бку. Как у меня
колотится сердце!..
Тигр - противный. Большая кошка и больше ничего. Воображаю, если
его пустить в молочную. Целую ванну сливок выпьет, не меньше. А потом
съест молочницу и пойдет в Булонский лес отдыхать.
Лев - славненький... Один совсем старичок. Под кожей складки,
лысый и даже хвостом не дрыгает. Зина читала как-то, что лев очень
любит, если к нему в клетку посадить собачку. Пять разорвет, а с
шестой подружится. Я думаю, что лучше быть... седьмой - и гулять на
свободе.
Есть еще какие-то зубры. Мохнатый, рогатый, голова копной. Зачем
такие водятся? Ни играть с ним, ни носить его на руках нельзя...
Вообще на свете много лишнего.
Дикобраз, например. Ну куда он годится? Камин им чистить, что ли?
Или кенгуру... На животе у нее портмоне, а в портмоне кенгуренок. А
шкура у нее, кажется, застегивается на спине, как Зинин лифчик.
Ерунда!
Слава Богу, что я фокс! Собак в клетки не сажают. Хотя бы
некоторых следовало: бульдогов и разных других догов. Очень
несимпатичные собаки! И почти дикие. У нас напротив живет бульдог
Цезарь, так он непременно норовит перед нашей дверью сделать пакость.
Надо будет ему отомстить. Как?.. Очень просто. У них ведь тоже есть
дверь...
Людей в клетках не видал. А уж нашего садовника не мешало бы
посадить! С кухаркой - вместе. Написать: "Собачьи враги". И давать им
в день по кочану капусты и по две морковки - больше ни-ни. Почему они
меня не кормили? Почему сами крали и яйца, и сливки, и коньяк, а меня
за каждую несчастную косточку ногой шпыняли?
Видел змей. Одна, большая и длинная, как пожарная кишка,
посмотрела на меня и прошипела: "Этого, пожалуй, не проглотишь!"
Скотина... Так тебе и позволили живых фоксов глотать!
У слона два хвоста - спереди и сзади, и рога во рту... И пусть
меня сто раз уверяют, что это "хобот" и "клыки", я говорю: хвост и
рога. Зина решила, что если посмотреть на мышь в телескоп, то
получится слон. А что такое телескоп, пес его знает!
Да... Птицы, оказывается, бывают ростом с буфет. Страусы!.. И на
хвосте у них такие же перья, как в альбоме у Зининой бабушки на шляпе.
Перьев этих теперь больше не носят, молока страусы не дают, значит,
надо их просто зажарить, начинить каштанами и съесть! Ты бы, Микки,
хотел страусовую лапку погрызть? Что ж, я любопытный...
Поздно. Надо идти спать. А в голове карусель: обезьяньи зады,
верблюжьи горбы, слоновые перья и страусовые хоботы...
Пойду еще понюхаю валерьяновую пробочку. Сердце так и стучит...
Как мотоциклет...
Тошнит! Ик... Где кухаркина умывательная чашка?!
КАРАНДАШ дрожит в моих зубах... Ах, что случилось! В кинематографе
это называется "трагедия", а по-моему, еще хуже. Мы вернулись из
Парижа на пляж, и я немножко одурел. Носился мимо всех кабинок, прыгал
через отдыхающих дам, обнюхивал знакомых детей - душечки! - и радостно
лаял. К черту Зоологический сад, да здравствует собачья свобода!
И вот... допрыгался. Повернул к парку, нырнул в какой-то зеленый
переулок, попал в чужой огород - растерзал старую туфлю, - оттуда в
поле, оттуда на шоссе - и все погибло! Я заблудился... Сел на камень,
задрожал и потерял "присутствие духа". До сих пор я не знал, что такое
это "присутствие"...
Обнюхал шоссе: чужие подметки, пыль, резина и автомобильное
масло... где моя вилла? Домики вдруг стали все одинаковые, дети у
калиток, словно мыши, сделались похожи друг на друга. Вылетел к морю -
другое море! И небо не то, и берег пустой и шершавый... Старички и
дети обдирали со скалы устриц, никто на меня и не взглянул. Ну
конечно, идиотские устрицы интереснее бездомного фокса! Песок летит в
глаза. Тростник лопочет какой-то вздор. Ему, дураку, хорошо - прирос к
месту, не заблудится... Слезы горохом покатились по морде. И ужаснее
всего: я голый! Ошейник остался дома, а на ошейнике мой адрес. Любая
девчонка (уж я бы устроил!) прочла бы его и отвела меня домой. Ух!
Если бы не отлив, я бы, пожалуй, утопился... Примечание: и был бы
большой дурак, потому что я все-таки отыскался.
Перед желтым забором у палисадничка прислонился к телеграфному
столбу и опустил голову. Я видел на картинке в такой позе
заблудившуюся собачку, и поза эта мне очень понравилась.
Что ж, я не ошибся. В калитке показалось розовое пятно. Вышла
девочка (они всегда добрее мальчиков) и присела передо мной на
дорожке.
- Что с тобой, собачка?
Я всхлипнул и поднял правую лапку. Понятно и без слов.
- Заблудилась? Хочешь ко мне? Может быть, тебя еще и найдут...
Мама у меня добрая, а с папой справимся.
Что делать? Ночевать в лесу... Разве я дикий верблюд? В животе
пусто. Я пошел за девочкой и благодарно лизнул ее в коленку. Если она
когда-нибудь заблудится, непременно отведу ее домой...
- Мама! - запищала она. - Мамочка! Я привела Фифи, она
заблудилась. Можно ее пока оставить у нас?
О! Почему "Фифи"?! Я Микки, Микки! Но я у которого такие
прекрасные мысли, не могу ведь и полслова сказать на их человеческом
языке.. Пусть. Кто сам себе яму копает, тот в нее и попадает...
Мама надела пенсне (будто и без пенсне не видно, что я
заблудился!) и улыбнулась:
- Какая хорошенькая! Дай ей, дружок, молока с булкой. У нее очень
порядочный вид... А там посмотрим.
"У нее"... У него, а не у нее! Я же ведь мальчик. Но ужасно
хотелось есть, надо было покориться.
Ел я не торопясь, будто одолжение им делал. Вы угощаете? Спасибо,
я съем. Но, пожалуйста, не подумайте, что я какой-нибудь голодный
бродячий пес.
Потом пришел папа. Почему эти папы всюду суют свой нос, не знаю...
- Что это за собака? Что у тебя, Лили, за манера тащить всех
зверей к нам на виллу? Может быть, она чахоточная... Пойди, пойди
прочь отсюда! Ну!
Я? Чахоточная?
Девочка расхныкалась. Я с достоинством сделал шаг к калитке. Но
мама строго посмотрела на папу. Он был дрессированный: фукнул, пожал
плечами и пошел на веранду читать свою газету. Съел?
А я встал перед мамой на задние лапки, сделал три па и перепрыгнул
через скамеечку. Гоп! Вперед, тур вокруг комнаты и назад...
- Мамочка, какой он умница!
Еще бы. Если бы я был человеком, давно бы уже профессором был.
Новый папа делает вид, что меня не замечает. Я его - тоже... Во
сне видел Зину и залаял от радости: она кормила меня с ложечки гоголь-
моголем и говорила: "Ты мое сокровище... если ты еще раз заблудишься,
я никогда не выйду замуж".
Лили проснулась - в окне белел рассвет - и свесила голову с
кроватки:
- Фифи! Ты чего?
Ничего. Страдаю. Кошке все равно: сегодня Зина, завтра Лили. А я
честная, привязчивая собака...
Второй день без Зины. К новой девочке пришел в гости толстый
мальчик- кузен. У собак, слава Богу, кузенов нет... Садился на меня
верхом, чуть не раздавил. Потом запряг меня в автомобиль - а я уперся!
Собаку? В автомобиль?! Тыкал моими лапами в пианино. Я все снес и из
вежливости даже не укусил его...
Лилина мама меня оценила, и когда девочка опрокинула тарелку с
супом, показала на меня:
- Бери пример с Фифи! Видишь, как она осторожно ест...
Опять Фифи! Когда что-нибудь не нравится, говорят: "фи!" Фи-фи,
значит, когда совсем не нравится? Придумают же такое цыплячье имя... Я
нашел под шкапом кубики с буквами и сложил: "Микки". Потянул девочку
за юбку: читай! Кажется, ясно. А она ничего не поняла и кричит:
- Мама! Фифи умеет показывать фокусы!
- Хорошо. Дай ему шоколаду.
Ах, когда же, когда же меня найдут? Побежал даже в мэрию. Быть
может, Зина заявила туда что я потерялся. Ничего подобного. На пороге
лежала лохматая дворняжка и зарычала:
- Р-рав! Ты куда, бродяга, суешься?
Я?! Бродяга?! Мужик ты несчастный!..
Счастье твое, что я так воспитан, что с дворнягами в драку не
лезу...
"Гора с плеч свалилась"... Куда она свалилась, не знаю, но,
словом... я нашелся!
Лили вышла со мной на пляж. И вдруг вдали - лиловое с белым
платьице, полосатый мяч и светлые кудряшки. Зина!!
Как мы целовались, как мы визжали, как мы плакали!
Лили тихонько подошла и спросила:
- Это ваша Фифи?
- Да! Только это не Фифи, а Микки...
- Ах, Микки! Извините, я не знала. Позвольте вам ее передать. Она
заблудилась, и я ее приютила.
А у самой в глазах "трагедия".
Но Зина ее утешила. Поблагодарила "очень-очень-очень" и обещала
приходить со мной в гости. Они подружатся, уж я это по глазам заметил.
Я, разумеется, послужил перед Лили и передние лапки накрест
сложил: Мерси! Очень-очень-очень...
И пошел, сконфуженный, за Зиной, ни на шаг не отходя от ее милых
смуглых ножек.
У нашего вокзала появились длинные дома на колесах. Не то фургоны,
не то вагоны. Красные, с зелеными ставенками, над крышей труба, из
трубы дым. На откидной ступеньке одного дома сидел карлик с огромной
головой и красными глазами и мрачно курил трубку. А в глубине двора
тоже вагоны-дома, но с решетками, и пахло от них густо-прегусто
зоологическим садом.
На афишах чудеса... Три льва прыгают через укротительницу, а потом
играют с ней в жмурки. Морж жонглирует горящей лампой и бильярдными
шарами. Морж - такой неповоротливый дурак... кто бы подумал!
Знаменитый пудель Флакс решает задачи на сложение и вычитание...
Важность какая... Я и делить и умножать умею... Однако в знаменитости
не лезу. Мисс Каравелла исполнит на неоседланном жеребце джигу -
матросский танец. Негр Буль-Пуль... Стоп! Не надо забегать вперед,
Микки, а то совсем спутаешься - что это за собачья привычка такая!
Зинин папа взял нам ложу: мне и Зине. Ложа - это такая будка,
вроде собачьей, но без крыши. Обита красным вонючим коленкором. Стулья
складные и жесткие, потому что цирк походный.
Оркестр ужасный! Я вообще музыки не выношу, особенно граммофона.
Но когда один скелет плюет в флейту, а другой, толстяк, стоймя
поставил огромную скрипку и ерзает по ней какой-то линейкой, а третий
лупит палками по барабану, локтями о медные линейки и ногами в большой
пузатый бубен, а четвертая, лиловая курица, разъезжает взад и вперед
по пианино и подпрыгивает... О! "Слуга покорный" - как говорит Зинин
холостяк дядя, когда ему предлагают жениться.
Клоуны - просто раскрашенные идиоты. Я думаю, что они напрасно
притворяются, будто они нарочно идиоты, наверно, такие и есть. Разве
станет умный человек подставлять морду под пощечину, кататься по
грязным опилкам и мешать служителям убирать ковер? Совсем не смешно.
Одно мне понравилось: у того клоуна, у которого сзади было нарисовано
на широких штанах солнце, чуб на голове вставал и опускался... Еще
ухо, я понимаю, но чуб! Очень интересный номер!
Жеребец-толстяк, а что он не оседлан, совсем не важно. У него
такая широкая спина, даже с выемкой, что пляши на ней, как на
хозяйской постели, сколько хочешь. Прыгал он лениво. Словно
вальсирующая корова... А мисс Каравелла все косилась трусливо на
барьер и делала вид, что она первая наездница в мире. Костюм
славненький - вверху ничего, а посредине зеленый и желтый бисер. И
зачем она так долго ездила? Жеребец под конец так вспотел, что я
расчихался. Неинтересно.
Потом поставили круглую решетку, подкатили к дверям клетку, и
вышли львы. Вышли... и зевают. Хорошие дикие звери! Зина немножко
испугалась (девчонка!), но ведь я сидел рядом. Чего же бояться? Львы
долго не хотели через укротительницу прыгать: уж она их упрашивала, и
под шейкой щекотала и на ухо что-то шептала, и бичом под брюхо
толкала. Согласились - и перепрыгнули. А потом завязала им глаза
белыми лентами, взяла в руки колокольчик и стала играть с ними в
жмурки. Один лев сделал три шага и лег. Другой понюхал и пошел за
ней... Обман! Я сам видел: у нее в руке был маленький Кусочек мяса...
Неинтересно!
Выходило еще голландское семейство эквилибристов. Папа катался на
переднем колесе велосипеда (отдельно!), мама на другом колесе (тоже
отдельно!), сын скакал верхом на большом мяче, а дочка каталась на
широком обруче задом наперед... Вот это здорово!
Потом летали тарелки, ножи, лампы, зонтики, мальчики и девочки.
Ух! Я даже залаял от радости. А под конец все семейство устроило
пирамиду. Внизу папа и мама, на плечах две дочки, у них на плечах
мальчик, у него на плечах собачка, у собачки на плечах... котенок, а у
котенка на плечах... воробей! Трах - и все рассыпалось, закувыркалось
по ковру и убежало за занавеску... Браво! Бис! Гав-гав-гав!
В антракте было еще веселей. Антракт - это когда одно кончилось, а
другое еще не началось. И вот взрослые с детьми постарше пошли за
занавеску смотреть лошадей и прочих млекопитающих, а самые крошечные
дети вылезли из всех лож и углов на арену и устроили свой собственный
цирк.
Девочка с зеленым бантом изображала дрессированную лошадь и на
четвереньках гарцевала по барьеру: голова набок, а сама все правой
ножкой брыкала. Мальчишки, конечно, были львами и, пожалуй, свирепее
настоящих - рычали, плевались, кусались и бросали друг в дружку
опилками . Двое даже подрались: один другого шлепнул - шлепают же
клоунов, - а тот ему сдачи... И оба заревели, совсем уж не по-
клоунски... А я носился по всей арене и хватал их всех (шутя,
конечно!) за коленки.
Вышел карлик в сиреневом сюртучке с медными пуговицами и зазвонил
в колокольчик. Дзинь-дзинь! Долой с арены - представление
продолжается! Один из "львов", совсем еще маленький мальчик, ни за что
не хотел уходить. И пришла его мама из ложи, взяла льва на руки,
шлепнула и унесла на место. Вот тебе и лев!
Морж - молодец. Вернусь на нашу виллу и непременно попробую
жонглировать горящей лампой. У меня, правда, не такой широкий нос...
Ну что ж, возьму маленькую лампочку...
Я побежал за занавеску: оказывается, у моржа в загородке есть
цинковая ванна, а после представления ему дают живую рыбу, бутерброд с
рыбьим жиром и рюмку водки. Здорово!
Да, что я еще заметил! Под края циркового шатра подлезают
бесплатные мальчишки и смотрят на представление... А карлик бегает
кругом и хлопает их прутом по пяткам.
Негр Буль-Пуль вроде сумасшедшего. Играл на метле "марш пьяных
крокодилов", аккомпанировал себе на собственном животе, а ногами
выделывал такие штуки, точно у него было четыре пары лап... И пахло от
него корицей и жженой пробкой. Фи!
Потом вышел "факир". Факир - это человек который сам себя режет, а
ему даже приятно, и кровь не идет. Он себя, должно быть, замораживает
перед представлением. Проткнул себе губы вязальной спицей, под мышку
вбил гвоздь... Я даже отвернулся. Нервы не выдержали... А самое
ужасное: он взял у толстого солдата из публики никелевые часы,
проглотил их, только кончик цепочки изо рта болтался, - и попросил
публику послушать, как у него в груди часы тикают. Ужас! Кожа по
морозу подирается!
