спасательный круг. На всякий случай, если бы пришлось спасать Зину, ее папу и капитана. Повар пусть тонет... Злой фокс. Зачем я пишу такие гадости? Спас бы и повара, пес с ним...

    * * *

  Все? Нет, не все! Жадные сухопутные люди не знают уже, что и придумать. Мало им берега, леса, поля, шоссе. Летать им надо! Сели на бензинную этажерку... и полетели. Даже смотреть страшно. Но ведь летают отдельные сумасшедшие, у них, верно, нет родителей, и некому их остановить. А по морю катаются все: дети, мамы, папы, дедушки и даже грудные младенцы. Вот судьба ("судьба" - это вроде большой, злой летучей мыши) их и наказывает...
  Качались - и докачались. Собаки, говорят, себя нехорошо ведут. Ага! Собаки... Посмотрели бы вы, как ведут себя на пароходе люди в новых костюмчиках, с новыми платочками в карманах, когда начинается качка!
  Я закрывал глаза, старался не дышать, нюхал лимонную корочку... Бррр!
  Но Зина - молодец. И ее папа - молодец. И капитан - молодец... А я... лучше не спрашивайте.

    * * *

  Когда показалась земля, миленькая зеленая земля, твердая земля с домиками, собачками, мясными лавками и купальными будками, я завизжал так пронзительно, что перекричал даже пароходный гудок.
  Клянусь и даю честное собачье слово, что лапа моя никогда на пароходе больше не будет! Почему меня всюду за собой таскают?.. Завтра Зинин папа затеет прогулку на облаках, так я с ними летать должен?! Пардон! Силь ву пле!
  Ага! Так и знал. Этот невозможный папа подцепил рыбака и заказывает ему на завтрашнюю ночь барку с луной и рыбной ловлей...
  На луну я и с берега посмотрю, а рыбу - кушайте сами...
  Море сегодня, правда, тихое, - знаем мы эту тишину. Но в комнате еще тише. Пол не качается, потолок не опрокидывается, пена не лезет в окошко, и люди вокруг не зеленеют и не желтеют. Брр!..
  
  
  
  
   Старый морской волк - фокс Микки

    ВОЗВРАЩАЮСЬ В ПАРИЖ

  
  
   И СТАВЛЮ БОЛЬШУЮ ТОЧКУ
  А веранде стояли чемоданы: свиной кожи, крокодиловой кожи и один маленький... брр!.. кажется собачьей. В палисаднике желтые листья плясали фокс-трот.
  Я побежал к океану: прощай!.. "Бумс!" Фи, какой невежливый. С ним прощаются, а он водой в морду...
  От полотняных купальных будок одни ребра остались. Небо - цвета грязной собаки. Астры висят головами вниз: скучают. Прощайте, до свидания! Хоть вы и без запаха, но я вас никогда, никогда не забуду...
  Простился с лесом. Он, верно, ничего не понял: зашумел, залопотал... Что ему маленький, живой Микки?
  Простился с лавочницей. Она тоже скучная. Сезон кончился, а тухлые кильки так и не распроданы.
  Чемоданы всю дорогу толкались и мешали мне думать. Зина серьезная, как наказанный попугай. Выросла, загорела. В голове уроки, подруги и переводные картинки - на меня ни разу не взглянула...
  И не надо! Что это за любовь такая по сезонам? Подружусь вот в Париже с каким-нибудь порядочным фоксом - и "никаких испанцев" (очень я люблю глупые человеческие слова повторять!)...

