Беккер Густаво Адольфо - Зеленые глаза

   Густаво Адольфо Беккер

  

   Перевод. Ек. Бекетовой. (1895 г.)

   OCR Бычков М. Н.

  

  

  

   Давно уже мне хотелось написать что-нибудь под этим заглавием. Сегодня представился к тому случай; я написал заглавие большими буквами на первом листе и пустил перо блуждать наугад.

   Мне кажется, я видел глаза, какие хочу описать в этой легенде. Может быть, видел во сне; но только наверное видел. Конечно, мне не удастся изобразить их совершенно такими, как они были - светлыми, про-зрачными, точно капли дождя, скользящие по листьям деревьев после летней грозы. Во всяком случае, я наде-юсь, воображение моих читателей поможет им понять то, что мы вправе назвать эскизом картины, которую я когда-нибудь напишу.

  

  

   - Олень ранен... ранен, сомнений нет. Кровавые следы тянутся в горных зарослях; когда он перепрыги-вал один из этих кустов, ноги его подкосились... Наш молодой сеньор начинает с того, чем другие кончают... Сорок лет я охочусь и не видывал лучшего удара... Но, ради святого покровителя Сории, загородите оленю путь к дубовой роще, раздразните собак, трубите в рог что есть мочи, пришпорьте получше коней! Разве вы не видите: он скачет к Тополиному источнику? А уж если перепрыгнет через него живым, можем считать, что он ушел!

   Эхо повторило в ущельях Монкайо звук рога, лай спущенной своры; крики пажей раздались с новой си-лой, и люди, лошади и собаки устремились туда, куда указывал Иньиго, главный ловчий маркизов Альменар, чтобы преградить путь зверю.

   Но все было напрасно. Когда самая резвая из борзых, едва дыша, вся в пене, примчалась к дубовой роще, олень с быстротою стрелы уже миновал ее и поте-рялся в кустарнике ложбины, которая вела к источнику.

   - Стойте! Стойте! - закричал Иньиго.- Видно, господь судил ему уйти.

   Кавалькада остановилась, рог умолк, и борзая, глухо рыча, оставила след, повинуясь голосу охотника.

   В эту минуту к свите присоединился герой празд-ника, Фернандо де Архенсола, наследник Альменаров.

   - Что ты делаешь? - воскликнул он, обращаясь к ловчему, меж тем как удивление выражалось на его лице и гнев уже загорался в глазах.- Что ты делаешь, глупец? Ты видишь, что олень ранен, знаешь, что это первый, кого я сразил своей рукою, и оставляешь след, даешь оленю скрыться, чтобы он издох в лесной чаще?! Быть может, ты думаешь, что я убиваю дичь на угоще-ние волкам?

   - Сеньор,- пробормотал Иньиго сквозь зубы,- дальше идти невозможно.

   - Невозможно? Отчего же?

   - Оттого что эта ложбина,- отвечал ловчий,- ведет к Тополиному источнику, а в водах его обитает злой дух. Кто дерзнет возмутить течение, дорого запла-тит за смелость. Олень, наверное, уже перескочил через ручей, однако мы перескочить не можем, не накликав на свою голову ужасного бедствия. Мы, охотники,- властители Монкайо, но властители, платящие дань. Дичь, которая укроется за таинственным источником, для нас потеряна.

   - Потеряна! Да скорее я потеряю земли предков, скорее предам душу в руки сатаны, чем позволю, чтобы от меня ушел единственный олень, раненный мною, первая моя добыча! Смотри, смотри! Его еще видно отсюда... ноги у него слабеют... бег замедляется. Пусти меня, пусти, не держи узду, а не то я опрокину тебя на землю! Может, он не успеет добежать до источника! А если и добежит,- что мне прозрачные воды ручья и все его обитатели! Вперед, Молния! Вперед, мой конь! Если ты настигнешь оленя, я велю украсить твою золо-тую сбрую всеми моими алмазами!

   Лошадь и всадник умчались, словно вихрь.

   Иньиго провожал их взглядом, пока они не скрылись в чаще; потом осмотрелся кругом. Все, как и он, стояли неподвижно.

   Наконец ловчий воскликнул:

   - Сеньоры, вы видели - я рисковал погибнуть под копытами коня, чтобы остановить его. Я исполнил свой долг. Против черта храбрость не поможет. До этой черты охотник силен самострелом, а дальше пусть идет священник со святой водой!

  

  

   - Вы изменились в лице, вы мрачны и печальны, что случилось? С того дня, который я всегда буду считать роковым, с тех пор, как вы пустились к источнику вслед за раненым оленем, точно какая-то ведьма зачаровала вас. Вы больше не ездите в горы с шумной сворой собак, звуки вашего рога не пробуждают эха. Одинокий, за-думчивый, вы берете каждое утро свой самострел, уходите в чащу и остаетесь там, пока не скроется солн-це. А когда сгущается мрак и вы возвращаетесь в замок, бледный и усталый, я напрасно ищу добычу в вашей сумке. Что занимает вас долгими часами вдали от тех, кто вас любит?

   Пока Иньиго говорил, Фернандо, погруженный в свои мысли, рассеянно строгал охотничьим ножом чер-ное дерево скамьи.

   После долгого молчания, нарушаемого только скри-пом лезвия, скользившего по гладкому дереву, молодой человек обратился к слуге, как будто не слыхал ни одно-го его слова:

   - Иньиго, ты уже стар, ты знаешь все тропы горы Монкайо, ты преследовал дичь на ее склонах и по долгу охоты не раз подымался на вершину. Скажи мне, не встречал ли ты женщину, которая живет среди скал?

   - Женщину! - с удивлением воскликнул охотник, пристально глядя на хозяина.

   - Да,- сказал тот.- Со мной случилась странная история, очень странная... Я думал, что могу вечно хранить тайну, но это невозможно: она переполнила мое сердце, она начертана у меня на лице. Что ж, я тебе ее открою... Ты мне поможешь разгадать загадку этой женщины, которая, кажется, существует лишь для меня, ибо никто ее не знает, никто не видел и никто не может о ней ничего сказать.

   Охотник молча придвинул скамью поближе к своему сеньору, с которого не сводил испуганных глаз. Фернан-до собрался с мыслями и продолжал:

   - С того дня, как я поскакал к Тополиному источни-ку, несмотря на твои зловещие предсказания, и, переправившись через него, догнал оленя, которого спасло твое суеверие, душа моя преисполнилась жаждой уеди-нения.

   Ты не знаешь этого места. Смотри - родник сочится из недр скалы и тоненькой струйкой скользит среди зелени плавающих листьев. Капли, блещущие, как золо-тые точки, и звенящие, как струны, сливаются в траве и журчат, журчат, напоминая жужжание пчел, когда они вьются вокруг цветов; потом ручеек течет по песку, прокладывая русло, преодолевая камешки, заграждаю-щие ему путь; обходя их, извивается, прыгает, то смеясь, то вздыхая, пока не впадет в озеро - с необычайным, неописуемым плеском. Жалобы, песни, слова, чьи-то имена - ах, чего я только не слышал в этом плеске, когда одиноко сидел на утесе, у подножия которого таинственный источник скользит вниз, образуя глубо-кий, почти недвижимый водоем, едва подернутый легкой рябью от вечернего ветерка.

   Все величаво вокруг. Уединение, исполненное бес-численных неведомых звуков, живет там и опьяняет неизъяснимой грустью. Всюду: в серебристой листве тополей, в извилинах гор, в водяных струях - с нами словно беседуют невидимые духи природы, узнавшие брата в бессмертном духе человека.

   Когда поутру, на рассвете, ты видел, как я беру самострел и отправляюсь в горы, я уходил не для того, чтобы блуждать по склонам и охотиться; я сидел на берегу ручья, искал в его водах... сам не знаю что... В тот день, когда я перепрыгнул ручей на своей Молнии, мне показалось, будто в его глубине блеснуло нечто стран-ное, необыкновенное... женские глаза.

   Может, то был лишь солнечный луч, сверкнувший в пене вод; может, цветок, плавающий среди водорослей и похожий на изумруд,- не знаю; мне показалось, что я встретил чей-то взгляд, взгляд, который зажег в моей груди безумное; неведомое желание - встретить жен-щину с такими глазами. Чтобы ее найти, я и ходил туда изо дня в день.

   Наконец однажды под вечер... точно во сне... но нет, это правда, я уже говорил с ней много раз, как теперь говорю с тобою... однажды под вечер я нашел на этом месте женщину, чью красоту не берусь описать, женщи-ну в длинных одеждах, которые спускались к самой воде и даже плыли по ней. Ее волосы были точно из золота; ее ресницы сияли, как лучистые нити, а из-под ресниц беспокойно глядели глаза, уже виденные мною... Да, те самые глаза, что врезались мне в память, глаза неверо-ятного цвета...

   - Зеленые! - воскликнул Иньиго в глубоком ужа-се и быстро выпрямился.

   Фернандо посмотрел на него, как бы удивляясь, что тот досказал его мысль, и спросил беспокойно и все же радостно:

   - Ты ее знаешь?

   - О нет! - отвечал охотник.- Избави меня гос-подь! Но мои родители, запрещая мне приближаться к этому месту, повторяли тысячу раз, что у духа, призра-ка, демона или женщины - словом, у того, кто обитает в этих водах, зеленые глаза. Заклинаю вас всеми, кого вы любите, не возвращайтесь к источнику! Рано или поздно вас настигнет мщение, и вы заплатите смертью за то, что осмелились возмутить его воды.

   - Всеми, кого я люблю! - пробормотал молодой человек, печально улыбаясь.

   - Да,- продолжал старик,- ради ваших родите-лей, ради вашего долга, ради слез той, кого небо пред-назначило вам в супруги, и слез старого слуги, который видел, как вы родились...

   - Знаешь ли ты, кого я люблю больше всего на свете? Знаешь ли, за что я готов пожертвовать любовью отца, поцелуями матери, ласками всех женщин на зем-ле? За один взгляд, за один взгляд этих глаз!.. Как же я могу не искать их?

   Фернандо произнес эти слова таким голосом, что слезы, дрожавшие на ресницах Иньиго, тихо покатились по его щекам, и он мрачно воскликнул:

   - Да исполнится воля божья!

  

  

   - Кто ты? Откуда ты? Где живешь? Изо дня в день прихожу я сюда и не вижу ни коня, который привез тебя, ни слуг, которые принесли носилки. Разорви же таин-ственный покров, окутывающий тебя мраком. Я люблю тебя, и кто бы ты ни была - благородная ли дама или простая крестьянка,- я буду твоим, твоим навеки...

   Солнце спряталось за вершиной горы; тени быстро спускались по ее склонам; ветер стонал в тополях у источника, и туман, подымаясь от озера, уже обволаки-вал береговые скалы.

   На одной из них, как бы готовый обрушиться в глу-бину вод, отражавших ее, наследник Альменаров, дро-жа, на коленях перед своей таинственной возлюбленной тщетно пытался вырвать у нее тайну.

   Она была прекрасна, прекрасна и бледна, как алеба-стровая статуя. Один из ее локонов спускался на плечи и скользил меж складками покрывала, точно солнечный луч меж облаков; окруженные золотистыми ресницами, глаза ее сверкали, словно два изумруда, оправленные в золото.

   Когда молодой человек замолчал, губы ее зашевели-лись, будто она собиралась заговорить, но раздался только вздох, легкий, как вздох волны, что умирает в тростниках, гонимая ветром.

   - Ты не отвечаешь мне! - воскликнул Фернандо, обманутый в своих надеждах.- Ты хочешь, чтобы я по-верил слухам? О нет! Говори со мной! Я желаю знать, любишь ли ты меня; я желаю знать, могу ли я любить тебя, женщина ли ты...

   - ...или демон?.. А если бы и так?

   Фернандо с минуту колебался; холодная дрожь пробежала по его телу; зрачки расширились; еще при-стальнее глядя в глаза красавицы, очарованный их мерцающим блеском, почти обезумев, он воскликнул в порыве страсти:

   - Если ты и демон, я все равно любил бы тебя... любил, как люблю, как велит мне любить судьба, дольше жизни, если только есть что-нибудь дольше!

   - Фернандо,- произнесла красавица, и голос ее звучал как музыка,- я люблю тебя больше, чем ты меня; я - дух, снисходящий до смертного. Я не такая, как земные женщины; я достойна тебя, стоящего выше других. Я живу в глубине этих вод, бесплотная, как они, изменчивая и прозрачная; я говорю их журчанием и колеблюсь вместе с их волнами. Я не караю того, кто осмелится возмутить источник, в котором я обитаю; нет, я награждаю его любовью, ибо он выше суеверий толпы и способен понять мою таинственную нежность.

   Пока она говорила, юноша, погруженный в созерца-ние ее неземной красоты, подходил все ближе к краю утеса, как бы влекомый неведомой силой. Женщина с зелеными глазами продолжала:

   - Смотри! Видишь светлое дно озера, видишь широкие, зеленые листья, что движутся в глубине?.. Они подарят нам ложе из изумрудов, а я... я подарю тебе невиданное блаженство, о котором ты грезил в жарком бреду,- блаженство, какого никто тебе не подарит... Приди! Озерный туман расстилается над нами, как льняной шатер... Воды призывают нас непонятными голосами, ветер заводит в тополях любовную песнь... Приди же!.. Приди!..

   Мрак уже простирал свои тени, луна мерцала на поверхности вод, туман клубился от дыхания ветра, зеленые глаза сверкали во тьме, как блуждающие огонь-ки, скользящие по болоту. "Приди... приди!.." Эти слова звенели в ушах Фернандо как заклинание. "Приди!.." - таинственная женщина звала его на край бездны, над которой склонялась, и словно манила к поцелую...

   Фернандо ступил вслед за нею шаг... другой... и по-чувствовал, как нежные, гибкие руки обвились вокруг его шеи, а пламенных губ коснулся ледяной поцелуй... Он зашатался, оступился и упал в воду с глухим, злове-щим плеском.

   Вода рассыпалась светящимися искрами и сомкну-лась над ним; серебряные круги все расширялись и рас-ширялись, пока не замерли у берега.