Кажется, все. На закуску вылетела на арену крохотная мохнатая
лошадка с красной метелкой над головой и с колокольчиками. Я и не
знал, что есть такая порода лошадиных болонок! Она так чудесно прыгала
сквозь обруч, становилась на задние лапки и брыкалась, что Зина пришла
в восторг. Я тоже.
Удивляюсь, почему Зинин папа не купит ей такую лошадку... Запрягли
б мы ее в шарабанчик и катались по пляжу. Это тебе не на осле
черепашьим шагом топтаться!.. И все бы очень удивлялись, и я бы
получал много сахару...
"Кто едет?" - "Микки с Зиной!"
"Чья лошадка?" - "Миккина с Зиной!" Чудесно!
Устал. Больше не могу... Вот сейчас только подпишусь и побегу на
пляж играть в цирк. Бум-бум!
Знаменитый укротитель догов и бульдогов,
эквилибрист и наездник
У курортной пристани качался белый дом-пароход. Труба, балкончик
для капитана, внизу - круглые окошечки, чтобы рыбы могли заглядывать в
каюты. Спереди нос острый, сзади - тупой... Вода подшлепывает снизу,
веревка скрипит, из пароходной печки - дым.
"Гу-гу!" Фу, как труба противно лает. Все затыкают уши, а я не
могу... Зина берет меня на ручки - я дрожу, доски под нами тоже дрожат
- и несет меня на эту противную штуку. Сзади - папа.
Прогулка! Мало им места на земле... Я хоть плавать умею, а они что
будут делать в своих ботинках и чулках, если дом перевернется?
Люди шли - шли - шли. Чистые костюмчики, из карманов - платочки
(зубных щеток в петличках, слава Богу, еще не носят!), и все
толкаются, и все извиняются. Пардон! А ты не толкайся, и пардона
твоего не нужно, а то все лапы отдавили...
Сели на скамейки по бокам, и вверху, и внизу, как воробьи на
телеграфных проволоках... Небо качается, улица качается, и наш пол
качается. И я совсем потерял центр тяжести, присел на пол и
Распластался, как лягушка на льду.
Так мучить сухопутного фокса! За что?!
"Гу-гу-гу!"- поехали. Все машут лапами, посылают безвоздушные
поцелуи. Подумаешь... На три часа уезжаем, и такое лицемерие.
Подкрался к загородке посреди парохода и посмотрел вниз: железные лапы
ходят, чмокают и переворачиваются, а главная нога, вся в масле, вокруг
себя пляшет... Машина. "Чики-фуки, фуки-чики, пики-Микки, Микки-
пики..." Да остановись ты хоть на минутку!!
Пока шли проливчиком - ничего. А потом заливчик, а потом... ух!
Там море, тут море, небо с водой кругом сошлось, горизонты какие-то со
всех сторон появились... Разве так можно? А земля где? За пароходом -
белый кипяток, чайки вперегонку за нами летят и кричат, как голодные
котята... Столько рыбы в море, целый день обедать можно, чего им еще
надо?
Ну что ж, раз прогулка, нечего под скамейкой пресмыкаться. Пошел
по ногам, ноги вежливо раздвигаются. Пардон, силь ву пле. (Извините,
пожалуйста!)
У матросов деревянные башмаки - корабликами, у пассажиров
обыкновенные, белые и желтые туфли. Практично и симпатично. А у дам
что ни ноги, то другой фасон: с бантиками, с пряжечками, с красной
решеткой, с зелеными каблучками... Кто им эти фасоны выдумывает?..
Был у капитана на балкончике. Старенький, толстенький, борода, как
у рождественского деда, глазки голубенькие. Расставил ноги и
забавляется: повернет колесо с палками в одну сторону, потом в другую,
потом в третью, а сам в трубку рычит: "Доброе утро! - полдоброго утра!
четверть доброго утра!" - а может быть, я и напутал.
Нашел кухню. Пол себе качайся, а она свое дело делает. Варит.
Повар сунул мне в нос омара... но я на него так посмотрел, что ему
стыдно стало, и он высморкался (повар).
А пол все подымается, волны, как бульдоги, со всех сторон морды в
пене, и все на меня кивают. Ай! Подымается, опускается. Смейся! Посади-
ка краба на сушу, небось ему тоже будет несладко. Ветер свистит и
выворачивает уши наизнанку. Ай!..
У нашего соседа слетела в воду шляпа. "Свежеет!" - успокоил его
Зинин папа. Дуреет, а не свежеет... Ба-бах! Ба-ба-бах!
Я прижался к ногам незнакомой старухи, закрыл глаза и тихонько-
тихонько визжал: море! Золотое мое море... Ну, перестань, ну,
успокойся! Я никогда больше не поеду. Я маленький фокс, ничтожная
собачка, за что ты на меня сердишься? Я никогда тебя не трогал,
никогда на тебя не лаял (ух, как я врал!)...
Да, так оно тебе и перестанет. И вот я вышел из себя. Вспрыгнул на
скамейку, повернулся к морю спиной и наступил лапой на спасательный
круг. На всякий случай, если бы пришлось спасать Зину, ее папу и
капитана. Повар пусть тонет... Злой фокс. Зачем я пишу такие гадости?
Спас бы и повара, пес с ним...
Все? Нет, не все! Жадные сухопутные люди не знают уже, что и
придумать. Мало им берега, леса, поля, шоссе. Летать им надо! Сели на
бензинную этажерку... и полетели. Даже смотреть страшно. Но ведь
летают отдельные сумасшедшие, у них, верно, нет родителей, и некому их
остановить. А по морю катаются все: дети, мамы, папы, дедушки и даже
грудные младенцы. Вот судьба ("судьба" - это вроде большой, злой
летучей мыши) их и наказывает...
Качались - и докачались. Собаки, говорят, себя нехорошо ведут.
Ага! Собаки... Посмотрели бы вы, как ведут себя на пароходе люди в
новых костюмчиках, с новыми платочками в карманах, когда начинается
качка!
Я закрывал глаза, старался не дышать, нюхал лимонную корочку...
Бррр!
Но Зина - молодец. И ее папа - молодец. И капитан - молодец... А
я... лучше не спрашивайте.
Когда показалась земля, миленькая зеленая земля, твердая земля с
домиками, собачками, мясными лавками и купальными будками, я завизжал
так пронзительно, что перекричал даже пароходный гудок.
Клянусь и даю честное собачье слово, что лапа моя никогда на
пароходе больше не будет! Почему меня всюду за собой таскают?.. Завтра
Зинин папа затеет прогулку на облаках, так я с ними летать должен?!
Пардон! Силь ву пле!
Ага! Так и знал. Этот невозможный папа подцепил рыбака и
заказывает ему на завтрашнюю ночь барку с луной и рыбной ловлей...
На луну я и с берега посмотрю, а рыбу - кушайте сами...
Море сегодня, правда, тихое, - знаем мы эту тишину. Но в комнате
еще тише. Пол не качается, потолок не опрокидывается, пена не лезет в
окошко, и люди вокруг не зеленеют и не желтеют. Брр!..
Старый морской волк - фокс Микки
И СТАВЛЮ БОЛЬШУЮ ТОЧКУ
А веранде стояли чемоданы: свиной кожи, крокодиловой кожи и один
маленький... брр!.. кажется собачьей. В палисаднике желтые листья
плясали фокс-трот.
Я побежал к океану: прощай!.. "Бумс!" Фи, какой невежливый. С ним
прощаются, а он водой в морду...
От полотняных купальных будок одни ребра остались. Небо - цвета
грязной собаки. Астры висят головами вниз: скучают. Прощайте, до
свидания! Хоть вы и без запаха, но я вас никогда, никогда не забуду...
Простился с лесом. Он, верно, ничего не понял: зашумел,
залопотал... Что ему маленький, живой Микки?
Простился с лавочницей. Она тоже скучная. Сезон кончился, а тухлые
кильки так и не распроданы.
Чемоданы всю дорогу толкались и мешали мне думать. Зина серьезная,
как наказанный попугай. Выросла, загорела. В голове уроки, подруги и
переводные картинки - на меня ни разу не взглянула...
И не надо! Что это за любовь такая по сезонам? Подружусь вот в
Париже с каким-нибудь порядочным фоксом - и "никаких испанцев" (очень
я люблю глупые человеческие слова повторять!)...
Приехали. Риехали. Иехали. Ехали. Хали. дли. Ли. И... Это я так
нарочно пишу, а то лапа совсем затекла.
Консьержкина собачонка посмотрела на меня с порога и отвернулась.
Герцогиня какая! Ладно... Я тоже умею важничать. Вот повезут меня на
собачью выставку, получу первую золотую медаль, а ты лопайся от
зависти в консьержкиной берлоге.
Совсем отвык от мебели. Тут буфет, там полубуфет, кровати - шире
парохода, хоть бы лестнички к ним приставили... Гадость какая! А они
еще хотят внизу у мебельщика старую шифоньерку купить! Красного
дерева. Пусть хоть лилового - грош ей цена.
Ах, как тесно в квартире! Горизонт перед носом, лес в трех
вазонах, перескочить можно. И попрыгать не с кем. Зина в школе,
тропики какие-то изучает. Кухарка сердитая и все губы мажет. Вот
возьму и съем твою помаду, будешь с белыми губами ходить!
На балконе коричневые листики корчатся и шуршат. Воробей один к
нам повадился прилетать. Я ему булочку накрошил, а он вокруг моего
носа прыгает и клюет. Вчера от скуки мы с ним поболтали.
- Ты где живешь, птичка?
- А везде.
- Ну, как везде?.. Мама и папа у тебя есть?
- Мама в другом районе, а папа в Сен-Клу Улетел...
- Что же ты одна делаешь?
- Прыгаю. Над сквериком полетаю, на веточке посижу. Вот ты у меня
завелся, крошками кормишь. Хорошо!
- Не холодно тебе? Ведь осень...
- Чудак, да я ж вся на пуху. Чивик! Воробьи на углу дерутся... Эй-
эй, подождите! Я тоже подраться хочу...
Фурх - и улетел. Боже мой, Боже мой, почему у меня нет крыльев?..
Дрожу, дрожу, а толку мало. Центральное отопление вчера зашипело,
я только спинку погрел, а оно остановилось. Проба была. Через две
недели только его заведут на всю зиму. А я что ж, две недели дрожать
должен?!
Спать хочется ужасно. Днем сплю, вечером сплю, ночью... тоже сплю.
Зина говорит, что у меня сонная болезнь. Мама говорит, что у меня
собачья старость. Музыкальная учительница говорит, что у меня чума...
Гав! На одну собаку столько болезней?!
А у меня просто тоска. Очень мне нужна ваша осень и зима в
квартире с шифоньерками!
И тетрадка моя кончается. И писать больше не о чем... У-у! Был бы
я медведь, пошел бы в лес, лег в берлогу, вымазал лапу медом и сосал
бы ее до самой весны...
Сегодня на балкон попал кусочек солнца: я на него улегся, а оно из-
под меня ушло... Ах, Боже мой!
Пока не забыл, надо записать вчерашний сон: будто все мы, я и
остальное семейство, едем на юг, в Канн. Бог с ним, с зимним Парижем!
И будто Зина с мамой ушли в закусочный вагон завтракать... Папа заснул
(он всегда в поезде спит), и так горько мне стало!.. Почему меня не
взяли с собой? А из саквояжа будто кто-то противным кошачьим голосом
мяукнул:
"Потому что собак в вагон-ресторан не пускают. Кошек всюду
пускают, а собак, ах, оставьте!"
И я рассвирепел, в саквояж зубами вцепился и... проснулся.
Перелистывал свои странички. А вдруг бы их кто-нибудь напечатал?!
С моим портретом и ав-то-гра-фом?!..
Попала бы моя книжка в лапки какой-нибудь девочке в зеленом
платьице... Села бы она у камина с моим сочинением, читала бы,
перелистывала бы и улыбалась. И в каждом доме, где только есть
маленькие ножки с бантиками и без бантиков, знали бы мое имя: Микки!
Зина спит, часы тикают. Консьержка храпит - о! - я и через пол
слышу...
До свидания, тетрадка, до свидания, лето, до свидания, дети -
мальчики и девочки, папы и мамы дедушки и бабушки... Хотел заплакать,
а вместо того чихнул.
Ставлю большую, большую точку. Гав! Опять меня блоха укусила!.. В
такую трогательную минуту...
Кровопийца собачья!..
Всеобщий детский друг,
скромный и сонный фокс Микки
1924-1927
----------
OCR liosha@hotbox.ru