    * * *

  Приехали. Риехали. Иехали. Ехали. Хали. дли. Ли. И... Это я так нарочно пишу, а то лапа совсем затекла.
  Консьержкина собачонка посмотрела на меня с порога и отвернулась. Герцогиня какая! Ладно... Я тоже умею важничать. Вот повезут меня на собачью выставку, получу первую золотую медаль, а ты лопайся от зависти в консьержкиной берлоге.
  Совсем отвык от мебели. Тут буфет, там полубуфет, кровати - шире парохода, хоть бы лестнички к ним приставили... Гадость какая! А они еще хотят внизу у мебельщика старую шифоньерку купить! Красного дерева. Пусть хоть лилового - грош ей цена.
  Ах, как тесно в квартире! Горизонт перед носом, лес в трех вазонах, перескочить можно. И попрыгать не с кем. Зина в школе, тропики какие-то изучает. Кухарка сердитая и все губы мажет. Вот возьму и съем твою помаду, будешь с белыми губами ходить!
  На балконе коричневые листики корчатся и шуршат. Воробей один к нам повадился прилетать. Я ему булочку накрошил, а он вокруг моего носа прыгает и клюет. Вчера от скуки мы с ним поболтали.
  - Ты где живешь, птичка?
  - А везде.
  - Ну, как везде?.. Мама и папа у тебя есть?
  - Мама в другом районе, а папа в Сен-Клу Улетел...
  - Что же ты одна делаешь?
  - Прыгаю. Над сквериком полетаю, на веточке посижу. Вот ты у меня завелся, крошками кормишь. Хорошо!
  - Не холодно тебе? Ведь осень...
  - Чудак, да я ж вся на пуху. Чивик! Воробьи на углу дерутся... Эй- эй, подождите! Я тоже подраться хочу...
  Фурх - и улетел. Боже мой, Боже мой, почему у меня нет крыльев?..
  
  

    * * *

  Дрожу, дрожу, а толку мало. Центральное отопление вчера зашипело, я только спинку погрел, а оно остановилось. Проба была. Через две недели только его заведут на всю зиму. А я что ж, две недели дрожать должен?!
  Спать хочется ужасно. Днем сплю, вечером сплю, ночью... тоже сплю.
  Зина говорит, что у меня сонная болезнь. Мама говорит, что у меня собачья старость. Музыкальная учительница говорит, что у меня чума... Гав! На одну собаку столько болезней?!
  А у меня просто тоска. Очень мне нужна ваша осень и зима в квартире с шифоньерками!
  И тетрадка моя кончается. И писать больше не о чем... У-у! Был бы я медведь, пошел бы в лес, лег в берлогу, вымазал лапу медом и сосал бы ее до самой весны...
  Сегодня на балкон попал кусочек солнца: я на него улегся, а оно из- под меня ушло... Ах, Боже мой!
  Пока не забыл, надо записать вчерашний сон: будто все мы, я и остальное семейство, едем на юг, в Канн. Бог с ним, с зимним Парижем! И будто Зина с мамой ушли в закусочный вагон завтракать... Папа заснул (он всегда в поезде спит), и так горько мне стало!.. Почему меня не взяли с собой? А из саквояжа будто кто-то противным кошачьим голосом мяукнул:
  "Потому что собак в вагон-ресторан не пускают. Кошек всюду пускают, а собак, ах, оставьте!"
  И я рассвирепел, в саквояж зубами вцепился и... проснулся.
  
  

    * * *

  Перелистывал свои странички. А вдруг бы их кто-нибудь напечатал?! С моим портретом и ав-то-гра-фом?!..
  Попала бы моя книжка в лапки какой-нибудь девочке в зеленом платьице... Села бы она у камина с моим сочинением, читала бы, перелистывала бы и улыбалась. И в каждом доме, где только есть маленькие ножки с бантиками и без бантиков, знали бы мое имя: Микки!
  Зина спит, часы тикают. Консьержка храпит - о! - я и через пол слышу...
  До свидания, тетрадка, до свидания, лето, до свидания, дети - мальчики и девочки, папы и мамы дедушки и бабушки... Хотел заплакать, а вместо того чихнул.
  Ставлю большую, большую точку. Гав! Опять меня блоха укусила!.. В такую трогательную минуту...
  Кровопийца собачья!..
  
  
  
  
  
  
  Всеобщий детский друг,
  
  
  
  
  
  скромный и сонный фокс Микки
  
  
  
  
  
  
  
   1924-1927 ---------- OCR liosha@hotbox.ru

Категория: Книги | Добавил: Armush (21.11.2012)
Просмотров: 533 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа